 Увеличить |
Рассказ о царе
ас-Синдбаде (ночь 5)
Говорят, – а Аллах лучше знает, – начал
царь, – что был один царь из царей персов, который любил веселье,
прогулки, охоту и ловлю. И он воспитал сокола и не расставался с ним ни днём,
ни ночью, и всю ночь он держал его на руке, а когда отправлялся на охоту, то
брал сокола с собою. Царь сделал для сокола золотую чашку, висевшую у него на
шее, и поил его из этой чашки. И вот однажды царь сидит, и вдруг приходит к
нему главный сокольничий и говорит: «О царь времени, пришла пора выезжать на
охоту». И царь приказал выезжать и взял сокола на руку; и охотники ехали до тех
пор, пока не достигли одной долины, там растянули сеть для ловли, и вдруг в эту
сеть попалась газель, и тогда царь воскликнул: «Всякого, через чью голову
газель перескочит, я убью».
И охотники сузили сеть вокруг газели, и вдруг газель подошла
к царю и, оставаясь на задних ногах, передние сложила на груди, как бы целуя
перед царём землю.
И царь кивнул газели головой, а она прыгнула через его
голову и убежала в пустыню. И царь увидел, что вся свита перемигивается, и
спросил: «О везирь, что они говорят?» И везирь ответил: «Они говорят, что ты
сказал:
«Всякий, через чью голову газель перескочит, будет убит». И
тогда царь воскликнул: «Клянусь моей головок, я буду преследовать её, пока не
приведу!» И царь поехал по следам газели и неотступно скакал за ней по горам.
А она хотела войти в чащу, и тогда царь спустил за ней сокола,
и сокол бил её крыльями по глазам, пока не ослепил и не ошеломил. И царь вынул
дубинку и ударил газель и повалил её, и потом он сошёл и прирезал газель и,
сняв с неё шкуру, привесил её к луке седла. А было время полуденного отдыха, и
в зарослях, пустынных к высохших, нельзя было найти воды. И царь почувствовал
жажду, и конь захотел пить, – и тогда царь покружил и увидал дерево, с
которого текла вода, точно масло. А на руках у царя были надеты рукавицы из
кожи, и он взял чашку с шеи сокола и наполнил её этой водой. Он поставил перед
собой чашку, но сокол вдруг ударил её крылом и опрокинул; и тогда царь поднял
чашку и стал набирать второй раз в неё стекавшее масло, пока не наполнил. Он
думал, что сокол хочет пить, и поставил перед ним чашку, но сокол опять ударил
её и опрокинул. И царь рассердился на сокола и в третий раз наполнил чашку и
поставил её перед конём, но сокол снова опрокинул чашку крылом. И тогда царь
воскликнул: «Да накажет тебя Аллах, о злосчастнейшая птица! Ты лишила питья и
меня, и коня, и себя самое!» – и, ударив сокола мечом, он отрубил ему крылья.
И тогда птица стала подымать голову, говоря знаками:
«Посмотри, что на вершине дерева». И царь поднял глаза и увидел на дереве
детёныша ехидны, а та жидкость была его ядом. И раскаялся царь, что отрубил
соколу крылья, и поднялся, и сел на коня, и поехал, взявши с собою газель, и
достиг шатра со своею добычей. Он отдал газель повару и сказал: «Возьми её и
изжарь!», а потом он сел на престол, и сокол был на его руке. И вдруг птица
испустила крик и умерла; и царь закричал от печали и горя, что убил сокола,
после того как тот спас его от гибели. Вот и все, что было с царём
ас-Синдбадом».
Услышав слова царя Юнана, везирь сказал: «О царь, высокий
саном, что же сделал мне врач дурного? Я не видел от него зла и поступаю так
только из жалости к тебе, чтобы ты знал, что мои слова верны, а иначе ты
погибнешь, как погиб везирь, который строил козни против сына одного из
царей». – «А как это было?» – спросил царь Юнан.
Сказка о коварном
везире (ночь 5)
Знай, о царь, – сказал везирь, – что у одного царя
был везирь, а у этого царя был сын, который любил охоту и ловлю, и везирь его
отца находился с ним. И царь, отец юноши, приказал этому везирю быть с
царевичем, куда бы тот ни отправился. Однажды юноша выехал на охоту, и везирь
его отца выехал с ним, и они поехали вместе. И везирь увидал большого зверя и
сказал царевичу: «Вот тебе зверь, гонись за ним». И царевич помчался за зверем
и исчез с глаз, и зверь скрылся от него в пустыне. И царевич растерялся и не знал,
куда идти и в какую сторону направиться, и вдруг видит: у обочины дороги сидит
девушка и плачет.
«Кто ты?» – спросил её царевич; и девушка сказала: «Я дочь
царя из царей Индии, и я была в пустыне, но на меня напала дремота, и я
свалилась с коня, и теперь я отбилась от своих и потерялась». И, услышав слова
девушки, царевич сжалился над нею и взял её на спину своего коня, посадив её
сзади, и поехал. И когда они проезжали мимо каких-то развалин, девушка сказала:
«О господин, я хочу сойти за надобностью», и царевич спустил её около развалин.
И девушка вошла туда и замешкалась, и царевич, заждавшись её, вошёл за ней
следом, не зная, кто она. И вдруг видит: это – гуль, и она говорит своим детям:
«Дети, я привела вам сегодня жирного молодца!»
А дети отвечают: «О матушка, приведи его, чтобы мы наполнили
им наши животы». Услышав их слова, царевич убедился, что погибнет, и испугался
за себя, и у него задрожали поджилки. Он вернулся назад; и гуль[15] вышла и увидела, что он как будто испуган и
боится и дрожит, и сказала: «Чего ты боишься?» – «У меня есть враг, и я боюсь
его», – отвечал царевич. «Ты говорил, что ты сын паря?» – спросила его
гуль; и царевич ответил: «Да».
И тогда гуль сказала: «Почему ты не дашь своему врагу
сколько-нибудь денег, чтобы удовлетворить его?» – «Он не удовлетворится
деньгами, а только моей жизнью, – отвечал царевич, – и я боюсь за
себя. Я человек обиженный». – «Если ты, как ты говоришь, обижен, призови
на помощь Аллаха, и он избавит тебя от злобы твоего врага иИ царевич поднял
взор к небу и воскликнул: „О ты, кто отвечаешь попавшему в беду, когда он зовёт
тебя, и устраняешь зло, о боже, помоги мне против моего врага и отврати его от
меня! Поистине, ты властен в том, чего хочешь!“ И когда гуль услыхала его
молитву, она удалилась, а царевич отправился к своему отцу и рассказал ему о
поступке везиря; и царь призвал его и убил.
И если ты, о царь, доверишься этому врачу, он убьёт тебя
злейшим убийством. Тот, кого ты облагодетельствовал и приблизил к себе,
действует тебе на погибель. Он лечил тебя от болезни снаружи чем-то, что ты
взял в руку, и ты не в безопасности от того, чтобы он не убил тебя вещью,
которую ты так же возьмёшь в руку».
«Ты прав, о везирь, – сказал царь Юнан, – как ты
говоришь, так и будет, о благорасположенный везирь! Поистине, этот врач пришёл
как лазутчик, ища моей смерти, и если он излечил меня чем-то, что я взял в
руку, то сможет меня погубить чем-нибудь, что я понюхаю».
После этого царь Юнан сказал везирю: «О везирь, как же с ним
поступить?» И везирь ответил: «Пошли за ним сейчас же, потребуй его, и если он
придёт, отруби ему голову. Ты спасёшься от его зла и избавишься от него. Обмани
же его раньше, чем он обманет тебя». – «Ты прав, о везирь!» – воскликнул
царь и послал за врачом; и тот пришёл радостный, не зная, что судил ему милосердный,
подобно тому, как кто-то сказал:
Страшащийся судьбы своей, спокоен
будь,
Вручи дела ты тому своп, кто мир
простор!
О владыка мой! Ведь случится то, что
судил Аллах,
Но избавился ты от того, чего не
судил Аллах.
И когда врач вошёл к царю, то произнёс:
«Не воздал коль я тебе за что
благодарностью,
Скажи мне, кому ж стихи и прозу
готовил я?
Без просьбы всегда ты мне оказывал
милости,
Отсрочек не знал ты в них, не знал
извинения.
Так как же славить мне тебя, как и
следует,
И как не хвалить тебя и тайно и явно
мне?
И вспомню я милости твои: из-за них
теперь
Забота легка моя, хоть тяжко спине
моей. —
И сказал ещё в этом смысле:
К заботам всем повернись спиной
И дела свои поручи судьбе!
Наслаждайся благом немедленным,
И забудешь ты все минувшее.
Ведь немало дней утомительных
Принесут тебе удовольствие.
И творит Аллах, что желает он.
Так не будь же ты из ослушников.
Поручи дела всеблагому ты и
премудрому,
От всего земного ты отдых дай душе
твоей.
И знай, не так совершится дело, как
хочешь ты,
Но лишь так, как хочет судья
премудрый, Аллах, всегда.
И ещё:
Спокоен будь и весел ты и забудь
печаль,
Ведь поистине изведёт печаль сердце
мудрого.
Рассудительность ни к чему рабам
беспомощным, —
Так оставь её, и пребудешь ты в
вечной радости».
«Знаешь ли ты, зачем я призвал тебя?» – спросил царь врача
Дубана. И врач ответил: «Не знает тайного никто, кроме великого Аллаха!» А царь
сказал ему: «Я призвал тебя, чтобы тебя убить и извести твою душу».
И врач Дубан до крайности удивился и спросил: «О царь, за
что же ты убиваешь меня и какой я совершил грех?» – «Мне говорили, –
отвечал царь, – что ты лазутчик и пришёл меня убить, и вот я убью тебя
раньше, чем ты убьёшь меня».
Потом царь крикнул палача и сказал: «Отруби голову этому
обманщику и дай нам отдых от его зла!» – «Пощади меня – пощадит тебя Аллах, не
убивай меня – убьёт тебя Аллах», – сказал тогда врач и повторил царю эти
слова, подобно тому, как и я говорил тебе, о ифрит, но ты не щадил меня и хотел
только моей смерти.
И царь Юнан сказал врачу Дубану: «Я не в безопасности, если
не убью тебя: ты меня вылечил чем-то, что я взял в руку, и я опасаюсь, что ты
убьёшь меня чем-нибудь, что я понюхаю, или чем другим». – «О царь, –
сказал врач Дубан, – вот награда мне от тебя! За хорошее ты воздаёшь скверным!»
Но царь воскликнул: «Тебя непременно нужно убить, и не откладывая!» И тогда
врач убедился, что царь несомненно убьёт его, он заплакал и пожалел о том
добре, которое он сделал недостойным его, подобно тому, как сказано:
Поистине, рассудка у Меймуны нет,
Хотя отец её рождён разумным был.
Кто ходит по сухому иль по скользкому
Не думая, – наверно
поскользнётся тот.
После этого выступил вперёд палач, и завязал врачу глаза, и
обнажил меч, и сказал: «Позволь!» А врач плакал и говорил царю: «Оставь меня –
оставит тебя Аллах, не убивай меня – убьёт тебя Аллах. – И он произнёс:
Правдив, но несчастен я – обманщики
счастливы, —
И ввергнут правдивостью я в дом
унижения.
Уж в жизни не буду я правдивым, а
коль умру —
Кляните правдивых вы на всяких
языках».
Затем врач сказал: «О царь, вот награда мне от тебя! Ты
воздаёшь мне воздаянием крокодила». – «А каков рассказ о крокодиле?» –
спросил царь, но врач сказал; «Я не могу его рассказать, когда я в таком
состоянии. Заклинаю тебя Аллахом, пощади меня – пощадит тебя Аллах!» И врач
разразился сильным плачем, и тогда поднялся кто-то из приближённых царя и
сказал: «О царь, подари мне жизнь этого врача, так как мы не видели, чтобы он
сделал против тебя преступления, и видели только, как вылечил тебя от болезни,
не поддававшейся врачам и лекарям».
«Разве вы не знаете, почему я убиваю этого врача? –
сказал царь. – Это потому, что, если я пощажу его, я несомненно погибну.
Ведь тот, кто меня вылечил от моей болезни вещью, которую я взял в руку, может
убить меня чем-нибудь, что я понюхаю. Я боюсь, что он убьёт меня и возьмёт за
меня подарок, так как он лазутчик и пришёл только затем, чтобы меня убить. Его
непременно нужно казнить, и после этого я буду за себя спокоен».
«Пощади меня – пощадит тебя Аллах, не убивай меня – убьёт
тебя Аллах!» – сказал врач, но, убедившись, о ифрит, что царь несомненно его
убьёт, он сказал: «О царь, если уж моя казнь неизбежна, дай мне отсрочку: я
схожу домой и накажу своим родным и соседям похоронить меня, и очищу свою душу,
и раздарю врачебные книги. У меня есть книга, особая из особых, которую я дам в
подарок тебе, а ты храни её в своей сокровищнице». – «А что в ней, в этой
книге?» – спросил царь врача, и тот ответил: «В ней есть столько, что и не
счесть, и самая малая из её тайн – то, что когда ты отрежешь мне голову,
повернёшь три листа и прочтёшь три строки на той странице, которая слева, моя
голова заговорит с тобой и ответит на все, о чем ты её спросишь».
И царь изумился до крайности и затрясся от восторга и
спросил: «О мудрец, когда я отрежу тебе голову, она со мной заговорит?» – «Да,
о царь», – сказал мудрец. И царь воскликнул: «Это удивительное дело!»
Потом он отпустил врача под стражей, и врач пошёл домой и
сделал свои дела в тот же день, а на следующий день он пришёл в диван, и пришли
все эмиры, везири, придворные, наместники и вельможи царства, и диван стал
точно цветущий сад. И вот врач пришёл в диван и встал перед царём между двумя
стражниками, и у него была старая книга и горшочек с порошком. И врач сел и
сказал: «Принесите мне блюдо», – и ему принесли блюдо, и он высыпал на
него порошок, разровнял его и сказал: «О царь, возьми эту книгу, но не
раскрывай её, пока не отрежешь мне голову, а когда отрежешь, поставь её на
блюдо и вели её натереть этим порошком, и когда ты это сделаешь, кровь
перестанет течь. А потом раскрой книгу». И царь Юнан приказал отрубить врачу
голову и взял от него книгу, и палач встал и отсек голову врача, и голова упала
на середину блюда. И царь натёр голову порошком, и кровь остановилась, и врач
Дубан открыл глаза и сказал: «О царь, раскрой книгу!» И царь раскрыл её и
увидел, что листы слиплись, и тогда он положил палец в рот, смочил его слюной и
раскрыл первый листок и второй и третий, и листки раскрывались с трудом. И царь
перевернул шесть листков и посмотрел на них, но не увидел никаких письмён и
сказал врачу: «О врач, в ней ничего не написано». – «Раскрой ещё, сверх
этого», – сказал врач; и царь перевернул ещё три листка, и прошло лишь
немного времени, и яд в одну минуту распространился по всему телу царя, так как
книга была отравлена. И тогда царь затрясся и крикнул: «Яд разлился во мне!» А
врач Дубан произнёс:
«Землёй они правили, и было правленье
их
Жестоким, но вскоре уж их власти как
не было.
Будь честны они, и к ним была бы
честна судьба;
За зло воздала она злом горя и бедствия.
И ныне язык судьбы всем видом вещает
их:
Одно за другое; нет упрёка на
времени».
И когда голова врача окончила говорить, царь тотчас же упал
мёртвый.
Знай же, о ифрит, что если бы царь Юнан оставил в живых
врача Дубана, Аллах, наверное, пощадил бы его; но он не захотел и искал его
смерти, и Аллах убил его.
Если бы ты, о ифрит, пощадил меня, Аллах, наверное, пощадил
бы тебя…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Шестая ночь
Когда же настала шестая ночь, её сестра Дуньязада сказала:
«Докончи твой рассказ».
И Шахразада ответила: «Если позволит мне царь».
«Говори», – сказал царь.
И она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что рыбак сказал ифриту:
„Если бы ты пощадил меня, я бы пощадил тебя, но ты не хотел ничего, кроме моей
смерти, и вот я тебя убью, заключив в этот кувшин, и брошу в море“. И тут ифрит
закричал и воскликнул: „Заклинаю тебя Аллахом, о рыбак, не делай этого! Пощади
меня и не взыщи с меня За мой поступок. Если я был злодеем, то будь ты
благодетелем; ведь говорится в ходячих изречениях: „О благодетельствующий
злому, достаточно со злодея и деяния его“. Не делай так, как сделала Умама с
Атикой“. – „А что сделала Умама с Атикой?“ – спросил рыбак.
И ифрит ответил: «Не время теперь рассказывать, когда я в
этой тюрьме! Если ты меня отпустишь, я расскажу тебе об этом».
«Оставь эти речи, – сказал рыбак, – ты непременно
будешь брошен в море, и нет никакой надежды, что тебя когда-нибудь оттуда
извлекут. Я тебя просил и умолял, но ты хотел только моей смерти, без вины, заслуживающей
этого, хотя я тебе не сделал зла, – я оказал тебе только благодеяние,
освободив из тюрьмы; и когда ты со мной все это сделал, я узнал, что ты
поступаешь скверно. И знай, что я брошу тебя в море; а чтобы всякий, кто тебя
выловит, кинул обратно, я расскажу, что у меня с тобой было, и предостерегу
его. И ты останешься в этом море до конца времени, пока не погибнешь».
«Отпусти меня, – сказал ифрит. – Теперь время быть
великодушным, и я обещаю тебе, что никогда ни в чем тебя не ослушаюсь и помогу
тебе чем-то, что тебя обогатит».
И тогда рыбак взял с ифрита обещание, что тот, если он его
отпустит, не станет ему вредить, а сделает ему добро, и, заручившись его
обещанием и заставив его поклясться величайшим именем Аллаха, открыл кувшин. И
дым пошёл вверх, и вышел целиком, и стал настоящим ифритом. Ифрит толкнул ногой
кувшин и кинул его в море. И когда рыбак увидал, что ифрит бросил кувшин в
море, он убедился в своей гибели и наделал себе в платье и воскликнул: «Это
нехороший признак!» Потом он укрепил своё сердце и сказал: «О ифрит, Аллах
великий сказал: „Исполняйте обещание“. Поистине, об обещании будет спрошено, а
ты обещал мне и поклялся, что не обманешь меня, не то обманет тебя Аллах, ибо
он преревнив и даёт отсрочку, но не прощает. Я ведь говорил тебе то же, что
врач Дубан говорил царю Юнану: „Пощади меня – пощадит тебя Аллах!“ И ифрит
засмеялся и пошёл впереди рыбака и сказал ему: „О рыбак, следуй за мной!“
И рыбак пошёл позади ифрита, не веря в спасение. И ифрит
шёл, пока они не вышли за город, и он поднялся на гору и спустился в обширную
равнину, и вдруг они оказались у пруда с водой. И ифрит спустился в середину
пруда и сказал рыбаку: «Следуй за мною!» И рыбак последовал за ним на середину
пруда, а ифрит остановился и приказал рыбаку закинуть сеть и ловить рыбу. И
рыбак посмотрел в пруд и увидал там рыб разного цвета: белых, красных, голубых
и жёлтых – и удивился этому. Потом он вынул сеть и забросил её, и вытянул, и
нашёл в ней четырех рыб, и все были разноцветные. И, увидав их, рыбак
обрадовался, а ифрит сказал ему: «Пойди с ними к султану и поднеси их ему, и он
даст тебе довольно, чтобы тебя обогатить. И, ради Аллаха, прими моё извинение:
поистине, я не знаю сейчас ни в чем пути, так как я в этом море уже тысячу
восемьсот лет и увидел поверхность земли только сию минуту. И не лови здесь
рыбы больше раза в день».
И ифрит простился с рыбаком и сказал: «Не дай мне Аллах
тосковать по тебе», – и потом ударил ногой об землю, и земля расступилась
и поглотила его; а рыбак пошёл в город, изумляясь тому, что случилось у него с
ифритом и как все это было.
И он взял рыбу и, придя в своё жилище, принёс лоханку,
наполнил её водой и положил туда рыбу, и рыба забилась в воде. А потом рыбак
поставил лоханку на голову и направился с нею в царский дворец, как велел ему
ифрит. И когда он пришёл к царю и предложил ему рыбу, царь до крайности
удивился рыбе, которую ему предложил рыбак, так как в жизни не видал рыбы,
подобной этой по образу и виду.
«Отдайте эту рыбу девушке-стряпухе», – сказал он (а эту
девушку подарил ему три дня назад царь румов, и он ещё не испытал её в
стряпне); и везирь приказал ей изжарить рыбу и сказал: «О девушка, царь говорит
тебе: „О слезинка, мы испытываем тебя, лишь будучи в затруднении! Покажи же нам
сегодня твоё искусство и умение стряпать: к султану кто-то пришёл с подарком“.
Потом везирь вернулся к султану, дав наставление девушке, и
царь велел ему выдать рыбаку четыреста динаров. И везирь выдал их рыбаку, и тот
спрятал деньги в полу халата и бегом побежал домой, падая, вставая и
спотыкаясь, и он думал, что это сон. И затем он купил для своего семейства все
нужное и пошёл к жене, весёлый и радостный.
Вот что случилось с рыбаком. А с девушкой произошло
следующее. Она взяла рыбу, очистила её и подвесила сковородку над огнём, а
потом бросила на неё рыбу. И лишь только рыба подрумянилась с одной стороны,
девушка перевернула её на другою сторону, – и вдруг стена кухни
раздвинулась, и из неё вышла молодая женщина с прекрасным станом, овальными
щеками, совершёнными чертами и насурьмлёнными глазами, и одета она была в
шёлковый платок с голубой бахромой, в ушах её были кольца, а на запястьях –
пара перехватов, и на пальцах – перстни с драгоценными камнями, и в руке она
держала бамбуковую трость. И женщина ткнула тростью в сковородку и сказала: «О
рыбы, соблюдаете ли вы договор?» И, увидев это, стряпуха обмерла, а женщина
повторила эти слова во второй и третий раз, – и рыбы подняли головы со
сковородки и сказали ясным языком: «Да, да, – и затем произнесли:
Вернёшься – вернёмся мы; будь верной
– верпы и мы,
А если покинешь нас, мы сделаем так
же…»
И тогда женщина перевернула сковородку и вошла в то же
место, откуда вышла, и стена кухни сдвинулась, как раньше.
И после этого стряпуха очнулась от обморока и увидела, что
четыре рыбы сгорели и стали как чёрный уголь, и воскликнула: «С первого же
набега сломалось его копьё»[16], –
и снова упала на землю без памяти.
И когда она была в таком состоянии, вдруг вошёл везирь, и
этот старик увидел, что девушка, точно старуха, выжившая из ума, не отличает
четверга от субботы. Он толкнул её ногой, и она очнулась и заплакала и сообщила
везирю о происшедшем и о том, что случилось; и везирь удивился и сказал: «Это
поистине удивительное дело!» После этого он послал за рыбаком, и когда его
привели, везирь закричал на него и сказал: «О рыбак, принеси нам четыре рыбы,
как те, что ты принёс!» И рыбак вышел к пруду, закинул сеть и вытянул её, и
вдруг видит: в ней четыре рыбы, подобные первым. И он взял их и принёс везирю,
а везирь пошёл с ними к девушке и сказал: «Поднимайся и изжарь их при мне,
чтобы я сам увидел, как это происходит». И девушка встала, приготовила рыбу и,
подвесив сковородку, бросила туда рыбу, но едва рыба оказалась на сковородке,
как стена вдруг раздвинулась, и появилась та же женщина в своём прежнем виде, и
в руках у неё была трость. И она ткнула тростью в сковородку и сказала: «О
рыбы, о рыбы, соблюдаете ли вы древний договор?» И вдруг все рыбы подняли
головы и сказали вышеупомянутый стих, то есть:
«Вернёшься – вернёмся мы; будь верной
– верны и мы,
А если покинешь нас, мы сделаем так
же».
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Седьмая ночь
Когда же настала седьмая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что когда рыбы
заговорили, женщина перевернула тростью сковородку и вошла в то же место,
откуда вышла, и стена опять сдвинулась. И тогда везирь поднялся на ноги и
воскликнул:
«Такое дело не следует скрывать от царя!» – и пошёл к царю и
рассказал ему о том, что произошло и что он видел перед собою. И царь
воскликнул: «Я непременно должен это видеть своими глазами». И он послал за
рыбаком и велел ему принести четыре рыбы, такие же, как первые, и приставил к
нему трех стражников; и рыбак спустился к пруду и тотчас же принёс ему рыб, и
царь велел дать ему четыреста динаров, Затем он обратился к везирю и сказал
ему: «Вставай и изжарь рыб ты сам, здесь, передо мной!» И везирь отвечал:
«Слушаю и повинуюсь». Он принёс сковородку и приготовил рыб и, подвесив
сковородку над огнём, бросил на неё рыб, – и вдруг стена раздвинулась, и
из неё вышел чёрный раб, подобный горе или человеку из племени Ад, и в руках у
него была ветка зеленого дерева. И раб сказал устрашающим голосом: «О рыбы, о
рыбы, соблюдаете ли вы древний договор?» И рыбы подняли головы со сковородки и
ответили: «Да, да, мы его соблюдаем.
Вернёшься – вернёмся мы; будь верен –
верны и мы,
А если покинешь нас, мы сделаем так
же».
И раб приблизился к сковородке и перевернул её веткою, что
была у него в руке, и потом он вошёл туда же, откуда вышел. И везирь с царём
посмотрели на рыб и увидели, что они стали как уголь; и царь, оторопев,
воскликнул: «О таком обстоятельстве невозможно молчать, и за этими рыбами,
наверное, скрывается какое-то дело!» И он велел привести рыбака и, когда тот
явился, спросил его: «Горе тебе, откуда эти рыбы?» И рыбак ответил: «Из пруда
между четырех гор, под той горой, что за твоим городом». И тогда царь опять
обратился к рыбаку и спросил: «В скольких днях пути?» – «Пути на полчаса, о
владыка султан», – отвечал рыбак; и царь удивился и велел свите выступать
и воинам тотчас же садиться на коней, и рыбак шёл впереди всех, проклиная их. И
все поднялись на гору и спустились в такую обширную равнину, которой не видели
за всю свою жизнь, и султан и войска изумлялись. Они увидали равнину и посреди
неё пруд между четырех гор и в пруде рыбу четырех цветов: красную, белую,
жёлтую и голубую. И царь остановился, изумлённый, и спросил свою свиту и
присутствующих: «Видел ли кто-нибудь из вас этот пруд?» И они отвечали:
«Никогда, о царь времени, за всю нашу жизнь». И спросил далеко зашедших в
годах, и те отвечали: Мы в жизни не видели пруда на этом месте». И тогда царь
воскликнул: «Клянусь Аллахом, я не войду в мой город и не сяду на престол моего
царства, пока не узнаю об этом пруде и о рыбах!»
И он приказал людям расположиться вокруг этих гор и потом
позвал везиря (а это был везирь опытный и умный, проницательный и сведущий в
делах) и, когда тот явился, сказал ему: «Мне хочется что-то сделать, и я
расскажу тебе об этом. Я задумал уйти сегодня ночью один и исследовать, что это
за пруд со странными рыбами, а ты садись у входа в мою палатку и говори эмирам,
везирям, придворным и наместникам и всем, кто будет обо мне спрашивать: „Султан
нездоров и велел мне никому не давать разрешения входить к нему“. И не говори
никому о моем намерении». И везирь не мог прекословить царю.
Потом царь переменил одежду, опоясался мечом и взобрался на
одну из гор и шёл весь остаток ночи до утра и весь день, и зной одолел его, так
как он прошёл ночь и день. После этого он шёл и вторую ночь до утра, и ему
показалось издали что-то чёрное, и царь обрадовался и воскликнул: «Может быть,
я найду кого-нибудь, кто мне расскажет об этом пруде и о рыбах!»
И он приблизился и увидел дворец, выстроенный из чёрного
камня и выложенный железом, и один створ ворот был открыт, а другой заперт. И
царь обрадовался и остановился у ворот и постучал лёгким стуком, но не услышал
ответа, и тогда он постучал второй раз и третий, но ответа не услыхал, и после
этого он ударил в ворота страшным ударом, но никто не ответил ему. «Дворец,
наверное, пуст», – сказал тогда царь и, собравшись с духом, прошёл через
ворота дворца до портика и крикнул: «О жители дворца, тут чужестранец и
путешественник, нет ли у вас чего съестного?» Он повторил эти слова второй раз
и третий, но не услышал ответа; и тогда он, укрепив своё сердце мужеством,
прошёл из портика в середину дворца, но не нашёл во дворце никого, хотя дворец
был украшен шёлком и звездчатыми коврами и занавесками, которые были спущены. А
посреди дворца был двор с четырьмя возвышениями, одно напротив другого, и
каменной скамьёй и фонтаном с водоёмом, над которым были четыре льва из
червонного золота, извергавшие из пасти воду, подобную жемчугам и яхонтам, а
вокруг дворца летали птицы, и над дворцом была золотая сетка, мешавшая им
подниматься выше. И царь не увидел никого и изумился и опечалился, так как
никого не нашёл, у кого бы спросить об этой равнине, о пруде и о рыбах, о горах
и о дворце. Затем он сел у дверей, размышляя, и вдруг услышал стон, исходящий
из печального сердца, и голос, произносящий нараспев:
Не таю я то, что пришлось снести мне,
но явно все,
И сменил теперь я усладу сна на
бессонницу.
Судьба моя, ты не милуешь, не щадишь
меня.
И душа моя меж мучением и опасностью.
Пожалейте же благородных вы, что
унизились
На путях любви, и зажиточных, что
бедны теперь.
Ведь когда-то мы к ветру нежному
ревновали вас.
Но падёт когда приговор судьбы, тогда
слепнет взор.
Как же быть стрелку, если вдруг враги
ему встретятся?
И стрелу метнуть в них захочет он, но
изменит лук?
Коль над юношей соберётся вдруг много
горестей,
Убежит куда от судьбы своей и от рока
он?»
И когда султан услышал этот стон, он поднялся и пошёл на
голос и оказался перед занавесом, спущенным над дверью покоя. И он поднял
занавес и увидел юношу, сидевшего на ложе, которое возвышалось от земли на
локоть, и это был юноша прекрасный, с изящным станом и красноречивым языком,
сияющим лбом и румяными щеками, и на престоле его щеки была родинка, словно
кружок амбры, как сказал поэт:
О, как строен он! Волоса его и чело
его
В темноту и свет весь род людской
повергают.
Не кори его ты за родинку на щеке
его:
Анемоны все точка чёрная отмечает.
И царь обрадовался, увидя юношу, и приветствовал его; а
юноша сидел, одетый в шёлковый кафтан с вышивками из египетского золота, и на
голове его был венец, окаймлённый драгоценностями, но все же вид его был
печален. И когда царь приветствовал его, юноша ответил ему наилучшим
приветствием и сказал: «О господин мой, ты выше того, чтобы пред тобой
вставать, а мне да будет прощение». – «Я уже простил тебя, о юноша, –
ответил царь. – Я твой гость и пришёл к тебе с важным делом: я хочу, чтобы
ты рассказал мне об этом пруде, о рыбах, и о дворце, и о причине твоего
одиночества в нем и плача». И когда юноша услышал эти слова, слезы побежали по
его щекам, и он горько заплакал, так что залил себе грудь, а потом произнёс:
«Скажите тому, кого судьба поражает:
«Сколь многих повергнул рок и
скольких он поднял!
Коль спишь ты, не знает сна глаз
зоркий Аллаха,
Чьё время всегда светло, чья жизнь
длится вечно?..»
Потом он глубоко вздохнул и произнёс:
«Ты дела свои вручи владыке всех;
Брось заботы и о думах позабудь.
Не пытай о том, что было, –
почему?
Все бывает, как судьба и рок велят».
И царь удивился и спросил: «Что заставляет тебя плакать, о
юноша?» И юноша отвечал: «Как же мне не плакать, когда я в таком состоянии?» –
и, протянув руку к подолу, он поднял его; и вдруг оказывается: нижняя половина
его каменная, а от пупка до волос на голове он – человек. И увидев юношу в
таком состоянии, царь опечалился великой печалью, и огорчился, и завздыхал и
воскликнул: «О юноша, ты прибавил заботы к моей заботе! Я хотел узнать о рыбах
и об их происхождении, а теперь приходится спрашивать и о них и о тебе. Нет
мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Поспеши, о юноша,
рассказать эту историю!»
«Отдай мне твой слух и взор», – отвечал юноша. И царь
воскликнул: «Мой слух и взор здесь!» И тогда юноша сказал: «Поистине, с этими
рыбами и со мной произошло удивительное дело, и будь оно даже написано иглами в
уголках глаз оно послужило бы назиданием для поучающихся». – «А как это
было?» – спросил царь.
|
