Увеличить |
Рассказ об
Абу-Хассане-аз-Зияди (ночи 349—351)
Рассказывают также, что Абу-Хассан аз-Зияди говорил: «В
какой-то день моя обстоятельства сильно стеснились до того, что пристал ко мне
зеленщик, хлеботорговец и другие поставщики, и умножилось надо мною горе, и я
не находил для себя хитрости. И когда я был в таком состоянии и не знал, что
делать, вдруг вошёл ко мне один из моих слуг и сказал: „У ворот человек,
паломник, который хочет войти к тебе“. – „Позволь ему“, – сказал я. И
тот человек вошёл, и вдруг я вижу, это человек из Хорасана. И он приветствовал
меня, и я возвратил ему привет, и затем он спросил: „Ты ли Абу-Хассан азЗияди?“
– „Да, – ответил я, – а что тебе нужно?“ И человек сказал: „Я
чужеземец и хочу совершить паломничество, а со мною много денег, и мне тяжело
их нести. Я хочу положить у тебя эти десять тысяч дирхемов на то время, пока не
закончу паломничества и не вернусь, и если караван возвратится и ты не увидишь
меня, то знай, что я умер, и деньги подарок тебе от меня, а если я вернусь –
они мои“. И я сказал ему: „Будь по-твоему, если захочет Аллах великий!“ И он
вынул мешок, а я сказал слуге: „Принеси мне весы!“ И слуга принёс весы, и тот
человек отвесил деньги и вручил их мне и ушёл своей дорогой, а я призвал
поставщиков и заплатил мой долг…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Триста пятидесятая ночь
Когда же настала ночь, дополняющая до трехсот пятидесяти,
она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абу-Хассая аз-Зияди
говорил:
«А я призвал поставщиков и заплатил бывший на мне долг, и
стад широко тратить, говоря про себя: „Пока он вернётся, Аллах пошлёт нам
что-нибудь от себя“. А когда миновал день, слуга вошёл ко мне и сказал: „Твой
друг хорасанец у ворот“. И я сказал: „Позволь ему!“ И хорасанец вошёл и сказал:
„Я собирался в паломничество, но пришла ко мне весть о смерти моего отца, и я
решил вернуться. Дай же мне деньги, которые я у тебя оставил вчера“.
И когда я услышал от него эти слова, меня охватила великая
забота – совершенно никто не испытывал ей подобной, и я смешался и не дал ему
ответа. Если бы я стал отрицать, он взял бы с меня клятву, и был бы позор в
последней жизни, а если бы я рассказал ему, что распорядился деньгами, он
обесславил бы меня. И я сказал ему: «Да сделает тебя Аллах здоровым! Моё жилище
не защищено, и не хранилище оно для этих денег. Когда я взял твой мешок, я
послал его к тому, у кого он теперь. Возвращайся к нам завтра за ним, если
захочет Аллах великий!»
И он ушёл от меня, и я провёл ночь в замешательстве, и сон
не взял меня в эту ночь, и я не мог смежить век. И я поднялся к слуге и сказал
ему: «Оседлай мне мула». Но он сказал: «О владыка, сейчас время после сумерек и
ночи ещё нисколько не прошло». И я вернулся в постель, но сон мне не давался. И
я все время будил слугу, а тот возражал мне, пока не взошла заря. И слуга
оседлал мне мула, и я сел, не зная куда ехать, и бросил поводья мулу на плечо и
был занят мыслями и заботами, а мул шёл в восточную сторону Багдада. И когда я
ехал, я вдруг заметил людей, которых я видел раньше, и уклонился от них в
сторону и свернул на другую дорогу, но они последовали За мной. И, увидав, что
я в тайласане[384],
они поспешили ко мне и спросили: «Знаешь ли ты жилище Абу-Хассана аз-Зияди?»
«Это я Абу-Хассан аз-Зияди», – ответил я ям. И они
сказали: «Отвечай повелителю правоверных!» И я пошёл с ними и вошёл к
аль-Мамуну, и он спросил меня: «Кто ты?» – «Человек из сподвижников кади
АбуЮсуфа, из фатоихоев, знатоков преданий», – ответил я. «Изложи мне твоё
дело», – сказал аль-Мамун. И я изложил ему свою историю, и аль-Мамун
заплакал сильным плачем и воскликнул: «Горе тебе! Не дал мне посланник Аллаха –
да благословит его Аллах и да приветствует! – из-за тебя спать сегодня
ночью! Когда я заснул в начале ночи, он сказал мне: „Помоги Абу-Хассану
аз-Зияди!“ И я проснулся, но я не знал тебя. Потом я заснул, и он пришёл ко мне
и сказал: „Горе тебе! Помоги Абу-Хассану аз-Зияди!“ И я проснулся, но я не знал
тебя. Потом я заснул, и он пришёл ко мне, но я не знал тебя, и после я Заснул,
и он пришёл ко мне и сказал: „Горе тебе! Помоги Абу-Хассану аз-Зияди!“ И я не
осмелился заснуть после этого и бодрствовал всю ночь, и разбудил людей и послал
их тебя искать во все стороны».
Потом халиф дал мне десять тысяч дирхемов и оказал: «Это для
хорасанца». И затем он дал мне ещё десять тысяч дирхемов и оказал: «Трать эта
деньги широко и поправь ими свои дела». И после этого он дал мне ещё тридцать
тысяч дирхемов и сказал: «Снаряди себя на это и, когда будет день выезда,
приходи ко мне, я назначу тебя на должность».
И я вышел, а деньги были со мною, и пришёл в своё жилище и
совершил там утреннюю молитву, и вдруг хорасанец явился. И я ввёл его в дом и
вынес ему мешок и сказал: «Вот твои деньги». А он молвил: «Это не те самые
деньги». – «Да», – ответил я. И он спросил: «Какова причина этого?» И
я рассказал ему всю историю. И хорасанец заплакал и воскликнул: «Клянусь
Аллахом, если бы ты сказал правду с самого начала, я не стал бы взыскивать с
тебя, и теперь, клянусь Аллахом, я ничего не приму…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Триста пятьдесят первая ночь
Когда же настала триста пятьдесят первая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что хорасанец сказал аз-Зияди: „Клянусь
Аллахом, если бы ты сказал мне правду с самого начала, я не стал бы взыскивать
с тебя, и теперь, клянусь Аллахом, я ничего не приму из этих денег, и они для
тебя дозволены!“ И он ушёл от меня, и я привёл свои дела в порядок и отправился
в день выезда к воротам аль-Мамуна и вошёл к нему. А он сидел, и когда я
предстал перед ним, он велел мне приблизиться и вынул моё назначение из-под
молитвенного ковра. „Вот тебе назначение на должность судьи в Медине-почитаемой,
на западной стороне, от Ворот Мира, до того, чему нет конца. И я назначил тебе
столько-то и столько-то на каждый месяц, – сказал он. – Бойся же
Аллаха великого, сильного и помни о том, как позаботился о тебе посланник
Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует!“ И люди изумились словам
аль-Мамуна и спросили меня об их значении, и я рассказал им всю историю с
начала до конца, и весть об этом распространилась среди людей».
И Абу-Хассан пребывал судьёй в Медине-почитаемой, пока не
умер во дни аль-Мамуна, – милость Аллаха над ним!
|