Увеличить |
Рассказ о Хасибе и
царице змей (ночи 483—536)
Рассказывают также, что был в древние времена и минувшие
века и годы мудрец из мудрецов греческих, и было этому мудрецу имя Данияль. И
были у него ученики и последователи, и греческие мудрецы подчинялись его
велению и полагались на его знания. Но при всем том не досталось Даниялю
ребёнка мужеского пола.
И когда он, в одну ночь из ночей, размышлял про себя и
плакал из-за отсутствия сына, который бы наследовал после него его науку, вдруг
пришло ему на ум, что Аллах (слава ему и величие!) внимает зову тех, кто к нему
обращается, и что нет у врат его милости привратника. Он наделяет, кого хочет,
без счета и не отталкивает просящего, когда он его просит, а, напротив, даёт
ему в изобилии и благо и милость. И попросил Данияль Аллаха великодушного
(велик он!), чтобы дал он ему ребёнка, которого мог бы он оставить после себя и
оказал бы ему обильные милости, а затем он вернулся к себе домой и познал свою
жену, и понесла она от него в ту же ночь…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста восемьдесят третья ночь
Когда же настала четыреста восемьдесят третья ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что греческий мудрец вернулся к
себе домой и познал свою жену, и понесла она от него в ту же ночь. А потом,
через несколько дней, он поехал на корабле в какое-то место, и корабль
разбился, и пропали его книги в море, а сам он выплыл на доске от этого
корабля. И было с ним пять листков, оставшихся от тех книг, что упали в море;
и, вернувшись домой, он положил эти листки в сундук и запер их.
А беременность его жены стала видна, и сказал ей Данияль:
«Знай, что подошла ко мне кончина и близко переселение из мира преходящего в
мир вечный. Ты носишь и, может быть, родишь после моей смерти дитя мужеского
пола. Когда ты его родишь, назови его Хасиб Карим-ад-дин и воспитай его
наилучшим образом. А когда он вырастет и спросят тебя: „Какое оставил мне мой
отец наследство?“ – отдай ему эти пять листков. Когда он прочтёт их и поймёт их
смысл, он станет ученейшим человеком своего временя».
Затем Данияль простился со своей женой и издал вопль и
расстался со здешним миром и тем, что есть в нем (да будет над ним милость
Аллаха великого!). И заплакали о нем его родные и друзья, и омыли его, и
сделали ему великолепный вынос, и закопали его, и вернулись. А затем, через
немного дней, его жена родила красивого ребёнка и назвала его Хасиб
Карим-ад-дин, как завещал ей её муж. И когда она его родила, к ней привели
звездочётов, и звездочёты высчитали его гороскоп и определили, какие звезды в
восхождении, и сказали: «Знай, о женщина, этот новорождённый проживёт много
дней, ню будет это после беды, которая с ним случится в начале жизни. Если он
от неё спасётся, ему будет дано после этого знание мудрости».
И затем звездочёты ушли своей дорогой, а мать кормила сына
молоком два года и отлучила его, и когда он достиг пяти лет, она поместила его
в школу, чтобы он чему-нибудь научился. Но мальчик не научился ничему, и она
взяла его из школы и поместила учиться ремеслу; во он не научился никакому
ремеслу, и из его рук не выходила никакая работа. И его мать плакала из-за
этого, и люди сказали ей: «Жени его: быть может, он понесёт заботу своей жены и
примется за ремесло».
И мать Хасиба просватала ему одну девушку и женила его на
ней, и он провёл так некоторое время, но не брался ни за какое ремесло. А у них
были соседи – дровосеки; и они пришли к его матери и сказали: «Купи твоему сыну
осла, верёвку и топор, и он пойдёт с нами на гору, и мы с ним будем рубить
дрова; плата за дрова будет ему и нам, и он потратит на вас часть того, что
достанется ему на долю». «И, услышав это от дровосеков, мать Хасиба сильно
обрадовалась. Она купила своему сыну осла, верёвку и топор и, взяв Хасиба,
отправилась с ним к дровосекам и отдала его им, поручив им о нем заботиться.
„Не обременяй себя заботой об этом юноше, – сказали ей дровосеки, –
господь наш наделит его: это сын нашего шейха“.
И затем они взяли его с собой и отправились на гору я стали
рубить дрова и нагрузили своих ослов и вернулись в город. Они строгали дрова и
израсходовали деньги на свои семейства, и потом они возвращались рубить дрова
на второй день и на третий день, и делали это в течение некоторого времени.
И случилось так, что они отправились в какой-то день рубить
дрова, и пошёл сильный дождь, и они убежали в большую пещеру, чтобы укрыться
там от дождя. И Хасиб Карим-ад-дин ушёл от них и сидел один в той пещере, и
стал он ударять по земле топором. И он услышал из-под топора, по звуку, что
земля пустая, и, поняв, что под землёй пусто, принялся копать и через некоторое
время увидел круглую плиту, в которой было кольцо. И, увидав это, Хасиб
обрадовался и позвал своих товарищей дровосеков…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста восемьдесят четвёртая ночь
Когда же настала четыреста восемьдесят четвёртая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Хасиб Карим-ад-дин, увидев
плиту, в которой было кольцо, обрадовался и позвал своих товарищей дровосеков.
И они пришли и увидели эту плиту и, поспешив к ней, вырвали её и нашли под ней
дверь. И они открыли дверь, бывшую под плитой, и вдруг оказалось, что это
колодец, наполненный мёдом пчёл. И дровосеки сказали один другому: „Вот
колодец, наполненный мёдом, и нам остаётся только пойти в город, принести
бурдюки и наполнить их этим мёдом. Мы продадим его и разделим его стоимость, а
один из нас посидит около мёда, чтобы стеречь его от других людей“. – „Я
посижу и постерегу его, пока вы сходите и принесёте бурдюки“, – сказал
Хасиб.
И они оставили Хасиба Карим-ад-дина стеречь колодец и ушли в
город. И они принесли бурдюки и наполняли их мёдом и, нагрузив ослов, вернулись
в город и продали мёд, а потом они снова пришли к колодцу, во второй раз, и
делали так в течение некоторого времени. Они ночевали в городе, возвращались к
колодцу и наполняли бурдюки мёдом, а Хасиб Карим-ад-дин сидел и стерёг колодец.
И дровосеки в один из дней сказали друг другу: «Нашёл-то колодец с мёдом Хасиб,
и завтра он пойдёт в город пожалуется на нас и возьмёт плату за мёд и скажет:
„Это я нашёл мёд“. Мы избавимся от этого, только если спустим его в колодец,
чтобы он наложил в бурдюки мёд, который там ещё есть, и оставим его там; он
умрёт в тоске, и никто о нем не узнает».
И все они сговорились об этом деле и пошли, и шли до тех
пор, пока не пришли к колодцу, и тогда они сказали Хасибу: «О Хасиб, спустись в
колодец и собери нам мёд, который там остался». И Хасиб спустился в колодец и
собрал оставшийся там мёд и крикнул: «Тащите меня, здесь ничего не осталось» Но
никто из дровосеков не дал ему ответа; они нагрузили ослов и поехали в город,
оставив Хасиба одного в колодце. И он стал звать на помощь и плакать,
восклицая: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Я умру в
тоске!»
Вот что было с Хасибом Каримом. Что же касается дровосеков,
то, достигнув города, они продали мёд и пошли, плача, к матери Хасиба и сказали
ей: «Да живёт твоя голова после твоего сына Хасиба!» – «А какова причина его
смерти?» – спросила она. И дровосеки сказали: «Мы сидели на горе, и небо
послало нам большой дождь, и мы приютились в пещере, чтобы укрыться там от
дождя. И не успели мы очнуться, как осел твоего сына убежал в долину, и Хасиб
пошёл за ним, чтобы вернуть его из долины, а там был большой волк, и он
растерзал твоего сына и съел осла».
И, услышав слова дровосеков, мать Хасиба стала бить себя по
лицу и сыпать землю себе на голову и принялась оплакивать своего сына, а
дровосеки приносили ей каждый день еду и питьё.
Вот что было с матерью Хасиба, а что касается дровосеков, то
они пооткрывали лавки и стали купцами и не переставая ели, пили, смеялись и
играли. Что же касается Хасиба Карим ад дина, то он начал плакать и рыдать, и
когда он сидел в колодце, будучи в таком состоянии, ВДРУГ упал на него большой
скорпион. И Хасиб поднялся и убил скорпиона, и потом он подумал про себя и
сказал: «Этот колодец был наполнен мёдом; откуда же пришёл этот скорпион?» И он
встал, чтобы осмотреть то место, откуда упал скорпион, и стал поворачиваться в
колодце направо и налево и увивал, что из того места, откуда упал скорпион,
блистает свет. И Хасиб вынул бывший у него нож и расширил это отверстие, так
что оно стало размером с окно. И тогда он вышел через него и шёл некоторое
время внутри колодца.
И он увидал большой проход и прошёл по нему и увидал большую
дверь из чёрного железа, на которой был серебряный замок, а в замке – ключ из
золота. И Хасиб подошёл к двери и посмотрел в щели и увидал великий свет,
блиставший из-за двери. И он взял ключ и отпер дверь и вошёл внутрь помещения
и, пройдя немного, дошёл до большого бассейна и увидел, что в этом бассейне что
то блещет, точно вода. И он шёл до тех пор, пока не достиг того, что блестело. И
увидел он большой холм из зеленого топаза, а на холме было поставлено золотое
ложе, украшенное различными драгоценными камнями…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста восемьдесят пятая ночь
Когда же настала четыреста восемьдесят пятая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасиб Карим-ад-дин
подошёл к холму, он увидел, что холм состоит из зеленого топаза я на нем
поставлено золотое ложе, украшенное различными драгоценными камнями, а вокруг
этого ложа стоят скамеечки: некоторые из серебра, а некоторые из зеленого
изумруда. И, подойдя к этим скамеечкам, Хасиб вздохнул и стал их считать и
увидел, что скамеек двенадцать тысяч. И он поднялся на ложе, поставленное
посреди этих скамеечек, и сел на него и принялся дивиться на этот бассейн и
поставленные скамеечки, и дивился до тех пор, пока его не одолел сон.
И он проспал немного и вдруг услышал шипение и свист и
великий шум; и тогда он открыл глаза и сел и увидал на скамеечках больших змей,
каждая из которых была длиною в сто локтей. И его охватил из-за этого великий
испуг, и у него высохла слюна от сильного страха, и отчаялся он в том, что
будет жив, и сильно испугался.
И увидел он, что глаза каждой змея горят, как уголья, и змеи
сидят на скамеечках; а обернувшись к бассейну, он увидел в нем маленьких змей,
число которых знает лишь Аллах великий. И через некоторое время подошла к
Хасибу большая змея, точно мул, и на сатане у неё было золотое блюдо, а посреди
блюда лежала змея, сиявшая, как хрусталь, и лицо у неё было человеческое, и
говорила она ясным языком.
И, приблизившись к Хасибу Карим-ад-дину, змея приветствовала
его, и он ответил на её приветствие; и тогда подошла к блюду змея из тех змей,
что были на скамеечках, и, подтаяв змею, бывшую на блюде, посадила её на одну
из скамеечек. А затем та змея крикнула на змей на их языке, и все змеи упали со
своих скамеечек и поклонились ей, и тогда она сделала им знак сесть, и они
сели. А та змея сказала Хасибу Карим-ад-дину: «Не бойся нас, о юноша! Я –
царица змей и их султанша».
И когда Хасиб услышал от змеи эти слова, его сердце
успокоилось. Потом та змея приказала змеям принести какой-нибудь еды, и они
принесли яблок, винограду, гранатов, фисташек, лесных и грецких орехов, миндалю
и батанов и поставили это перед Хасибом Карим-ад-дином. «Добро пожаловать, о
юноша! – сказала ему тогда царица змей. – Как твоё имя?» – «Моё имя –
Хасиб Карим-ад-дин», – ответил юноша. И царица змей сказала: «О Хасиб,
поешь этих плодов, у нас нет других кушаний, и не бойся нас совершенно!»
И, услышав от змеи такие слова, Хасиб поел досыта и
восславил Аллаха великого. А когда он насытился едою, трапезу убрали, я царица
змей сказала ему: «Расскажи мае, о Хасиб, откуда ты сам, откуда ты пришёл в это
место и что с тобой случилось?»
И Хасиб рассказал ей обо всем, что случилось с его отцом, и
как мать родила его и поместила в школу, когда ему было пять лет, и он ничему
не научился из наук, и как она отдала его учиться ремеслу и купила ему осла и
сделала его дровосеком, и как он нашёл медовый колодец я его товарищи-дровосеки
оставили его в колодце и ушли, а на него упал скорпион, и он убил его и
расширил то отверстие, из которого скорпион упал, и вышел из колодца и пришёл к
железной двери и открыл её и шёл, пока не дошёл до царицы змей, с которой он
разговаривает. «Вот мой рассказ с начала до конца, – сказал он
потом, – и Аллах великий лучше знает, что случится со мной после всего
этого».
И, услышав рассказ Хасиба Карим-ад-дина с начала до конца,
царица змей сказала: «С тобой не случится ничего, кроме всяческого блага…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста восемьдесят шестая ночь
«Когда же настала четыреста восемьдесят шестая ночь, она
сказала: „Дошло до меня, о счастливый царь, что царица змей, услышав рассказ
Хасиба Карим-ад-дина с начала до конца, сказала ему: „С тобой не случится
ничего, кроме всяческого блата, но я хочу от тебя, о Хасиб, чтобы ты посидел со
мной некоторое время, пока я расскажу тебе мою историю и поведаю, какие
случались со мною чудеса“. – «Слушаю и повинуюсь тому, что ты мне
приказываешь!“ – сказал Хасиб.
И тогда царица змей молвила: «Знай, о Хасиб, что был в
городе Мисре[482] царь
из сынов Исраиля, и был у него сын, по имени Булукия. И был это царь знающий,
благочестивый, согнувшийся над богословскими книгами, которые он читал; и когда
он ослаб и приблизился к смерти, пришли к нему вельможи его царства, чтобы
приветствовать его, и сели подле него и приветствовали его, и он сказал: «О
люди, знайте, что приблизилось моё отбытие из здешнего мира в жизнь последнюю,
и мне нечего вам поручить, кроме моего сына Булукии. Заботьтесь же о
нем. – И затем воскликнул: – Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха!»
– и издал вопль и расстался со здешней жизнью (милость Аллаха над ним!). И его
обрядили и обмыли и похоронили, устроив ему великолепный вынос, и сделали его
сына Булукию султаном, и был сын царя справедлив к подданным, и отдохнули люди
в его время.
И случилось в один из дней, что он отпер казнохранилища
своего отца, чтобы пройтись по ним, и, открыв одно из этих казнохранилищ, он
увидел там подобие двери. И он отпер эту дверь и вошёл, и вдруг оказалось, что
за дверью маленькая комнатка, и в комнатке столб из белого мрамора, а на столбе
– эбеновый сундук.
И Булукия взял его и открыл и нашёл в нем другой сундук, из
золота, и, открыв его, он увидел в нем книгу. И он раскрыл книгу и прочитал её
и нашёл в ней описание Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!)
и узнал, что Мухаммед будет послав в конце времён, и будет он господином первых
и последних.
И когда прочитал Булукия эту книгу и узнал качества
господина нашего Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!), к
сердцу его привязалась любовь к Мухаммеду. А после этого Булукия собрал вельмож
сынов Исраиля, кудесников, раввинов и монахов и осведомил их об этой книге и
прочитал её им и сказал: «О люди, мае должно вынуть моего отца из могилы и
сжечь его!»
И сказали ему его люди: «Почему ты сожжёшь его?»
И ответил Булукия: «Потому что он скрыл от меня эту книгу и
не показал её мне, а он извлёк содержание её из Торы и свитков Ибрахима. Он
положил эту книгу в казнохранилище и не осведомил о ней ни одного человека».
И сказали ему: «О царь наш, отец твой умер, и он теперь во
прахе, и дело его вручено его господу. Не вынимай же его из могилы».
И, услышав такие слова от вельмож сынов Исраиля, понял
Булукия, что они не дадут ему власти над его отцом, и оставил он их и вошёл к
своей матери и сказал ей: «О матушка, я увидал в казне моего отца книгу с
описанием Мухаммеда (да благословят его Аллах и да приветствует!), а
это-пророк, который будет послан в конце времён, и привязалась к моему сердцу
любовь к нему. Я хочу странствовать по землям, чтобы встретиться с ним, и если
я с ним не встречусь, то умру от страсти и любви к нему». Потом он сиял свои
одеяния и надел плащ и обувь невольников и сказал: «Не забывай меня, о матушка,
в молитвах!» И его мать заплакала и сказала: «Каково будет нам после тебя?» А
Булукия ответил: «У меня не осталось совсем терпения, и я вручил твоё и моё
дело Аллаху великому».
И пошёл он странствовать, направляясь в Сирию (а никто из
его людей не знал о нем), и шёл, пока не достиг берега моря. И он увидел
корабль и сел на него вместе с другими путниками, и корабль шёл, пока они не
подошли к одному острову. И едущие сошли с корабля на этот остров, и Булукия
сошёл с ними, а затем он отдалился от них на острове и сел под дерево, и его
одолел сон. И он заснул и пробудился от сна и пошёл к кораблю, чтобы сесть на
него, и увидел, что корабль уже снялся с якоря. И увидал он на этом острове
змей, подобных верблюдам или пальмам, и они поминали Аллаха (велик он и
славен!) и молились о Мухаммеде (да благословит его Аллах и да приветствует!),
крича: «Нет бога, кроме Аллаха! Хвала Аллаху!» И когда увидел это Булукия, он
удивился до крайности…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста, восемьдесят седьмая ночь
Когда же настала четыреста восемьдесят седьмая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Булукия увидел змей,
кричавших: „Хвала Аллаху! Нет бога, кроме Аллаха!“ – он удивился этому до
крайности.
А змеи, увидев Булукию, собрались вокруг него, и одна из них
опросила: «Кто ты будешь, откуда ты пришёл, как твоё имя и куда ты идёшь?» И
Булукия отвечал ей: «Моё имя Булукия, я из сынов Исраиля, и пошёл я блуждать
из-за любви к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да приветствует!) и
разыскиваю его. А кто такие будете вы, о благородные твари?» И змеи ответили
ему: «Мы из жителей геенны, и создал нас Аллах великий в наказание нечестивым». –
«А что привело вас в это место?» – опросил Булукия. И змеи сказали ему: «Знай,
о Булукия, геенна так сильно кипит, что вздыхает в год два раза: раз зимою и
раз летом, и знай, что великий жар происходит от сильных испарений её. И когда
она выгоняет воздух, то выбрасывает нас из своей утробы, а когда она втягивает
воздух, то возвращает нас туда». – «А есть в геенне змеи больше вас?» –
опросил Булукия. И ему сказали: «Мы выходим с дыханием геенны только из-за
нашей малости; в геенне все змеи такие, что, если бы самая большая из нас
подошла к их носу, они бы нас не почуяли». – «Вы поминаете Аллаха и
молитесь о Мухаммеде, – оказал им Булукия, – откуда вы знаете
Мухаммеда? (да благословит его Аллах и да приветствует!)» – «О Булукия, –
сказали змеи, – имя Мухаммеда написано на воротах рая, и если бы не он, не
сотворил бы Аллах ни тварей, ни рая, ни огня, ни неба, ни земли, ибо Аллах
сотворил все сущее только из-за Мухаммеда (да благословит его Аллах и да
приветствует!) и сочетал его имя со своим во всяком месте. Из-за этого мы и
любим Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!)».
И когда Булукия услышал от змей эти слова, увеличилась его
страсть и любовь к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да приветствует!) и
усилилась его тоска по нем, а затем Булукия простился со змеями и шёл до тех
пор, пока не достиг берега моря. И он увидел корабль, ставший на якорь рядом с
островом, и сел на него вместе с едущими, и корабль ушёл с ними, и они ехали до
тех пор, пока не достигли другого острова. И Булукия вышел на этот остров и
прошёл немного и увидел на нем змей, больших и маленьких, число которых знает
лишь Аллах великий, и среди них была белая змея, белее хрусталя, которая сидела
на золотом блюде, и блюдо это находилось на спине змеи, подобной слону. А белая
змея была царицей змей, и это – я, о Хасиб».
И Хасиб спросил царицу змей и сказал ей: «Какой разговор был
у тебя с Булукией?» И змея сказала: «О Хасиб, знай, что, увидав Булукию, я
приветствовала его, и он ответил на моё приветствие, и тогда я спросила его:
„Кто ты, каково твоё дело, откуда ты пришёл, куда ты идёшь и как твоё имя?“ –
„Я из сынов Исраиля, – ответил он, – моё имя – Булукия, и я
странствую из-за любви к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да
приветствует!) и разыскиваю его. Я видел описание его достоинств в ниспославных
книгах“. Потом Булукия спросил меня и сказал: „Что ты такое, каково твоё дело и
что это за змеи, которые вокруг тебя?“ И я ответила: „О Булукия, я – царица
змей, и когда ты встретишься с Мухаммедом (да благословит его Аллах и да приветствует!),
передай ему от меня привет!“
И потом Булукия простился со мной и сел на корабль и ехал до
тех пор, пока не достиг Иерусалима. А в Иерусалиме был один человек, который
овладел всеми науками и основательно изучил геометрию, астрономию, счисление,
магию и науку, о духах. Он читал тору, евангелие, псалмы и свитки Ибрахима, и
звали его Аффаи, и он нашёл в одной из своих книг, что всякому, кто наденет
перстень господина нашего Сулеймана, подчинятся люди, джинны, птицы, звери и
все твари, а в какой-то книге он видел, что, когда скончался господин наш
Сулейман, его положили в гроб и проехали с ним по семи морям, а перстень был у
него на пальце, и никто из людей и джиннов не мог взять этот перстень, и ни
один из едущих на кораблях не мог проехать к этому месту…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста восемьдесят восьмая ночь
Когда же настала четыреста восемьдесят восьмая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Аффан нашёл в какой-то книге,
что никто из людей и джиннов не мог снять перстень с пальца господина нашего
Сулеймана и никто из едущих на кораблях не мог проехать на корабле по семи
морям, по которым провезли гроб Сулеймана. И он нашёл ещё в какой-то книге, что
среди трав есть такая трава, что всякий, кто возьмёт её немного и выжмет и
возьмёт её сок и намажет им ноги, – пройдёт по любому морю, которое создал
Аллах великий, и его ноги не промокнут. Но никто не сможет достать эту траву,
если с ним не будет царицы змей.
И когда Булукия пришёл в Иерусалим, он сел в одном месте,
поклоняясь Аллаху великому, и, когда он так сидел и поклонялся Аллаху, вдруг
подошёл к нему Аффан и приветствовал его. И юноша ответил на его приветствие, и
Аффан посмотрел на Булукию и увидел, что тот читает тору, сидя и поклоняясь
Аллаху великому. И Аффан подошёл к нему и опросил: «О человек, как твоё имя,
откуда ты пришёл и куда идёшь?» И юноша ответил ему:
«Моё имя – Булукия, я из города Мисра, и я вышел
странствовать, ища Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!)». –
«Идём со мною в моё жилище, я приму тебя как гостя», – сказал Аффан
Булукия.
И юноша ответил: «Слушаю и повинуюсь!»
И тогда Аффан взял Булукию за руку и привёл его в своё
жилище и оказал ему крайний почёт, а затем юн сказал ему: «Расскажи мне, о брат
мой, твою историю и откуда ты узнал о Мухаммеде (да благословит его Аллах и да
приветствует!) и как охватила любовь к нему твоё сердце и ты отправился его
искать. Кто указал тебе эту дорогу?» И Булукия рассказал ему свою историю с
начала до конца.
И когда Аффан услышал его слова, разум едва его не покинул,
и он удивился до крайней степени. А потом Аффан оказал Булукин: «Сведи меня с
царицей змей, и я сведу тебя с Мухаммедом (да благословит его Аллах и да
приветствует!). Время посольства Мухаммеда (да благословит его Аллах и да
приветствует!) отдалённо, а когда мы овладеем царицей змей, мы посадим её в
клетку и пойдём с ней за травами, которые в горах. Всякая трава, мимо которой
мы пройдём, когда царица змей будет с вами, заговорит и расскажет нам о своих полезных
свойствах, по могуществу Аллаха великого. Я нашёл у себя в книгах, что среди
трав есть такая трава, что всякий, кто возьмёт её и растолчёт и возьмёт её сок
и помажет свои ноги, пройдёт по любому морю, которое создал Аллах великий, и
ноги у него не промокнут. Когда мы захватим царицу змей, она укажет нам эту
траву, и, найдя её, мы её возьмём и растолчём и возьмём её сок, а затем мы
отпустим змею идти своей дорогой. Мы помажем этим соком ноли и пройдём по семи
морям и достигнем места погребения господина нашего Сулеймана и снимем у него с
пальца перстень и будем управлять, как управлял наш господин Сулейман, и
достигнем своей цели. А после этого мы войдём в море Мрака[483] и напьёмся воды жизни, и Аллах отсрочит
нашу смерть до конца времени, и мы встретимся с господином нашим Мухаммедом (да
благословит его Аллах и да приветствует!)
«И, услышав от Аффана такие слова, Булукия сказал: „О Аффан,
я сведу тебя с царицей змей и покажу тебе, где её место“. И Аффан поднялся и
сделал железную клетку и захватил с собою два кубка, один из которых он
наполнил вином, а другой наполнял молоком. И Аффан с Булукией шли в течение
дней и ночей, пока не достигли острова, на котором находилась царица змей. А
потом Аффан и Булукия вышли на этот остров и прошли немного, и Аффан поставил
клетку и установил в ней силки и поставил туда кубки, наполненные вином и
молоком.
А потом они удалились от клетки и сидели спрятавшись
некоторое время, и царица змей подошла к клетке и приблизилась к кубкам. И она
всматривалась в них некоторое время и, почуяв запах молока, слезла со спины той
змеи, на которой сидела, сползла с блюда и, войдя в клетку, подошла к кубку, в
котором было вино, и отпила из него. И когда она отпила из этого кубка, у неё
закружилась голова, и она затонула.
И, увидав это, Аффан подошёл к клетке и запер в ней царицу
змей, и они с Булукией взяли её и пошли. Когда же царица змей очнулась, она
увидала себя в железной клетке, стоявшей на голове человека, а рядом с
человеком был Булукия. И, увидав Булукию, царица змей воскликнула: «Таково-то
воздаяние тем, кто не обижает сынов Адама». И Булукия дал ей ответ и сказал:
«Не бойся нас, о царица змей, мы ничем тебя не обидим, но мы хотим, чтобы ты
провела нас к одной траве среди трав: всякий, кто возьмёт её и растолчёт и
извлечёт из неё сок и помажет им ноги, пройдёт по любому морю, которое создал
Аллах великий, и ноги у него не промокнут. Когда же мы найдём эту траву, мы
возьмём её и вернёмся с тобой на твоё место и отпустим тебя идти твоей
дорогой».
Потом Аффан и Булукия пошли с царицей змей к горам, на
которых росли травы, и обошли там все травы, и всякая трава начинала говорить и
рассказывать о том, что в ней полезно, по изволению Аллаха великого. И когда
они были заняты этим делом и травы говорили и справа и слева и рассказывали им
о том, что в них полезно, вдруг одна трава заговорила и сказала: «Я такая
трава, что всякий, кто возьмёт меня и растолчёт, и возьмёт мой сок и помажет им
ноги, пройдёт по любому морю, которое сотворил Аллах великий, и ноги у него не
промокнут».
И, услышав слова травы, Аффан снял с головы клетку, и они
набрали этой травы достаточно и истолкли её и выжали и, собрав её сок, налили
его в две стеклянные бутылки, которые спрятали, а тем, что осталось, они
помазали себе йоги. Потом Булукия и Аффан взяли царицу змей и шли с ней в
течение ночей и дней, пока не достигли того острова, на котором она была
раньше. И Аффан открыл двери клетки, и царица вышла из неё, а выйдя, она
спросила: «Что вы будете делать с этим соком?»
«Мы хотим, – оказали они ей, – помазать им ноги, чтобы
перейти через семь морей и достигнуть места погребения господина нашего
Сулеймана и снять у него с пальца перстень». – «Не бывать тому, чтобы вы
могли взять перстень!» – воскликнула царица змей.
«А почему?» – спросили они. И она сказала: «Потому что Аллах
великий сделал Сулейману милость, даровав ему этот перстень, и он выделил его
этим потому, что Сулейман сказал: „Господи, подари мне власть, которая не
подобает никому после меня: поистине, ты ведь есть даритель!“ Зачем вам этот
перстень? Если бы вы взяли такой травы, что всякий, кто её поест, не умрёт до
первого дуновения[484] (а
эта трава есть среди тех трав), она, право, была бы для вас полезней, чем та
трава, которую вы взяли, так как вы не достигнете через неё вашей цели», –
сказала она потом. И, услышав её слова, Аффан и Булукия раскаялись великим
раскаянием и ушли своей дорогой…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста восемьдесят девятая ночь
Когда же настала четыреста восемьдесят девятая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Булукия я Аффан услышали
слова царицы змей, они раскаялись великим раскаянием и ушли своей дорогой.
Вот что было с ними. Что же касается царицы змей, то она
пришла к своим войскам и увидела, что блага у них пропали и сильные у них
ослабли, а слабые умерли. И когда змеи увидели свою царицу среди них, они
образовались и столпились вокруг неё и спросили: «Что с тобой случилось и где
ты была?» И она рассказала им обо всем, что случилось у неё с Аффаном и
Булукией. А после этого она собрала свои войска и отправилась с ними на гору
Каф, так как зиму она проводила там, а лето в том месте, где её увидел Хасиб
Карим-ад-дин.
После этого змея сказала: «О Хасиб, вот моя повесть и то,
что со мной случилось». И Хасиб изумился словам змеи, а потом он сказал: «Я
хочу от твоей милости, чтобы ты приказала одному из твоих помощников вывести
меня на лицо земли, я пойду к моим родным». – «О Хасиб, – оказала
змея, – нет для тебя ухода от нас, пока не наступит зима; тогда ты отправишься
с нами на гору Каф и посмотришь там на холмы, пески, деревья и птиц, которые
прославляют единого, покоряющего, и посмотришь на маридов, ифритов и джиннов,
число которых знает лишь Аллах великий».
Услышав слава царицы змей, Хасиб Карим-ад-дина стал огорчён
и озабочен, а потом он сказал ей: «Осведоми меня об Аффане и Булукии: когда они
расстались с тобой и ушли, переправились ли они через семь морей и достигли ли
они места погребения господина нашего Сулеймана, или нет, а если они достигли
места погребения господина нашего Сулеймана, то смогли ли они взять перстень,
или нет?»
«Знай, – ответила ему царица змей, – что Аффан и
Булукия, расставшись ею мной, намазали себе йоги тем соком и пошли по лицу моря
и стали смотреть на морские чудеса. И они переходили с моря на море, пока не
прошли семи морей, а когда они прошли эти моря, то увидели большую гору,
возвышающуюся в воздухе; эта гора была из зеленого изумруда, и на ней бежал
ручей, и вся земля её была из мускуса. И, достигнув этого места, они
обрадовались и воскликнули: „Мы достигли нашей цели!“
А затем они пошли дальше и, дойдя до высокой горы, пошли по
ней и увидели вдали на горе пещеру, над которой был большой купол, и из пещеры
блистал свет. И, достигнув этой пещеры, они вошли в неё и увидели, что в ней
стоит золотое ложе, украшенное различными драгоценными камнями, и вокруг ложа
стоят скамеечки, число которых знает только Аллах великий. И они увидали
господина нашего Сулеймана, который лежал на этом ложе, и на нем была зелёная
шёлковая одежда, вышитая золотом и украшенная драгоценными металлами и камнями.
Его правая рука лежала на груди, а перстень был у него на пальце, и сияние
этого перстня было сильней сияния драгоценностей, которые находились в этом
помещении. Потом Аффан научил Булукию клятвам и заклинаниям и сказал ему:
«Читай эти заклинания и не переставай их читать, пока я не возьму перстня».
И Аффан подходил к ложу, пока не приблизился к нему, и вдруг
большая змея вышла из-под ложа и закричала (великим криком, от которого
задрожало все помещение, и искры полетели у змеи изо рта. Потом змея сказала
Аффану: «Если ты не повернёшь назад, ты погиб!» Но Аффан отвлёкся заклинаниями
и не (испугался этой змеи. И змея дунула на него великим дуновением, которое
чуть не сожгло пещеры, и воскликнула: «Горе тебе! Если ты не повернёшь назад, я
тебя сожгу!» И когда Булукия услышал от змеи такие слова, (вышел из пещеры.
Что же касается Аффана, то он не испугался этого, а,
напротив, подошёл к господину нашему Сулейману и, протянув руку, дотронулся до
перстня и хотел снять его с пальца господина нашего Сулеймана, но вдруг змея
дунула на Аффана и сожгла его, и он превратился в кучу пепла.
Вот что было с ним. Что же касается Булукии, то он упал,
покрытый беспамятством из-за этого дела…» и Шахразаду застигло утро, и она
прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до четырехсот девяноста
Когда же настала ночь, дополняющая до четырехсот девяноста,
она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Булукия, увидав, что Аффан
сгорел и превратился в кучу тепла, упал, покрытый беспамятством, и господь (да
возвысится слава его!) примазал Джибрилю[485] спуститься
на землю, прежде чем змея подует на Булукию. И Джибриль поспешно спустился на
землю и увидал, что Булукия без памяти, а Аффан сгорел от дуновения змеи. И
Джибриль подошёл к Булукии и пробудил его от беспамятства, и когда он очнулся,
Джибриль приветствовал его и спросил: «Откуда вы пришли в это место?»
И Булукия рассказал ему свою повесть от начала до конца, и
затем он сказал: «Знай, что я пришёл в это место только из-за Мухаммеда (да благословит
его Аллах и да приветствует!), потому что Аффан рассказал мне, что он будет
ниспослан в конце времён и что с ним встретится только тот, кто проживёт до той
поры, а проживёт до той поры лишь тот, кто напьётся воды жизни, а это возможно,
только если раздобудешь перстень Сулеймана (мир с ним!). И я сопровождал его до
этого места, и случилось то, что случилось, и вот он сгорел, а я не сгорел. Я
хочу, чтобы ты рассказал мне про Мухаммеда: где он находятся?» – «О
Булукия, – сказал Джибриль, – иди своей дорогой, время Мухаммеда
далеко».
И затем Джибриль тотчас же поднялся на небо, а что до
Булукии, то он заплакал сильным плачем и раскаялся в том, что сделал. Он стал
размышлять о словах царицы змей: «Не бывать тому, чтобы кто-нибудь мог взять
перстень!» – и пришёл в смущение и заплакал, а затем он опустился с горы и
пошёл, и шёл не переставая, пока не приблизился к берегу моря. И он просидел
там некоторое время, дивясь на эти горы и острова, и провёл ночь в этом месте,
а когда наступило утро, он намазал себе ноги тем соком, который они извлекли из
травы, и сошёл в море и шёл по нему в течение дней и ночей, дивясь ужасам моря,
его чудесам и диковинам.
И Булукия не переставая шёл по поверхности воды, пока не
дошёл до одного острова, подобного раю, и тогда он вышел на этот остров и стал
удивляться ему и его красоте. Он побродил по острову и увидел, что это –
большой остров, на котором земля из шафрана я камушки из яхонта и роскошных
металлов и ограды из жасмина, а растительность из прекраснейших деревьев и
красивейших и наилучших цветов. Там протекали ручьи, и вместо дров там лежало
камарское и какуллийское алоэ, а вместо камышей там рос сахарный тростник,
вокруг которого цвели розы, нарциссы, жасмины, гвоздики, ромашки, лилии и
фиалки, и всего этого были на острове разные сорта неодинакового цвета. И птицы
щебетали на деревьях, и был этот остров прекрасен по качествам, обширен, обилен
благами, и объял он все свойства и разновидности красоты. Щебетание его птиц
было мягче жалобного звона второй струны лютни, деревья его вздымались вверх,
птицы его говорили, каналы разливались, и ручьи бежали, и воды на нем были
сладки. Там резвились газели, и водились дикие коровы, и птицы щебетали на
ветвях, утешая влюблённого, потерявшего разум.
И подивился Булукия на этот остров и понял, что он сбился с
дороги, по которой шёл в первый раз, когда с ним был Аффан. И он бродил по
этому острову и гулял по нему до вечера, а когда наступила ночь, он влез на
высокое дерево, чтобы поспать на нем, и стал думать о красоте этого острова.
И когда он был на верхушке дерева, вдруг море забилось, и из
него появился огромный зверь, который закричал громким криком, так что
животные, бывшие на острове, испугались этого крика. И Булукия посмотрел на
этого зверя, сидя на дереве, и увидел, что это – зверь огромный, и стал
дивиться на него. И не успел он очнуться, как через некоторое время вслед за
зверем появились из моря животные разных видов, и в лапах у каждого из них был
драгоценный камень, который сиял, точно светильник, так что на острове стало
как днём от сияния этих камней. А спустя немного времени пришли из глубины
острова звери, число которых знает только Аллах великий. И Булукия посмотрел на
них и увидел, что это звери пустыни – львы, пантеры, барсы я другие сухопутные
животные. И эти зверя земли не переставая приходили, люка не столпились вместе
с морскими зверями на краю острова, и они разговаривали до утра, а когда
наступило утро, они расстались друг с другом, и каждый из них ушёл своей
дорогой.
И когда Булукия увидал их, он испугался и, слезая с дерева,
отошёл к берегу моря, намазал себе ноги соком, который был у него, и вошёл во
второе море. Он шёл по поверхности воды ночи и дни и дошёл до большой горы, а
под горой находилась долина, которой не было конца, и камни в этой долине были
магнитные, а из зверей были в ней львы, зайцы и пантеры. И Булукия (влез на эту
гору и бродил по ней с места на место, пока не опустился над ним вечер, и тогда
он присел под одним из холмиков и к этой горе, близ моря, и стал есть сухую
рыбу, которую море выбрасывало.
И когда он сидел я ел эту рыбу, вдруг подошла к нему большая
пантера и хотела его растерзать, и Булукия обернулся к этой пантере и увидел,
что она бросается на него, чтобы его растерзать, я тогда он намазал себе ноги
соком, который был у вето, и вошёл в третье море, убегая от этой пантеры. И он
пошёл в темноте по поверхности воды (а ночь была чёрная, с великим ветром) и
шёл до тех пор, пока не подошёл к острову.
Он поднялся на этот остров и увидал там деревья, зеленые и
высохшие, и тогда Булукия взял плодов с этих деревьев и поел, хваля Аллаха
великого.
И он ходил по острову, прогуливаясь, до вечерней поры…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста девяносто первая ночь
Когда же настала четыреста девяносто первая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Булукия ходил, прогуливаясь по
этому острову, до вечерней поры, а потом он заснул на острове. Когда же настало
утро, он принялся осматривать остров со всех сторон и гулял по нему в течение
десяти дней, а потом он пошёл на берег моря, намазал себе ноги и вошёл в
четвёртое море. Он шёл по поверхности воды ночью и днём, пока не дошёл до
одного острова, и он увидел, что земля на нем состоит из мягкого белого песка и
там нет никаких деревьев или растений. И он прошёл немного по острову и увидел,
что из хищников там есть только ястреба, которые гнездятся в этом песке.
И, увидев это, Булукая намазал себе ноги и вошёл в пятое
море. И он пошёл по поверхности воды и шёл не переставая ночью и днём, пока не
пришёл к маленькому острову, где земля и горы были как хрусталь, и там залегали
жилы, из которых добывают золото. На острове были диковинные деревья, подобных
которым Булукая не видел во время своих странствий, я цветы там были такого
цвета, как золото. И Булукая вышел на этот остров и гулял по нему до вечерней
поры, а когда спустился на него мрак, цветы начали светиться на острове, точно
звезды. И подивился Булукия на этот остров и воскликнул: «Поистине, цветы,
которые на этом острове, – те цветы, что высыхают на солнце и падают на
землю; их обивает ветром, и они собираются под камнями и превращаются в
эликсир, и их берут и делают из паях золото!»
И Булукия проспал на этом острове до утренней поры, а на
восходе солнца он намазал ноги соком, который был с ним, и вошёл в шестое море.
Он шёл ночи и дни, пока не приблизился к одному острову. И тогда он вышел на
этот остров и, пройдя по нему некоторое время, увидел две горы, на которых было
много деревьев, и плоды на этих деревьях были подобны человеческим головам,
подвешенным за волосы. И увидел он там другие деревья, плоды которых были точно
зеленые птицы, подвешенные за ноги, а были на острове и деревья, которые
горели, как огонь, и плоды их были подобны алоэ, и всякий, на кого падала с них
одна капля, обжигался. И увидел Булукия на острове плоды, которые плакали, и
плоды, которые смеялись, и увидел он на этом острове много диковинок. И он
прошёл к берегу моря и увидел большое дерево и просидел под ним до вечерней
поры, а когда наступила тьма, он влез на это дерево и стал размышлять о
творениях Аллаха.
И когда это было так, море вдруг забилось, и вышли оттуда
морские девы, и у каждой в руке был драгоценный камень, который сиял, как
утренняя заря. И они шли, пока не пришли под это дерево, и сели и стали играть,
плясать и веселиться, и Булукия смотрел на них, когда они проводили так время.
И они продолжали играть до утра, а когда настало утро, вошли в море.
И Булукия подивился на них и, сойдя с дерева, помазал ноги
соком, который был у него, и вошёл в седьмое море. И он пошёл и шёл не
переставая в течение двух месяцев я не видел ни горы, ни острова, ни суши, ни
додины, ни берега, пока не перешёл это море. И он терпел великий голод, так что
даже стал хватать в море рыбу и есть её сырой из-за сильного голода. И он шёл
таким образом, пока не достиг острова, где деревья были многочисленны и потоки
полноводны; и вышел на этот остров и стал ходить по нему, осматриваясь направо
и налево (а было это на заре). И он шёл до тех пор, пока не подошёл к яблоне и
тогда он протянул руку, чтобы поесть плодов с дерева, и вдруг какой-то человек
Закричал на него с этого дерева и сказал: «Если ты приблизишься к этому дереву
и съешь с него что-нибудь, я разорву тебя пополам!»
И Булукия посмотрел на этого человека и увидел, что он –
высокий, длиною в сорок локтей на локти людей того времени. И, увидев его,
Булукия сильно испугался и не стал есть с этого дерева. «Почему ты не даёшь мне
есть с этого дерева?» – спросил Булукия человека. И тот сказал: «Потому что ты
– сын Адама, и Адам, твой отец, забыл совет Аллаха я ослушался его и поел
плодов с дерева». – «Что ты такое, чей это остров я деревья и как твоё
имя?» – просил Булукия. И человек ответил: «Моё имя – Шарахия, а эти деревья и
остров принадлежат царю Сахру. Я – один из его помощников, и он поручил мне
охранять этот остров». Потом Шарахия увидел Булукию и сказал ему: «Кто ты и
откуда ты пришёл в эти страны?» И Булукия рассказал ему свою историю с начала
до конца. «Не бойся», – сказал Шарахия, и потом он прянее ему кое-чего
поесть, и Булукия ел, пока не насытился, а затем он простился с Шарахией и
ушёл.
И он шёл в течение десяти дней, и когда он шёл среди гор и
лесов, он вдруг увидел в воздухе густую пыль. И Булукия направился к этой пыли
и услышал крики и удары и великий шум и продолжал идти на эту пыль, пока не
пришёл к большой долине, длиною в два месяца пути. И тогда Булукия внимательно
посмотрел в сторону этого крика и увидел людей верхом на конях, которые
сражались друг с другом, и кровь так лилась между ними, что стала как река. Их
голоса были точно гром, и в руках у них были копья, мечи, железные дубины, луки
и стрелы, и они сражались великим боем» И Булукию охватил сильный страх…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста девяносто вторая ночь
Когда же настала четыреста девяносто вторая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Булукия увидал этих
людей с оружием в руках, которые сражались великим боем, его охватил сильный
страх, и он растерялся, не зная, что делать. И когда он стоял так, бойцы вдруг
увидели его, и, увидав его, они оставили один другого и прекратили сражение, а
затем к Булукии подошла толпа их, и, приблизившись к нему, они стали дивиться
его виду. И подошёл к Булукии один всадник и спросил его: „Кто ты такой, откуда
ты пришёл, куда ты идёшь и кто указал тебе эту дорогу, так что ты достиг наших
стран?“ – „Я из сынов Адама, – отвечал им Булукия, – и пришёл,
блуждая из-за любви к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да приветствует!),
но я сбился с дороги“. – „Мы никогда не видели сына Адама, и он не
приходил в эту землю“, – ответил всадник, и все начали дивиться на Булукию
и на его слова.
А потом Булукия опросил их и сказал: «Что вы такое, о
твари?» – И всадник ответил ему: «Мы из джиннов». «О всадник, – опросил
Булукия, – какова причина сражения между вами, где ваше жилище, как
называется эта долина и эти земли?» – «Наше жилище – белая земля, –
ответил ему всадник, – и каждый год Аллах великий приказывает нам
приходить в эту землю и вести войну с неверными джиннами». – «А где белая
земля?» – спросил Булукия. И всадник ответил: «За горой Каф, на расстоянии
семидесяти пяти лет пути, а эта земля называется землёю Шеддада, сына Ада, и мы
пришли сюда, чтобы вести здесь войну, и нет у нас другого дела, как возглашать
славу Аллаху и святить его имя. У нас есть царь, которого зовут царь Сахр, и ты
должен пойти с нами к нему, чтобы он тебя увидел и на тебя посмотрел».
И затем они пошли, и Булукия с ними, и пришли в свои жилища,
и Булукия увидел большие шатры из зеленого шелка, число которых знает только
Аллах великий, и увидел он, что среди них поставлен шатёр из красного шелка,
объёмом в тысячу локтей, верёвки которого были из синего шелка, а колья –
золотые и серебряные. И Булукия удивился этому шатру, и его вели до тех пор,
пока не подвели к нему, и оказалось, что это шатёр царя Сахра. И Булукию ввели
в шатёр и привели к царю Сахру, и Булукия посмотрел на царя и увидел, что он
сидит на большом ложе из червонного золота, украшенном жемчугом и драгоценными
камнями, и справа от него – цари джиннов, а слева – мудрецы, эмиры, вельможи
династии и другие. И, увидев Булукию, царь Сахр приказал ввести его к себе, и
Булукию ввели к царю, и он подошёл и приветствовал его и поцеловал перед ним
землю, и царь ответил на его приветствие и оказал ему: «Приблизься ко мне, о
человек».
И Булукия приблизился к нему, так что оказался меж его
руками, и тогда царь Сахр приказал поставить ему седалище рядом со своим, и ему
поставили седалище подле царя, и царь Сахр велел ему сесть на это седалище; и
когда Булукия сел, царь спросил его: «Что ты такое?» И Булукия ответил: «Я сын
Адама из сынов Исраиля». – «Расскажи мне твою историю и поведай мае, что с
тобой случилось и как ты пришёл в эту землю», – оказал царь. И Булукия
рассказал ему обо всем, что с ним случилось во время его странствий, с начала
до конца, и царь Сахр удивился его словам…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста девяносто третья ночь
Когда же настала четыреста девяносто третья ночь, она
оказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Булукия рассказал царю
Сахру обо всем, что случилось с ним во время его странствий, с начала до конца,
царь удивился этому. А затем он приказал постельничим принести трапезу, и они
принесли трапезу и разложили её, и после этого они принесли блюда из червонного
золота, блюда серебряные и блюда медные, и на некоторых блюдах было пятьдесят
отварных верблюдов, на некоторых – двадцать верблюдов, а на других пятьдесят
голов скота, а число этих блюд было тысяча пятьсот. И, увидев это, Булукия до
крайности уди вился, а потом джинны стали есть, и Булукия ел с ними, пока не
насытился, и восхвалил Аллаха великого. А потом убрали кушанье и принесли
плоды, и джинны поели, а затем после этого прославили Аллаха великого и
помолились о пророке его Мухаммеде (да благословит его Аллах и да
приветствует!).
И когда Булукия услышал упоминание о Мухаммеде, он изумился
и сказал царю Сахру «Я хочу задать тебе несколько вопросов». – «Спрашивай
о чем хочешь», – ответил царь Сахр. И тогда Булукия сказал ему: «О царь,
что вы такое, откуда вы происходите и откуда знаете вы Мухаммеда (да
благословит его Аллах и да приветствует!), что молитесь о нем и любите его?»
«О Булукия, – ответил ему царь Сахр, – Аллах
великий создал адского огня семь слоёв, один над другим, и между каждым слоем
тысяча лет пути. И первому слою он дал название Джахаянам и уготовал его для
ослушников из правоверных, которые умерли без покаяния; а название второго слоя
– Лаза, и уготовал он его для неверных. Название третьего слоя – аль-Джахим, и
Аллах уготовал его для Яджуджа и Маджуджа; название четвёртого слоя – ас Сайр,
и Аллах великий уготовал его для племени Иблиса; название пятого слоя – Сакар,
и уготовал его Аллах для переставших молиться; название шестого слоя –
аль-Хутама, и уготовал он его для евреев и христиан; название седьмого слоя –
аль Хавия, и уготовал его Аллах для лицемеров. Вот каковы эти семь слоёв».
«Может быть, Джаханнам – самый лёгкий из всех по наказанию,
так как это верхний слой?» – спросил Булу кия. И царь Сахр ответил ему – «Да,
он самый лёгкий из всех по наказанию, но вместе с тем в нем тысяча ценных гор и
под каждой горой семьдесят тысяч огненных долин, а в каждой долине семьдесят
тысяч огненных городов, а в каждом городе семьдесят тысяч огненных крепостей, а
в каждой крепости семьдесят тысяч огненных помещений, а в каждом помещении
семьдесят тысяч огненных ложей, а на каждом ложе семьдесят тысяч способов
пытки. И нет среди всех слоёв адского огня, о Булукия, более леткой пытки, чем
пытка Джахасннама, так как это – первый слой; что же до остальных, то число
разных пыток, которые в них заключаются, знает только Аллах великий».
И когда Булукия услышал от царя Сахра такие слова, он упал,
покрытый беспамятством, а очнувшись от обморока, он заплакал и сказал «О царь,
каково будет наше состояние?» – «О Булукия, – ответил ему царь
Сахр, – не бойся и знай, что всякого, кто любит Мухаммеда, не сжигает
огонь, и он освобождён ради Мухаммеда (да благословит его Аллах и да
приветствует), и от всякого, кто принадлежит к его религии, огонь убегает. Что
же до нас, то Аллах сотворил нас из огня. Когда Аллах впервые создал тварей в
геенне, он сотворил двух существ из своего войска, одного из которых звали Халят,
а другого – Малйт, и он создал Халита в образе льва, а Мадита – в образе волка.
И хвост Малита имел образ жестокий и был белого с чёрным цвета, а хвост Халита
имел образ мужеский и облик черепахи, и был хвост Халита длиною в двадцать лет
пути. И потом Аллах великий приказал их хвостам соединиться друг с другом и
совокупиться, и родились от них змеи и скорпионы, и жилище их в огне, чтобы
пытал Аллах ими тех, кто туда попадёт. И эти змеи и скорпионы расплодились и
размножились, и потом после этого Аллах великий приказал им соединиться и
совокупиться второй раз, и они соединились и совокупились, и хвост Малита понёс
от хвоста Халита, а когда он разрешился, у него родилось семь существ мужеского
пола и семь существ женского пола. И их воспитывали, пока они не выросли, а
когда они выросли, женские существа вышли замуж за мужские, и они слушались
своего отца, кроме одного: он ослушался своего отца и превратился в червя, и
этот червь и есть Иблис (да проклянёт его Аллах великий!). А был он из существ
приближённых и поклонялся Аллаху великому, пока не поднялся на небо и
приблизился он ко всемилостивому и стал главою приближённых…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста девяносто четвёртая ночь
Когда же настала четыреста девяносто четвёртая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Иблис поклонялся Аллаху
великому и стал главою приближённых.
А когда Аллах великий создал Адама (мир с ним!), он приказал
Иблису пасть перед ним ниц, но Иблис отказался, и Аллах великий прогнал его и
проклял. И когда Иблис расплодился, пошли от него шайтаны. Что же до шести
мужеских существ, которые были до него, то это – (правоверные джинны, и мы из
их потомства, и вот каково наше происхождение, о Булукия».
И удивился Булукия словам царя Сахра, а потом он сказал ему:
«О царь, я хочу, чтобы ты приказал одному из твоих помощников доставить меня в
мою страну». – «Мы можем сделать что-нибудь такое, только если прикажет
нам Аллах великий, – ответил ему царь Сахр, – но если ты хочешь уйти
от нас, о Булукия, я велю привести тебе коня из моих лошадей и посажу тебя ему
на спину и велю ему везти тебя до конца земель, мне подвластных; а когда ты
достигнешь конца земель, мне подвластных, тебя встретят люди царя, которого
зовут Барахья, и, увидя коня, они узнают его, сведут тебя с его спины и пошлют
его обратно. Вот что мы можем и ничего больше».
Услышав эти слова, Булукия заплакал и сказал царю: «Делай
что хочешь!» И царь велел привести ему коня, и Булукии привели коня и посадили
юношу ему на спину и сказали: «Остерегайся сойти с его спины, ударить его или
закричать ему в морду: если ты это сделаешь, он тебя по губит. Оставайся
спокойно на нем верхом, пока он не остановится, а тогда сойди с его спины и
уходи своей дорогой». – «Слушаю и повинуюсь!» – сказал Булукия.
А потом он сел на коня и ехал среди палаток в течение
долгого срока, но проехал лишь мимо кухни царя Сахра. И Булукия увидел
повешенные котлы, в каждый из которых было пятьдесят верблюдов, а под котлами
пылал огонь. И когда увидел Булукия эти котлы и их величину, он стал в них
вглядываться и дивился на них великим удивлением, все время разглядывая их. И
царь посмотрел на него и увидел, что он дивится на эту кухню.
И подумал царь про себя, что Булукия голоден, и велел
принести двух жареных верблюдов, и жареных верблюдов принесли и привязали их на
спину коня, сзади Булукии.
А потом Булукия простился со всеми и ехал, пока не достиг
конца земель, подвластных царю Сахру. И тогда конь остановился, и Булукия
спешился, стряхивая дорожную пыль со своей одежды. И вдруг какие-то люди
подошли к нему и, увидев коня, узнали его и взяли его с собой и пошли (а
Булукия был с ними) и пришли к царю Барахии. И, войдя к царю Барахии, Булукия
приветствовал его, и царь ответил на его приветствие.
А потом Булукия посмотрел на царя и увидел, что он сидит в
большом шатре, окружённый воинами и витязями, и цари джиннов стоят от него
справа и слева. И царь велел Булукии приблизиться к нему, и Булукия подошёл, я
царь посадил его с собою рядом и велел принести трапезу. И Булукия посмотрел,
каков царь Барахия, и увидел, что он подобен царю Сахру, а когда подали
кушанья, все стали есть, и Булукия ел, пока не насытился, и прославил великого
Аллаха. А потом трапезу убрали и принесли плоды и поели.
И после этого царь Барахия спросил Булукию и сказал ему
«Когда ты расстался с царём Сахром?» – «Два дня тому назад», – отвечал
Булукия. «А знаешь ли ты, – спросил царь Барахия Булукию, –
расстояние в сколько дней ты проехал за эти два дня?» – «Нет», – отвечал
Булукия. И царь Барахия сказал: «Расстояние в семьдесят месяцев…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста девяносто пятая ночь
Когда же настала четыреста девяносто пятая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Барахия сказал Булукии: „Ты
проехал за эти два дня расстояние в семьдесят месяцев, но, только когда ты сел
на коня, он испугался, поняв, что ты – сын Адама, и хотел сбросить тебя со
спины, но его отягчили теми двумя верблюдами“. И, услышав от царя Барахии такие
слова, Булукия удивился и прославил великого Аллаха за опасение.
А потом царь Барахия сказал: «Расскажи мне, что случилось с
тобой и как ты прибыл в эти страны». И Булукия рассказал ему о том, что с ним
случилось и как он пошёл странствовать и пришёл в эта земли, и когда царь
услышал его слова, он удивился. И Булукия провёл у него два месяца».
Услышав слова царицы змей, Хасиб удивился до крайней
степени, а затем он сказал ей: «Я хочу от тебя милости и благодеяния: прикажи
одному из твоих помощников вывести меня на лицо земли, и я уйду к своим
родным». – «О Хасиб Карим-ад-дин, – сказала ему царица змей, –
знай, что, когда ты выйдешь на лицо земли, ты пойдёшь к своим родным и затем
сходишь в баню и помоешься, и едва только ты кончишь мыться, я умру, так как
это будет причиной моей смерти». – «Клянусь тебе, – воскликнул
Хасиб, – я всю жизнь не пойду в баню, а когда мне станет необходимо
помыться, я помоюсь дома!» – «Если бы ты дал мне сто клятв, – сказала
царица змей, – я бы тебе не поверила. Этого дела не будет, и знай, что ты
– сын Адама и нет для тебя обета, так как твой отец Адам дал обет Аллаху и
нарушил свой обет. Аллах месил его глину сорок утр и приказал ангелам пасть
перед ним ниц, а он после этого не исполнил обета и забыл его и ослушался
приказания своего господа».
Услышав эти слова, Хасиб промолчал и стал плакать и провёл
плача десять дней, а затем он сказал царице змей: «Расскажи мне, что случилось
с Булукией после того, как он прожил два месяца у царя Барахии».
«Знай, о Хасиб, – сказала царица змей, – что после
того, как Булукия пожил у царя Барахии, он простился с ним и шёл по пустыням
ночью и днём, пока не достиг высокой горы, и он поднялся на эту гору, и увидел
на вершине её большого ангела, который сидел на горе и поминал Аллаха великого
и молился за Мухаммеда. А перед ангелом была доска, на которой было написано
чтото белое и что-то чёрное, и он смотрел на доску, и было у него два крыла:
одно – протянутое на восток, а другое – протянутое на запад.
И Булукия подошёл к ангелу и приветствовал его, и тот
ответил на его привет, а после этого ангел спросил Булукию и сказал: «Кто ты,
откуда ты пришёл, куда идёшь и как твоё имя?» – «Я из сынов Адама, из племени
сынов Исраиля, – ответил ему Булукия, – и странствую из любви к
Мухаммеду (да благословит его Аллах и да приветствует!), а имя моё –
Булукия». – «А что с тобой случилось, пока ты шёл в эту землю?» – спросил
его ангел. И Булукия рассказал ему обо всем, что с ним случилось, и что он
видел во время своих странствований, и, услышав от Булукии такие слова, ангел
удивился.
А потом Булукия спросил ангела и сказал ему: «Расскажи мне
ты тоже, что это за доска, и что на ней написано, и что это за дело ты делаешь,
и как твоё имя?» И ангел отвечал: «Моё имя Микаиль, и мне поручено управлять
днём и ночью, и это моё дело до дня воскресения». И, услышав эти слова, Булукия
удивился им и внешности этого ангела в его величию и скромности его облика, а
потом Булукия попрощался с ангелом и шёл днём и ночью, пока не достиг большого
луга.
И он прошёл по этому лугу и увидел там семь рек и много
деревьев, и удивился Булукия этому большому лугу и стал ходить по нему во все
стороны. И он увидел на нем большое дерево, а под деревом четырех ангелов, и,
подойдя к ним, он рассмотрел их облик и увидел, что у одного из них внешность –
как у сынов Адама, а у другого – как у дикого зверя, у третьего же внешность –
как у птиц, а у четвёртого внешность – как у быка. И они заняты поминанием
Аллаха великого, и каждый из них говорит: «Бог мой, господин и владыка, ради
твоей истинности и ради сана твоего пророка Мухаммеда (да благословит его Аллах
и да приветствует!) прости всякой твари, которую ты сотворил по моему подобию,
и извини ей. Ты ведь властен во всем!»
И когда услышал Булукия от них эти слова, он удивился и ушёл
от них, и шёл ночью и днём, пока не дошёл до горы Каф. И он взобрался на эту
гору и увидел там большого ангела, который сидел и прославлял Аллаха великого,
святя его имя и молясь за Мухаммеда (да благословит его Аллах и да
приветствует!), и увидел он, что этот ангел что-то сжимает и выпускает и
свивает и развивает. И когда он был занят этим делом, вдруг подошёл к нему
Булукия и приветствовал его, и ангел ответил на его приветствие и спросил: «Что
ты такое, откуда ты пришёл и куда ты идёшь и как твоё имя?» – «Я из сынов
Исраиля, сынов Адама, – ответил ему Булукия. – Моё имя – Булукия, и я
странствую из-за любви к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да
приветствует!), но я сбился с дороги». И он рассказал ему все, что с ним
случилось.
И когда Булукия кончил свой рассказ, он спросил ангела и
сказал ему: «Кто ты такой, какая это гора и что это за дело, которым ты занят?»
– «Знай, о Булукия, – ответил ему ангел, – что это гора Каф, которая
окружает мир, и всякую землю, которую сотворил Аллах, я держу зажатой в руке. И
когда Аллах великий хочет учинить на этой земле какое-нибудь землетрясение или
недород, или урожай, или сражение, или примирение, он приказывает мне это
сделать, и я делаю это, находясь на месте. Знай, что моя рука сжимает жилы
земли…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста девяносто шестая ночь
Когда же настала четыреста девяносто шестая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ангел сказал Булукии: „И знай,
что моя рука сжимает жилы земли“. – „А сотворил ли Аллах на горе Каф
другую землю, кроме той, на которой ты находишься?“ – спросил Булукия ангела. И
ангел ответил: „Да, он сотворил землю белую, как серебро, и никто не знает меры
её протяжения, кроме Аллаха великого. Он населил её ангелами, чья еда и питьё –
хвала Аллаху и освящение его имени и многие молитвы о Мухаммеде (да благословит
его Аллах и да приветствует!). В вечер всякой пятницы они приходят на эту гору
и собираются здесь и молятся Аллаху великому всю ночь, до времени утра, и они
дарят награду за это прославление и освящение и поклонение согрешившим из
народа Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!) и всякому, кто
совершил пятничное омовение, и таковы будут их обстоятельства до дня
воскресения“.
Потом Булукия спросил ангела и сказал ему: «Сотворил ли
Аллах какие-нибудь горы позади горы Каф?» – «Да, – ответил ангел, –
за горой Каф гора величиной в пятьсот лет пути, и состоит она из снега и града.
Это она отводит от мира жар геенны, и если бы не эта гора, мир наверное бы
сгорел от жара огня геенны. Позади горы Каф – сорок земель, каждая земля сорок
раз такая, как мир, и одна земля – из золота, одна – из серебра и одна – из
яхонтов, и всякая земля из этих земель имеет свой цвет. И Аллах населил эти
земли ангелами, у которых нет иного дела, как восхвалять Аллаха, святить его
имя и восклицать: „Нет бога, кроме Аллаха! Аллах велик!“ Они призывают Аллаха
великого к народу Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!) и не
знают ни Евы, ни Адама, ни ночи, ни дня.
И знай, о Булукия, что земли расположены семью рядами, одна
над другой, и Аллах сотворил ангела из ангелов своих (не знает его свойств и
размеров никто, кроме Аллаха великого, славного!), который несёт семь земель на
своих плечах. А под этим ангелом сотворил Аллах великий скалу, а под скалой
Аллах великий сотворил быка, а под быком сотворил Аллах великий рыбу, а под
рыбой сотворил Аллах великий большое море. И осведомил Аллах великий Ису (мир с
ним!) об этой рыбе. И сказал ему Иса: «О господи, покажи мне эту рыбу, чтобы я
посмотрел на неё». И приказал Аллах великий одному из ангелов взять Ису и
свести его к этой рыбе, чтобы он посмотрел на неё; и пришёл этот ангел к Исе
(мир с ним!) и привёл его к морю, в котором была эта рыба, и сказал: «Посмотри,
о Иса, на эту рыбу!» И Иса посмотрел на рыбу и не увидел её, и прошла рыба мимо
Исы, как молния. И, увидев это, Иса упал без памяти.
А когда он очнулся, Аллах ниспослал ему такие слова:
«О Иса, видел ли ты рыбу и знаешь ли ты, какой она длины и
ширины?» И ответил Иса: «Клянусь твоим величием и славою, о господи, я её не
видел, но прошёл мимо меня большой бык, размером в три дня пути, и не знал я,
что это за бык». И сказал Аллах: «О Иса, то, что прошло мимо тебя и было
размером в три дня пути, это только голова быка! И знай, о Иса, что я каждый
день творю сорок рыб таких, как эта рыба». И, услышав эти слова, подивился Иса
могуществу Аллаха великого.
Потом Булукия спросил ангела и сказал ему: «Что сотворил
Аллах великий под морем, в котором эта рыба?» И ангел ответил ему: «Сотворил
Аллах под этим морем большую пропасть, а под пропастью сотворил Аллах огонь, а
под огнём сотворил Аллах большую змею по имени Фалак, и если бы не страх этой
змеи перед Аллахом великим, она наверное проглотила бы все то, что над нею: и
пропасть, и огонь, и ангела, и то, что он несёт на себе, и не почувствовала бы
этого…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста девяносто седьмая ночь
Когда же настала четыреста девяносто седьмая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ангел говорил Булукии, описывая
змею: „И если бы не её страх перед Аллахом, она наверное бы проглотила все, что
над нею: и пропасть, и огонь, и ангела, и то, что он несёт на себе, и не
почувствовала бы этого. И когда создал Аллах великий эту змею, он ниспослал ей
такие слова: „Я хочу оставить у тебя залог, береги же его!“ И змея сказала ему:
„Делай что хочешь!“ И сказал Аллах той змее: „Открой рот!“ И змея открыла рот,
и Аллах вложил ей в брюхо геенну и сказал: «Береги геенну до дня воскресения!“
А когда придёт день воскресения, Аллах прикажет своим
ангелам, и они придут с цепями и приведут на них геенну к месту сбора, и
прикажет Аллах геенне открыть свои ворота, и откроет она их, и полетят оттуда
большие искры, большие горы.
И, услышав от ангела эти слова, Булукия заплакал сильным плачем;
а затем он простился с ангелом и пошёл в сторону запада, и шёл до тех пор, пока
не дошёл до двух существ. И увидел он, что они сидят и рядом с ними большие
запертые ворота. И, приблизившись к ним, он увидел, что у одного из этих
существ облик льва, а у другого – облик быка. И Булукия приветствовал их, и они
ответили на его приветствие, а затем они спросили его и сказали: «Что ты такое,
откуда ты пришёл и куда идёшь?» – «Я из сынов Адама, – ответил им
Булукия, – и я странствую из-за любви к Мухаммеду, но только я сбился с
дороги». Потом Булукия спросил этих существ и сказал им: «Что вы такое и что
это подле вас за ворота?»
И они ответили: «Мы сторожа у этих ворот, которые ты видишь,
и нет у нас дела, кроме как славить Аллаха и святить его имя и молиться за
Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!)». И, услышав эти слова,
Булукия удивился и спросил: «Что находится за этими воротами?» И сторожа
ответили: «Мы не знаем!» – «Заклинаю вас великим вашим господом, откройте мне
эти ворота, и я посмотрю, что находится за ними», – сказал Булукия. И
сторожа ответили: «Мы не можем их открыть, и не может их открыть никто из
сотворённых, кроме Джибриля-верного (мир с ним!)».
И, услышав эти слова, Булукия взмолился к Аллаху великому и
воскликнул: «О господи, приведи ко мне верного Джибриля, чтобы открыл он мне
эти ворота и я посмотрел бы, что есть за ними!» И Аллах внял его молитве и
повелел верному Джибрилю спуститься на землю и открыть Ворота Слияния Двух
Морей, чтобы посмотрел на все Булукия. И спустился Джибриль к Булукии и
приветствовал его и, подойдя к воротам, отпер их, а потом Джибриль сказал
Булукии: «Войди в эти ворота, Аллах велел мне открыть их для тебя».
И Булукия вошёл в ворота и пошёл дальше, а Джибриль запер
ворота и поднялся на небо. И Булукия увидел за воротами большое море –
наполовину солёное, наполовину пресное, и море окружали две горы, и были эти
горы из красного яхонта. И Булукия шёл, пока не дошёл до этих гор, и увидел он
на них ангелов, занятых прославлением Аллаха и освящением его имени. И, увидав
этих ангелов, Булукия приветствовал их, и они ответили на его приветствие, и
тогда Булукия спросил их про море и про горы, и ангелы сказали ему: «Это место
находится под престолом Аллаха, а это море заливает все моря на земле. Мы делим
эту воду и гоним её в земли: солёную – в земли солёные, а пресную – в земли
пресные. А эти горы создал Аллах для того, чтобы охранять эту воду, и таково
будет наше дело до дня воскресения».
Потом ангелы спросили Булукию и сказали ему: «Откуда ты
пришёл и куда идёшь?» И Булукия рассказал им свою историю с начала до конца. А
потом Булукия спросил у ангелов дорогу, и они сказали: «Иди здесь по
поверхности моря». И Булукия взял соку, который был у него, и помазал им ноги и
простился с ангелами и пошёл по поверхности моря. И он шёл ночью и днём. И
когда он шёл, он вдруг увидел прекрасного юношу, который шёл по поверхности
моря. И Булукия подошёл к юноше и приветствовал его, и юноша ответил на его
приветствие, и Булукия расстался с юношей и увидел четырех ангелов, которые шли
по лицу моря, и ход их был подобен поражающей молнии. И Булукия пошёл вперёд и
остановился на их дороге.
И когда ангелы дошли до него, Булукия приветствовал их и
сказал: «Я хочу спросить вас, во имя великого, славного: как ваше имя, откуда
вы пришли и куда вы идёте?» И один из ангелов сказал: «Моё имя – Джибриль, а
имя второго – Исрафиль, и третьего – Микаиль, а четвёртого – Исраиль. На
востоке появился большой дракон, и этот дракон разрушил тысячу городов и сожрал
их жителей, и Аллах великий приказал нам пойти к нему и схватить его и бросить
в геенну». И Булукия удивился этим ангелам и их величию и пошёл по своему
обычаю, и шёл ночью и днём, пока не пришёл к одному острову. И он вышел на этот
остров и шёл по нему некоторое время…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста девяносто восьмая ночь
Когда же настала четыреста девяносто восьмая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Булукия вышел на остров и шёл
по нему некоторое время и увидел прекрасного юношу, лицо которого блистало
светом, и, когда Булукия приблизился к этому юноше, он увидел, что тот сидит
между двумя выстроенными гробницами и рыдает и плачет. И Булукия подошёл к нему
и приветствовал его, а юноша ответил на его приветствие; и Булукия спросил
юношу и сказал ему: „Что с тобой, как твоё имя и что это за построенные
гробницы, между которыми ты сидишь? Что означает этот плач, тебя одолевший?“ И
юноша обернулся к Булукии и заплакал сильным плачем, так что промочил слезами
свою одежду, и сказал Булукии: „Знай, о брат мой, что повесть моя удивительна и
история моя диковинна. Я хотел бы, чтобы ты сел подле меня и рассказал мне, что
ты видел в жизни, почему ты пришёл в это место, как твоё имя и куда ты идёшь, и
я тоже расскажу тебе свою историю“.
И Булукия сел рядом с юношей и рассказал ему обо всем, что
выпало ему во время его странствований, с начала до конца, и рассказал, как
умер его отец, оставив его, и как он отпер комнату и увидел в ней сундук, и как
увидел он книгу, в которой было описание Мухаммеда (да благословит его Аллах и
да приветствует!), и сердце его привязалось к нему, и он пошёл странствовать
из-за любви к нему, и рассказал обо всем, что ему выпало до тех пор, пока не
пришёл он к юноше. «Вот моя история полностью, а Аллах лучше знает
правду, – сказал он, – и я не знаю, что случится со мною после
этого».
И, услышав его слова, юноша вздохнул и сказал: «О
несчастный, и что ты видел в своей жизни! Знай, о Булукия, что я видел
господина нашего Сулеймана в его время и видел вещи, которых не счесть и не
перечислить. Моя повесть удивительна, и история моя диковинна, и я хочу, чтобы
ты посидел подле меня, пока я расскажу тебе мою историю и поведаю тебе, почему
я сижу здесь».
И когда Хасиб услышал эти слова от змеи, он удивился и
сказал: «О царица змей, ради Аллаха отпусти меня на волю и прикажи одному из
твоих слуг вывести меня на лицо земли, а я дам тебе клятву, что не войду в баню
всю мою жизнь». – «Это дело, которого не будет! – отвечала царица
змей. – И я не поверю твоей клятве!» И, услышав это, Хасиб заплакал, и все
змеи заплакали из-за него и стали просить за него царицу змей, говоря: «Мы
хотим, чтобы ты приказала одной из нас вывести его на лицо земли, и он даст
тебе клятву не ходить в баню всю жизнь».
А царицу змей звали Ямлиха. И когда Ямлиха услышала от них
эти слова, она подошла к Хасибу и взяла с него клятву, и Хасиб дал ей клятву. А
потом она приказала одной из змей вывести его на лицо земли. И когда эта змея
пришла, чтобы вывести его, Хасиб сказал царице змей: «Я хочу, чтобы ты рассказала
мне историю юноши, подле которого сел Булукия, увидя его сидящим между двух
могил».
«Знай, о Хасиб, – сказала тогда царица змей, – что
Булукия сел около этого юноши и рассказал ему всю свою историю, с начала до
конца, чтобы юноша тоже рассказал ему свою повесть и поведал ему, что случилось
с ним в жизни, осведомив его, почему он сидит меж могилами…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Четыреста девяносто девятая ночь
Когда же настала четыреста девяносто девятая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Булукия рассказал юноше
свою повесть, тот воскликнул: «И какие ты видал диковины, о несчастный! Я видал
господина нашего Сулеймана в его время и видел диковины, которых не счесть и не
перечислить.
Знай, о брат мой, что мой отец был царём, и звали его царь
Тайгамус. Он правил страной Кабуль и племенем Бену-Шахлан, а в нем десять тысяч
богатырей, и каждый богатырь из них правит сотнею городов и сотнею крепостей со
стенами. И мой отец властвовал над семью султанами, и к нему несли деньги от
востока до запада, и был он справедлив в своём правлении. И Аллах даровал ему
все это и ниспослал ему столь великую власть, но не было у него сына. И имел он
в жизни одно желание: чтобы наделил его Аллах ребёнком мужеского пола и тот
заменил бы его в царстве после смерти его.
И случилось в один из дней, что он потребовал к себе
мудрецов, звездочётов и людей знания и составителей календарей и сказал им:
«Посмотрите мой гороскоп: наделит ли меня Аллах при жизни ребёнком мужеского
пола, который заменит меня в царстве!» И открыли звездочёты книги и вычислили
его гороскоп и ту звезду, которая была для него в восхождении, и сказали:
«Знай, о царь, что ты получишь ребёнка мужеского пола, и будет этот ребёнок
только от дочери царя Хорасанского».
И когда услышал это от них Тайгамус, он обрадовался великою
радостью и дал звездочётам и мудрецам большие деньги, которых не счесть и не
исчислить, и они ушли своей дорогой. А у царя Тайгамуса был старый везирь, и
был это великий богатырь, стоивший тысячи всадников, и звали его Айн Зар, и
сказал ему Тайгамус: «О везирь, я хочу, чтобы ты собрался в путь в страну
Хорасаи и посватал за меня дочь царя Бахравана, царя Хорасанского». И царь
Тайгамус рассказал своему везирю Айн зару о том, что сообщили ему звездочёты.
И, услышав слова царя Тайгамуса, везирь тотчас же ушёл и снарядился в путь. А
потом он вышел за город с воинами, витязями и солдатами, и вот то, что было с
везирем.
Что же касается царя Тайгамуса, то он собрал тысячу пятьсот
вьюков шелка, драгоценных камней, жемчуга, яхонтов, золота, серебра и дорогих
металлов и приготовил во множестве все нужное для свадьбы и, погрузив тюки на
верблюдов и мулов, вручил их своему везирю Айн Зару и написал письмо такого
содержания: «А после славословия – привет царю Бахравану! Знай, что мы собрали
звездочётов, мудрецов и составителей календарей, и они рассказали нам, что нам
достанется ребёнок мужеского пола, но будет этот сын только от твоей дочери.
Вот я снарядил и посылаю к тебе везиря Айн Зара и с ним многие вещи из
принадлежностей свадьбы, и я поставил моего везиря вместо себя в этом деле и
поручил ему принять договор. Я хочу от твоей милости, чтобы ты исполнил просьбу
везиря – это моя просьба. Не допускай же в этом деле пренебрежения или отсрочки;
то благо, которое ты сделаешь, от тебя принято, но берегись ослушаться в этом.
Знай, о царь Бахраван, что Аллах ниспослал мне власть над землёй Кабуль и
сделал меня царём племени Бену-Шахлан и даровал мне великое царство, и, если я
женюсь на твоей дочери, мы будем с тобою в царстве как один, и я стану посылать
тебе ежегодно столько денег, что тебе хватит. Вот чего я хочу от тебя».
Потом царь Тайгамус запечатал письмо и передал его своему
везирю Айн 3ар и приказал ему ехать в страну Хорасан. И везирь ехал, пока не
приблизился к городу царя Бахравана, и царя известили о прибытии везиря царя
Тайгамуса. И, услышав это, царь Бахраван послал эмиров своего царства его
встречать, и отправил с ними еду и питьё со всем прочим, и дал им корму для
коней, и велел им ехать навстречу везирю Айн Зару. И они погрузили вьюки и
ехали до тех пор, пока не подъехали к везирю, и тогда они сложили тюки, и воины
и солдаты спешились и приветствовали друг друга. Они оставались на этом месте
десять дней, занятые едой и питьём, а затем они сели на коней и поехали в
город.
И царь Бахраван вышел встречать везиря царя Тайгамуса и
обнял его и приветствовал и, взяв его с собою, направился в крепость, а потом
везирь предложил вьюки и редкости и все богатства царю Бахравану и дал ему
письмо. И царь Бахраван взял его и прочитал и узнал, что в нем сказано, и понял
его смысл. Он обрадовался сильной радостью и сказал везирю; «Добро
пожаловать! – и воскликнул: – Радуйся исполнению того, что ты хочешь! Если
бы царь Тайгамус потребовал мою душу, я бы отдал её ему!» И царь Бахраван
тотчас же пошёл к своей дочери и её матери и близким и осведомил их об этом
деле и спросил у них совета, и они сказали ему: «Делай что хочешь!..»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Ночь, дополняющая до пятисот
Когда же настала ночь, дополняющая до пятисот, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Бахраван посоветовался со своей
дочерью и родственниками, и те сказали ему: „Делай как желаешь!“ А потом царь
Бахраван вернулся к везирю Айн Зару и осведомил его о том, что его просьба
удовлетворена. И везирь провёл у царя Бахравана два месяца, и потом он сказал
царю: „Мы хотим, чтобы ты пожаловал нам то, за чем мы к тебе пришли, и мы уедем
в наши страны“. И царь ответил везирю: „Слушаю и повинуюсь!“ – а затем он велел
устраивать свадьбу и готовить приданое. И сделали так, как он приказал, а после
этого царь велел позвать везирей и всех эмиров из вельмож его царства, и все
они явились, и царь приказал привести монахов и священников, и они пришли и
заключили договор царской дочери с царём Тайгамусом. И царь Бахраван приготовил
все нужное для путешествия и дал своей дочери подарки, редкости и
драгоценности, описывать которые устанет язык, и приказал устлать коврами улицы
города и украсить его самым лучшим образом. И везирь Айн Зар уехал с дочерью
царя Бахравана в свою страну.
И когда дошёл слух о его прибытии до царя Тайгамуса, он
велел устраивать свадьбу и украшать город. А потом он вошёл к дочери царя
Бахравана и уничтожил её девственность, и прошло лишь немного дней, и она
зачала от него. Когда же завершились её месяцы, она родила дитя мужеского пола,
подобное луне в ночь её полноты. И, узнав, что его жена родила прекрасного
сына, царь Тайгамус обрадовался великою радостью. Он призвал мудрецов, звездочётов
и составителей календарей и сказал им: «Я желаю, чтобы вы посмотрели гороскоп
этого новорождённого и звезду, которая для него в восхождении, и рассказали бы
мне, что он испытает в жизни».
И мудрецы со звездочётами вычислили его гороскоп и звезду,
которая была для него в восхождении, и увидели, что дитя будет счастливым, но
ему выпадут в начале жизни тяготы, и случится это, когда он достигнет
пятнадцати лет. «И если он останется после этого жив, – сказали
они, – то увидит великие блага и станет великим царём, больше своего отца,
и увеличится его счастье, и погибнут его противники, и будет он жить приятной
жизнью, а если умрёт, то нет пути к тому, что миновало, и Аллах лучше знает
правду».
И когда услыхал это царь, он обрадовался великою радостью и назвал
сына Джаншахом. Он отдал его кормилицам и нянькам и дал ему хорошее воспитание,
и, когда мальчик достиг пяти лет, отец научил его читать, и Джаншах стал читать
евангелие. И научил его царь воевать и владеть копьём и мечом, когда было ему
меньше чем семь лет, и стал мальчик выезжать на охоту и ловлю и сделался
великим богатырём, совершённым во всех видах военной доблести. И всякий раз,
как его отец слышал о его доблести во всех видах военного искусства, он
радовался великою радостью.
И случилось однажды, что царь Тайгамус приказал своим воинам
выезжать на охоту и ловлю, и выехали воины и солдаты, и сел на коня царь
Тайгамус со свои?! сыном Джаншахом, и поехали они в степи и пустыни. И они
занимались охотой и ловлей до вечера третьего дня, и попалась Джаншаху газель
диковинного цвета и помчалась перед ним. И когда увидел Джаншах эту газель,
которая мчалась перед ним, он последовал за ней и быстро понёсся ей вслед,
когда она убегала. И отделились семь мамлюков Тайгамуса и поехали следом за
Джаншахом, и когда они увидели своего господина, который спешил, мчась за
газелью, они поспешно отправились за ним следом на быстрых конях и ехали до тех
пор, пока не подъехали к морю. И все они ринулись за газелью, чтобы схватить её
как добычу, и газель побежала от них и бросилась в море…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот первая ночь
Когда же настала пятьсот первая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что Джаншах и мамлюки ринулись за газелью, чтобы
схватить её как добычу, но она побежала от них и бросилась в море. А в этом
море была рыбачья лодка, и газель прыгнула в неё, и Джаншах с мамлюками сошли с
коней и, войдя в лодку, захватили газель и хотели вернуться с нею на сушу. Но
вдруг Джаншах увидел большой остров и сказал мамлюкам, которые были с ним: „Я
хочу отправиться на этот остров!“ И мамлюки сказали: „Слушаем и повинуемся!“ –
и поехали на лодке в сторону острова. И, подъехав к острову, вышли и стали
гулять по нему, а потом они вернулись к лодке и, сев в неё, поехали с газелью к
тому берегу, от которого они приплыли. И спустился над ними вечер, и они
заблудились в море, и подул на них ветер и выгнал лодку на середину моря. А
Джаншах с мамлюками проспали до утра и проснулись, не зная дороги, и все время
плыли по морю.
Вот что было с ними. Что же касается царя Тайгамуса, отца
Джаншаха, то он хватился своего сына, но не увидел его. И тогда он отрядил
своих воинов ехать по разным дорогам, и стали они кружить, разыскивая сына царя
Тайгамуса. И один отряд отправился к морю, и воины увидели мамлюка, который
остался у коней, и подошли к нему и спросили про его господина и про шесть
других мамлюков; мамлюк рассказал им о том, что с ними случилось. И воины взяли
этого мамлюка и коней и вернулись к царю и рассказали ему об этом деле, и,
услышав их слова, царь заплакал сильным плачем и сбросил с головы венец и стал
кусать себе руки от горя. Он тотчас же поднялся и написал письма и разослал их
по островам, которые в море, и, собрав его кораблей, посадил на них воинов и
велел им кружить по морю и искать его сына Джаншаха. И потом царь взял
остальных воинов и солдат и вернулся в город, и впал он в великое огорчение, а
когда узнала обо всем мать Джаншаха, она стала бить себя по щекам и оплакивать
своего сына.
Вот что было с ними. Что же касается Джаншаха и мамлюков,
которые были с ним, то они не переставая блуждали по морю, а разведчики все
время ездили по морю, разыскивая их, в течение десяти дней, но не нашли и
вернулись к царю и рассказали ему об этом. А на Джаншаха и мамлюков, которые
были с ним, подул сильный ветер, и он гнал лодку, в которой они находились,
пока не пригнал их к одному острову. И Джаншах с шестью мамлюками вышли из
лодки и ходили по этому острову, пока не пришли к ручью, бежавшему посередине
острова, и они увидели издали человека, который сидел близ ручья, и, подойдя к
нему, приветствовали его, и человек возвратил им приветствие. А потом он
заговорил с ними словами, похожими на птичий свист; и, услышав речь этого
человека, Джаншах удивился. И человек оглянулся направо и налево, и пока
Джаншах с мамлюками дивились на него, он вдруг разделился на две половины, и
каждая половина пошла в свою сторону.
И когда это было так, вдруг подошли к ним всякие люди,
которых не счесть и не исчислить (а шли они со стороны горы). И они двигались
до тех пор, пока не достигли ручья, и тут каждый из них разделился на две
половины. И они подошли к Джаншаху и мамлюкам, чтобы их съесть. И когда Джаншах
увидел, что они хотят его съесть, он побежал, и мамлюки побежали за ним следом.
И эти люди последовали за ними и съели из мамлюков троих, а трое остались с
Джаншахом. И Джаншах сел в лодку вместе с теми тремя мамлюками, и они толкнули
лодку в середину моря и ехали ночью и днём, не зная, куда везёт их лодка.
А потом они зарезали газель и стали ею питаться, и ветер
ударил по ним и бросил их к другому острову.
И, посмотрев на этот остров, они увидали на нем деревья,
реки, плоды и сады, где были всевозможные фрукты, и каналы текли под деревьями,
и был этот остров подобен раю. И когда Джаншах увидел этот остров, он ему
понравился, и царевич спросил мамлюков: «Кто из вас выйдет на этот остров и
посмотрит для нас, что там делается?» – «Я выйду и разведаю для вас, что там
делается, и вернусь к вам», – сказал один из мамлюков. Но Джаншах воскликнул:
«Это дело, которого не будет! Вы выйдете втроём и разведаете, что делается на
этом острове, а я посижу за вас в лодке, пока вы не вернётесь». После этого
Джаншах высадил этих троих мамлюков, чтобы они разведали, что делается на
острове…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот вторая ночь
Когда же настала пятьсот вторая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что мамлюки, выйдя на остров, ходили там на восток и
на запад, но не нашли на острове никого.
И они дошли до середины острова и увидели вдали крепость из
белого мрамора, и помещения в ней были из прозрачного хрусталя, а посередине
этой крепости находился сад, где были плоды, сухие и свежие, для которых
бессильны описания, и в саду были всякие цветы. И мамлюки увидели в этой
крепости деревья и плоды, и птицы щебетали на этих деревьях, и был там большой
пруд, а рядом с прудом – большой портик, под которым были поставлены седалища,
и посреди этих седалищ стояло ложе из червонного золота, украшенное
всевозможными драгоценностями и яхонтами. И когда мамлюки увидали, как
прекрасна эта крепость и этот сад, они стали ходить в крепости направо и
налево, но не нашли там никого. Потом они ушли из крепости и пошли к Джаншаху и
осведомили его о том, что видели.
И когда Джаншах, сын царя, услышал от них это известие, он
воскликнул: «Мне необходимо посмотреть на эту крепость!» После этого Джаншах
вышел из лодки, и мамлюки вышли с ним, и они пошли и пришли к крепости и вошли
туда, и Джаншах удивился красоте этого места. А потом они стали гулять по саду,
и ели плоды, и ходили до вечера. А когда спустился на них вечер, они подошли к
стоявшим там седалищам, и Джаншах сел на ложе, поставленное посредине, а
седалища стояли от него справа и слева. И когда Джаншах сел на ложе, он принялся
раздумывать и плакать о том, что покинул престол своего отца и расстался со
своей страной и родными и близкими, и заплакали вокруг него его трое мамлюков.
И когда это было так, вдруг донёсся страшный крик со стороны
моря, и они обернулись в ту сторону и увидели, что это кричат обезьяны,
подобные кишащей саранче (а эта крепость и остров принадлежали обезьянам). И
когда обезьяны увидели лодку, в которой приехал Джаншах, они потопили её у
берега моря и пришли к Джаншаху, который сидел в крепости». И все это, о Хасиб,
рассказывал Булукии юноша, сидевший между двумя могилами», – говорила
царица змей. «А что сделал потом Джаншах с обезьянами?» – спросил её Хасиб.
И она сказала: «Когда Джаншах вошёл в крепость и сел на ложе
(а мамлюки сидели от него справа и слева), пришли обезьяны и устрашили их и
испугали великим испугом. И потом толпа обезьян вошла к ним, и они шли вперёд,
пока не приблизились к ложу, на котором сидел Джаншах. И они поцеловали перед
ним землю и сложили руки на груди и постояли перед ним немного, а потом подошла
толпа обезьян, которые вели газелей, и они зарезали их и, принеся в крепость,
сняли с них шкуру, разрубили их мясо и жарили их, пока они не стали хороши для
еды. Они положили их на золотые и серебряные блюда и поставили трапезу и сделали
Джаншаху и его людям знак, чтобы они ели. И Джаншах сошёл с ложа и стал есть, и
мамлюки и обезьяны ели с ним, пока не насытились едою, а потом обезьяны убрали
трапезу с кушаньями и принесли плоды» и все поели их и прославили великого
Аллаха.
А после этого Джаншах сделал знак старейшим из обезьян и
сказал им: «В чем ваше дело и чьё это место?» И обезьяны ответили ему знаком:
«Знай, что это место принадлежит господину нашему Сулейману, сыну Дауда (мир с
ними обоими!). Он приходил сюда один раз каждый год и гулял здесь и уходил от
нас…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот третья ночь
Когда же настала пятьсот третья ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что обезьяны рассказали Джаншаху про крепость и
сказали ему: „Это место принадлежало господину нашему Сулейману, сыну Дауда, и
он приходил сюда каждый год один раз и гулял здесь и уходил от нас. – А
после этого обезьяны сказали Джаншаху: – Знай, о царь, что ты сделался над нами
султаном, и мы служим тебе. Ешь, пей, и все, что ты нам прикажешь, мы сделаем“.
Потом обезьяны поднялись и поцеловали землю меж рук Джаншаха, и все ушли своей
дорогой, а Джаншах спал на ложе, и его рабы спали вокруг него на седалищах до
времени утра. И потом вошли к нему четыре везиря, предводители обезьян, и их
воины, и наполнилось помещение, и пришедшие встали перед ним ряд за рядом. И
везири подошли и сделали знак Джаншаху, чтобы он творил между ними праведный
суд. И потом обезьяны крикнули что-то друг другу и ушли, а часть их осталась у царя
Джаншаха, чтобы служить ему. А после этого пришли обезьяны, с которыми были
собаки в облике коней (а на голове у каждой собаки была цепь), и Джаншах
подивился на этих собаки на огромность их тела. И везири обезьян сделали
Джаншаху знак, чтобы он сел и поехал с ними. И Джаншах и его трое невольников
сели, и вместе с ними сели воины обезьян, и они двинулись, подобные кишащей
саранче, и некоторые ехали верхом, а другие шли, и Джаншах подивился их делам.
И они все время шли к берегу моря, и когда Джаншах увидел,
что лодка, в которой он ехал, потоплена, он обратился к везирям обезьян и
спросил их: «Где лодка, которая была здесь?» – «Знай, о царь, – ответили
они, – что, когда мы приехали к нашему острову, мы поняли, что ты будешь
над нами султаном, и побоялись, что вы от нас убежите, когда мы от вас уйдём, и
сядете в лодку. Поэтому мы её потопили». Услышав эти слова, Джаншах обратился к
мамлюкам и сказал им: «Не осталось у нас хитрости, чтобы уйти от этих обезьян!
Будем же терпеть то, что предопределил Аллах великий».
И они пошли, и шли до тех пор, пока не дошли до берега
какой-то реки, а рядом с этой рекой стояла высокая гора. И Джаншах посмотрел на
эту гору и увидел на ней множество гулей. Он обернулся к обезьянам и спросил
их: «Что это за гули?» И обезьяны ответили: «Знай, о царь, что эти гули наши
враги, и мы пришли, чтобы с ними сразиться». И Джаншах удивился этим гулям,
которые сидели на конях, и их огромному телу, а у некоторых были головы коров,
а у некоторых – головы верблюда. И когда гули увидели войска обезьян, они
бросились на них и, остановившись у берега реки, стали кидать в них камнями,
имевшими вид дубин, и начался между ними великий бой.
И когда Джаншах увидал, что гули побеждают обезьян, он
крикнул мамлюкам и сказал им: «Поднимайтесь с луками и стрелами и мечите в них
стрелы, пока не перебьёте их и не отгоните от нас». И мамлюки делали так, как
велел им Джаншах, пока не постигло гулей великое огорчение, и было их перебито
великое множество, и обратились они в бегство и бросились бежать. И когда обезьяны
увидели, что Джаншах сделал такое дело, они спустились в реку и перешли её, и
Джаншах вместе с ними, и прогнали гулей, так что те скрылись с глаз.
А Джаншах с обезьянами шли до тех пор, пока не достигли
высокой горы, и Джаншах посмотрел на эту гору и увидел на ней мраморную доску,
на которой было написано: «О тот, кто вступил на эту землю, ты станешь султаном
над этими обезьянами, и тебе не удастся уйти от них, если ты не пройдёшь через
восточный проход сбоку горы (а длиной он в три месяца пути). И будешь ты идти
между диких зверей и гулей, и маридов, и ифритов, а после этого ты придёшь к
морю, которое окружает весь мир. Или же пройдёшь ты через западный проход,
длиною в четыре месяца пути, и в начале его долина муравьёв.
И когда ты достигнешь долины муравьёв и войдёшь в неё,
остерегайся этих муравьёв, пока не достигнешь высокой горы. Эта гора пылает как
огонь и идти по ней нужно десять дней», И когда увидал Джаншах эту доску…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот четвёртая ночь
Когда же настала пятьсот четвёртая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что, увидав эту доску, Джаншах стал читать и увидел
на ней то, о чем мы упомянули, а в конце надписи он нашёл слова: „И потом ты
достигнешь большой, текучей реки, течение которой уносит с собой взор, так оно
стремительно, и эта река каждую субботу высыхает. А возле реки есть город, все
жители которого – евреи, отвергающие веру Мухаммеда, и нет среди них ни одного
мусульманина, и нет на той земле города, кроме этого. А пока ты останешься у
обезьян, они будут побеждать гулей. И знай, что на этой доске писал господин
наш Сулейман, сын Дауда (мир с ними обоими!)“.
И когда прочитал это Джаншах, он заплакал горьким плачем, а
затем он обратился к своим мамлюкам и осведомил их о том, что написано на
доске. А после этого он поехал, и воины обезьян тоже поехали, окружая его, и
они радовались победе над своими врагами. И все вернулись в крепость, и Джаншах
пробыл в крепости султаном над обезьянами полтора года. А затем Джаншах велел
войскам обезьян выезжать на охоту и ловлю, и они сели на своих коней, и Джаншах
сел вместе с ними, и мамлюки его также. И они поехали по степям и пустыням и не
переставая ездили с места на место, пока Джаншах не узнал долины муравьёв и не
увидел знака, о котором было написано на мраморной доске. И, увидав его, он
велел мамлюкам спешиться в этом месте, и они спешились, и воины обезьян тоже
спешились, и они провели за едой и питьём десять дней.
А затем Джаншах остался ночью один со своими мамлюками и
сказал им: «Я хочу, чтобы мы убежали и ушли в долину муравьёв. Мы пойдём в
город евреев, и, может быть, Аллах спасёт нас от этих обезьян, и мы уйдём своей
дорогой». И мамлюки сказали: «Слушаем и повинуемся!» И Джаншах выждал, пока
прошла малая часть ночи, и поднялся, и мамлюки поднялись вместе с ним и надели
оружие и повязали вокруг пояса мечи, кинжалы и тому; подобные военные доспехи.
И Джаншах вышел вместе с мамлюками, и они шли с начала ночи до утра. И когда
обезьяны пробудились от сна, они не увидели ни Джаншаха, ни мамлюков и поняли,
что те от них убежали. И поднялся отряд обезьян, и они сели и поехали в сторону
восточного прохода, а другой отряд сел на коней и поехал в долину муравьёв.
И когда обезьяны ехали, они вдруг увидели Джаншаха и его
мамлюков, которые приближались к долине муравьёв, и, увидев их, они поспешили
им вслед. И когда Джаншах увидал обезьян, он побежал, и мамлюки тоже побежали,
и они вошли в долину муравьёв, и не прошло часа, как обезьяны ринулись на них и
хотели убить Джаншаха с его мамлюками, но вдруг муравьи выползли из земли,
подобные кишащей саранче, и каждый муравей был величиной с собаку. И, увидев
обезьян, муравьи бросились на них и съели из них множество, и было убито много
муравьёв, но победа все же досталась муравьям. И муравей подходил к обезьяне и
ударял её и разрубал пополам, а десять обезьян садились на одного муравья,
хватали его и разрывали пополам. И шёл между ними великий бой до вечерней поры.
А когда настало время вечера, Джаншах и мамлюки убежали в глубь долины…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот пятая ночь
Когда же настала пятьсот пятая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что, когда пришёл вечер, Джаншах и мамлюки убежали в
глубь долины и бежали до утра. Когда же настало утро, обезьяны приблизились к
Джаншаху, и, увидав их, Джаншах крикнул мамлюкам: „Бейте их мечами!“ И мамлюки
вытащили мечи и стали бить обезьян направо и налево. И выступила к ним большая
обезьяна, у которой были клыки, как у слона, и, подойдя к одному из мамлюков,
ударила его и разрубила пополам. И обезьяны во множестве напали на Джаншаха, и
он бежал в конец долины и увидел там большую реку, а возле неё большого
муравья. И когда муравей увидал приближающегося Джаншаха, он заступил ему дорогу.
И вдруг один из мамлюков ударил муравья мечом и разрубил его пополам. И, увидев
это, воины муравьёв во множестве бросились на мамлюка и убили его, и когда они
были заняты этим делом, вдруг обезьяны сошли с горы и во множестве бросились на
Джаншаха.
И, увидав, что они бросились на него, Джаншах снял с себя
одежду и вошёл в реку, и с ним вошёл мамлюк, который остался жив. Они плыли в
воде до середины реки, и затем Джаншах увидал на берегу реки, на другой
стороне, дерево. Он протянул руку к одной из его ветвей и схватил её, взобрался
по ней и вышел на сушу, что же касается мамлюка, то его осилило течение и
схватило его и разбило об гору. И Джаншах остался стоять на суше один, выжимая
свою одежду и суша её на солнце, а у обезьян с муравьями возник великий бой, и
затем обезьяны возвратились в свои земли.
Вот что было с обезьянами и муравьями. Что же касается
Джаншаха, то он плакал до вечера, а затем он вошёл в пещеру и приютился в ней,
и он очень боялся и чувствовал себя одиноким, лишившись своих мамлюков. И он
проспал в этой пещере до утра, и потом пошёл, и шёл не переставая ночи и дни,
питаясь травами, пока не дошёл до горы, которая горит как огонь. И, прядя к
этой горе, он пошёл по ней и дошёл до реки, которая высыхает каждую субботу, а
дойдя до этой реки, он увидел, что это река большая и возле неё большой город,
и это город евреев, о котором, как он видел, было написано на доске.
И Джаншах оставался там, пока не пришёл день субботы и река
не высохла, а потом он пошёл по реке и дошёл до города евреев, но не увидел там
ни одного человека. И он шёл по городу, пока не дошёл до ворот одного дома, и,
открыв их, он вошёл в дом и увидел, что его обитатели молчат и совершенно не
разговаривают. «Я чужеземец и голоден», – сказал им Джаншах, и они
ответили ему знаком: «Ешь и пей, но не разговаривай!» И Джаншах остался у них и
поел и попил и проспал эту ночь, а когда наступило утро, хозяин дома
приветствовал его и сказал: «Добро пожаловать! – и спросил: – Откуда ты
пришёл и куда идёшь?» И когда Джаншах услышал слова этого еврея, он заплакал
горьким плачем и рассказал ему свою историю и поведал о городе своего отца. И
еврей удивился этому и сказал: «Мы никогда не слышали об этом городе, но мы
слыхали от купцов с караванами, что там есть страна, которая называется страна
Йемен». – «Эта страна, про которую тебе рассказывали купцы, недалеко от
наших мест», – сказал Джаншах еврею. И еврей молвил: «Купцы, приходившие с
этими караванами, утверждают, что срок путешествия из их страны сюда длится два
года и три месяца». – «А когда придёт караван?» – спросил Джаншах, и еврей
ответил: «Он придёт в будущем году…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот шестая ночь
Когда же настала пятьсот шестая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что, когда Джаншах спросил еврея о приходе каравана,
тот ответил ему: „Он придёт в будущем году“. И, услышав его слова, Джаншах
заплакал горьким плачем и стал горевать о самом себе и мамлюках, и о разлуке со
своей матерью и отцом, и о том, что с ним случилось во время путешествия. „Не
плачь, о юноша, – сказал ему еврей, – и живи у нас, пока не придёт
караван. Мы отошлём тебя с ним на твою родину“. И, услышав от еврея такие
слова, Джаншах прожил у него два месяца, и каждый день он выходил на улицы
города и гулял по ним.
И случилось так, что он вышел однажды, по своему обычаю, и
ходил по улицам города направо и налево, и вдруг он услышал, как какой-то
человек зазывал и кричал: «Кто возьмёт тысячу динаров и девушку, прекрасную,
редкостно красивую и прелестную, и будет делать для меня работу от утра до
полудня?» – но никто не отвечал ему. И когда Джаншах услышал слова зазывателя,
он сказал про себя: «Не будь эта работа опасной, наниматель не дал бы тысячи
динаров и прекрасной девушки за то, чтобы поработать от утра до полудня». И он
подошёл к зазывателю и сказал ему: «Я сделаю эту работу!» И когда зазыватель
услышал от Джаншаха такие слова, он взял его и привёл к какому-то высокому
дому. И они с Джаншахом вошли в этот дом, и Джаншах увидел, что это большой
дом, и он нашёл там еврея-купца, который сидел на скамеечке из эбенового
дерева. И зазыватель остановился перед ним и сказал ему: «О купец, вот уже три
месяца, как я кричу в городе, и никто не отозвался, кроме этого юноши».
И, услышав слова зазывателя, купец сказал Джаншаху: «Добро
пожаловать! – и, взяв его, вошёл с ним в роскошное помещение и велел своим
рабам принести ему кушанья. И рабы поставили трапезу и принесли разные кушанья,
и купец с Джаншахом поели и вымыли руки, а потом принесли напитки, и они
попили, а затем купец поднялся и принёс Джаншаху мешок, в котором была тысяча
динаров, и привёл ему на редкость прекрасную девушку и сказал: „Возьми эту
девушку и деньги за работу, которую ты сделаешь“. И Джаншах взял девушку и
деньги и посадил девушку с собой рядом, и купец сказал ему: „Завтра ты сделаешь
нам работу“.
И купец ушёл от них, а Джаншах проспал с девушкой ночь, а
когда настало утро, он пошёл в баню. И купец приказал своим рабам принести ему
шёлковую одежду, и ему принесли роскошную шёлковую одежду и ждали, пока он
вышел из бани, и тогда его одели в эту одежду и привели в дом. И купец велел
рабам принести арфу и лютню и напитки, и рабы принесли все это, и купец с
Джаншахом пили, играли и смеялись, пока не прошли день, вечер и половина ночи,
и после этого купец ушёл к себе в харим, а Джаншах проспал с девушкой до утра и
потом пошёл в баню. Когда же он вернулся из бани, купец пришёл к нему и сказал:
«Я хочу, чтобы ты сделал для нас ту работу». – «Слушаю и повинуюсь!» –
сказал Джаншах.
И тогда купец велел своим невольникам привести пару мулов, и
ему привели пару мулов, и он сел на одного из них и велел Джаншаху сесть на
другого мула, и тот сел. И потом Джаншах с купцом ехали от утра до полудня и
достигли высокой горы, высоте которой не было предела, и купец сошёл со спины
мула и велел Джаншаху спешиться. И Джаншах спешился, а купец дал ему нож и
верёвку и сказал: «Я хочу, чтобы ты зарезал этого мула». И Джаншах подобрал
платье и подошёл к мулу и, накинув верёвку на четыре его ноги, свалил его на
землю, и затем он взял нож и зарезал мула, и снял с него шкуру, и отрезал ему
все четыре ноги и голову, так что он превратился в кучу мяса. И тогда купец
сказал ему: «Я приказываю тебе вскрыть ему брюхо и войти туда.
Я зашью тебя в нем, и ты посидишь там некоторое время, и что
бы ни увидел у него в брюхе, расскажи мне».
И Джаншах вскрыл мулу брюхо и вошёл туда, а купец зашил его
в шкуру и оставил его и удалился…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот седьмая ночь
Когда же настала пятьсот седьмая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что купец зашил Джаншаха в брюхо мула, оставил его
и удалился и спрятался у подножия горы. А через некоторое время спустилась к
мулу большая птица и схватила его и полетела; и затем она спустилась с ним на
вершину горы и хотела его съесть. И Джаншах почувствовал присутствие птицы и,
прорвав брюхо мула, вышел из него, и птица испугалась, увидя Джаншаха, и
улетела и отправилась своей дорогой. И Джаншах поднялся на ноги и стал смотреть
направо и налево и не увидел никого, кроме мёртвых людей, высохших на солнце.
„Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого!“ – воскликнул про себя
Джаншах, увидев все это.
И затем он посмотрел с горы вниз и увидел купца, который
стоял под горой и смотрел на Джаншаха. И, увидав его, купец сказал: «Сбрось мне
несколько камней, которые вокруг тебя, и я укажу тебе дорогу, по которой ты
спустишься». И Джаншах сбросил ему из этих камней около двухсот, а были это
яхонты, топазы и драгоценные рубины. И потом Джаншах сказал купцу: «Укажи мне
дорогу, и я сброшу тебе ещё раз», – но купец собрал камни, погрузил их на
мула, на котором он приехал, и уехал, не дав Джаншаху ответа. И Джаншах остался
на вершине горы один и стал звать на помощь и плакать.
Он провёл на горе три дня, а через три дня он поднялся на
ноги и пошёл, и шёл поперёк горы два месяца, питаясь травами, росшими на горе.
И он не переставал идти, пока не дошёл на своём пути до конца горы, а
оказавшись у подножия горы, он увидал вдалеке долину, где были деревья, плоды и
птицы, которые прославляли Аллаха, единого, покоряющего. И когда Джаншах увидел
эту долину, он обрадовался великой радостью и направился в долину и шёл не
переставая в течение некоторого времени, пока не дошёл до одной расщелины в
горе, из которой вытекал поток. И Джаншах прошёл через все и достиг той долины,
которую видел, находясь на горе. И, войдя в долину, он стал там ходить направо
и налево, и ходил и смотрел до тех пор, пока не дошёл до высокого дворца,
возвышающегося в воздухе.
И Джаншах приближался к этому дворцу пока не дошёл до его
ворот, и он увидел там старца, прекрасного обликом, лицо которого блистало
светом, а в руке у него был посох из рубинов, и этот старец стоял у ворот
дворца. И Джаншах шёл, пока не приблизился к старцу, и тогда он приветствовал
его, и старец ответил на его приветствие и сказал ему: «Добро
пожаловать! – и молвил: – Садись, о дитя моё!» И Джаншах сел у ворот
дворца, а старец спросил его и сказал: «Откуда ты пришёл в эту землю, которую
никогда не попирал ногами сын Адама, и куда ты идёшь?» И, услышав слова старца,
Джаншах заплакал горьким плачем из-за великих тягот, которые он перенёс, и плач
задушил его. «О дитя моё, – сказал ему старец, – оставь плач, ты
причинил боль моему сердцу». И старец поднялся и принёс Джаншаху кое-какой еды
и поставил её перед ним и сказал: «Поешь этого!» И Джаншах поел и восхвалил
Аллаха великого, а после этого старец спросил его и сказал: «О дитя моё, я
хочу, чтобы ты рассказал твою историю и поведал мне, что с тобой случилось».
И Джаншах рассказал ему свою историю и поведал ему обо всем,
что с ним случилось, от начала и до тех пор, пока он не дошёл до него, и,
услышав слова Джаншаха, старец удивился сильным удивлением. «Я хочу от
тебя, – сказал Джаншах старцу, – чтобы ты рассказал мне, кому принадлежит
эта долина и этот большой дворец». – «Знай, о дитя моё, – отвечал
старец, – что эта долина с тем, что в ней есть, и этот дворец со всем, что
в нем заключается, принадлежат господину нашему Сулейману, сыну Дауда (мир с
ними обоими!), а меня зовут шейх Наср, царь птиц. И знай, что господин наш
Сулейман поручил мне этот дворец…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот восьмая ночь
Когда же настала пятьсот восьмая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что шейх Наср, царь птиц, говорил Джаншаху: „Знай,
что господин наш Сулейман поручил мне этот дворец и научил меня речи птиц. Он
сделал меня властным над всеми птицами, которые есть в мире, и каждый год птицы
прилетают к этому дворцу, и мы производим им смотр, а потом они улетают. И в
этом причина моего пребывания здесь“. Услышав слова шейха Насра, Джаншах
заплакал горьким плачем и сказал: „О родитель мой, как мне ухитриться, чтобы
уйти в мою страну?“ И старец ответил: „Знай, о дитя моё, что ты близко от горы Каф,
и нет для тебя ухода из этого места раньше, чем прилетят птицы. Я поручу тебя
одной из них, и она тебя доставит в твою страну. Сиди же у меня в этом дворце,
ешь, пей и ходи по этим комнатам, пока не прилетят птицы“.
И Джаншах зажил у старца и стал ходить по долине и есть
плоды, и гулять, и смеяться, и играть. И он пребывал в самой сладостной жизни
некоторый срок времени, пока не приблизилась пора птицам прилететь из их мест,
чтобы посетить шейха Насра. И когда узнал шейх Наср о скором прилёте птиц, он поднялся
на ноги и сказал Джаншаху: «О Джаншах, возьми эти ключи и открой комнаты,
которые есть во дворце, и смотри на то, что есть в них всех, кроме такой-то
комнаты; остерегайся открыть её, а если ты меня ослушаешься и откроешь эту
комнату и войдёшь в неё, тебе не будет никогда блага». И он дал Джаншаху такое
наставление и твёрдо внушил его ему и после этого ушёл от него встречать птиц.
И когда птицы увидели шейха Насра, они устремились к нему и стали целовать ему
руки, один род птиц за другим, – и вот что было с шейхом Насром.
Что же касается Джаншаха, то он поднялся на ноги и стал
ходить вокруг дворца, смотря направо и налево, и открыл все комнаты, которые
были во дворце. И он дошёл до той комнаты, открывать которую ему не велел шейх
Наср, и посмотрел на двери этой комнаты, и они ему понравились. Он увидел на
них золотой замок и сказал про себя: «Поистине, эта комната лучше всех других
комнат, которые во дворце! Посмотреть бы, что такое в этой комнате, что шейх
Наср не позволил мне туда входить! Я обязательно войду в эту комнату и
посмотрю, что в ней! То, что предопределено рабу, он неизбежно получит все
полностью».
И затем он протянул руку и, открыв комнату, вошёл в неё. И
он увидел в ней большой бассейн, а на краю бассейна – маленький дворец,
построенный из золота, серебра и хрусталя, и переплёты в его окнах были из
яхонта, а плиты пола из зеленого топаза, бадахшанского рубина и изумруда, и эти
драгоценные камни были вделаны в пол наподобие мраморных плит. И посередине
этого дворца был бассейн из золота, наполненный водой. А вокруг этого бассейна
стояли звери и птицы, сделанные из золота и серебра, и из брюха их текла вода,
а когда дул ветер, он входил им в уши, и каждое изображение свистело на особом
языке. А на краю бассейна был широкий портик, под которым стояло большое ложе
из яхонта, украшенное жемчугом и драгоценными камнями, и на этом ложе стояла
палатка из зеленого шелка, вышитая драгоценными камнями и металлами, и шириною
она была в пятьдесят локтей, а внутри палатки была кладовая, в которой находился
ковёр, принадлежавший господину нашему Сулейману (мир с ним!).
И Джаншах увидал вокруг этого дворца большой сад, в котором
были деревья, плоды и каналы, а вокруг дворца были посажены белые и красные
розы, базилик и всякие цветы, и когда дул ветер на эти деревья, их ветви
покачивались. И увидал Джаншах в этом саду всевозможные деревья, зеленые и
высохшие, и все это находилось в той комнате, и когда Джаншах увидел такое
дело, он удивился до крайности и стал ходить по этому саду и по дворцу, смотря
на диковины и редкости, которые там были. Он заглянул в большой бассейн и
увидел, что камушки в нем из дорогих камней, ценных рубинов и благородных
металлов, и увидел он в этой комнате вещи многие…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот девятая ночь
Когда же настала пятьсот девятая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что Джаншах увидел в этой комнате вещи многие и
подивился на них. И он шёл, пока не вошёл во дворец, который находился в этой
комнате, и поднялся на ложе, стоявшее под портиком на краю пруда, и вошёл в
палатку, поставленную на ложе, и проспал в этой палатке некоторое время. А
потом он проснулся, встал и пошёл, и вышел из ворот дворца и сел на скамеечку
перед дворцовыми воротами, дивясь на красоту этого места.
И когда он так сидел, вдруг прилетели к нему по воздуху три
птицы в виде голубей. И они опустились на край бассейна и немножко поиграли, а
потом они сняли с себя бывшие на них перья и превратились в трех девушек,
подобных луне, на которых нет в мире похожих. И они вошли в бассейн и стали
плавать, играть и смеяться, и когда увидел их Джаншах, он изумился их красоте и
прелести и стройности их стана. И они вышли на сушу и стали гулять по саду, и
когда Джаншах увидал, что девушки вышли на сушу, его разум едва не исчез. И он
поднялся на ноги и шёл, пока не дошёл до девушек, и, приблизившись к ним,
приветствовал их, и они ответили на его приветствие. И Джаншах спросил их и
сказал: «Кто вы, о славные госпожи, и откуда вы пришли?» И младшая ответила:
«Мы пришли из царства Аллаха великого, чтобы погулять в этом месте». И Джаншах
подивился на их красоту и сказал младшей: «Умилосердись надо мной, смягчись ко
мне и сжалься над моим положением из-за того, что случилось со мной в жизни».
Но девушка воскликнула: «Оставь такие речи и уходи своей дорогой!»
И, услышав эти слова, Джаншах заплакал сильным плачем, и
усилились его вздохи, и он произнёс такие стихи:
«Явилась в саду она в зелёных одеждах
мне,
Застёжки все развязав и волосы
распустив.
Спросил я: «Как звать тебя?» Сказала
она: «Я та,
Что сердце влюблённого как будто
углём прижгла»,
И стал я ей сетовать на то, что
терпел в любви,
И молвила: «Ты скале, не ведая,
сетовал»,
И молвил я: «Если сердце было твоё
скалой,
Заставил ведь течь Аллах из камня
воды поток».
И когда девушки услыхали от Джаншаха такие стихи, они стали
смеяться, играть, петь и веселиться, а затем Джаншах принёс им плодов, и они
поели и напились и проспали с Джаншахом эту ночь до утра. А когда на стало
утро, девушки надели свои одежды из перьев и приняли облик голубей и полетели,
уносясь своей дорогой. И когда Джаншах увидел, что они улетают и скрываются из
глаз, его ум едва не улетел вместе с вами, и он испустил великий крик и упал,
покрытый беспамятством.
Он провёл без чувств весь день, и, когда он лежал на земле,
вдруг пришёл шейх Наср, после встречи с птицами, и стал искать Джаншаха, чтобы
отослать его с птицами и чтобы он мог отправиться в свою землю, по не увидел
его, и тогда шейх понял, что Джаншах входил в ту комнату. А шейх Наср сказал
птицам: «У меня есть маленький мальчик, которого привела судьба из дальних
стран в эту землю, и я хочу от вас, чтобы вы понесли его на себе и доставили в
его страну». И птицы сказали: «Слушаем и повинуемся!» И шейх Наср искал
Джаншаха, пока не подошёл к двери той комнаты, которую они запретил ему
открывать, и увидел, что дверь открыта. И он вошёл и увидел, что Джаншах лежит
под деревом и покрыт беспамятством, и тогда старец принёс благоухающих вод и
обрызгал ими лицо Джаншаха, и тот очнулся от обморока и стал осматриваться…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот десятая ночь
Когда же настала пятьсот десятая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что, когда шейх Наср увидел, что Джаншах лежит под
деревом, он принёс благоухающих вод и обрызгал ими лицо Джаншаха, и тот очнулся
от обморока и стал осматриваться направо и налево, но не увидел подле себя
никого, кроме шейха Насра. И увеличились тогда его печали, и он произнёс такие
стихи:
«Явилась она, как полный месяц в ночь
радости,
И члены нежны её, и строен и гибок
стан.
Зрачками прелестными пленяет людей
она,
И алость уст розовых напомнит о
яхонте,
И тёмные волосы на бедра спускаются,
—
Смотри берегись же змей волос её
вьющихся!
И нежны бока её, душа же её жестка,
С возлюбленным крепче скал она
твердокаменных.
И стрелы очей она пускает из-под
ресниц,
И бьёт безошибочно, хоть издали бьёт
она.
О, право, краса её превыше всех
прелестей,
И ей среди всех людей не будет
соперницы».
И, услышав от Джаншаха такие стихи, шейх Наср молвил: «О
дитя моё, не говорил ля я тебе: „Не открывай этой комнаты и не входи в неё?“ Но
расскажи, о дитя моё, что ты в ней видел, и поведай мне твою повесть, и сообщи
мне о том, что с тобой случилось». И Джаншах рассказал ему свою историю и
поведал ему о том, что случилось у него с тремя девушками, когда он тут сидел.
И, услышав его слова, шейх Наср сказал ему: «О дитя моё, знай, что эти девушки
– дочери джиннов, и каждый год они приходят в это место и играют и развлекаются
до послеполуденного времени, а затем они улетают в свою страну». – «А где
их страна?» – опросил Джаншах. И Наср ответил: «Клянусь Аллахом, о дитя моё, я
не знаю, где их страна!»
Потом шейх Наср сказал Джаншаху: «Пойдём со мной и бодрись,
чтобы я мог отослать тебя в твою страну с птицами, и оставь эту любовь». Но,
услышав слова шейха, Джаншах испустил великий крик и упал, покрытый
беспамятством, а очнувшись, он воскликнул: «О родитель мой, я не хочу уезжать в
мою страну, пока не встречусь с этими девушками. И знай, о мой родитель, что я
не стану больше вспоминать о моей семье, хотя бы я умер перед тобой!» И он
заплакал и воскликнул: «Согласен! видеть лицо тех, кого я люблю, хотя бы один
раз в год!» И затем он стал испускать вздохи и произнёс такие стихи:
«О, если бы призрак их к влюблённым
не прилетал,
О, если бы эту страсть Аллах не
создал для нас
Когда жара бы не было в душе, если
вспомню вас,
То слезы бы по щекам обильные не
лились.
Я сердце учу терпеть и днями, и в час
ночной,
И тело моё теперь сгорело в огне
любви».
И потом Джаншах упал к ногам шейха Насра и стал целовать их
и плакать сильным плачем и оказал ему: «Пожалей меня – пожалеет тебя Аллах, и
помоги мне в моей беде». – «Аллах тебе поможет! О дитя моё, – сказал
ему шейх Наср, – клянусь Аллахом, я не знаю этих девушек и не ведаю, где
их страна. Но если ты увлёкся одной из них, о дитя моё, проживи у меня до
такого же времени в следующем году, так как они прилетят в будущем году в такой
же день. И когда приблизятся те дни, в которые они прилетают, сядь, спрятавшись
в саду под деревом. И когда девушки войдут в бассейн и начнут там плавать и
играть и отдалятся от своих одежд, возьми одежду той из них, которую ты
желаешь. Когда девушки увидят тебя, они выйдут на сушу, чтобы надеть свою
одежду, и та, чью одежду ты взял, окажет тебе мягкими словами с прекрасной
улыбкой: „Отдай мне, о брат мой, мою одежду, чтобы я её надела и прикрылась
ею“. Но если ты послушаешься её слов и отдашь ей одежду, ты нмкогда не
достигнешь у неё желаемого: она её наденет и уйдёт к своим родным, и ты никогда
не увидишь её после этого. Когда ты захватишь одежду девушки, береги её и
положи её под мышку и не отдавай её девушке, пока я не возвращусь после встречи
с птицами.
Я помирю тебя с ней и отошлю тебя в твою страну, и девушка
будет с тобою. Вот что я могу, о дитя моё, и ничего больше…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот одиннадцатая ночь
Когда же настала пятьсот одиннадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что шейх говорил Джаншаху: „Береги одежду той,
которую ты желаешь, и не отдавай её девушке, пока я к тебе не вернусь после
встречи с птицами. Вот что я могу, о дитя моё, и ничего больше“. И когда
Джаншах услышал слова шейха Насра, его сердце успокоилось, и он прожил у него
до следующего года и считал проходившие дни, после которых прилетят птицы. И
когда наступил срок прилёта птиц, шейх Наср подошёл к Джаншаху и сказал ому:
„Поступай по наставлению, которое я тебе дал, в отношении одежды девушек; я
ухожу встречать птиц“. – „Слушаю и повинуюсь твоему приказанию, о родитель
мой!“ – ответил Джаншах. И затем шейх Наср ушёл встречать птиц. А после его
ухода Джаншах поднялся и шёл, пока не вошёл в сад, и спрятался под деревом, так
что никто его не видел.
И он просидел первый день и второй день и третий день, и
девушки не прилетали, и Джаншах начал тревожиться, плакать и испускать стоны,
исходившие из печального сердца, и плакал до тех пор, пока не потерял сознания.
А через некоторое время он очнулся и стал смотреть то на небо, то на землю, то
на бассейн, то на равнину, и сердце его дрожало от сильной страсти. И когда он
был в таком состоянии, вдруг приблизились к нему по воздуху три птицы в образе
голубей (но только каждый голубь был величиной с орда), и они опустились около
бассейна и посмотрели направо и налево, но не увидели ни одного человека или
джинна.
И тогда они вняли одежду и, войдя в бассейн, стали играть,
смеяться и развлекаться, и были одинаковые, подобные слиткам серебра. И старшая
из них сказала: «Я боюсь, о сестры, что кто-нибудь спрятался из-за нас в этом
дворце». Но средняя молвила: «О сестра, в этот дворец со времени Сулеймана не
входил ни человек, ни дживы». А младшая воскликнула, смеясь: «Клянусь Аллахом,
сестрицы, если кто-нибудь здесь спрятан, то он возьмёт только меня!» И затем
они стали играть и смеяться, а сердце Джаншаха дрожало от чрезмерной страсти. И
он сидел, спрятавшись под деревом, и смотрел на девушек, а те его не видели. И
девушки поплыли по воле и доплыли до середины бассейна, удалившись от своих
одежд, и тогда Джаншах поднялся на ноги и помчался, как поражающая молния, и
взял одежду младшей девушки, а это была та, к которой привязалось его сердце, и
звали её Шамса.
И девушки обернулись и увидели Джаншаха, и задрожали их
сердца, и они закрылись от юноши водой и, подойдя близко к берегу, стали
смотреть на Джаншаха и увидели, что он подобен луне в ночь её полноты. «Кто ты
и как ты пришёл в это место и взял одежду Ситт Шамсы?» – спросили они его. И
Джаншах сказал: «Подойдите ко мне, и я расскажу вам, что со мной
случилось». – «Какова твоя повесть, зачем ты взял мою одежду и как ты
узнал меня среди моих сестёр?» – спросила его Ситт Шамса. И Джаншах молвил: «О
свет моего глаза, выйди из воды, и я поведаю тебе мою историю и расскажу тебе,
что со мной случилось, и осведомлю тебя, почему я тебя знаю». – «О
господин мой, прохлада моего глаза и плод моего сердца, – оказала она
ему, – дай мне мою одежду, чтобы я могла её надеть и прикрыться ею, и я к
тебе выйду». – «О владычица красавиц, – отвечал ей Джаншах, –
мне невозможно отдать тебе одежду и убить себя от страсти. Я отдам тебе одежду,
только когда придёт шейх Наср, царь птиц».
И, услышав слова Джаншаха, Шамса оказала ему: «Если ты не
отдашь мне мою одежду, отойди немного, чтобы мои сестры могли выйти на землю и
наметь свои одежды и дать мне что-нибудь, чем прикрыться». – «Слушаю и
повинуюсь!» – оказал Джаншах. И затем он ушёл от них и вошёл во дворец, а Ситт
Шамса с сёстрами вышла на сушу, и они надели свои одежды. А затем старшая
сестра Ситт Шамсы дала ей одежду из своих одежд, в которой Ситт Шамса не могла
летать, и одела её в эту одежду. И Ситт Шамса поднялась, подобная восходящей
луне и резвящейся газели, и шла до тех пор, пока не пришла к Джаншаху. Она
нашла его сидящим на ложе и приветствовала его и, сев близ него, сказала: «О
прекрасный лицом, это ты убил меня и убил себя самого! Но расскажи мне, что с
тобою случилось, чтобы мы посмотрели, какова твоя повесть».
И, услышав слова Ситт Шамсы, Джаншах так заплакал, что
обмочил слезами свою одежду. И когда Ситт Шамса поняла, что он охвачен любовью
к ней, она поднялась на ноги и взяла Джаншаха за руку и, посадив его с собою
рядом, вытерла ему слезы своим рукавом и сказала: «О прекрасный лицом, оставь
этот плач и расскажи мне, что с тобою случилось». И Джаншах рассказал девушке,
что с ним случилось, и что он видел…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот двенадцатая ночь
Когда же настала пятьсот двенадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что Ситт Шамса сказала Джаншаху: „Расскажи
мне, что с тобой случилось“. И Джаншах рассказал ей обо всем, что с ним
случилось. И, услышав его слова, Ситт Шамса вздохнула и сказала: „О господин,
если ты в меня влюблён, отдай мне мою одежду: я надену её и полечу с сёстрами к
моим родным и расскажу им, что с тобой случилось из-за любви ко мне, затем я к
тебе возвращусь и доставлю тебя в твою страну“. И когда Джаншах услышал от
девушки эти слова, он заплакал горьким плачем и воскликнул: „Дозволено ли тебе
Аллахом несправедливо убить меня?“ – „О господин, почему я несправедливо убью
тебя?“ – спросила девушка. И Джаншах отвечал: „Потому что, когда ты наденешь
свою одежду и улетишь от меня, я тотчас же умру“.
И, услышав его слова, Ситт Шамса засмеялась, и её сестры
тоже засмеялись, а затем она сказала ему: «Успокой свою душу и прохлади глаза!
Я непременно выйду за тебя замуж!» И она нагнулась к Джаншаху и, обняв его,
прижала его к груди и поцеловала между глаз и в щеку, и они простояли,
обнявшись, некоторое время, а затем отошли друг от друга и сели на то же ложе.
И старшая сестра Ситт Шамсы вышла из дворца в сад и, взяв плодов и цветов,
принесла их им, и они стали есть, пить, наслаждаться, веселиться, смеяться и
играть. А Джаншах был на редкость красив и прелестен, и прям, и строен стадом.
И Ситт Шамса оказала ему: «О мой любимый, клянусь Аллахом, я люблю тебя великой
любовью и никогда с тобой не расстанусь». И когда Джаншах услышал её слова, его
грудь расправилась и губы улыбнулись. И они продолжали смеяться и играть и
веселились и развлекались.
И вдруг пришёл шейх Наср после встречи с птицами, и, когда
он подошёл к ним, все поднялись перед ним на ноги и приветствовали его и
поцеловали ему руки. И шейх Наср сказал девушкам: «Добро пожаловать! – и
молвил: – Садитесь!» И они сели. И тогда шейх Наср сказал Ситт Шамсе: «Поистине,
этот юноша любит тебя великой любовью! Ради Аллаха, заботься же о нем; он из
знатнейших людей и царский сын, и его отец правит землёю Кабуль и приобрёл
великую власть».
И, услышав слова шейха Насра, Ситт Шамса ответила: «Слушаю и
повинуюсь твоему приказу!» – а затем она поцеловала шейху Наору руки и стала
перед ним, и Шейх Наср сказал: «Если ты правдива в твоих словах, поклянись мне
Аллахом, что ты не обманешь его, пока останешься в оковах жизни». И Ситт Шамса
дала ему великую клятву, что никогда не обманет Джаншаха и обязательно выйдет
за него замуж, и, дав клятву, сказала: «Знай, о шейх Наср, что я никогда с ним
не расстанусь». И когда Ситт Шамса поклялась шейху Насру, он поверял её клятве
и оказал Джаншаху: «Слава Аллаху, который привёл её и тебя к согласию!» И
Джаншах сильно обрадовался этому. И потом Джаншах и Ситт Шамса прожили у шейха
Насра три месяца, проводя время в еде, питьё, играх и смехе…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот тринадцатая ночь
Когда же настала пятьсот тринадцатая ночь она лазала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что Джаншах и Ситт Шамса прожили у шейха Насра три
месяца, проводя время в еде, питьё, играх и великом веселье, а через три месяца
Ситт Шамса сказала Джаншаху: „Я хочу, чтобы мы отправились в твою страну, ты на
мне женишься, и мы там останемся“. – „Слушаю и повинуюсь!“
сказал Джаншах. И затем он посоветовался с шейхом Насром и
оказал ему: «Мы хотим отправиться в мою страну». И он рассказал ему о том, что
говорила Ситт Шамса, и шейх Наср сказал ему: «Отправляйтесь в твою страну, и
заботься о девушке». – «Слушаю и повинуюсь!» – отвечал Джаншах. А потом
девушка попросила свою одежду и сказала: «О шейх Наср, прикажи ему дать мне мою
одежду, чтобы я могла её надеть!» И шейх Наср сказал Джаншаху: «О Джаншах,
отдай её одежду!» И Джаншах отвечал: «Слушаю и повинуюсь!»
И он поспешно поднялся и вошёл во дворец и, принеся одежду
Ситт Шамсы, отдал её девушке. И та взяла от него одежду и надела её и сказала:
«О Джаншах, садись мне на спину, закрой глаза и заткни уши, чтобы не слышать
гуденья вращающегося небосвода. Схватись рудсами за мою одежду из перьев, сидя
у меня на спине, и берегись упасть». И, услышав её слова, Джаншах сел ей на
спину. И, когда она собралась лететь, шейх Наср сказал ей: «Постой, пока я
опишу тебе страну Кабуль: я боюсь, что вы ошибётесь дорогой». И девушка стояла,
пока шейх Наср не описал ей страну Кабуль, и он поручил ей заботиться о
Джаншахе, а затем простился с ними, и Ситт Шамса простилась со своими двумя
сёстрами и оказала им: «Отправляйтесь к нашим родным и осведомьте их о том, что
случилось у меня с Джаншахом».
И потом она взлетела, в тот же час и минуту, и помчалась по
воздуху, точно дуновение ветра или блистающая молния. И после этого её сестры
полетели и отправились к своим родным и осведомили их о том, что случилось у
Ситт Шамсы с Джаншахом. И с той минуты, как Ситт Шамса взлетела, она летела не
переставая от зари до послеполуденного времени, и Джаншах сидел у неё на спине.
А после полудня показалась вдалеке долина с деревьями и каналами, и девушка
оказала Джаншаху: «Я хочу опуститься в эту долину на сегодняшнюю ночь, и мы
посмотрим, какие есть там деревья и растения». – «Делай что
хочешь», – ответил Джаншах.
И девушка спустилась по воздуху и села в этой долине, и
Джаншах сошёл с её спины и поцеловал её меж глаз. И они посидели у одного из
каналов некоторое время. А потом поднялись на ноги и стали ходить по долине,
смотря на то, что там есть, и вкушая плоды, и гуляли до тех пор, пока не
наступил вечер. И тогда они подошли к дереву и проспали возле него до утра, а
утром Ситт Шамса поднялась и велела Джаншаху сесть к ней на спину, и Джаншах
сказал: «Слушаю и повинуюсь!» И он сел девушке на спину, я она в тот же час и
минуту взлетела с ним и летела не переставая от утра до полудня.
И они летели и вдруг увидели знают, о которых рассказывал им
шейх Наср. И, увидав эти знаки, Ситт Шамса спустилась с вышины по воздуху на
широкий луг с прекрасной растительностью, и были там резвящиеся газели,
полноводные потоки и спелые плоды и широкие каналы. И когда девушка спустилась
на этот луг, Джаншах сошёл с её спины и поцеловал её между глаз, а она сказала
ему: «О любимый и прохлада моих глаз, знаешь ли ты, какое расстояние мы
пролетели?» – «Нет», – ответил Джаншах. И девушка молвила: «Расстояние в
тридцать месяцев пути». – «Слава Аллаху за благополучие!» – воскликнул
Джаншах. И затем он сел, и девушка села с ним рядом, и они сидели за едой и
питьём и играли и смеялись.
И когда они были заняты этим делом, вдруг подошли к ним двое
мамлюков; один из них был тот, что остался у коней, когда Джаншах сел в рыбачью
лодку, а другой был из тех мамлюков, которые были с Джаншахом на охоте и ловле.
И, увидев Джаншаха, они узнали его и поздоровались с ним и сказали: «С твоего
позволения, мы пойдём к твоему отцу и сообщим ему радостную весть о твоём
прибытии». – «Идите к отцу и осведомите его об этом да привезите нам
палатки, – сказал Джаншах. – Мы пробудем в этом месте семь дней,
чтобы отдохнуть, пока шествие но выйдет к нам навстречу, и тогда мы войдём в
город в великолепном шествии…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот четырнадцатая ночь
Когда же настала пятьсот тринадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что Джаншах сказал мамлюкам: „Пойдите к
моему отцу и осведомите его обо мне и привезите нам палатки: мы пробудем в этом
месте семь дней, чтобы отдохнуть, пока шествие не выйдет нам навстречу, и тогда
мы войдём в город в великолепном шествии“. И мамлюки сели на коней и поехали к
отцу Джаншаха и сказали: „Радостная весть, о царь времени!“ И когда царь
Тайгамус услышал слова мамлюков, он спросил их: „Чем вы меня обрадуете? Разве
прибыл мой сын Джаншах?“ – „Да, – отвечали мамлюки, – твой сын
Джаншах пришёл после отсутствия, и он близко от тебя, на лугу аль-Каррани“.
И, услышав слова мамлюков, царь обрадовался сильной радостью
и упал без памяти на землю, так сильно он был обрадован; а очнувшись, он
приказал своему везирю наградить каждого из мамлюков роскошной одеждой и дать
всякому из них большое количество денет. И везирь отвечал ему: «Слушаю и
повинуюсь!» – а затем он тотчас же поднялся и дал мамлюкам то, что велел царь,
и сказал: «Возьмите эти деньги в воздаяние за радостную весть, которую вы
принесли, все равно, солгали вы или сказали правду». – «Мы не
лжецы, – отвечали мамлюки. – Мы сейчас с ним сидели и приветствовали
его и целовала ему руки, и он велел привезти палатки. Он пробудет на лугу
аль-Каррани семь дней, пока везирь, эмиры и знатные люди царства не выедут его
встречать». – «А как поживает мой сын?» – опросил их царь. И они ответили:
«С твоим сыном гурия, которую он как будто вывел из рая».
И, услышав эти слова, царь велел бить в литавры и трубить в
трубы, и забили о радости. И царь Тайгамус разослал вестников по городу во все
стороны, чтобы они порадовали мать Джаншаха и жён эмиров, везирей и знатных
людей в царстве. И вестники рассыпались по городу и осведомили его обитателей о
прибытии Джаншаха. А царь Тайгамус собрался со своими воинами и солдатами и
отправился на луг аль-Каррани.
И когда Джаншах сидел рядом с Ситт Шамсой, вдруг подошли к
ним войска, и Джаншах поднялся на ноги и шёл, пока не приблизился к ним. И,
увидев Джаншаха, воины узнали его и, сойдя с коней, пошли пешком и
приветствовали Джаншаха и поцеловали ему руки. И Джаншах шёл, предшествуемый
воинами, пока не дошёл до своего отца; и когда царь Тайгамус увидел своего
сына, од бросился со спиты коня и заключил Джаншаха в объятия и заплакал
сильным плачем.
А затем он сел на коня, и его сын тоже сел, и воины пошли
справа и слева, и они шли до тех пор, пока не пришли к берегу канала. И воины и
солдаты спешились и поставили палатки, шатры и знамёна и забили в барабаны и
засвистели в флейты и ударили в литавры; и заревели трубы. А затем царь
Тайгамус приказал постельничим принести палатку из красного шелка и поставить
её для Ситт Шамсы, и они сделали так, как он приказал. И тогда Ситт Шамса
поднялась и, сняв свою одежду из перьев, пошла и дошла до этой палатки и села в
ней. И когда она сидела, вдруг пришёл к ней царь Тайгамус, подле которого был
его сын Джаншах. И, увидав царя Тайгамуса, Ситт Шамса поднялась на ноги и
поцеловала землю меж рук царя. И царь сел и посадил своего сына Джаншаха
справа, а Ситт Шамсу – слева от себя и сказал Ситт Шамсе: «Добро пожаловать!» И
он спросил своего сына Джаншаха и молвил: «Расскажи мне, что случилось с тобою
во время этой отлучки». И Джаншах рассказал ему обо всем, что с ним случилось,
от начала до конца. И, услышав слова своего сына, царь удивился великим
удивлением и, обернувшись к Ситт Шамсе, всокликнул: «Слава Аллаху, который дал
тебе поддержку, и ты свела меня с моим сыном! Поистине, это и есть милость
великая!..»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот пятнадцатая ночь
Когда же настала пятьсот пятнадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Тайгамус сказал Ситт Шамсе: „Слава
Аллаху, который дал тебе поддержку, и ты свела меня с моим сыном! Поистине, это
и есть милость великая! Но я хочу от тебя, чтобы ты попросила у меня чего
желаешь, и я это сделаю из уважения к тебе“. – „Я прошу тебя построить
дворец посреди сада, и чтобы под ним текла вода“, – сказала Ситт Шамса. И
царь отвечал: „Слушаю и повинуюсь!“
И когда они разговаривали, вдруг подошла мать Джаншаха, и с
нею были все жены эмиров, везирей и знатных людей в городе. А когда увидел её
Джаншах, сын её, он вышел из палатки и встретил свою мать, и они постояли
обнявшись некоторое время, а затем мать Джаншаха от крайней радости пролила из
глаз слезы и произнесла такие два стиха:
«Налетела радость, и так сильна была
она,
Что от силы счастья меня повергла в
слезы.
О глаза мои, стали слезы вам
привычными,
Вы плачете от счастья и от горя».
И они стали друг другу жаловаться на то, что перенесли,
будучи в отдалении и мучаясь тоской, а затем родитель Джаншаха прошёл в свою
палатку, а Джаншах с матерью прошли в свою палатку. И они сидели и беседовали
друг с другом, и когда они сидели, вдруг пришли вестники о прибытии Ситт Шамсы,
и они сказали матери Джаншаха: «Шамса идёт к тебе, и она шествует пешком и
хочет тебя приветствовать». И, услышав это, мать Джаншаха поднялась на йоги и
встретила Ситт Шамсу и приветствовала её, и они посидели некоторое время. А
потом мать Джаншаха с Ситт Шамсой поднялись и пошли вместе с жёнами везирей и
вельмож царства, и шли до тех пор, пока не дошли до палатки Ситт Шамсы, и тогда
они вошли в палатку и посидели там. А царь Тайгамус роздал обильные подарки и
оказал милость подданным, и он радовался своему сыну великою радостью.
И они пробыли в этом месте десять дней, проводя время за
едой и питьём, в приятнейшей жизни, а после этого царь велел своим воинам
уезжать и отправляться в город. И царь сел на коня, и воины и солдаты тоже
сели, окружая его, и везири и царедворцы ехали справа и слева, и они ехали до
тех пор, пока не вступили в город. И мать Джаншаха с Ситт Шамсой отправились в
свои жилища, и город украсили наилучшим образом, и стали бить в тарелки и
литавры, и в городе навешали украшений и тканей, и под копыта коней постлали
роскошную парчу. И обрадовались вельможи царства и вынули все свои редкости,
так что у смотрящих захватило дыхание, и накормили нищих и бедняков и устроили
великое празднество, которое продолжалось десять дней. И Ситт Шамса, увидав
это, обрадовалась великой радостью.
А потом царь Тайгамус прислал строителей и зодчих и сведущих
людей и приказал им построить дворец в том саду, и они ответили ему вниманием и
начали убирать этот дворец и завершили его наилучшим образом. И когда Джаншах
узнал, что вышел приказ строить дворец, он велел строителям принести столб из
белого мрамора и просверлить его и выдолбить, и придать ему вид сундука. И они
это сделали, и тогда Джаншах взял одежду Ситт Шамсы, в которой она летала, и
положил её в этот столб, а столб зарыл в фундамент дворца и велел строителям
построить на них оводы, на которых стоял дворец.
И когда дворец был окончен, его устлали коврами, и это
оказался великолепный дворец посреди сада, и каналы бежали под ним. А царь
Тайгамус устроил в это время свадьбу Джаншаха, и вышел большой праздник,
которому не было подобных. И Ситт Шамсу привели в этот дворец, и все
присутствовавшие ушли своей дорогой, и когда Ситт Шамса вошла в этот дворец,
она почувствовала запах своей одежды и перьев…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот шестнадцатая ночь
Когда же настала пятьсот шестнадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Ситт Шамса вошла в этот дворец,
она почувствовала запах своей одежды из перьев, в которой она летала, и узнала,
в каком месте она находится. И она захотела её взять и, дождавшись полуночи,
когда Джаншах погрузился в сон, поднялась и пошла к столбу, на котором
покоились своды, и стала копать рядом с ним. И она проникла к столбу, на
котором находилась одежда, и, удалив свинец, который был на нем налит, вынула
одежду и надела её и тотчас же полетела. Она села на верхушку дворца и сказала
его обитателям: „Я хочу, чтобы вы привели ко мне Джаншаха и я бы простилась с
ним“.
И Джаншаху рассказали об этом, и он пошёл к Ситт Шамсе и
увидел, что она сидят на крыше дворца, одетая в свою одежду из перьев. «Как ты
совершила такое дело?» – спросил он. И Ситт Шамса сказала: «О мой любимый,
прохлада моего глаза и плод моего сердца, клянусь Аллахом, я люблю тебя великой
любовью, и я очень радовалась, когда привела тебя в свою землю и страну и
увидела твоего отца и твою мать. Если ты любишь меня, как я тебя люблю, приходи
ко мне в Таким, крепость драгоценностей».
И затем, в тот же час и минуту, она взлетела и отправилась к
своим родным, а Джаншах, услышав слова Ситт Шамсы, сидевшей на крыше дворца,
едва не умер от горя и упал без памяти. И пошли к его отцу и осведомили его об
этом, и отец его сел на коня и поехал во дворец и вошёл к своему сыну и увидел,
что тот лежит на земле. И царь Тайгамус заплакал и понял, что его сын охвачен
любовью к Ситт Шамсе. Он побрызгал ему на лицо розовой водой, и Джаншах очнулся
и увидел рядом с собою своего отца. И он заплакал из-за разлуки со своей женой,
и отец опросил его: «Что с тобою случилось, дитя моё?» И Джаншах ответил:
«Знай, о батюшка, что Ситт Шамса – дочь джиннов, и я люблю её и увлечён ею и
влюбился в её красоту. А у меня была её одежда, без которой она не может
летать, и я взял её и спрятал в столбе, имевшем вид сундука, и залил его
свинцом и вложил в фундамент дворца. И она подрыла фундамент и взяла одежду и
надела её и полетела, а потом она села на крышу дворца и сказала мне: „Я люблю
тебя, и я тебя привела в твою землю и страну, и ты встретился с твоим отцом и
матерью. Если ты меня любишь, приходи ко мне в Такни, крепость драгоценностей“.
А затем она улетела с крыши дворца и отправилась своей дорогой». – «О дитя
моё, – сказал царь Тайгамус, – не обременяй себя заботой. Мы соберём
людей торговли и путешествующих по странам и спросим их об этой крепости и, когда
узнаем, отправимся туда и пойдём к родным Ситт Шамсы и попросим Аллаха
великого, чтобы они её тебе отдали, и ты на ней женишься».
И затем царь в тот же час и минуту вышел и, призвав своих
четырех везирей, оказал им: «Соберите всех, кто есть в городе из купцов и
путешественников, и спросите их про Такии, крепость драгоценностей, и всякому,
кто её знает и укажет к ней путь, я дам пятьдесят тысяч динаров». И, услышав
эти слова, везири ответили: «Слушаем и повинуемся!» – а затем, в тот же час и
минуту, они ушли и сделали так, как приказал царь. И они стали спрашивать
купцов, путешествующих по странам, про Тадони, крепость драгоценностей, во
никто про неё им не рассказал, и они пришли к царю и сообщили ему об этом. И,
услышав их слова, царь тотчас же, в ту же минуту, поднялся и велел привести к
своему сыну Джаншаху прекрасных невольниц и девушек, владеющих инструментами, и
наложниц, увеселяющих тем, чему нет подобного нигде, кроме как у царей,
надеясь, что, может быть, он забудет о любви к Ситт Шамсе, и ему привели тех,
кого он потребовал.
А после этого царь послал разведчиков и соглядатаев во все
стороны, острова и климаты, чтобы те расспросили о Такии, крепости
драгоценностей, и посланные расспрашивали о ней два месяца. Но никто не
рассказал им про неё, и они вернулись и осведомили царя об этом. И царь
заплакал сильным плачем и пошёл к своему сыну и увидел Джаншаха среди наложниц
и невольниц и обладательниц музыкальных инструментов (арфы, сантира и других),
но он не забывал с ними Ситт Шамсы. «О дитя моё, – сказал ему царь, –
я не нашёл никого, кто знает эту крепость, но я привёл к тебе девушек красивее
Ситт Шамсы». И, услышав такие слова от своего отца, Джаншах заплакал и пролил
из глаз слезы и произнёс такие два стиха:
«Терпенье ушло моё, а страсть
остаётся,
И телом недужен я от страсти великой,
Когда же сведут меня дни долгие с
Шамсою?
Ведь кости моя в огне разлуки
истлели».
А у царя Тайгамуса была великая вражда с царём Индии;
когда-то царь Тайгамус выступил против него и перебил его людей и похитил его
богатства; и звали царя Индии – царь Кафид. И были у него воины, солдаты и
витязи, а также была у него тысяча, богатырей, каждый из которых управлял
тысячей племён, и в каждом племени из этих племён находилось четыре тысячи
всадников. И было у него четыре везиря, и пребывали под его властью цари,
вельможи, эмиры и многочисленные войска. Он властвовал над тысячей городов, в
каждом из которых была тысяча крепостей, и был великим царём, сильным яростью,
и его войска наполняли всю землю.
И когда узнал царь Кафид, царь Индии, что царь Тайгамус
занят любовью своего сына и пренебрёг правлением и властью и мало стало у него
войск и сделался он огорчён и озабочен, так как его мысли были заняты любовью
его сына, он собрал везирей, эмиров и вельмож царства и сказал им: «Разве вы не
знаете, что царь Тайгамус нападал на наши земли и убил моего отца и моих
братьев и ограбил наши сокровища, и среди вас нет никого, у кого он не убил
близкого человека, не отнял богатства, не ограбил достатка или не взял в плен
жён. Я сегодня услышал, что его мысли заняты любовью его сына Джаншаха и мало
стало у него войск; настало для нас время отомстить ему. Снаряжайтесь же, чтобы
к нему направиться, и готовьте военные доспехи, чтобы на него напасть. Не
относитесь пренебрежительно к этому делу, нет, мы пойдём к нему и нападём на
него и убьём его и его сына и овладеем его страной…»
И Шахразаду застигло утро, и ода прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот семнадцатая ночь
Когда же настала пятьсот семнадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Кафид, царь Индии, приказал своим
воинам и солдатам выезжать на конях в страны царя Тайгамуса и сказал им.
„Снаряжайтесь же, чтобы к нему отправиться, и готовьте военные доспехи, чтоб на
него напасть. Не относитесь пренебрежительно к этому делу. Мы пойдём к нему и
нападём на него и убьём его и его сына и овладеем его страдой“. Услышав от него
эти слова, воины ответили: „Слушаем и повинуемся!“ – и каждый из них стал
готовить себе снаряженье. И они готовили доспехи и оружие и собирали войска в
течение трех месяцев, и когда воины, солдаты и витязи собрались полностью,
забили в литавры и задули в трубы и поставили знамёна и флаги, а потом царь
Кафид вышел с воинами и солдатами и шёл до тех пор, пока на достиг окраин
страны Кабуль (а это была страна царя Тайгамуса)» И когда достигли этой земли,
её разграбили и учинили разврат с подданными и перерезали больших и взяли в
плен малых.
И дошла весть об этом до царя Тайгамуса, и, услышав такую
весть, он разгневался сильным гневом и собрал вельмож своего правления и
везирей и эмиров своего царства и сказал им: «Знайте, что Кафид пришёл в наши
земли и вступил в нашу страну и хочет сразиться с нами, и с ним солдаты,
богатыри и ванны, число которых знает только Аллах великий. Каково ваше
мнение?» – «О царь временя, – отвечали ему, – наше мнение таково, что
нам следует выступить к нему и сразиться с ним, и отразить его от нашей
страны». – «Готовьтесь к бою», – сказал им царь Тайгамус. И затем он
вынул для них кольчуги, латы, шлемы и мечи и всевозможные военные доспехи, которые
приносят смерть витязям и губят доблестных мужей, и воины, солдаты и витязи
снарядились для боя и подняли знамёна и забили в литавры и задули в трубы и
застучали в барабаны и засвистели в флейты.
И царь Тайгамус с своими войсками выступил навстречу царю
Кафиду, и не переставал царь Тайгамус идти с воинами и солдатами, пока они не
приблизились к царю Кафиду. И царь Тайгамус спустился в долину, которая
называлась Долина Захрана (а она лежала на краю земли Кабуль), и написал
письмо, которое он послал с посланцем из своего войска царю Кафиду, и
содержание его было такое: «А после славословия вот о чем мы уведомляем царя
Кафида: ты поступил так, как поступают люди из черни, и если бы ты был царём,
сыном царя, ты не совершил бы таких поступков, не пришёл бы в мою страну, не
ограбил бы деньги людей и не учинял бы разврата с моими подданными. Разве не
знаешь ты, что все это с твоей стороны насилие, и если бы я знал, что ты
дерзнёшь против моего царства, я бы пришёл к тебе много раньше твоего прихода и
не допустил бы тебя в мою страну. Но если ты повернёшь назад и прекратишь зло
между нами – пусть так и будет, и прекрасно; если же не повернёшь, то выступай
ко мне в пылу боя и будь твёрд передо мной, становясь на сечу и сражение».
И он запечатал письмо и отдал его одному наместнику из
своего войска и послал с ним соглядатаев, которые должны были разузнать
новости. И этот человек взял письмо и шёл с ним, пока не достиг царя Кафида; и,
приблизившись к его местопребыванию, она увидел шатры, поставленные вдали, и были
они сделаны из гладкого шелка, и увидал он зеленые шёлковые знамёна я увидел
между палатками большую красную шёлковую палатку, вокруг которой было много
войска. И посланец шёл до тех пор, пока не достиг этой палатки, и он спросил
про неё, и ему сказали, что это – палатка царя Кафида. И этот человек посмотрел
в средину палатки и увидел царя Кафида, который сидел на седалище, украшенном
драгоценными камнями, и подле него были везири и вельможи царства. И, увидев
это, посланец показал письмо, держа его в руках, и к нему подошла толпа воинов
царя Кафида, и у него взяли письмо и принесли его царю.
И когда царь прочитал письмо и понял его смысл, он написал
царю Тайгамусу ответ такого содержания: «А после славословия вот о чем
уведомляем мы царя Тайгамуса: Нам непременно нужно отомстить, снять позор,
разрушить земли и сорвать завесы, и перебить больших и полонить малых. А завтра
я выйду на бой в поле, чтобы показать тебе, как биться и сражаться». И он
запечатал письмо и вручил его послу царя Тайгамуса, и тот взял его и пошёл…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот восемнадцатая ночь
Когда же настала пятьсот восемнадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Кафид отдал ответ на письмо,
которое послал ему царь Тайгамус, его посланному, и тот взял его и отправился
обратно. И, придя к царю Тайгамусу, од поцеловал землю меж его рук и отдал ему
письмо и рассказал о том, что видел, и сказал: „О царь времени, я видел
всадников и витязей и пехотинцев, которых не счесть числом, и не кончается их
протяжение“. И когда царь Тайгамус прочитал письмо и понял его смысл, он
разгневался сильным гневом и приказал своему везирю Айн Зару сесть на коня с
тысячей всадников, напасть в полночь на войска царя Кафида, глубоко проникнуть
в них и перебить их. И везирь Айн Эар ответил ему: „Слушаю и повинуюсь!“ – и
затем он сел на коня, вместе с воинами и солдатами, и они поехали в сторону
царя Кафида.
А у царя Кафида был везирь, которого звали Гатрафан, и он
приказал ему сесть на коня, взять пять тысяч всадников и отправиться с ними к
войскам царя Тайгамуса и напасть на них и перебить их. И везирь Гатрафан сел на
коня и сделал так, как велел ему царь Кафид. Он поехал с войском в сторону царя
Тайгамуса, и они ехали до полуночи, пояса не покрыли половину пути. И вдруг
везирь Гатрафан напал на везиря Айн Зара, и люди закричали на людей, и возник
между ними великий бой. И они сражались друг с другом до времени утра, и когда
наступило утро, войска царя Кафида обратились в бегство и повернули, убегая к
нему.
И, увидев это, Царь Кафид разгневался великим гневом и
оказал воинам: «Горе вам! Что с вами случилось, что вы потеряли своих витязей?»
И воины ответили: «О царь времени, когда везирь Гатрафан сел на коня и мы
поехали к царю Тайгамусу, мы ехали до тех пор, пока не наступила полночь, и не
проехали половины дороги. И тогда встретил нас Айн Зар, везирь царя Тайгамуса,
и приблизился к нам, ведя с собою воинов и витязей, и произошла встреча близ
долины Захрана; и не успели мы очнуться, как оказались посреди вражеского
войска, и взоры встретились со взорами, и сражались мы в жестоком бою от
полуночи до утра, и было убито много народу. И везирь Айн Зар кричал в морду
слонам и бил их, и слоны шарахались из-за сильных ударов и топтали всадников и
обращались в бегство. И один человек перестал видеть другого, так много летало
пыли, и кровь лилась, как бурный поток, и если бы мы не пришли сюда, убегая,
нас бы перебили до последнего». И, услышав это» царь Кафид воскликнул: «Да не
будет для вас благословенно солнце и пусть разгневается оно на вас великим
гневом!»
А везирь Айн Зар вернулся к царю Тайгамусу и рассказал ему
обо всем этом, и царь Тайгамус поздравил его с благополучием и обрадовался
великою радостью и велел бить в литавры и дуть в трубы. И затем он проверил
своё войско, и вдруг оказалось, что убито двести всадников из числа доблестных
силачей. Потом царь Кафид приготовил солдат и войска и армии и вышел на поле, и
бойцы выстроились ряд за рядом и образовали полных пятнадцать рядов, по десять
тысяч всадников в каждом, а с Кафидом было триста богатырей, которые сидели на
слонах. И он отобрал витязей и доблестных мужей и поставил знамёна и флаги, и
забили в литавры и задули в трубы, и выступили витязи, ища сражения.
Что же касается царя Тайгамуса, то он расставил войска ряд
за рядом, и оказалось, что их десять рядов, по десять тысяч всадников в каждом
ряду, и было у него сто богатырей, которые ехали от лезло справа и слева. И
когда ряды построились, выступили вперёд все восхвалённые воины, и войска сшиблись,
и тесен стал простор земли для коней, и ударили в барабаны, и засвистели
флейты, и забили в литавры, и задули в трубы. И ревел сигнал, и уши глохли от
конского ржанья, и кричали люди во весь голод, и сгустилась пыль над их
головами, и они сражались от начала дня, пока не наступил мрак, а потом
разделились, а воины ушли в свои жилища…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот девятнадцатая почь
Когда же настала пятьсот девятнадцатая ночь, она оказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что войска разделились и ушли в свои жилища.
И царь Кафид проверил своё войско, и оказалось, что бойцов убито пять тысяч, и
царь разгневался великим гневом. И царь Тайгамус проверил свои войска, и
оказалось, что было убито три тысячи из избранных его храбрецов, и, увидя это,
он разгневался великим гневом.
Потом царь Кафид выехал на поле второй раз и сделал так же,
как в первый раз, и каждый из царей искал для себя победы. И царь Кафид крикнул
своим воинам и сказал. «Есть ли среди вас кто-нибудь, кто выступит на поле и
откроет для нас врата боя и сражения?» И вдруг один витязь, по имени Баркик,
подъехал верхом на слоне (а это был великий богатырь) и приблизился и, сойдя со
спины слона, поцеловал землю меж рук царя Кафида и попросил разрешения выйти на
поединок. И потом он сел на слона и погнал его на поле и закричал: «Есть ли
соперник, есть ли противник, есть ли боец?»
И когда услышал это царь Тайгамус, он обратился к своим
воинам и опросил их: «Кто из вас выступает против этого витязя?» И вдруг один
всадник выехал из рядов верхом на коне с огромным телом и ехал, пока не
приблизился к царю Тайгамусу, и он поцеловал перед ним землю и опросил у него
разрешения на поединок. А потом он направился к Баркику, и, когда он подъехал к
нему, Баркик воскликнул: «Кто ты будешь, чтобы издеваться надо мной и выступать
против меня в одиночку, и как твоё имя?» – «Моё имя – Гаданфар ибн
Камхиль», – отвечал боец. И Баркик оказал ему: «Я слышал про тебя, корда
был в своей стране. Можешь сразиться со мною меж рядов витязей?»
И, услышав его слова, Гаданфар вытащил из-под бедра железную
дубину, а Баркик взял в руку меч, и они стали сражаться жестоким боем. И Баркик
ударил Гаданфара мечом, и удар пришёлся по его шлему и не причинил ему вреда.
И, увидя это, Гаданфар ударил Баркика дубиной, и его мясо смешалось с мясом
слона. И подошёл к Гаданфару какой-то человек и воскликнул: «Кто ты такой,
чтобы убивать моего брата?» – а затем он взял в руку стрелу и ударил ею
Гаданфара, и удар пришёлся в бедро и пригвоздил к нему кольчугу. И, увидя это,
Гаданфар обнажил меч и, ударив своего противника, разрубил его пополам, и тот
упал на землю, утопая в крови. А затем Гаданфар повернулся и побежал к царю
Тайгамусу. И, увидев это, царь Кафид закричал своим воинам и оказал: «Выходите
на поле и сражайтесь со всадниками!»
И царь Тайгамус выступил со своими воинами и солдатами, и
они стали сражаться жестоким боем, и кони ржали на коней, и люди кричали на
людей, и обнажились мечи, и выступили вперёд все достохвальные воины, и
всадники понеслись на всадников, и побежал трус с места сражения. И били в
литавры, и дули в трубы, и люди слышали только шум криков и лязг оружия, и
погибли в это время те из богатырей, что погибли. И они сражались таким
образом, пока солнце не появилось в куполе небосвода. И тогда царь Тайгамус
отошёл со своими воинами и солдатами и вернулся в свои палатки, и то же сделал
Кафид. И царь Тайгамус проверил своих людей и увидел, что убито из них пять
тысяч всадников и сломано у них четыре знамени. И когда царь Тайгамус узнал об
этом, он разгневался великим гневом.
Что же касается царя Кафида, то он проверил свои войска и
увидел, что убито шестьсот всадников из числа избранных храбрецов и сломано у
них девять знамён. И затем бой между ними прекратился на три дня. А после этого
царь Кафид написал письмо и послал его с посланным из своего войска к царю,
которого звали Факунпес, и посланный отправился к нему. (А Кафид утверждал, что
он его родственник со стороны матери.) И когда царь Факуп узнал обо всем, он
собрал своих воинов и солдат и направился к царю Кафиду…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Ночь, дополняющая до пятисот двадцати
Когда же настала ночь, дополняющая до пятисот Двадцати, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Факун собрал своих воинов
и солдат и отправился к царю Кафиду. И когда царь Тайгамус сидел и наслаждался,
вдруг пришёл к нему один человек и сказал: „Я видел пыль, поднявшуюся вдали,
которая взвилась на воздух“. И царь Тайгамус приказал отряду своих солдат
выяснить, в чем дело с этой пылью, и они ответили: „Слушаем и повинуемся!“ – и
ушли и вернулись и сказали: „О царь, мы видели пыль, а через некоторое время её
прибило ветром и разорвало, и из-под неё показалось семь знамён, и под каждым
знаменем три тысячи всадников. И они направились в сторону царя Кафида“. И
когда царь Факунчлес прибыл к царю Кафиду, он приветствовал его и спросил: „В
чем с тобой дело и что это за бой ты ведёшь?“ А царь Кафид ответил ему: „Разве
ты не знаешь, что царь Тайгамус – мой враг и убийца моих братьев и моего отца?
Я пришёл, чтобы с ним сразиться и отомстить ему“. – „Да будет солнце для
тебя благословенно!“ – воскликнул царь Фокун. А потом царь Кафид взял царя
Факуна-диса и отправился с ним в свою палатку, радуясь великою радостью.
Вот что было с царём Тайгамусом и царём Кафадом. Что же
касается царя Джаншаха, то он провёл два месяца, не видя своего отца и не
позволяя входить к себе ни одной из невольниц, которые ему прислуживали, и
охватила его из-за этого великая тревога. И он спросил одного из своих
прислужников: «Что случилось с моим отцом, что он ко мне не приходит?» И ему
рассказали о том, что случилось у его отца с царём Кафидом. «Приведите мне
моего коня, и я поеду к отцу», – оказал Джаншах. И ему ответили: «Слушаем
и повинуемся!» – и привели ему коня. И когда конь предстал перед ним, Джаншах
подумал: «Я занят сам собою, и правильно будет, если я возьму моего коня и
отправлюсь в город евреев. А когда я доберусь до него, Аллах облегчит мне
встречу с тем купцом, который нанял меня на работу. Может быть, он сделает со
мною то же, что и в первый раз; никто ведь не знает, где будет благо».
И он сел на коня и взял с собою тысячу всадников и поехал. И
люди стали говорить: «Джаншах отправился к отцу, чтобы сражаться с ним вместе».
И они уехали до времени вечера, а потом спешились на большом лугу и
расположились там на ночь. И когда все заснули и Джаншах увидел, что все
солдаты спят, он поднялся украдкой, затянул пояс, сел на копя и поехал по
дороге в Багдад, так как он слышал от евреев, что каждые два года к ним
приходит караван из Багдада. «Когда я доберусь до Багдада, – оказал он
себе, – я поеду с караваном и достигну города евреев». И в его душе
утвердилось такое решение, и он поехал своей дорогой.
И когда воины пробудились от сна, они не увидели ни
Джаншаха, ни его коня, и сели на коней и ездили, разыскивая Джаншаха, направо и
налево, но не нашли его следов. И тогда они вернулись к его отцу и рассказали
ему о том, что сделал его сын, и царь Тайгамус разгневался великим гневом, так
что изо рта у него едва не посыпалась искры, и сбросил с головы венец и
воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! Я потерял моего сына, а враг
стоит напротив меня!» И цари и везири сказали ему: «Потерпи, о царь времени,
вслед терпенью всегда идёт благо».
А Джаншах из-за своего отца и разлуки с любимою сделался
печален и озабочен, и сердце его было ранено, и глаза разъело от слез, и он не
опал ни ночью, ни днём. Что же касается его отца, то, узнав, что все его воины
и солдаты пропали, он отказался от войны со своим врагом и отправился в свой
город и, вступив туда, запер ворота, укрепил городские стены и спасся бегством
от царя Кафида. А Кафид каждый месяц подходил к городу, ища боя и распри, и
проводил подле него семь ночей и восемь дней, а после того он уводил своих
солдат и возвращался в палатки, чтобы полечить раненых мужей. Что же касается
жителей города царя Тайгамуса, то после ухода врагов они занимались починкой
оружия, укреплением стен и установкой метательных машин. И царь Тайгамус (с
царём Кафидом провели так семь лет, и война между ними все продолжалась…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот двадцать первая ночь
Когда же настала пятьсот двадцать первая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Тайгамус с царём Кафидом провели
так семь лет, и вот то, что было с ними.
Что же касается Джаншаха, то он все время ехал, пересекая
степи и пустыни, и всякий раз, как подъезжал к какому-нибудь городу, спрашивал
про Такни, крепость драгоценностей, но никто про неё не рассказывал, и все
только говорили: «Мы никогда не слышали такого названия». А потом он стал
спрашивать про город евреев, и один из купцов рассказал ему, что этот город на
краю земель восточных, и сказал: «В этом месяце поезжай с нами в город Мизракан,
он в Индии, а из этого города мы направимся в Хорасан, а оттуда поедем в город
Шямун, а оттуда в Хорезм, и будет город евреев поблизости от Хорезма – между
ними расстояние в один год и три месяца пути».
И Джаншах подождал, пока отправился караван, и ехал вместе с
ним, пока не достиг города Мизракана, а вступив в этот город, он стал
спрашивать про Такни, крепость драгоценностей, но никто ему ничего о ней не
рассказал. И караван двинулся дальше, и Джаншах поехал с ним в Индию и вступил
в город и стал спрашивать про Тадсви, крепость драгоценностей, но никто ему о
ней ае рассказал, и все говорили: «Мы никогда не слышали такого названия». И
Джаншах терпел в дороге большие бедствия и тяжкие ужасы, и голод, и жажду, и он
выехал из Индии и ехал до тех пор, пока не достиг страны Хорасан, и прибыл в
город Шимун и вступил туда и стал спрашивать про город евреев. И ему рассказали
про него и описали туда дорогу, и он ехал дни и ночи, пока не доехал до того
места, куда он бежал от обезьян. А потом он шёл дои и ночи и пришёл к той реке,
которая была рядом с городом евреев, и сел на берегу её и выждал до дня
субботы, когда река высохла по могуществу Аллаха великого.
И тогда он перешёл через реку и пошёл в дом того еврея, у
которого он был в первый раз, и этот еврей и его семья приветствовали Джаншаха
и обрадовались ему и принесли ему еду и питьё, а затем они спросили его: «Куда
ты отлучался?» И он ответил: «В царство Аллаха великого». И Джаншах провёл у
них эту ночь, а наутро пошёл гулять по городу и увидел зазывателя, который
кричал: «О люди, кто возьмёт тысячу динаров и прекрасную девушку и будет у нас
работать полдня?» – «Я сделаю эту работу», – оказал Джаншах, и зазыватель
оказал ему: «Следуй за мною!»
И Джаншах следовал за ним, пока не пришёл к дому
еврея-скупца, к которому он приходил в первый раз, и тогда эазыватель сказал
купцу: «Этот парень сделает ту работу, которую ты хочешь». И купец
приветствовал Джаншаха и сказал ему: «Добро пожаловать!» И взял его и привёл в
харим и принёс ему еды и питья, и Джаншах поел и выпил; а затем купец дал ему
деньги и красивую невольницу, и Джаншах проспал с нею эту ночь. А когда настало
утро, он взял деньги и невольницу и отдал их еврею, в доме которого он ночевал
в первый раз. И затем он вернулся к купцу, который дал ему работу, и купец сел
на коня и они ехали до тех пор, пока не достигли высокой горы, уходившей ввысь.
И купец вынул верёвку и нож и сказал Джаншаху: «Повали этого коня на землю!» И
Джаншах повалил коня и связал верёвкой и ободрал его и отрубил ему ноги и
голову, а затем он вскрыл коню брюхо, как приказал ему купец. И тогда купец
оказал Джаншаху: «Войди в брюхо, и я зашью тебя в нем, и что бы ты там ни
увидел, расскажи мне; это и есть работа, за которую ты взял плату».
И Джаншах влез в брюхо коня, и купец зашил его в нем и ушёл
в место, отдалённое от коня, и спрятался там, а через минуту прилетела большая
птица и спустилась по воздуху и, схватив коня, поднялась с ним к облакам
небесным. И она опустилась на вершине горы и, усевшись на вершине, собралась
есть коня, и когда Джаншах почувствовал это, он прорвал брюхо коня и вышел. И
птица метнулась от него и улетела своей дорогой, и Джаншах взглянул и
посмотрел, где купец, и увидел, что тот стоит под горой, подобный воробью. «Что
ты хочешь, о купец?» – спросил его Джаншах. И купец молвил: «Сбрось мне
несколько камней, которые вокруг тебя, и я укажу тебе дорогу, по которой ты
спустишься». – «Так ты поступил со мною пять лет назад, и я перенёс голод
и жажду, и мне достались великие тяготы и многое зло. И теперь ты вернулся со
мною в это место и хочешь меня погубить! – крикнул Джаншах. – Клянусь
Аллахом, я ничего тебе не сброшу». И затем Джаншах пошёл и направился по
дороге, которая вела к шейху Насру, царю птиц…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот двадцать вторая ночь
Когда же настала пятьсот двадцать вторая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что Джаншах пошёл и направился по дороге,
которая вела к шейху Насру, царю птиц. И он шёл не переставая дни и ночи, с
плачущими глазами и опечаленным сердцем, и когда чувствовал голод, ел земные
растения, а когда чувствовал жажду, пил воду из каналов. И наконец он достиг
дворца господина нашего Сулеймана и увидел шейха Насра, сидевшего у ворот
дворца, и подошёл к нему и поцеловал ему руки, и шейх Наср сказал ему: „Добро
пожаловать! – и приветствовал его и спросил: – О дитя моё, что с тобой
случилось, что ты пришёл в это место, когда ты отправился отсюда вместе с Ситт
Шамсой, с прохлажденным оком и расширившейся грудью?“
И Джаншах заплакал и рассказал ему, что произошло из-за Ситт
Шамсы, когда она улетела и сказала ему: «Если ты меня любишь, приходи ко мне в
Такни, крепость драгоценностей». И шейх Наср удивился этому и воскликнул:
«Клянусь Аллахом, о дитя моё, я не знаю этой крепости и, клянусь господином
нашим Сулейманом, я в жизни не слышал такого названия». – «Что же мне
делать, когда я умер от любви и страсти?» – сказал Джаншах. И шейх Наср молвил:
«Подожди, вот прилетят птицы, и мы спросим их про Такни, крепость
драгоценностей. Может быть, кто-нибудь из них её знает».
И успокоилось сердце Джаншаха, и он вошёл во дворец и
отправился в ту комнату, где находился бассейн и где он видел тех трех девушек.
Он провёл у шейха Насра некоторое время. И однажды, когда он сидел, как обычно,
шейх Наср вдруг сказал ему: «О дитя моё, приблизился прилёт птиц!» И Джаншах
обрадовался этой вести. И прошло лишь немного дней, и птицы прилетели, и тогда
шейх Наср пришёл к Джаншаху и сказал: «О дитя моё, выучи эти имена и подойди к
птицам». И птицы прилетели и приветствовали шейха Насра, один вид птиц за
другим, а потом шейх Наср спросил их о Такни, крепости драгоценностей, и каждая
из птиц ответила: «Я в жизни не слыхала о такой крепости!» И Джаншах заплакал и
опечалился и упал, покрытый беспамятством. И шейх Наср позвал большую птицу и
сказал: «Доставь этого юношу в страну Кабуль!» – и описал ей эту страну и путь
туда. И птица ответила: «Слушаю и повинуюсь!» И затем Джаншах сел ей на спину,
а шейх Наср оказал ему: «Берегись и остерегайся наклониться набок: тебя разорвёт
в воздухе, и заткни себе уши от ветра, чтобы тебе не повредил бег небосводов я
гул морей».
И Джаншах послушался того, что оказал ему шейх Наср, и потом
птица взвилась с ним и поднялась на воздух и летела один день и одну ночь. А
затем она опустилась с ним на землю, где правил царь зверей, которого звали Шах
Бадри, и сказала Джаншаху: «Мы сбились с дороги в ту страну, которую описывал
шейх Наср». И она хотела взять Джаншаха и лететь с ним, но Джаншах сказал ей:
«Уходи своей дорогой: и оставь меня в этой земле: я или умру здесь, или
достигну Такни, крепости драгоценностей, и я не пойду в мою страну!» И птица
оставила его у царя зверей Шаха Бадри и улетела своей дорогой, а Шах Бадри
спросил Джаншаха и сказал ему: «О дитя моё, кто ты, и откуда ты прибыл с этой
огромной птицей?»
И Джаншах рассказал ему обо всем, что с ним случилось от
начала до конца, и царь зверей удивился его истории и воскликнул: «Клянусь
господином нашим Сулейманом, я не знаю этой крепости, и всякого, кто укажет
путь к ней, мы почтим, а тебя отошлём туда». И Джаншах заплакал горьким плачем
и прождал недолгое время, и после этого пришёл к нему царь зверей, то есть Шах
Бадри, и сказал: «Встань, о дитя моё, возьми эти доски и запомни то, что на них
написано, а когда придут звери, мы спросим их про эту крепость…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот двадцать третья ночь
Когда же настала пятьсот двадцать третья дочь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что Шах Бадри, царь зверей, сказал Джаншаху:
„Запомни то, что на этих досках, а когда придут звери, мы спросим их об этой
крепости“. И прошло не более часу, и стали приходить звери, один вид за Другим,
и они начали приветствовать царя Шаха Бадри, а потом он спросил их про Такни,
крепость драгоценностей, и все звери ответили: „Мы не знаем этой крепости и не
слыхали о ней“. И Джаншах стал плакать и горевать о том, что не улетел с
птицей, которая принесла его от шейха Насра, и царь зверей сказал ему: „О дитя
моё, не обременяй себя заботой! У меня есть брат, старше меня, которого зовут
царь Шаммах, и он был в плену у господина нашего Сулеймана, так как он его не
слушался. Нет никого среди джиннов больше его и шейха Насра, и, может быть, он
знает эту крепость. Он властвует над джиннами, которые в этой стране“.
И потом царь зверей посадил Джаншаха на спину одного из них
и послал с ним письмо к своему брату, в котором поручал ему заботиться о юноше.
И этот зверь в тот же час и минуту пошёл, и он нёс Джаншаха дни и ночи, пока не
принёс его к царю Шаммаху. И зверь остановился в уединеном месте, вдали от
царя, и Джаншах сошёл с его спины и шёл пешком, пока не дошёл до его величества
царя Шаммаха. И он поцеловал ему руки и передал ему письмо, и царь прочитал его
и понял его смысл и сказал Джаншаху: «Добро пожаловать! – и молвил: –
Клянусь Аллахом, о дитя моё, я никогда в жизни не слышал об этой крепости и не
видал её!» И Джаншах стал плакать и горевать, и царь Шаммах сказал ему;
«Расскажи мне твою историю и сообщи мне, кто ты, откуда ты пришёл и куда
идёшь?»
И Джаншах рассказал ему обо всем, что с ним случилось, с
сначала до конца, и Шаммах удивился его словам и сказал ему: «О дитя моё, я не
думаю, что господин наш Сулейман слышал в своей жизни об этой крепости и видел
её! Но я знаю, о дитя моё, на горе одного монаха, который стар жизнью, и ему
подчиняются все птицы и зверя и джинны из-за многих его клятв: он все время
проязвосит заклинания против царей джинов, и они слушаются его невольно из-за
силы этих заклинаний и чар, которые он знает, и все птицы и звери идут служить
ему. Вот я не слушался господина нашего Сулеймана, и он держал меня у себя в
плену, и никто не одолел меня, кроме этого монаха (так сильны его козни,
заклинания и чары), и я стал ему служить. И знай, что он странствовал по всем
землям и климатам и знает все дороги, стороны, крепости и города, я не думаю,
что от него скрыта хоть одна местность. Я пошлю тебя к нему, и, может быть, он
укажет тебе, где эта крепость, а если он тебе её не укажет, то не укажет её
тебе никто, так как ему подчиняются птицы, звери и горы, и все они к нему
приходят. И его колдовство так сильно, что он сделал себе посох из трех кусков
и втыкает его в землю и произносит заклинания над первым куском посоха, и
выходит из него мясо, и выходят из него кровь; а затем он произносит заклинания
над вторым куском посоха, и выходит из него свежее молоко; и произносит он
заклинания над третьим куском посоха, и выходит из него пшеница и ячмень; а
затем он выдёргивает посох из земли и уходит к себе в монастырь, и его
монастырь называется Монастырь Алмазов. И этот монах и кудесник таков, что из
его рук выходят изобретения всяких диковинных изделий, и он – колдун, кудесник,
хитрей и скверный обманщик, и зовут его Ягмус. Он овладел всеми клятвами и
заклинаниями, и я обязательно пошлю тебя к нему на огромной птице с четырьмя
крыльями…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот двадцать четвёртая ночь
Когда же настала пятьсот двадцать четвёртая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Шаммах говорил Джаншаху:
«Я обязательно пошлю тебя к монаху на огромной птице». И
затем он посадил его на спину огромной птицы с четырьмя крыльями, каждое длиной
в тридцать локтей хашимитскими локтями, и ноги у неё были, как ноги слова, но
только она летала лишь два раза в год. А у царя Шаммаха был телохранитель, по
имени Тамшун, который каждый день похищал для этой птицы двух верблюдов из
земли иракской, чтобы накормить эту птицу. И когда Джаншах сел на спину этой
птицы, царь Шаммах велел ей доставить его к монаху Ягмусу, и птица взяла
Джаншаха к себе на спину и летела с ним ночи и дни, пока не достигла Горы
Крепостей и Монастыря Алмазов. И Джаншах спешился близ этого монастыря и увидел
в церкви монаха Ягмуса, который поклонялся там богу, и подошёл к нему и
поцеловал землю и остановился перед ним.
И когда монах увидел его, он сказал: «Добро пожаловать, о
дитя моё, о чужестранец! Расскажи мне, по какой причине ты пришёл в это место».
И Джаншах заплакал и рассказал ему свою историю с начала до конца. И услышав
его историю, монах удивился до крайности и воскликнул: «Клянусь Аллахом, о дитя
моё, я в жизни не слышал об этой крепости и не видел никого, кто бы о ней
слышал или видел её, хотя я существовал во времена Нуха, пророка Аллаха (мир с
ним!), властвовал со времени Нуха до дней господина нашего Сулеймана ибн Дауда
над зверями, птицами и джиннами. И я не думаю, чтобы Сулейман слышал об этой
крепости. Но потерпи, о дитя моё, пока придут птицы, звери и телохранители из
джиннов, я их спрошу и, может быть, кто-нибудь из них о ней расскажет и
принесёт нам известие о ней, и Аллах великий облегчит твоё состояние».
И Джаншах просидел подле монаха некоторое время. И когда од
сидел, вдруг пришли к монаху все птицы, звери и джинны, и Джаншах с монахом
стали их опрашивать про Такни, крепость драгоценностей, но ни один из них не
сказал: «Я её видел или слышал о ней», – а напротив, все говорили: «Я не
видел этой крепости и не слышал о ней». И Джаншах начал плакать и стонать и
умолять Аллаха великого, и когда он был в таком состоянии, вдруг прилетела одна
птица, последняя из птиц, чёрная цветом и огромная телом, и, опустившись по
воздуху с вышины, она подошла и поцеловала у монаха руки. И монах опросил её
про Такни, крепость драгоценностей. И птица сказала: «О монах, мы жили позади
горы Каф на Хрустальной горе, в большой пустыне, и были мы с братьями малыми
птенцами, и наши мать и отец каждый день вылетали и приносили нам пропитание. И
случилось, что однажды они вылетели и отсутствовали семь дней, и усилился наш
голод, а на восьмой день они прилетели к нам плача. И мы опросили их: „Почему
вы отсутствовали?“ И они сказали: „На нас напал марид и схватил нас и унёс в
Такни, крепость драгоценностей, и принёс к царю Шахлану, и, увидав нас, царь
Шахлан хотел нас убить, но мы сказали: „Позади нас малые птенцы“, – и он
освободил нас от казни. И если бы мой отец и моя мать были в оковах жизни, они
бы, наверное, рассказали вам об этой крепости“.
Услышав эти слова, Джаншах заплакал сильным плачем и сказал
монаху: «Я хочу, чтобы ты приказал этой птице доставить меня к гнезду её отца и
матери, на Хрустальной горе, за горой Каф». И монах сказал птице: «О птица, я
хочу, чтобы ты слушалась этого юношу во всем, что он тебе прикажет». И птица
ответила монаху: «Слушаю и повинуюсь тому, что ты говоришь!» – а потом она посадила
Джаншаха к себе на спину и полетела с ним, и летела она дни и ночи, пока не
прилетела к Хрустальной горе. И тогда она опустилась на землю и провела на горе
некоторое время, а затем она посадила Джаншаха на спину и полетела, и летела с
ним два дня, пока не прилетела к той земле, где было гнездо…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот двадцать пятая ночь
Когда же настала пятьсот двадцать пятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что птица летела с Джаншахом два дня, пока
не прилетела к той земле, где было гнездо, и спустилась с ним там и сказала:
«О Джаншах, вот гнездо, в котором мы были». И Джаншах
заплакал горьким плачем и сказал птице: «Я хочу, чтобы ты снесла меня и
доставила в ту сторону, куда улетели твой отец и мать и откуда они приносили
пропитание». – «Слушаю и повинуюсь, о Джаншах!» – ответила птица. И затем
она подняла его на себе и полетела, и летела, не останавливаясь, семь ночей и
восемь дней, пока не достигла высокой горы, и тогда она спустила его со своей
спины и сказала: «Я не знаю за этой местностью больше никакой земли».
И Джаншаха одолел сон, и он заснул на вершине этой горы, а
пробудившись от сна, он увидел вдали сверкание, наполнявшее своим светом
воздух. И он растерялся, вдали этот блеск и сверкание, и не знал, что это
блестит та крепость, которую он разыскивает, а между ним и ею было расстояние в
два месяца, и построена она была из красного яхонта, а комнаты в ней были из
жёлтого золота. И в крепости была тысяча башен, построенных из драгоценных
металлов, которые извлекают из Моря Темноты, почему и была она названа Такни,
крепостью драгоценностей, так как состояла из драгоценных камней и металлов. И
это была большая крепость, и владыку её звали Шахлан, а он был отец трех
девушек.
Вот что было с Джаншахом. Что же касается Ситт Шамсы, то,
убежав от Джаншаха и отправившись к своему отцу, матери и родным, она
рассказала им о том, что случилось у неё с Джаншахом, и поведала им его
повесть, м осведомила их о том, что он странствовал по земле и искал чудеса, и
сообщила им о его любви к ней и о своей любви к нему, и о том, что произошло
между ними, и, услышав от неё эти слова, её отец и мать сказали:
«Не дозволено тебе Аллахом совершить с ним такое дело!» И
потом отец её рассказал об этом случае своим телохранителям из маридов-джинов и
сказал им: «Всякий, кто увидит человека, пусть приведёт его ко мне!»
А Ситт Шамса рассказала своей матери, что Джаншах влюблён в
неё, и сказала: «Он обязательно придёт к нам, так как, когда я улетела с
верхушки дворца его отца, я сказала ему: „Если ты меня любишь, приходи в Такни,
крепость драгоценностей“.
И, увидав это сверканье и блеск, Джаншах пошёл по
направлению к нему, чтобы узнать, что это такое. А Ситт Шамса послала одного из
телохранителей по делу в сторону горы Кармус, и когда этот телохранитель шёл,
он вдруг увидел существо человеческой породы. И, увядав его, джинн подошёл к
нему и приветствовал его, и Джаншах испугался этого телохранителя, но все-таки
ответил на его приветствие. «Как твоё имя?» – спросил джинн.
И Джаншах ответил: «Моё имя Джаншах. Я схватил одну джиннию,
по имени Ситт Шамса, так как моё сердце привязалось к её красоте и прелести, и
я люблю её великой любовью, и она убежала от меня после того, как вошла во
дворец моего отца». И он, плача, рассказал мартаду обо всем, что случилось у
него с Ситт Шамсой. И когда телохранитель увидал, что Джаншах плачет, его
сердце сгорело, и он сказал ему: «Не плачь, ты достиг того, чего желал. Знай,
что она любит тебя (великою любовью и осведомила своего отца и свою мать о
твоей любви к ней, и все, кто есть в крепости, любят тебя из-за неё. Успокой же
твою душу и прохлади глаза». И затем марид посадил Джаншаха на плечи и летел с
ним, пока не достиг Такни, крепости драгоценостей.
И пошли вестники к царю Шахлану и к Ситт Шамсе и к её
матери, оповещая их о прибытии Джаншаха, и когда пришла к ним весть об этом,
они обрадовались великою радостью, а затем царь Шахлан приказал всем
телохранителям встречать Джаншаха и сел на коня вместе со всеми
телохранителями, ифритами и маридами и выехал Джаншаху навстречу…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот двадцать шестая ночь
Когда же настала пятьсот двадцать шестая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что царь сел на коня и вместе со всеми
телохранителями, ифритами и маридами выехал Джаншаху навстречу. И,
приблизившись к Джаншаху, царь Шахлан, отец Ситт Шамсы, обнял его, а Джаншах
поцеловал царю Шахлану руки. И царь приказал дать ему великолепную почётную
одежду из разноцветного шелка, вышитую золотом и украшенную драгоценными
камнями. Потом он надел ему венец, подобного которому не видел никто из царей
человеческих, и велел привести ему великолепного коня из коней царей джиннов и
посадил на него Джаншаха. И тот сел на коня, а телохранители ехали от него
справа и слева, и ехал с царём в великолепном шествии, пока они не достигли
ворот дворца. И Джаншах спешился в этом дворце и увидел, что это большой
дворец, и стены его выстроены из драгоценных камней, яхонтов и дорогих металлов,
а что до хрусталя, топазов и изумрудов, то они были вделаны в пол. И он стал
дивиться на этот дворец и плакать, а царь и мать Ситт Шамсы вытирали ему слезы
и говорили: „Уменьши плач и не обременяй себя заботой! Знай, что ты достиг
того, чего желал“.
И когда Джаншах дошёл до середины дворца, его встретили
прекрасные невольницы, рабы и слуги и посадили его на самое лучшее место, и
стояли, прислуживая ему, а он не знал» что подумать о красоте этого помещения и
стен, которые были построены из всевозможных металлов и дорогих камней. И царь
Шахлая ушёл в те покои, где он сидел, и приказал невольницам и слугам привести
к себе Джаншаха, чтобы тот посидел с ним, и Джаншаха взяли и привели к нему. И
царь поднялся ему навстречу и посадил его на престол, рядом с собой, а потом
пронесли трапезу и поели и попили и вымыли румы. И после этого пришла к
Джаншаху мать Ситт Шамсы и приветствовала его, сказав ему: «Добро пожаловать!»
– и молвила: «Ты достиг своей цели после тягот, и заснул твой глаз после
бессонницы. Слава Аллаху за твоё благополучие!» И затем она тотчас же пошла к
своей дочери Ситт Шамсе и привела её к Джаншаху, и Ситт Шамса пришла к нему и
приветствовала его и поцеловала ему руки и опустила голову от смущения перед
ним и матерью и отцом. И пришли её сестры, которые были с нею во дворце, и
поцеловали Джаншаху руки и приветствовали его. А потом мать Ситт Шамсы сказала:
«Добро пожаловать, о дитя моё! Моя дочь Шамса сделала ошибку по отношению к
тебе, но не взыщи с неё за то, что она совершила с тобою ради нас».
И, услышав от неё эти слова, Джаншах вскрикнул и упал,
покрытый беспамятством, и царь подивился на него, а потом ему побрызгали на
лицо розовой водой, смешанной с мускусом и щербетом, и он очнулся и посмотрел
на Ситт Шамсу и сказал: «Слава Аллаху, который привёл меня к желаемому и
потушил во мне огонь, так что не осталось огня в моем сердце». – «Да
будешь ты опасен от огня, – сказала ему Ситт Шамса. – Но я хочу, о
Джаншах, чтобы ты рассказал мне о том, что с тобою случилось после разлуки со
мной и как ты пришёл в это место, когда большинство джиннов не знают о Такни,
крепости драгоценностей. Мы не покорны никому из царей, и никто не знает дороги
в это место и не слышал о нем».
И Джаншах рассказал ей обо всем, что с ним случилось и как
он сюда пришёл, и осведомил их всех о том, что случилось у его отца с царём
Кафидом. Он рассказал, какие видел он в дороге ужасы и диковины, и сказал
девушке: «Все это случилось из-за тебя, о Ситт Шамса!» – «Ты достиг
желаемого, – оказала ему мать девушки, – и Ситт Шамса – служанка,
которую мы приведём к тебе».
И когда Джаншах услышал это, он обрадовался великою
радостью, и после этого мать девушки сказала ему: «Если захочет Аллах великий,
в следующий месяц мы устроим веселье и справим свадьбу и женим тебя на Шамсе, а
потом ты отправишься с ней в твою страну, и мы дадим тебе тысячу маридов из
телохранителей, таких, что если ты позволишь ничтожнейшему из них убить царя
Кафида вместе с его народом, он сделает это в одно мгновенье. И каждый год мы
будем посылать к тебе такие существа, что если ты прикажешь одному из них
погубить всех твоих врагов, он погубит их…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот двадцать седьмая ночь
Когда же настала пятьсот двадцать седьмая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что мать Ситт Шамсы говорила Джаншаху: „И
каждый год ми будем посылать тебе такие существа, что, если ты прикажешь одному
из них погубить всех твоих врагов, он погубит их до после него“. А потом царь
Шахлан сел на престол и приказал вельможам своего царства устроить великое
веселье и украсить город в течение семи дней, вместе с ночами. И они сказали
ему: „Слушаем и повинуемся!“ – ив тот же час ушли и принялись за приготовления
к веселью. И они провели за приготовлениями два месяца, а после этого устроили
свадьбу Ситт Шамсы, и это оказалось великое веселье, подобного которому не
было. И потом Джаншаха ввели к Ситт Шамсе, и он провёл с нею два года в
сладостнейшей и приятнейшей жизни, за едой и питьём.
А затем он сказал как-то Ситт Шамсе: «Твой отец обещал нам,
что мы уедем в мою страну и будем проводить там год и здесь год». И Ситт Шамса
ответила: «Слушаю и повинуюсь!» А когда наступил вечер, она пошла к своему отцу
и рассказала ему о том, что говорил ей Джаншах, и отец её молвил: «Слушаю и повинуюсь,
но потерпи до начала следующего месяца, пока мы соберём для вас
телохранителей». И она рассказала Джаншаху, что говорил её отец, и Джаншах
терпел в течение того срока, который тот назначил.
А после этого царь Шахлан позволил телохранителям выйти, чтобы
служить Ситт Шамсе и Джаншаху и доставить их в страну Джаншаха. Он приготовил
им большое ложе из красного золота, украшенное жемчугом и драгоценными
камнями», на котором стояла палатка из золотого шелка, разрисованная во все
цвета и украшенная дорогими каменьями, красота которых смущала взирающих.
И Джаншах с Ситт Шамсой поднялись на это ложе, а потом царь
выбрал четырех телохранителей, чтобы нести его, и они понесли ложе, и каждый
телохранитель стал с одной стороны, а Джаншах с Ситт Шамсой сидели на ложе. И
Ситт Шамса простилась со своей матерью и отцам, сёстрами и родными, и отец её
сел на коня и поехал с Джаншахом, а телохранители пошли, неся это ложе.
И царь Шахлан шёл с ними до середины дня, а потом
телохранители поставили ложе на землю, и все сошли с коней и простились друг с
другом. И царь Шахлан поручил Джаншаху заботиться о Ситт Шамсе, а
телохранителя» он поручил заботиться о них обоих.
А потом он приказал телохранителям нести ложе, и Ситт Шамса
простилась с отцом, и Джаншах тоже простился с ним, и они отправились, а отец
девушки вернулся назад. И отец дал Ситт Шамсе триста девушек из прекрасных
наложниц и дал Джаншаху триста мамлюков из детей джиннов. И они отправились в
тот же час после того, как все взошли на это ложе и четыре телохранителя подвели
его и полетели с ним между небом и землёй.
И они пролетали каждый день расстояние тридцати месяцев пути
я летели таким образом в течение десяти дней. А среди телохранителей был один
телохранитель, который знал страну Кабудь, и когда он увидел её, он приказал
телохранителям спуститься в большой город, находившийся в этой стране, а был
этот город городом царя Тайгамуса. И они спустились в него…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот двадцать восьмая ночь
Когда же настала пятьсот двадцать восьмая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что телохранители опустились в город царя
Тайгамуса с Джаншахом и Ситт Шамсой. А царь Тайгамус убежал от врагов и спасся
бегством в свой город.
Он подвергся жестокой осаде, и царь Кафид стеснил его, и
царь Тайгамус просил пощады у царя Кафида, но тот не дал ему пощады. И когда
царь Тайгамус понял, что не осталось для него хитрости, чтобы спастись от царя
Кафида, он захотел удавиться, чтобы умереть и избавиться от этой заботы и
печали. И он поднялся и простился с везирями и эмирами и вошёл в свой дом,
чтобы проститься с женщинами. И жители его царства стали плакать и рыдать и
оплакивать его и кричать.
И когда происходило это дело, телохранители вдруг
приблизились к дворцу, находившемуся внутри крепости, и Джаншах приказал им
опустить ложе на середину приёмного зала. И они сделали так, как приказал им
Джаншах, и Ситт Шамса с Джаншахом, невольницами и мамлюками сошла с ложа, и они
увидели, что все жители города находятся в осаде, стеснении и великой горести.
«О, любимая моего сердца и прохлада моего глаза, – сказал Джаншах Ситт
Шамсе, – взгляни на моего отца, – он в наисквернейшем положении!» И
когда Ситт Шамса увидала его отца и жителей царства в таком состоянии, она
приказала телохранителям поразить воинов, которые их осадили, сильным ударом и
перебить их, и сказала телохранителям: «Не оставляйте живым никого из них». И
Джаншах сделал знак одному из телохранителей, сильному в ярости, по имени
Караташ, и приказал ему принести царя Кафида, закованного в цепи.
И телохранители отправились к царю Кафиду и взяли с собой то
ложе. И они летели до тех пор, пока не поставили это ложе на землю, а палатку
они поставили на ложе. И они подождали до полуночи и затем бросились на царя
Кафида и его воинов я принялись их убивать. И один телохранитель брал десять
или восемь воином, сидевших на спинах слонов, и взлетал с ними в воздух, а
затем бросал их, и они разлетались на куски в воздухе.
А некоторые из телохранителей били солдат железными
дубинами. А затем телохранитель, по имени Караташ, отправился в тот же час к
палатке царя Кафида и бросился на него, когда он сидел на ложе, и взял его и
взлетел с ним на воздух, и царь закричал от страха перед этим телохранителем, а
тот летел с ним не переставая, пока не посадил его на ложе перед Джаншахом. И
Джаншах велел четырём телохранителям подняться с ложем и поставить его на
воздухе, и не успел царь Кафид очнуться, как увидел себя между небом и землёй.
И он стал бить себя по лицу и дивиться на это» и вот что было с царём Кафидом.
Что же касается царя Тайгамуса, то, увидев своего сына, он
едва не умер от радости и, испустив великий крик, упал, покрытый беспамятством.
И ему побрызгали на лицо розовой водой, и когда он очнулся, они с сыном
обнялись и заплакали сильным плачем (а царь Тайгамус не знал, что телохранители
сражаются с царём Кафидом). И после этого Ситт Шамса поднялась и шла до тех
пор, пока не дошла до царя Тайгамуса, отца Джаншаха, и она поцеловала ему руки
и оказала: «О господин мой, поднимись на верхушку дворца и посмотри, как
сражаются телохранители моего отца». И царь поднялся на верхушку дворца и сел
вместе с Ситт Шамсой, и они стали смотреть на бой телохранителей, а те
принялись избивать солдат вдоль и вширь. И один из них брал железную дубину и,
ударив ею слона, разбивал его вдребезги вместе с тем, кто был на его спиле, так
что слонов нельзя было отличить от людей. А другие телохранителя пригоняли
толпу людей, которые убегали, и кричали им в лицо, и они падали мёртвые, а
некоторые хватали около двадцати всадников и поднимались с ними на воздух и
бросали их на землю, и воины разбивались на куски. И при всем этом Джаншах и
его отец с Ситт Шамсой смотрели на них и глядели на сражение…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот двадцать девятая ночь
Когда же настала пятьсот двадцать девятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что Тайгасим сыном Джаншахом и жена его Ситт
Шамса поднялись на верхушку дворца и стали смотреть на бой телохранителей с
войсками царя Кафида. А царь Кафид смотрел на них, сидя на ложе, и плакал. И
избиение его войск не прекращалось в течение двух дней, пока их всех не
изрубили до последнего. А потом Джаншах велел телохранителям принести ложе и
опустить его на землю посреди крепости царя Тайгамуса. И они принесли ложе и
сделали так, как велел им их господин, царь Джаншах. А затем царь Тайгамус
приказал одному из телохранителей, которого звали Шамваль, взять царя Кафида и
надеть на него цепи и ошейник и запереть в чёрную башню, и Шамваль сделал так,
как он приказал ему.
И царь Тайгамус велел бить в литавры и послал вестников к
матери Джаншаха, и те пошли и известили её о том, что её сын прибыл и совершил
все эти поступки. И она обрадовалась этому и села на коня и приехала, и, увидев
её, Джаншах прижал её к груди, и она упала без чувств от сильной радости. И ей
побрызгали на лицо розовой водой, и, очнувшись, она обняла своего сына и
заплакала от чрезмерной радости. И когда Ситт Шамса узнала о её прибытии, она
поднялась и шла до тех пор, пока не пришла к ней, и тогда она приветствовала
её, и они держали друг друга в объятиях некоторое время, а затем стали
разговаривать. А царь Тайгамус отпер ворота города и послал вестников во все
стороны, и вести распространились по ним, и стали прибывать к цари подарки и
великолепные редкости. И эмиры, воины и цари, которые правили в странах,
приходили к царю, чтобы его приветствовать и поздравить его с такой победой и
благополучием его сына.
И они пребывали в таком состоянии, и люди приносили им
подарки и великолепные редкости в течение некоторого времени, а потом царь
сделал великолепную свадьбу для Ситт Шамсы во второй раз и велел украшать город
и показывал Джаншаху девушку в драгоценностях и роскошных одеждах. И Джаншах
вошёл к Ситт Шамсе и подарил ей сотню девушек из прекрасных наложниц, чтобы они
ей прислуживали. А через несколько дней после этого Ситт Шамса отправилась к
царю Тайгамусу и заступилась перед ним за царя Кафида и сказала: «Отпусти его,
чтобы он вернулся в свою страну, а если случится из-за него зло, я прикажу
одному из телохранителей похитить его и привести к тебе». И царь отвечал:
«Слушаю и повинуюсь!» – а затем он послал Шамвалю приказание доставить к нему
царя Кафида, и тот правел его к нему в цепях и путах.
И когда царь Кафид пришёл и поцеловал перед Тайгамусом
землю, тот приказал освободить его из этих оков, и его освободили. А затем он
посадил его на хромого коня и сказал: «Царица Шамса заступилась за тебя, уходи
же в твою страну, и если ты вернёшься к тому, что делал раньше, она пошлёт за
тобой телохранителя, и он приведёт тебя». И царь Кафид отправился в свою
страну, будучи в наихудшем положении…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Ночь, дополняющая до пятисот тридцати
Когда же настала ночь, дополняющая до пятисот тридцати, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Кафид отправился в свою
страну, будучи в наихудшем положении, а Джаншах жил со своим отцом и Ситт
Шамсой сладостнейшей и приятнейшей жизнью, в наилучшей и полнейшей радости.
И все это рассказывал Булукии юноша, сидевший между двумя
могилами, а затем он сказал ему: «Вот я и есть Джаншах, который все это увидел,
о брат мой, о Булукия». И Булукия удивился его рассказу. А затем Булукия,
странствующий из-за любви к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да
приветствует!), оказал Джаншаху: «О брат мой, а в чем дело с этими двумя
могилами? По какой причине ты сидишь между ними и почему ты плачешь?» И Джаншах
ответил ему и сказал: «Знай, о Булукия, что мы пребывали в сладостнейшей и
приятнейшей жизни и в наилучшей и полнейшей радости и проводили в наших странах
год, и в Такни, крепости драгоценностей, – год. И мы передвигались не
иначе, как сидя на ложе, и телохранители несли его и летели между небом и
землёй».
«О брат мой, о Джаншах, – опросил его Булукия, – а
какой было длины расстояние между этой крепостью и вашей страной?» И Джаншах
сказал ему в ответ: «Мы пересекали каждый день расстояние в тридцать месяцев
пути и достигали крепости в десять дней. И мы провели в таком положении несколько
лет, и случилось однажды, что мы отправились, как обычно, и достигли вот этого
места. И мы опустились на ложе, чтобы поглядеть на этот остров, и сели на
берегу реки и стали есть и пить, и Ситт Шамса сказала: „Я хочу помыться в этой
реке!“ И она сияла с себя одежду, и невольницы тоже сняли одежду и сошли в реку
и стали плавать, а я принялся ходить по берегу репки и оставил невольниц играть
там с Ситт Шамсой. И вдруг большая акула из морских зверей ударила её по ноге,
выбрав её среди невольниц, и девушка закричала и упала мёртвая в тот же час и
минуту. И невольницы вышли из реки, убегая в палатку от этой акулы, а затем
некоторые из них понесли Ситт Шамсу и принесли её в палатку, и она была
мёртвая. И, увидев, что она мёртвая, я упал без памяти, и мне обрызгали лицо
водой, и я очнулся и стал плакать над девушкой.
И я велел телохранителям взять ложе и отправиться к её
родным и осведомить их о том, что с ней случилось, и они отправились к родным
Ситт Шамсы и известили их о том, что с ней произошло. И родные её были в
отсутствии лишь недолго и прибыли в это место, и они омыли девушку и завернули
её в саван и похоронили её тут же и стали её оплакивать. Они пожелали взять
меня с собой в свою страну, но я сказал отцу девушки: «Я хочу, чтобы ты вырыл
для меня яму рядом с её могилой, и я сделаю эту яму могилой для меня. Может
быть, когда я умру, меня закопают в ней рядом с Шамсой». И царь Шахлан велел
одному из телохранителей это сделать, и тот сделал то, что я хотел. А затем они
улетели от меня и оставили меня плакать и рыдать над девушкой. Такова моя
история, и вот почему я сижу между этими двумя могилами. – И он произнёс
такие два стиха: – Друзья, вы уехали, и дом – уж не дом мне, О нет, и сосед
благой – теперь не сосед мне!
И ныне мой прежний друг, которого знал я здесь, Не друг мне,
и кажутся цветы не цветами».
Услышав от Джаншаха такие слова, Булукия удивился…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятисот тридцать первая ночь
Когда же настала пятьсот тридцать первая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что Булукия, услышав от Джаншаха эти слова,
удивился и воскликнул: «Клянусь Аллахом, я думал, что я странствовал и кружил
по земле, обходя её, но, клянусь Аллахом, я забыл о том, что видел, услышав
твою историю!
А затем сказал Джаншаху: – Я хочу от тебя милости –
благодеяния, о брат мой: укажи безопасную дорогу».
И Джаншах указал ему дорогу, и Булукия простился с ним и
пошёл».
И все эта слова говорила царица змей Хасибу Каримад-дину. И
сказал ей Хасиб Карим-ад-дин: «Как ты узнала все эти рассказы?» И она отвечала:
«Знай, о Хасиб, что я послала в страны египетские большую змею двадцать пять
лет тому назад и послала с ней письмо с приветствием Булукии, чтобы она
доставила его ему. И эта змея отправлялась и доставила его Бянт-Шамух (а это
была её дочь в земле египетской). И она взяла письмо и шла, пока не достигла
Каира, и тогда она стала спрашивать людей о Булукии, и её привели к нему, и,
прядя к нему и увидев его, она его приветствовала и дала ему это письмо. И
Булукия прочитал письмо и понял его смысл, а затем он спросил змею: „Ты пришла
от царицы змей?“ – „Да“, – отвечала она. И Булукия сказал: „Я хочу
отправиться с тобой к царице змей, так как у меня есть до неё дело“. –
„Слушаю и повинуюсь“, – сказала змея.
И затем она пошла с ним к своей дочери и приветствовала её,
и после этого она простилась с ней и вышла от неё и сказала Булукии: «Зажмурь
глаза!» И Будукия зажмурил глаза и открыл их и вдруг увидел, что он на той
горе, где нахожусь я. И змея пошла с ним к той змее, которая дала ей письмо и
приветствовала её, а змея спросила: «Доставила ты Булукии письмо?» –
«Да, – отвечала змея, – я доставила его ему, и он пришёл со мной. Вот
он». И Булукия подошёл и приветствовал эту змею и спросил её про царицу змей, и
змея сказала ему: «Она отправилась на гору Каф со своими солдатами и воинами, а
когда придёт лето, она вернётся в эту землю. И всякий раз как она отправляется
на гору Каф, она назначает меня на своё место, пока на вернётся. Если у тебя
есть просьба, то я её для тебя исполню». – «Я хочу от тебя, – сказал
Булукия, – чтобы ты принесла мне такие растения, что всякий, кто истолчёт
их и выпьет их сок, но ослабнет, не поседеет и не умрёт». – «Я не принесу
их тебе, – отвечала змея, пока ты мне не расскажешь, что с тобой случилось
после того, как ты расстался с царицей змей и отправился с Аффаном к месту
погребения господина нашего Сулеймана».
И Булукия рассказал ей свою историю от начала до конца и
осведомил её о том, что случилось с Джаншахом, и поведал ей его повесть, а
потом он сказал: «Исполни мою просьбу, и я уйду в мои страны». – «Клянусь
господином нашим Сулейманом, – оказала змея, – я не знаю дороги к
этой траве!» И она приказала змее, которая привела Булукию, и оказала ей:
«Доставь его в его страны!» И змея отвечала: «Слушаю и повинуюсь!» И затем она
сказала Булукии: «Зажмурь глаза!» – и Булукия зажмурил глаза, и открыл их, и
увидел себя на горе альМукаттам, и пошёл, и пришёл в своё жилище. А когда
царица змей вернулась с горы Каф, то змея, которую она поставила на своё место,
пришла к ней и приветствовала её и оказала: «Булукия приветствует тебя!» – и
рассказала ей все то, что передал ей Булукия о том, что он видел в своих
странствиях и как он встретился с Джаншахом».
И царица змей сказала Хасибу Карим-ад-дину: «Вот что
рассказали мне об этом деле, о Хасиб». И Хасиб воскликнул: «О царица змей,
расскажи мне о том, что случилось с Булукией, когда он вернулся в Египет!» –
«Знай, о Хасиб, – сказала ему царица змей, – что, расставшись с
Джаншахом, Булукия шёл ночи и дни и пришёл к большому морю, и тогда он намазал
ноли соком, который был у него, и пошёл по поверхности воды и пришёл к острову
с деревьями, реками и плодами, который был подобен раю. И он стал ходить по
этому острову и увидел большое дерево, листья которого были точно паруса на
кораблях. И он подошёл к этому дереву и увидел, что под ним разложена скатерть,
и на ней всевозможные блюда из роскошных кушаний, и увидел он на этом дереве
птицу из жемчуга и зеленого изумруда, ноги которой были серебряные, клюв из
красного яхонта, а перья из дорогих металлов, и эта птица прославляла Аллаха
великого и молилась о Мухаммеде (да благословит его Аллах и да приветствует!)…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот тридцать вторая ночь
Когда же настала пятьсот тридцать вторая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Булукия вышел на остров и увидел,
что этот остров подобен раю, он стал ходить по нему во все стороны и увидал
бывшие там диковинки и, между прочим, птицу из жемчуга и зеленого изумруда, с
перьями из дорогих металлов, такую, как описана, и птица прославляла Аллаха
великого и молилась о Мухаммеде (да благословит его Аллах и да приветствует!).
«И, увидев эту огромную птицу, – рассказывала царица
змей, – Булукия спросил её: „Кто ты и каково твоё дело?“ И птица ответила:
„Я из птиц райских. Знай, о брат мой, что Аллах великий вывел Адама из рая, и
он вынес оттуда четыре листа, чтобы прикрыться ими. И упали они на землю, и
один из них съели черви – и сделался из него шёлк, а другой съели газели и
сделался из него мускус, а третий съели пчелы – и сделался из него мёд,
четвёртый же упал в Индию и возникли из него пряности. Что же до меня, то я
блуждала по всей земле, пока Аллах великий не послал мне этого места, и я
осталась здесь. И каждую пятницу вечером и днём приходят сюда святые и кутбы,
которые живут в этом мире, и они посещают это место и вкушают эту пищу (а она –
угощение им от Аллаха великого, которое он им выставляет каждую пятницу вечером
и днём, а затем этот стол возносится в рай, и он никогда не уменьшается и не
изменяется)“.
И Булукия стал есть, а окончив еду, он восхвалил Аллаха
великого, и вдруг приблизился к нему аль-Хидр (мир с ним!). И Булукия поднялся
к нему навстречу и приветствовал его и хотел уходить, но птица сказала ему: «О
Булукия, сиди в присутствии аль-Хидра (мир с ним!)». И Булукия сел, а аль-Хидр
сказал ему: «Расскажи мне о своём деле и поведай мне свою повесть».
И Булукия рассказал ему все, от начала до конца, до тех пор,
щука он не пришёл к нему и не достиг того места, в котором он сидит теперь
перед аль-Хидром, и затем он спросил: «О господин, какова длина пути отсюда до
Египта?» – «Расстояние в девяносто пять лет», – ответил аль-Хидр. И,
услышав эти слова, Булукия заплакал, а потом он припал к рукам аль-Хидра и стал
их целовать и воскликнул: «Спаси меня из этого изгнания, награда тебе у Аллаха!
Я приблизился к гибели, и у меня не осталось никакой хитрости!» – «Помолись
Аллаху великому, чтобы он разрешил мне доставить тебя в Египет, прежде чем ты
погибнешь», – сказал аль-Хидр. И Булукия стал плакать и умолять Аллаха
великого, и Аллах принял его молитву и внушил аль-Хидру (мир с ним!), чтобы он
доставил Булукию к его родным.
И сказал тогда аль-Хидр (мир с ним!): «Подними голову, Аллах
принял твою молитву и внушил мне, чтобы я доставил тебя в Египет. Уцепись за
меня и схватись за меня руками и зажмурь глаза». И Булукия уцепился за
аль-Хидра (мир с ним!) и схватился за него руками и зажмурил глаза, и аль-Хидр
(мир с ним!) сделал один шаг и потом сказал Булукии: «Открой глаза!» И Булукия
открыл глаза и увидел, что он стоит у ворот своего дома. И затем он обернулся,
чтоб проститься с аль-Хидром (мир с ним!), но не нашёл и следа его…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот тридцать третья ночь
Когда же настала пятьсот тридцать третья ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что Булукия, когда аль-Хидр (мир с ним!)
доставил его к воротам его дома, открыл глаза и хотел проститься с ним, но не
нашёл его. И он вошёл в свой дом, и когда его мать увидела его, она испустила
громкий крик и упала от радости, и ей брызгали на лицо воду, пока она не
очнулась, а очнувшись, она обняла своего сына и заплакала сильным плачем, а
Булукия то плакал, то смеялся. И к нему пришли его родные и домочадцы и все его
товарищи и стали его поздравлять с благополучием. И разнеслась по стране весть
об этом, и стали приходить к нему подарки со всех концов, и забили барабаны, и
засвистели флейты, и все радовались великой радостью. А после этого Булукия
рассказал родным свою историю и поведал им обо всем, что с ним случилось, и о
том, как аль-Хидр привёл его и доставил к воротам его дома, и все удивились
этому и плакали до тех пор, пока им не надоело плакать».
И все это рассказала царица змей Хасибу Карим-аддину. И
Хасиб Карим-ад-дин удивился этому и заплакал сильным плачем, а затем он сказал
царице змей: «Я хочу отправиться в мою страну!» И царица змей ответила ему: «Я
боюсь, о Хасиб, что, достигнув своей страны, ты нарушишь обет и не исполнишь
клятву, которую ты мне дал, и пойдёшь в баню». И Хасиб поклялся ей другими
верными клятвами, что всю жизнь не будет ходить в баню, и тогда царица змей
приказала одной змее и сказала ей: «Выведи Хасиба Карим-ад-дина на лицо земли!»
И змея взяла Хасиба и переходила с ним с места на место, пока не вывела его на
лицо земли из под крышки заброшенного колодца, а затем он пошёл, и шёл, пока не
дошёл до своего города.
И он отправился в свой дом (а было это в конце дня, когда
пожелтело солнце) и постучал в ворота, и вышла его мать и открыла ворота и
увидела своего сына, который стоял перед нею. И, увидев его, она вскрикнула от
сильной радости и бросилась к нему и заплакала, и когда услышала её плач жена
Хасиба, она вошла к ной и увидела своего мужа и приветствовала его и поцеловала
ему руки. И они сильно обрадовались друг другу и вошли в дом, и когда они
уселись и Хасиб посидел среди своих родных, он спросил о дровосеках, которые
рубили с ним дрова и ушли и оставили его в колодце, и мать оказала ему: «Они
пришли ко мне и сказали: „Твоего сына съел волк в долине“. Они сделались
большими купцами и владеют именьями и лавками, мир стал для них просторен, и
они каждый день приносят нам еду и питьё, и таково их обыкновение до сего
времени». – «Завтра пойди к ним, – сказал Хасиб, – и скажи им:
„Хасиб Карим-аддин вернулся из путешествия; приходите его встречать я
приветствовать его“.
И когда наступило утро, его мать пошла по домам дровосеков и
оказала им то, что поручил ей сказать её сын.
И, услышав её слова, дровосеки изменились в виде и сказали
ей: «Слушаем и повинуемся!» И каждый из них дал ей шёлковую одежду, вышитую
золотом, и они сказали ей: «Отдай их твоему сыну, пусть он их наденет, и скажи
ему: „Они завтра к тебе придут“. И мать Хасиба сказала им: „Слушаю и
повинуюсь!“ – и вернулась от них к сыну и осведомила его об этом и отдала ему
то, что дали ей дровосеки.
Вот что было с Хасибом Карим-ад-дином и его матерью. Что же
касается дровосеков, то они собрали множество купцов и осведомили их о том, что
произошло из-за них с Хасибом Карим-ад-дином, и спросили их: «Что нам теперь с
ним делать?» И купцы ответили им: «Каждому из вас следует отдать ему половину
своих денег и невольников», – и все согласились с этим мнением.
И каждый из них взял половину своих денег, и они все пошли к
Хасибу и приветствовали его и поцеловали ему руки и отдали ему принесённое и
сказали: «Это часть твоей милости, и мы стоим перед тобою!» И Хасиб принял от
них деньги и оказал им: «То, что ушло, ушло! Это было суждено Аллахом, а то,
что суждено, сильней того, чего боишься!»
«Пойдём с нами, погуляем по городу и сходим в баню», –
сказали ему купцы. И Хасиб ответил: «Я дал клятву, что не пойду в баню всю
жизнь». – «Пойдём с нами к нам домой, мы тебя угостим», – сказали
купцы. И Хасиб ответил: «Слушаю и повинуюсь!» А затем он поднялся и пошёл с
ними к ним домой, и каждый из купцов угощал его один вечер, и они делали это в
течение семи вечеров.
И стал Хасиб обладателем денег, имений и лавок, и вокруг
него собирались купцы города, и он рассказывал им обо всем, что с ним случилось,
и сделался он одним из знатных купцов. И он правел так некоторое время, и в
один из дней случилось ему выйти, чтобы пройтись по городу. И вдруг один его
товарищ (а он был банщик) увидал его, когда он проходил мимо ворот бани, и
глаза встретились с глазами, и банщик приветствовал Хасиба и обнял его и
воскликнул: «Сделай мне милость, войди в баню и разотрись, пока я приготовлю
тебе угощение». – «Я дал клятву, что не буду ходить в баню всю
жизнь», – ответил Хасиб. И банщик стал клясться и воскликнул: «Мои три
жены разведены со мной трижды, если ты не войдёшь со мной в баню и не помоешься
там!»
И Хасиб Карим-ад-дин смутился душою и сказал банщику: «Разве
ты хочешь, брат мой, сделать моих детей сиротами, разрушить мой дом и возложить
грех на мою шею?» И тогда банщик бросился к ногам Хасиба Каримад-дина и стал их
целовать и воскликнул: «Я прибегаю к твоему соседству! Войди ко мне в баню, и
грех будет на моей шее». И рабочие в бане и все, кто был там, собрались вокруг
Хасиба Карим-ад-дина и стали его упрашивать и сняли с него одежду и ввели его в
баню.
И едва только он вошёл туда и сел у стены и начал поливать
себе голову водой, как пришли к нему двадцать человек и сказали: «Уходи от нас,
о человек, ты ответчик перед султаном!» И они послали одного из них к везирю султана,
и этот человек отправился к нему и осведомил везиря, и везирь сел на коня
вместе с шестьюдесятью мамлюками, и они поехали и приехали в баню и встретились
с Хасибом Карим-ад-дином. И везирь приветствовал его и оказал: «Добро
пожаловать!» – и дал банщику сто динаров и приказал подвести Хасибу коня, чтобы
он на нем ехал. А затем везирь сел на коня вместе с Хасибом, и люди везиря тоже
сели, и они взяли Хасиба и ехали с ним, пока не приехали ко дворцу султана. И
везирь и его люди спешились, и Хасиб тоже сошёл на землю, и он сел во дворце, и
ему принесли трапезу, и все поели, выпили и вымыли руки. И везирь наградил
Хасиба двумя почётными одеждами, каждая из которых стоила пять тысяч динаров, и
сказал ему: «Знай, что Аллах послал тебя к нам и проявил к нам милость твоим
приходом: султан стал близок к смерти от проказы, которая постигла его, и наши
книги указывают, что жизнь его в твоих руках».
И Хасиб удивился этому делу, и везирь с Хасибом и вельможами
царства прошёл через семь дворцовых ворот, и они вошли к царю. А царя звали
царь Караздан, царь персов, и он царил над семью климатами, и было у него в
услужения сто султанов, которые сидели на престолах из червонного золота, и
десять тысяч богатырей, каждому из которых подчинялось сто наместников и сто
палачей, державших в руках мечи и топоры. И они нашли этого царя лежащим, и
лицо его было закутано в платок, и он стонал от сильной болезни. И когда Хасиб
увидал такой порядок, его ум был ошеломлён видом царя Караздана, и он поцеловал
перед ним землю и пожелал ему счастья, а потом подошёл к нему великий везирь,
которого звали везирь Шамхур, и оказал ему: «Добро пожаловать!» – и посадил его
на великолепный престол справа от царя Караздана…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот тридцать четвёртая ночь
Когда же настала пятьсот тридцать четвёртая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь Шамхур подошёл к Хасибу
и посадил его на престол справа от царя Караздана, и принесли трапезу, и все
поели и попили и вымыли руки, а затем везирь Шамхур поднялся, и поднялись из-за
него все, кто был в зале, проявляя почтение к нему. И везирь подошёл к Хасибу
Карим-ад-дину и сказал ему: „Мы будем тебе прислуживать, и все, что ты
потребуешь, мы тебе дадим; даже если бы ты потребовал половину царства, мы бы
её тебе дали, так как исцеление царя в твоих руках“. И он взял его за руку и
пошёл с ним к царю. И Хасиб открыл царю лицо и посмотрел на него и увидел, что
царь в крайней болезни. И Хасиб удивился этому, а везирь склонился над рукой
Хасиба, поцеловал её и оказал: „Мы хотим от тебя, чтобы ты вылечил этого царя,
и все, что ты пожелаешь, мы тебе дадим. Это и есть то, что нам от тебя
нужно“. – „Хорошо, – сказал Хасиб. – Я сын Данияля, пророка
Аллаха, но я не знаю никакой науки. Меня поместили учиться ремеслу врачевания
на тридцать дней, но я ничего из этого ремесла не выучил. Я хотел бы знать
что-нибудь из этой науки и вылечить этого царя“. – „Не затягивай с нами
разговора! – воскликнул везирь. – Если бы мы собрали всех мудрецов
востока и запада, никто бы не вылечил царя, кроме тебя!“ – „Как же я его
вылечу, когда я не знаю ни болезни сто, ни лекарства?“ – опросил Хасиб. И
везирь сказал: „Лекарство для царя находится у тебя“. – „Если бы я знал
для него лекарство, – сказал Хасиб, – я бы, право, его
вылечил“. – „Ты знаешь его лекарство и знаешь отлично, – оказал
везирь. – Его лекарство – царица змей, и ты знаешь, где она, и видел её и
был у неё“.
И, услышав это, Хасиб понял, что причина всего этого –
посещение бани, и стал раскаиваться, когда раскаяние было бесполезно, и оказал:
«Как царица змей? Я её не знаю и никогда в жизни не слышал такого названия».
«Не отрицай, что ты её знаешь, – оказал везирь, –
у меня есть указание, что ты знаешь её и пробыл у неё два года». – «Я не
знаю её и её не видел и не слышал об этом деле, раньше чем услышал о нем от вас
сию минуту», – отвечал Хасиб.
И везирь принёс книгу и открыл её и стал гадать, а затем он
оказал: «Царица змей встретится с человеком, И он пробудет у неё два года и
вернётся от неё и поднимется на лицо земли, и когда он войдёт в баню, у него
почернеет живот. Посмотри себе на живот», – сказал он Хасибу. И тот
взглянул себе на живот и увидел, что он чёрный. «У меня живот чёрный с тех пор,
как меня родила моя мать», – сказал он везирю. И везирь воскликнул: «Я
поставил у каждой бани трех мамлюков, чтобы они наблюдали за всяким, кто войдёт
в баню, и смотрели ему на живот и осведомляли меня о нем. И когда ты вошёл в
баню, они посмотрели тебе на живот и увидели, что он чёрный. И они послали ко
мне, извещая об этом, и вам не верилось, что мы с тобой сегодня встретимся. У
нас нет другой нужды, кроме того, чтобы ты нам показал то место, из которого ты
вышел, а потом ты уйдёшь своей дорогой. Мы можем схватить царицу змей, и у нас
есть кому её принести». Услышав эти слова, Хасиб раскаялся, что входил в баню,
великим раскаянием, когда раскаяние было ему бесполезно, и эмиры и везири
умоляли его рассказать им, где царица змей, пока не ослабели, а Хасиб говорил:
«Я не видел такого дела и не слыхал о нем».
И тогда везирь потребовал палача, и его привели, и везирь
велел ему снять с Хасиба одежду и побить его сильным боем. И палач делал это до
тех пор, пока Хасиб не увидел воочию смерть из-за сильной пытки. А после этого
везирь оказал ему: «У нас есть указание, что ты знаешь, где место царицы змей,
зачем же ты это отрицаешь? Покажи нам то место, откуда ты вышел, и удались от
нас. У нас есть кому схватить царицу змей, и тебе не будет вреда». И затем он
стал его упрашивать и поднял его на ноги я велел дать ему одежду, вышитую
червонным золотом и дорогими металлами. И Хасиб послушался приказания везиря и
сказал: «Я покажу вам то место, из которого я вышел». И, услышав его слова,
везирь обрадовался великой радостью. И он сел на коня со всеми эмирами, и Хасиб
тоже сел на коня и поехал перед воинами, и они ехали до тех пор, пока не
приехали к горе, а затем Хасиб вошёл с ними в пещеру и стал плакать и горевать.
И эмиры и везири сошли с коней и шли вслед за Хасибом, пока де пришли к
колодцу, из которого Хасиб вышел.
И тогда везирь выступил вперёд и сел и зажёг курения и стая
произносить заклинания и клятвы и дуть и бормотать (это был злокозненный
волшебник и кудесник, который знал науку о духах и другие науки). А окончив
первое заклинание, он стал читать второе заклинание и третье заклинание, и
всякий раз, когда курения кончались, он бросал на огонь другие. Потом он
сказал: «Выходи, о царица змей!» И вдруг вода в колодце ушла под землю, и
открылась большая дверь, и раздался великий крик, подобный грому, так что
подумали, что колодец обвалялся, и все присутствующие упали на землю без
памяти, а некоторые из них умерли.
И вышла из этого колодца огромная змея, точно слон, из глаз
и изо рта которой летели искры, как угли, и на спине у неё было блюдо из
червонного золота, украшенное жемчугом и драгоценными камнями, а посреди этого
блюда сидела змея, озарявшая все помещение, и лицо у неё было, как у человека,
и говорила она самым ясным языком, и была это царица змей. И она стала
оборачиваться направо и налево, и взор её упал на Хасиба, и она опросила его:
«Где же обет, который ты мне дал, и клятва, которою ты мне поклялся, говоря,
что ты не пойдёшь в баню? Но не поможет хитрость против того, что
предопределено, и что написано на лбу, от того не убежишь. Аллах вложил
окончание моей жизни в твои руки, и так судил Аллах, и хотел он, чтобы я была
убита, а царь Караздан исцелился от болезни».
И затем царица змей заплакала сильным плачем, и Хасиб
заплакал вместе с ней. И когда везирь Шамхурпроклятый увидал царицу змей, он
протянул к ней руку, чтобы схватить её, до она сказала: «Удержи свою руку, о
проклятый, иначе я подую на тебя и превращу тебя в кучу чёрного пепла!» И она
закричала Хасибу и сказала ему: «Подойди ко мне и возьми меня в руки и положи
меня на это блюдо, которое с вами, и поставь его себе на голову. Умереть от
твоей руки мне суждено от века, и нет у тебя хитрости, чтобы отразить мою
смерть».
И Хасиб взял змею и понёс её на голове, и колодец опять стал
таким, как был. И все вышли, и Хасиб нёс блюдо, в котором была змея, на голове.
И когда они шли по дороге, царица змей оказала Хасибу потихоньку: «О Хасиб,
послушай, какой я дам тебе добрый совет, хотя ты я нарушил обещание и не
сдержал клятвы и совершил такие поступки, так как они были суждены от века» –
«Слушаю и повинуюсь! – сказал Хасиб. – Что ты мне прикажешь, о царица
змей?» – «Когда ты придёшь в дом везиря, – сказала змея, – он окажет
тебе: „Зарежь царицу змей и разруби её на три куска!“ – а ты откажись и не
делай этого и скажи ему: „Я не знаю, как резать“. Пусть он зарежет меня своей
рукой и сделает со мной, что хочет. А когда он меня зарежет и разрубит на
куски, к нему придёт посланец от царя Караздана и потребует, чтобы он явился к
нему. И тогда везирь положит моё мясо в медный котелок и поставит котелок на
жаровню и перед уходом к царю скажет тебе: „Зажги огонь под этим котелком,
чтобы поднялась с мяса пена, и когда пена поднимется, возьми её налей в бутылку
и подожди, пока она простынет, и выпей её. Когда ты её выпьешь, не останется у
тебя в теле никакой боли. А когда поднимется вторая пена, сохрани её у себя в
другой бутылке, и я приду от царя и выпью её из-за болезни, которая у меня в
хребте“. И он даст тебе две бутылки я уйдёт к царю, а когда он уйдёт к нему,
зажги огонь под котелком, чтобы поднялась первая пена, и возьми её и налей в
бутылку и спрячь её у себя, но берегись её выпить; если ты её выпьешь, не будет
для тебя блага. А когда поднимется вторая пена, налей её в другую бутылку и
подожди, пояса она остынет, и сохрани её у себя, чтобы её выпить. А когда
везирь придёт от царя и потребует от тебя вторую бутылку, дай ему первую и
посмотри, что с ним произойдёт…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот тридцать пятая ночь
Когда же настала пятьсот тридцать пятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что царица змей дала Хасибу наставление не
пить первой пены и сохранить вторую пену, и сказала ему: „Когда вернётся везирь
от царя и потребует от тебя вторую бутылку, отдай ему первую и посмотри, что с
ним произойдёт. А потом выпей сам вторую пену, и когда ты её выпьешь, станет
твоё сердце обителью мудрости. А после этого вынь мясо и положи его на медное
блюдо и дай его царю, чтобы он его съел, а когда он съест мясо и оно утвердится
у него в животе, закрой ему лицо платком и подожди до полудня, пока его живот
не простынет, и потом напои его вином; он снова станет здоров, как был, и
вылечится от своей болезни по могуществу Аллаха великого. Слушайся наставления,
которое я тебе дала, и всячески его придерживайся“.
И они шли до тех пор, пока не подошли к дому везиря, и
везирь оказал Хасибу: «Войди со мной в дом!» И когда везирь с Хасибом вошли и
воины разошлись и каждый из них ушёл своей дорогой, Хасиб снял с головы блюдо,
в котором была царица змей. И везирь сказал ему: «Зарежь царицу змей». –
«Я не знаю, как резать, – оказал Хасиб, – ив жизни никого не резал.
Если у тебя есть желание её зарезать, зарежь её сам своей рукой». И везирь
Шамхур поднялся и взял царицу змей из блюда, в котором она лежала, и зарезал
её. И когда Хасиб увидел это, он заплакал горьким плачем, и Шамхур стал над ним
смеяться и воскликнул: «О, лишившийся ума, как можешь ты плакать из-за того,
что зарезана змея?»
А после того, как везирь её зарезал, он разрубом её на три
куска и положил их в медный котелок, и вдруг пришёл к нему от царя мамлюк и
сказал: «Царь тебя требует сию же минуту!» – «Слушаю и повинуюсь!» – ответил
везирь и после этого он поднялся и принёс Хасибу две бутылки и сказал: «Зажги
огонь под этим котелком, чтобы поднялась с мяса первая пена, а когда она поднимется,
сними её с мяса и налей в одну из этих бутылок. Подожди, пока она остынет, и
выпей её. Если ты её выпьешь, твоё тело станет здоровым, и не останется у тебя
в теле боли или недуга. Когда же поднимется вторая пена, налей её в другую
бутылку и храни её у себя, пока я не вернись от царя, и тогда я её выпью,
потому что у меня в хребте боль, которая, может быть, пройдёт, когда я выпью
пену».
Затем он отправился к царю, подтвердив Хасибу это
наставление. И Хасиб зажёг огонь под котелком, и когда поднялась первая жена,
он снял её и налил в одну из двух бутылок, которую положил около себя. И он до
тех пор разжигал огонь под котелком, пока не поднялась вторая жена, и тогда он
снял её и налил во вторую бутылку и спрятал её у себя. А когда мясо поспело, он
сиял котелок с огня и сел и стал ждать везиря, и везирь пришёл от царя и
спросил Хасиба: «Что ты сделал?» – «Работа кончена», – отвечал Хасиб. И
везирь спросил его: «Что ты сделал с первой бутылкой?» – «Я сейчас выпил то,
что в ней было», – ответил Хасиб. И везирь сказал: «Я вижу, что на твоём
теле ничего не изменилось». – «Я чувствую, что моё тело, от темени до ног,
как будто загорелось огнём», – отвечал Хасиб. И коварный везирь Шамхур
скрыл от него, в чем дело, чтобы обмануть его, и сказал: «Подай сюда оставшуюся
бутылку: я выпью то, что в ней есть, и, может быть, я исцелюсь и вылечусь от
болезни, которая у меня в хребте».
И затем везирь выпил то, что было в первой бутылке, думая,
что это вторая, и не успел он её выпить до конца, каяк бутылка выпала у него из
рук, и он распух сию же минуту. И оправдались на нем слова сказавшего
поговорку: «Кто вырыл колодец для своего брата, упадёт в него».
И, увидев это дело, Хасиб удивился и побоялся выпить из
второй бутылки, но затем он вспомнил наставление змеи и оказал про себя: «Если
бы во второй бутылке было что-нибудь вредное, везирь не выбрал бы её для себя.
Полагаюсь на Аллаха!» – воскликнул он и выпил то, что было в бутылке. И когда
он выпил её, Аллах великий открыл у него в сердце источники мудрости и
обнаружил перед ним сущность знания, и овладело им веселье и радость. И он взял
мясо, которое было в котле, и положил его на медное блюдо и вышел из дома
везиря.
И, подняв голову к небу, он увидел семь небес и все, что
есть там, вплоть до логоса крайнего предела. И увидел он, как вращаются
небосводы, и Аллах открыл ему все это. Он увидал звезды, движущиеся и
неподвижные, и подал, как движутся созвездия, и уразумел, каков облик суши и
моря, я вывел отсюда науку измерения, и наужу чтения по звёздам, и астрономию,
и науку о небесных светилах, и исчисление, и все то, что с этим связано. Он
узнал обо всем, что проистекает от затмения солнца и луны, и о прочем, а затем
он посмотрел на землю и узнал, какие там есть металлы, растения и деревья, и
узнал, какие у них всех особенности и полезные свойства, и вывел отсюда науку
врачевания, белой магии и алхимии, и узнал, как делать золото и серебро.
И он шёл с этим мясом, пока не дошёл до царя Караздана, а
войдя к нему, он поцеловал землю меж его рук и сказал ему: «Да будет цела твоя
голова после твоего везиря Шамхура!» И царь разгневался великим гневом из-за
смерти своего везиря и заплакал горьким плачем, я заплакали о нем везири, эмиры
и вельможи царства, а затем царь Караздан сказал: «Везирь Шамхур сейчас был у
меня в полном здоровье, а затем он ушёл, чтобы привести мне мясо, если оно
хорошо сварилось. Какова же причина его смерти в этот час и какая с ним
случилась случайность?» И Хасиб рассказал царю обо всем, что случилось с
везирем, когда он выпил содержимое бутылки и распух, и живот у него раздулся, и
он умер. И царь опечалился великой печалью и спросил Хасиба: «Каково же будет
мне после Шамхура?» – «Не обременяй себя заботой, о царь времени, –
ответил царю Хасиб. – Я тебя вылечу в три дня и не оставлю у тебя в тебе
никакой болезни». И грудь царя Караздана расправилась, и он оказал Хасибу: «Я
хочу исцелиться от этой беды, хотя бы через несколько лет».
И Хасиб поднялся и, принеся котелок, поставил его перед
царём и взял кусок мяса царицы змей и дал его съесть царю Караздану, а потом он
покрыл его и расстелил у него на лице платок и, сев рядом с ним, велел ему
заснуть. И царь проспал от полудня до заката солнца, пока кусок мяса не
совершил труд у него в животе. А затем Хасиб разбудил царя и дал ему выпить
немного вина и велел ему спать. И царь проспал всю ночь до утра, а когда
поднялся день, Хасиб сделал с ним то же самое, что сделал накануне, я он
окормил ему эти три куска мяса в течение трех дней. И у царя стала сохнуть кожа
и вся слезла, и тогда царь начал потеть так, что пот лил по нему с (йог (до
головы, и исцелился, и у него на теле не осталось никакой болезни. «Необходимо
пойти в баню», – сказал Хасиб и свёл царя в баню и вымыл ему тело я вывел
его оттуда. И стало тело царя подобно серебряной трости, и вернулся он к
прежнему здоровью и стал ещё здоровее, чем раньше.
И надел царь лучшие свои одежды и сел на престол и позволил
Хасибу Карим-ад-дину сесть с ним, и Хасиб сел с ним рядом. И тогда царь велел
расставить столы, и их расставили, и они поели и вымыли руки, а потом царь
велел принести напитки, и принесли то, что он потребовал, и они с Хасибом
выпили. И пришли все эмиры, везири и воины, и вельможи царства, и знатные люди
из его подданных и стали его поздравлять с выздоровлением и благополучием. И
забили в барабаны и украсили город из-за опасения царя, и когда все собрались у
него для поздравлений, царь оказал: «О собрание везирей, эмиров и вельмож
царства! Вот Хасиб Карим-ад-дин, который вылечил и меня от моей болезни.
Знайте, что я назначил его великим везирем на место везиря Шамхура…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот тридцать шестая ночь
Когда же настала пятьсот тридцать шестая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что царь сказал своим везирям и вельможам
царства: „Тот, кто меня вылечил от моей болезни – Хасиб Карим-ад-дин, и я
назначил его великим везирем вместо везиря Шамхура. Кто любит его, тог любит и
меня, кто почитает его, тот почитает и меня, и кто ему повинуется, тот и мне
повинуется“. – „Слушаем и повинуемся!“ – оказали все. И затем они все
поднялись и стали целовать руки Хасиба Карим-ад-дина и приветствовать его и
поздравлять с должностью везиря.
А после этого царь наградил Хасиба роскошной одеждой почёта,
затканной червонным золотом и украшенной жемчугом и драгоценными камнями, самый
маленький из которых стоил пять тысяч динаров, и подарил ему триста мамлюков я
триста наложниц, которые сияли, как луны, и триста абиссинских рабынь и пятьсот
мулов, нагруженных деньгами, и дал он ему скота и буйволов и коров столько, что
бессильно всякое описание. А после всего этого он велел своим везирям, эмирам,
вельможам царства, знатным людям страны и невольникам и простым своим поданных
делать Хасибу подарки. И Хасиб Карим-ад-дин поехал, и поехали позади него
везири, эмиры, вельможи царства и все воины и отправились к дому, который велел
освободить для него царь. И затем он сел на седалище, и начали приходить к нему
эмиры и везири и целовать ему руки и поздравлять его с должностью везиря, и все
они стали ему прислуживать.
И мать Хасиба обрадовалась великой радостью и стала
поздравлять его с должностью везиря; и пришли к нему его жены и поздравили его
с благополучием и должностью везиря, и они радовались великой радостью, а потом
пришли к нему его товарищи дровосеки и поздравили его с должностью везиря. И
Хасиб сел на коня я поехал и, пробыв ко дворцу везиря Шамхура, опечатал его дом
и наложил руку на то, что в нем находилось, и описал его содержимое и перенёс
все это в свой дом. И после того, как он не знал никакой науки и не умел читать
написанное, он сделался знающим все науки по могуществу Аллаха великого, и
распространилась весть о его знаниях. И стала его мудрость известна во всех
странах, и сделался он знаменит глубокими познаниями во врачевании, астрономии,
геометрии, чтении по звёздам, алхимии, белой магии, науке о духах и прочих
науках.
И однажды он сказал своей матери: «О матушка, мой отец
Данияль был человеком мудрым и достойным; расскажи мае, что он оставил из книг
и прочего». И, услышав слова Хасиба, его мать (принесла сундук, в который его
отец положил пять листков, оставшиеся от книг, утонувших в море, и сказала ему:
«Твой отец не оставил никаких книг – только пять листков, которые он этом
сундуке».
И Хасиб открыл сундук, взял эти пять листков и прочитал их и
воскликнул: «О матушка, это пять листков из целой (книги, где же остаток её?» И
его мать ответила: «Твой отец поехал со всеми своими книгами по морю, и корабль
разбился, и книги его потонули, а его самого Аллах великий спас от потопления,
и не осталось от его книг ничего, кроме этих пяти листков. А когда твой отец
вернулся из путешествия, я спросила тебя, и он сказал мне: „Может быть, ты
родишь мальчика, возьми же эти листки и спрячь их у себя, и когда мальчик
вырастет и споросит тебя про моё наследство, отдай ему их и окажи: «Твой отец
не оставил ничего, кроме этого. Вот эти листки“.
И Хасиб Карим-ад-дин изучил все науки, и после этого он
сидел, ел и пил, живя приятнейшей жизнью и наилучшим образом, пока не пришла к
нему Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний. Вот и конец того,
что дошло до нас о повести о Хасибе, сыне Данияля (да помилует его Аллах
великий!), а Аллах лучше знает истину.
|