Увеличить |
Рассказ об Ибрахиме и
Джамиле (ночи 952—959)
Рассказывают также, о счастливый царь, что у аль-Хасыба,
правителя Египта, рос сын, лучше которого не бывало, и от страха за него аль-Хасыб
позволял ему выходить только на пятничную молитву. И он проезжал, после
окончания пятничной молитвы, мимо одного старого человека, у которого было
много книг. И, сойдя со своего коня, мальчик сел подле старца, и стал ворочать
книги и разглядывать их, и увидел в одной из них изображение женщины, лучше
которой не было видано на лице земли и которое только лишь не говорило. И эта
женщина похитила разум мальчика и ошеломила его ум, и он сказал старцу: «О
старец, продай мне это изображение!» И старец поцеловал перед ним землю и
сказал: «О господин мой – бесплатно». И юноша дал ему сто динаров и взял книгу,
в которой бло это изображение. И он стал смотреть на него, и плакал ночью и
днём, и отказался от еды, питья и сна, и говорил в душе: «О, если бы я спросил
книжника про творца этого изображения – кто он такой? Он, может быть, рассказал
мне, и если бы обладательница этого облика была в живых, я бы добрался до неё.
А если это простая картинка, я бы оставил увлечение ею и не мучил бы себя
вещью, у которой нет истинной сущности…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот пятьдесят третья ночь
Когда же настала девятьсот пятьдесят третья ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша говорил в душе: „Если бы
я спросил книжника, кто творец этого изображения, он, может быть, мне
рассказал, и если это простая картинка, я бы оставил увлечение ею и не мучил бы
себя вещью, у которой нет истинной сущности“.
И когда настал день пятницы, юноша прошёл мимо книжника, и
тот поднялся перед ним на ноги, и юноша сказал: «О дядюшка, расскажи мне, кто
сделал это изображение?» И книжник ответил: «О господин мой, его сделал человек
из жителей Багдада по имени Абу-льКасим ас-Сандалани, живущий в квартале,
называемом аль-Карх, и я не знаю, чьё это изображение».
И юноша ушёл от него и не осведомил о своём положении никого
из жителей царства, и не совершил пятничную молитву и вернулся домой, а потом
он взял мешок и наполнил его драгоценными камнями и золотом (а цена камней была
тридцать тысяч динаров) и, дождавшись утра, вышел, не уведомляя никого. И он
настиг караван, и увидел одного бедуина, и сказал ему: «О дядюшка, сколько
между мной и Багдадом?» И бедуин ответил: «О дитя моё, где ты, а где Багдад?
Между тобой и Багдадом два месяца пути». – «О дядюшка, – сказал
мальчик, – если ты доставишь меня в Багдад, я дам тебе сто динаров и коня,
который подо мной, и ему цена тысяча динаров». – «Аллах в том, что мы
говорим, поручитель! – воскликнул бедуин, – и ты остановишься этой
ночью только у меня!»
И юноша согласился с его словами и переночевал у него, а
когда заблистала заря, бедуин взял его и быстро поехал с ним по ближней дороге,
желая получить коня, которого обещал ему юноша. И они шли до тех пор, пока не
достигли стен Багдада.
«Хвала Аллаху за благополучие, о господин мой, вот
Багдад», – сказал бедуин. И юноша обрадовался сильной радостью, и, сойдя с
коня, отдал его бедуину, вместе с сотней динаров, а затем он взял мешок и
пошёл, спрашивая, где квартал аль-Карх и где место купцов. И судьба привела его
к улице, где было десять домиков – пять напротив пяти, и в начале улицы были
ворота с двумя створами и с серебряным кольцом, а в воротах стояли две
мраморные скамьи, устланные наилучшими коврами, и на одной из них сидел
человек, почтённый и прекрасный видом и одетый в роскошные одежды, и перед ним
стояли пять невольников, подобные луне. И когда юноша увидел это, он узнал
приметы, о которых упоминал ему книжник, и приветствовал этого человека, и тот
возвратил ему приветствие и сказал: «Добро пожаловать!» И посадил его, и стал
спрашивать, каковы его обстоятельства. И юноша сказал: «Я человек иноземный и
хочу, чтобы ты по своей милости присмотрел мне на этой улице дом, и я бы жил в
нем».
И человек закричал и сказал: «Эй, Газала!» И к нему вышла
невольница и сказала: «Я здесь, о господин!» И человек молвил: «Возьми с собой
несколько слуг и ступай в такой-то дом. Почистите его и устелите коврами и
поставьте туда все, что нужно из посуды и прочего для этого юноши, красивого
видом».
И девушка вышла и сделала так, как ей приказал этот человек,
а старец взял юношу и показал ему дом, и юноша сказал: «О господин, какова
плата за этот дом?» – «О ясноликий, – ответил старец, – я не возьму с
тебя платы, пока ты будешь в нем». И юноша поблагодарил его за это.
А затем старец позвал другую невольницу, и вышла девушка, и
старец сказал ей: «Подай шахматы». И девушка принесла их, и старец сказал
юноше: «Сыграешь ты со мной?» – «Хорошо», – сказал юноша. И старик сыграл
с ним несколько раз, и юноша его обыгрывал. «Ты отличился, о юноша, –
сказал старец, – и твои свойства совершенны. Клянусь Аллахом, нет в
Багдаде того, кто меня обыгрывает, а ты меня обыграл».
А затем, после того как приготовили дом и положили в нем
ковры и все, что нужно, старец отдал юноше ключи и сказал: «О господин, не
войдёшь ли ты в мой дом и не поешь ля моего хлеба? Ты окажешь нам почёт». И
юноша согласился на это и пошёл со старцем, и когда они достигли дома, юноша
увидел красивый и прекрасный дом, украшенный золотом, и там были всякие
изображения, и были в этом доме разные ковры и вещи, для описания которых слаб
язык. И старец пожелал юноше долгой жизни и велел принести еду, и принесли
столик, сделанный в Сана йеменской, и поставили его, и потом принесли кушанье –
дико» винные блюда, роскошнее и слаще которых не найти.
И юноша ел, пока не насытился, и затем он вымыл руки и стал
разглядывать дом и ковры, а потом он обернулся, ища мешок, который был с ним, и
не увидел его и ввскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого,
великого!» Я съел кусочек, стоящий дирхем или два дирхема, и пропал у меня
мешок, в котором было тридцать тысяч динаров! Но я прошу помощи у Аллаха». И
потом он умолк и не мог говорить…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот пятьдесят четвёртая ночь
Когда же настала девятьсот пятьдесят четвёртая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда юноша увидал, что мешок
пропал, его охватила великая забота, и он умолк и не мог говорить. И старец
придвинул шахматы и спросил юношу: „Сыграешь ли ты со мной?“ И тот сказал:
„Да“. И стал играть, и старец обыграл его. „Ты отличился“, – сказал юноша
и бросил играть и встал, и старец спросил его: „Что с тобой, о юноша?“ И юноша
оказал: „Я хочу мешок“. И тогда старец поднялся, и вынул мешок, и сказал: „Вот
он, о господин мой! Не вернёшься ли ты к игре со мной?“ – „Хорошо“, –
сказал юноша.
И старец стал с ним играть, и юноша обыграл его, и тогда
этот человек воскликнул: «Когда твои мысли были заняты мешком, я тебя обыграл,
но когда я принёс его тебе, ты обыграл меня. О дитя моё, – сказал он ему
потом, – расскажи мне, из какой ты страны». – «Из Египта», –
ответил юноша. И старец спросил: «А какова причина твоего прибытия в Багдад?»
И юноша вынул изображение и сказал: «Знай, о дядюшка, что я
сын аль-Хасыба, правителя Египта, и я увидел это изображение у одного книжника,
и оно похитило мой разум. И я спросил, кто его сделал, и мне сказали: „Его
сделал человек в квартале аль-Карх по имени Абу-ль-Касим ас-Сандалани на улице,
называемой улица Шафрана“. И я взял с собой немного денег и пришёл один, и
никто не знает о моем состоянии. И я хочу, чтобы, в довершение твоей милости,
ты указал мне на него, и я бы спросил его, почему он нарисовал этот образ и чей
это образ. И чего бы он ни захотел от меня, я ему дам». – «Клянусь
Аллахом, о сын мой, – сказал старец, – это я Абу-ль-Касим
ас-Сандалани. И это удивительное дело, как судьбы привели тебя ко мне!»
И юноша, услышав слова Абу-ль-Касима, поднялся, и обнял его,
и поцеловал ему голову и руки, и воскликнул: «Заклинаю тебя Аллахом, расскажи
мне, чей это образ!» И старец ответил: «Слушаю и повинуюсь!» И затем он
поднялся, и, открыв чулан, вынул оттуда множество книг, в которых он нарисовал
этот образ, и сказал: «Знай, о дитя моё, что обладательница этого образа – дочь
моего дяди. Она находится в Басре, и её отец – правитель Басры, по имени
Абу-ль-Лейс, а её зовут Джамила, и нет на лице земли прекраснее её. Но она не
охоча до мужчин и не может слышать упоминания о мужчине в своих покоях. Я пошёл
к моему дяде, чтобы он женил меня на ней, и не пожалел для него денег, но он не
согласился на это. И когда его дочь об этом узнала, она разгневалась и послала
мне разные слова и, между прочим, сказала: „Если у тебя есть разум, не
оставайся в этом городе, а иначе ты погибнешь, и грех будет на твоей же шее“.
Она – жестокосердая из жестокосердых. И я вышел из Басры с разбитым сердцем, и
сделал это изображение в книгах, и рассеял их по разным странам, надеясь, что,
может быть, изображение попадёт в руки юноши, прекрасного лицом, как ты, и он
ухитрится проникнуть к ней, и, может быть, она его полюбит. А я возьму с него
обещание, что, когда он ею овладеет, он покажет мне её – хотя бы на один взгляд
издали».
И когда Ибрахим ибн аль-Хасыб услышал слова старца, он
опустил на некоторое время голову, размышляя, и ас-Сандалани сказал ему: «О
дитя моё, я не видел в Багдаде никого лучше тебя и думаю, что, когда девушка
тебя увидит, она тебя полюбит. Можешь ли ты, когда ты встретишься с нею и
захватишь её, показать её мне хотя бы на один взгляд издали?» – «Да», –
сказал юноша. И Абуль-Касим молвил: «Если дело обстоит так, оставайся у меня,
пока не уедешь». – «Я не могу оставаться на месте, – сказал
юноша, – в моем сердце от любви к ней великий огонь». –
«Потерпи, – сказал ас-Сандалани. – Я снаряжу тебе в три дня корабль,
и ты поедешь на нем в Басру».
И юноша подождал, пока Абу-ль-Касим снарядил ему корабль, и
положил на него все, что было нужно из еды, питья и прочего. И через три дня он
сказал юноше: «Снаряжайся в путь, я приготовил тебе корабль, в котором все, что
тебе нужно, и корабль принадлежит мне, а матросы – мои слуги, и на корабле
всего столько, что тебе хватит, пока ты не вернёшься. И я приказал матросам
прислуживать тебе, пока ты благополучно не воротишься».
И юноша поднялся, и пошёл на корабль, и, простившись с
Абу-ль-Касимом, ехал, пока не достиг Басры.
И тогда он вынул сто динаров для матросов, но они сказали
ему: «Мы получили плату от нашего господина». – «Возьмите это в награду, и
я не скажу ему», – сказал юноша. И матросы взяли у него деньги и пожелали
ему блага.
А затем юноша вступил в Басру и спросил, где место
жительства купцов, и ему сказали: «В хане, называемом хан Хамдана». И юноша
шёл, пока не дошёл до рынка, в котором был этот хан, и все глаза повернулись,
смотря на него из-за его великой красоты и прелести. И юноша вошёл в хан с
одним из матросов и спросил, где привратник, и когда ему указали, где он, юноша
увидел, что это – старый, почтённый старик. И Ибрахим приветствовал его, и
привратник возвратил ему приветствие, и юноша спросил: «О дядюшка, есть ли у
тебя красивая комната?» – «Да», – ответил привратник и, взяв юношу и
матроса, отпер для них красивую комнату, украшенную золотом, и сказал: «О
юноша, эта комната подойдёт для тебя». И юноша вынул два динара и сказал: «Возьми
их в уплату за ключ». И привратник взял их и пожелал ему блага, и юноша
приказал матросу идти на корабль и вошёл в комнату. И привратник хана остался у
него, и стал ему прислуживать, и сказал: «О господин мой, досталась нам из-за
тебя радость». И юноша дал ему динар и сказал: «Принеси нам на этот динар
хлеба, мяса, сладостей я вина». И привратник взял динар, сходил на рынок и
вернулся, и он купил все это на десять дирхемов и отдал юноше остаток. «Трать
это на себя», – сказал юноша. И привратник хана обрадовался сильной
радостью, а затем юноша съел из того, что он потребовал, одну лепёшку и немного
приправы и сказал привратнику хана: «Возьми это для тех, кто у тебя в доме». И
привратник взял припасы, и ушёл к своим домочадцам, и сказал им: «Я не думаю,
чтобы кто-нибудь на лице земли был великодушнее этого юноши, который поселился
у нас сегодня, или приятнее его. Если он у нас останется, к нам придёт
богатство».
И затем привратник хана вошёл к Ибрахиму, и увидел, что он
плачет, и сел, и принялся растирать ему ноги, и поцеловал их, и сказал: «О
господин мой, почему ты плачешь, да не заставит тебя Аллах плакать?» – «О
дядюшка, – сказал Ибрахим, – я хочу выпить с тобой сегодня
вечером». – «Слушаю и повинуюсь!» – сказал привратник. И тогда Ибрахим вынул
пять динаров и сказал: «Купи нам на это плодов и вина». А затем он дал
привратнику ещё пять динаров и сказал: «Купи нам на это сухих плодов и цветов и
пять жирных кур и принеси мне лютню».
И привратник вышел, и купил то, что он приказал, и сказал
своей жене: «Приготовь кушанье и процеди нам вино, и пусть то, что ты сделаешь,
будет отлично, так как этот юноша покрыл нас благодеяниями». И жена привратника
сделала то, что он ей велел, хорошо до предела желаний, и привратник взял
кушанье и пошёл к Ибрахиму, сыну султана…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот пятьдесят пятая ночь
Когда же настала девятьсот пятьдесят пятая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что привратник, когда его жена
приготовила кушанье и вино, взял его и вошёл к сыну султана, и они стали есть,
пить и веселиться. И юноша заплакал и произнёс такие два стиха:
«О друг мой, когда бы жизнь я отдал в усердии, И деньги, и
весь наш мир, со всем, что найдёшь в нем, Блаженства сады, и рай со всей его
прелестью за близости час – её купило бы сердце».
И затем он вскрикнул великим криком и упал, покрытый
беспамятством, и привратник хана вздохнул, и когда юноша очнулся, привратник
хана спросил его: «О господин мой, отчего ты плачешь и кто та, на кого ты
указываешь этими стихами? Она будет только прахом под твоими ногами». И юноша
встал и, вынув узел с лучшими женскими платьями, сказал привратнику: «Возьми
это для твоего гарема». И привратник взял от него узел и отдал его своей жене,
и она пришла с ним, и вошла к юноше, и вдруг видит – он плачет. И она сказала
ему: «Ты растерзал нам печень! Осведоми нас, какую красавицу ты хочешь, и она
будет у тебя только невольницей». – «О тётушка, – сказал
Ибрахим, – знай, что я сын аль-Хасыба, повелителя Египта, и я привязался к
Джамиле, дочери аль-Лейса, начальника». И жена привратника хана воскликнула:
«Аллах, Аллах, о брат мой, оставь эти слова, чтобы не услыхал нас никто и мы бы
не погибли! Нет на лице земли более жестокосердой, чем она, и никто не может
назвать при ней имени мужчины, ибо у неё нет охоты до мужчин. О дитя моё,
обратись от неё к другой».
И Ибрахим, услышав его слова, заплакал сильным плачем, и
привратник хана сказал ему: «Нет у меня ничего, кроме моей души, и я подвергну
её опасности из любви к тебе и придумаю для тебя дело, в котором будет
достижение желаемого».
И потом привратник с женой вышли от него, и когда наступило
утро, Ибрахим сходил в баню и надел одежду из платьев царей, и вдруг привратник
хана со своей женой пришли к нему и сказали: «О господин, знай, что здесь есть
один человек, портной, горбатый, и он – портной госпожи Джамилы. Пойди к нему и
расскажи ему о своём состоянии, – может быть, он укажет тебе на то, в чем
будет достижение твоих желаний».
И юноша поднялся и отправился в лавку горбатого портного, и,
войдя к нему, он увидел у него десять невольников, подобных лунам, и
приветствовал их, и они возвратили ему приветствие, и обрадовались ему, и
посадили его, смущённые его прелестями и красотой.
И когда горбун увидел Ибрахима, его разум был ошеломлён
красотой его облика, и юноша сказал ему: «Хочу, чтобы ты зашил мне карман».
И портной подошёл и, взяв шёлковую нитку, зашил карман (а
юноша порвал карман нарочно). И когда портной зашил его, Ибрахим вынул пять
динаров, отдал их портному я ушёл в своё помещение. И портной сказал себе: «Что
я сделал этому юноше, чтобы он дал мне эти пять динаров?» И он провёл ночь,
раздумывая о его красоте и щедрости. А когда наступило утро, Ибрахим направился
в лавку горбатого портного и, войдя к нему, приветствовал его, и портной
возвратил ему приветствие, и оказал ему уважение, и воскликнул: «Добро
пожаловать!» И юноша сел и сказал горбуну: «О дядюшка, зашей мне карман – он
ещё раз распоролся». И портной ответил: «О дитя моё, на голове и на глазах», и
подошёл, и зашил карман. И Ибрахим дал ему десять динаров, и горбун взял их, и
он был ошеломлён его красотой и щедростью.
«Клянусь Аллахом, о юноша, – сказал он, – этому
твоему поступку должна быть причина; и дело тут не в том, чтобы зашить карман.
Расскажи же мне истину о твоём деле, и если ты влюбился в кого-нибудь из этих
мальчиков, то, клянусь Аллахом, среди них нет ни одного лучше, чем ты. Все они
– прах под твоими ногами, и вот они, твои рабы, перед тобой. А если это не так,
то расскажи мне». – «О дядюшка, – сказал Ибрахим, – здесь не
место разговаривать, ибо мой рассказ удивителен и моё дело диковинно». –
«Если дело обстоит так, – сказал портной, – пойдём со мной в
уединённое место».
И затем портной встал, и, взяв Ибрахима за руку, вошёл с ним
в комнату внутри лавки, и сказал ему: «О юноша, рассказывай!» И Ибрахим
рассказал ему о своём деле. «О юноша, – сказал он, – побойся Аллаха,
думая о себе! Та, о которой ты упомянул, – жестокосердая, и у неё нет
охоты до мужчин, береги же, о брат мой, свой язык, а иначе ты себя погубишь».
И когда юноша услышал эти слова, он заплакал горьким плачем
и, схватившись за подол портного, воскликнул; «Защити меня, о дядюшка, я
погибаю! Я оставил своё царство и царство своего отца и деда и пошёл по странам
одиноким чужеземцем, и нет мне терпения без неё». И портной, увидев, что
постигло юношу, пожалел его и сказал: «О дитя моё, нет у меня ничего, кроме
моей души, и я подвергну её опасности из любви к тебе, так как ты поранил моё
сердце. Завтра я придумаю для тебя дело, от которого твоё сердце успокоится».
И Ибрахим поблагодарил его и ушёл в хан. Он рассказал
привратнику хана о том, что сказал ему горбун, и привратник молвил: «Он
совершил с тобой благо».
И когда наступило утро, юноша надел свою самую роскошную
одежду, и, взяв с собой мешок с динарами, пришёл к горбуну, и поздоровался с
ним, и сел, и сказал: «О дядюшка, исполни обещание». – «Поднимайся сейчас
же, – сказал портной, – возьми три жирных курицы, три унции сахара и
два маленьких кувшина, наполни их вином и захвати кубок и положи все это в
мешок. Садись после утренней молитвы в лодку с одним гребцом и скажи ему: „Я
хочу, чтобы ты отвёз меня под Басру“. И если он тебе скажет: „Я не могу
проехать больше, чем фарсах“, – скажи ему: „Решение принадлежит тебе“. И
когда он проедет это расстояние, соблазняй его деньгами, пока он не доставит
тебя до места, и когда ты достигнешь его, то первый сад, который ты увидишь,
будет сад госпожи Джамилы. И когда ты увидишь его, подойди к воротам – ты
увидишь две высокие ступеньки, покрытые ковром из парчи, и на них будет сидеть
человек, горбатый, как я. Пожалуйся ему на своё положение и попроси его о
помощи – быть может, он над тобой сжалится и приведёт к тому, что ты увидишь
её, хотя бы один раз издали. Нет у меня в руках хитрости, кроме этой, и если он
над тобой не сжалится, погибну и я и ты. Вот какой есть у меня план, и власть
принадлежит Аллаху великому». – «Прибегаю к помощи Аллаха, что захочет
Аллах, то и будет, и нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!» – воскликнул юноша и
вышел от горбатого портного и пошёл в своё помещение. Он взял то, что приказал
ему портной, и положил в маленький мешок, а затем, наутро, он пришёл к берегу
Тигра и вдруг увидел человека, гребца, который спал. И он разбудил его, и дал
ему десять динаров, я сказал: «Свези меня под Басру». И гребец молвил: «О
господин мой, с условием, что я не проеду больше одного фарсаха, если я проеду
на пядь дальше, погибну и я и ты». – «Решение принадлежит тебе», –
оказал Ибрахим. И гребец взял его и поплыл с ним вниз, и, приблизившись к саду,
он сказал: «О дитя моё, отсюда я не могу плыть дальше, и если я перейду этот
предел, погибну и я и ты».
И Ибрахим вынул другие десять динаров и сказал: «Возьми эти
деньги, чтобы помочь ими себе в своём положении». И гребец устыдился и сказал:
«Вручаю наше дело Аллаху великому…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот пятьдесят шестая ночь
Когда же настала девятьсот пятьдесят шестая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда юноша дал гребцу другие
десять динаров, тот взял их и сказал: „Вручаю наше дело Аллаху великому!“ И
поплыл с ним вниз. И когда он достиг сада, юноша встал на ноги от радости и,
прыгнув из лодки прыжком, величиной с бросок копья, бросился на берег, а гребец
поплыл обратно, убегая. И юноша пошёл вперёд и увидел сад и все, как описал ему
горбун. Он увидел, что ворота его открыты и в проходе стоит ложе из слоновой
кости, на котором сидит горбатый человек приятного вида, в одежде, украшенной
золотом, и в руке у него серебряная позолоченная дубинка. И юноша торопливо
подошёл к нему и, склонившись к его рукам, поцеловал их, и горбун спросил его:
„Кто ты, откуда ты пришёл и кто доставил тебя сюда, о дитя моё?“ (А этот
человек, увидав Ибрахима ибн аль-Хасыба, был ослеплён его красотой.) И Ибрахим
сказал ему: „О дядюшка, я – глупый ребёнок из чужой страны“, – и заплакал.
И горбин пожалел его, и, посадив его на ложе, вытер ему слезы, и сказал: „С
тобой не будет беды! Если ты задолжал, Аллах покроет твой долг, если ты боишься
– Аллах успокоит твой страх“. – „О дядюшка, – сказал Ибрахим, –
нет у меня страха и нет за мной долга, со мной много денег во славу Аллаха и с
его помощью“. – „О дитя моё, – сказал горбун, – в чем твоя
нужда, из-за которой ты подверг опасности свою душу и свою красоту и пришёл в
место, где гибель?“
И юноша рассказал ему свою историю и изложил ему своё дело,
и когда горбун услышал его слова, он опустил на некоторое время голову к земле
и спросил: «Тот, кто указал тебе на меня, горбатый портной?» – «Да», –
отвечал Ибрахим. И горбун сказал: «Это мой брат, и он человек благословенный. О
дитя моё, – сказал он потом, – если бы любовь к тебе не сошла в моё
сердце и я бы тебя не пожалел, ты бы погиб – и ты, и мой брат, и привратник
хана, и его жена. Знай, – продолжал он, – что этому саду нет на лице
земли подобного, и он называется Садом Жемчужины. В него не входил никто за
время моей жизни, кроме султана, меня самого и его владелицы Джамилы, и я
провёл в нем двадцать лет и не видел, чтобы кто-нибудь приходил в это место.
Каждые сорок дней госпожа приезжает сюда на лодке и выходит среди своих
невольниц в шёлковом покрывале, концы которого десять невольниц несут на
золотых крючках, пока она не войдёт, так что я никогда не видел её облика. У
меня есть только одна душа, и я подвергну её опасности ради тебя». И юноша
поцеловал ему руку, и горбун сказал: «Посиди у меня, пока я не придумаю для
тебя чего-нибудь». И затем он взял юношу за руку и ввёл его в сад, и когда
Ибрахим увидел этот сад, он подумал, что это рай, и он увидел, что деревья в
нем оплетаются, и пальмы высоки, и воды обильны, и птицы перекликаются в нем на
разные голоса. А затем горбун подошёл с ним к домику с куполом и сказал ему:
«Вот где сидит госпожа Джамила».
И юноша посмотрел на домик и увидел, что это удивительное
место увеселения, и в нем всякие изображения, нарисованные золотом и лазурью, и
ещё есть в нем четыре двери, к которым подымаются по пяти ступенькам. И посреди
домика – водоём, к которому спускаются по золотым ступенькам, и эти ступеньки
украшены дорогими металлами, а посреди водоёма – золотой фонтан с фигурками,
большими и маленькими, и вода выходит изо рта этих фигурок, и она шумит,
издавая разные звуки, и слушающему кажется, что он в раю. И около домика
водяное колесо с серебряными горшками, и оно покрыто парчой, и слева от него
окно с серебряной решёткой, выходящей на зелёный луг, где резвятся всякие
звери, газели, зайцы, а справа – окно, выходящее на площадку, где всевозможные
птицы, и все они щебечут на разные голоса, ошеломляющие того, кто их слышит.
И когда юноша увидел это, его охватил восторг, и он сел в
воротах сада, а садовник сел с ним рядом и сказал: «Как ты находишь мой сад?» –
«Это рай на земле», – сказал юноша. И садовник засмеялся, и затем он
встал, и скрылся на некоторое время, и вернулся, неся поднос, на котором были
жирные куры, прекрасная снедь и сахарные сласти. Он поставил поднос перед
юношей и сказал: «Ешь, пока не насытишься».
«И я ел, – говорил Ибрахим, – пока не наелся
вдоволь, и когда садовник увидел, что я поел, он обрадовался и сказал: „Клянусь
Аллахом, таковы дела царей и царских сыновей! О Ибрахим, – сказал он
потом, – что у тебя в этом мешке?“ И я развязал перед ним мешок, и
садовник сказал; „Носи его с собой, он будет тебе полезен, когда явится госпожа
Джамила, когда она приедет, я не смогу принести тебе чего-нибудь поесть“.
И он встал, и взял меня за руку, и привёл в одно место,
напротив домика Джамилы, и сделал там беседку среди деревьев, и сказал:
«Залезай сюда. Когда она приедет, ты увидишь её, а она тебя не увидит, и это
самая большая хитрость, какая у меня есть, а полагаться следует на Аллаха.
Когда она начнёт петь, пой под её пенье, а когда она уйдёт, возвращайся
благополучно туда, откуда пришёл, если захочет Аллах».
И юноша поблагодарил садовника и хотел поцеловать ему руку,
но садовник не дал ему. А затем юноша положил мешок в беседку, которую садовник
ему сделал, и садовник сказал: «О Ибрахим, гуляй в саду и ешь в нем плоды, срок
прихода твоей госпожи – завтра».
И Ибрахим стал гулять в саду и есть в нем плоды, и он провёл
ночь у садовника, а когда наступило утро, и засияло светом, и заблистало,
Ибрахим совершил утреннюю молитву, и вдруг садовник пришёл к нему с пожелтевшим
лицом и сказал: «Вставай, о дитя моё, и лезь в беседку – невольницы пришли,
чтобы убирать это место, и она придёт после них…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот пятьдесят седьмая ночь
Когда же настала девятьсот пятьдесят седьмая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что садовник, войдя в сад к
Ибрахиму ибн альХасыбу, сказал: „Вставай, о дитя моё, и лезь в беседку –
невольницы пришли убирать это место, и она придёт после них. Берегись плюнуть,
высморкаться или чихнуть, – мы тогда погибнем, и я и ты“. И юноша встал и
залез в беседку, а садовник ушёл, говоря: „Да наделит тебя Аллах благополучием,
о дитя моё“. И когда юноша сидел, вдруг пришли пять невольниц, подобных которым
никто не видел, и вошли в домик, и, сняв с себя одежду, вымыли и опрыскали его
розовой водой, и потом они зажгли куренья из алоэ и амбры и разостлали парчу. А
после них пришли пятьдесят невольниц с музыкальными инструментами, и Джамила
шла посреди них, под красным парчовым навесом, и невольницы приподнимали полы
навеса золотыми крючками, пока она не вошла в домик, и юноша не увидел даже её
облика и одежды.
«Клянусь Аллахом, – сказал он про себя, – пропал
весь мой труд! Но я непременно подожду и увижу, каково будет дело». И
невольницы принесли еду и питьё и поели, а потом они вымыли руки и поставили
Джамиле скамеечку, и она села на неё, а все невольницы ударили в музыкальные
инструменты и запели волнующими голосами, которым нет подобных. И затем
выступила старуха управительница и стала хлопать в ладоши и плясать, и
невольницы оттащили её, и вдруг занавеска приподнялась, и вышла Джамила,
смеясь. И Ибрахим увидел её, и на ней были украшения и одежды, и на голове её
был венец, украшенный жемчугом и драгоценными камнями, и на шее – жемчужное
ожерелье, а её стан охватывал пояс из топазовых прутьев, и шнурки на нем были
из яхонта и жемчуга. И невольницы встали и поцеловали перед ней землю, а она
все смеялась».
«И когда я увидел её, – говорил Ибрахим ибн
альХасыб, – я исчез из мира, и мой ум был ошеломлён, и мысли у меня
смешались, так меня ослепила её красота, которой не было на лице земли подобия.
И я упал, покрытый беспамятством, а потом очнулся с плачущими глазами и
произнёс такие два стиха:
«Я вижу тебя, и не отвожу я взора, Чтоб веки лик твой от
меня не скрыли, И если бы я направил к тебе все взоры, Не мог бы объять красот
я твоих глазами».
И старуха сказала невольницам: «Пусть десять из вас встанут,
попляшут и споют». И Ибрахим, увидев их, сказал про себя: «Я желал бы, чтобы
поплясала госпожа Джамила».
И когда окончилась пляска десяти невольниц, они подошли к
Джамиле, окружили её и сказали: «О госпожа, мы хотим, чтобы ты поплясала в этом
месте и довершила бы этим нашу радость, так как мы не видели дня, приятнее
этого». И Ибрахим ибн аль-Хасыб сказал про себя: «Нет сомнения – открылись
врата неба, и внял Аллах моей молитве!» А невольницы целовали ноги Джамилы и говорили
ей: «Клянёмся Аллахом, мы не видели, чтобы твоя грудь расправилась так, как в
сегодняшний день». И спи до тех пор соблазняли её, пока она не сняла верхнюю
одежду и не осталась в рубахе из золотой ткани, расшитой всевозможными
драгоценными камнями, и она показала соски, подобные гранатам, и открыла лицо,
подобное луне в ночь полнолуния».
И Ибрахим увидел движения, каких не видал всю свою жизнь, и
Джамила показала в своей пляске диковинный способ и удивительные новшества, так
что заставила нас забыть о пляске пузырьков в чаше и напомнила о том, что
тюрбаны на головах покосились[662].
И она была такова, как сказал о ней поэт:
Как хочешь, сотворена она,
соразмерная,
По форме красы самой – не меньше и не
длинней.
И, кажется, создана она из жемчужины,
И каждый из её членов равен луне
красой.
Или как сказал другой:
Плясунья! Подобен иве гнущейся стан
её,
Движенья её мой дух едва не уносят
прочь.
Не сможет стоять нога, лишь только
плясать начнёт
Она, словно под ногой её – пыл души
моей.
«И когда я смотрел на неё, – говорил Ибрахим, – её
взгляд вдруг упал на меня, и она меня увидела, и когда она на меня взглянула,
её лицо изменилось, и она сказала невольницам: „Пойте, пока я не приду к
вам“, – а затем направилась к ножу, величиной в пол-локтя, и, взяв его,
пошла в мою сторону. И потом она воскликнула: „Нет мощи и силы, кроме как у
Аллаха высокого, великого!“ И когда она подошла ко мне, я исчез из мира, И,
увидев меня и столкнувшись со мной лицом к лицу, Джамила выронила из руки нож и
воскликнула: „Хвала тому, кто вращает сердца!“ И затем она сказала: „О юноша,
успокой свою душу! Ты в безопасности от того, чего боишься“. И я начал плакать,
а она вытирала мне слезы рукой и говорила: „О юноша, расскажи мне, кто ты и что
привело тебя в это место“. И я поцеловал ей руку и схватился за её подол, и она
сказала: „Нет над тобой беды! Клянусь Аллахом, мой глаз не наполнится памятью о
ком-нибудь, кроме тебя. Скажи мне, кто ты“.
«И я рассказал ей свою историю от начала до конца, –
говорил Ибрахим, – и она удивилась и сказала: „О господин мой, заклинаю
тебя Аллахом, скажи мне, не Ибрахим ли ты, сын аль-Хасыба?“ И он ответил: „Да“.
И она припала ко мне и сказала: «О господин мой, это ты сделал меня не охочей
до мужчин. Когда я услышала, что в Каире находится мальчик, красивей которого
нет на всей земле, я полюбила тебя по описанию, и к моему сердцу привязалась
любовь к тебе из-за того, что до меня дошло о твоей ослепительной красоте, и я
стала с тобой такова, как сказал поэт:
В любви перегнало ухо взоры очей моих
—
Ведь ухо скорее глаз полюбит порою.
Да будет же хвала Аллаху, который показал мне твоё лицо!
Клянусь Аллахом, если бы это был кто-нибудь другой, я распяла бы садовника, и
привратника хана, и портного, и всех, кто с ними связан».
И затем она сказала мне: «Как бы мне ухитриться, чтобы ты
что-нибудь поел без ведома невольниц?» И я сказал ей: «Со мною то, что мы будем
есть и пить». И я развязал перед ней мешок, я она взяла курицу и стала класть
куски мне в рот, и я тоже клал ей куски в рот, и когда я увидел, что она это делает,
мне показалось, что это сон. И затем я поставил вино, и мы стали пить, и при
всем этом она была подле меня, а невольницы пели. И мы делали так с утра до
полудня, а затем она поднялась и сказала: «Поднимайся теперь и приготовь себе
корабль и жди меня в таком-то месте, пока я к тебе не приду. У меня истощилось
терпение переносить разлуку с тобой». – «О госпожа, – ответил я
ей, – у меня есть корабль, и он – моя собственность, и матросы наняты
мной, и они меня ожидают». – «Это и есть то, чего я хочу», – сказала
Джамила. И затем она пошла к невольницам…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот пятьдесят восьмая ночь
Когда же настала девятьсот пятьдесят восьмая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что госпожа Джамила пошла к
невольницам и сказала им: „Поднимайтесь, мы пойдём во дворец“. И они спросили:
„Как же мы уйдём сейчас – ведь у нас обычай проводить здесь три дня?“ – „Я
чувствую на душе великую тяжесть, как будто я больна, и боюсь, что это будет
для меня тягостно“, – отвечала Джамила. И невольницы сказали: „Слушаем и
повинуемся!“ И надели свои одежды, а потом они пошли к берегу и сели в лодку. И
садовник подошёл к Ибрахиму (а он не знал о том, что с ним случилось) и сказал:
„О Ибрахим, нет тебе удачи в том, чтобы насладиться её видом. Она обычно
остаётся здесь три дня, и я боюсь, что она тебя увидела“. – „Она меня не
видела, и я не видел её – она не выходила из домика“, – сказал Ибрахим.
„Твоя правда, о дитя моё, – сказал садовник. – Если бы она тебя
увидела, мы бы, наверное, погибли. Но побудь у меня, пока она не придёт на
следующей неделе, ты её увидишь и насмотришься на неё досыта“. – „О
господин мой, – сказал Ибрахим, – у меня есть деньги, и я за них
боюсь. Со мной люди, и я боюсь, что они найдут моё отсутствие слишком
долгим“. – „О дитя моё, – сказал садовник, – мне тяжело с тобой
расстаться!“
И он обнял его и простился с ним, и Ибрахим отправился в
хан, в котором он стоял, и встретился с привратником хана, и взял свои деньги.
И привратник хана спросил его: «Добрые вести, если хочет того Аллах?» И Ибрахим
ответил ему: «Я не нашёл пути к тому, что мне нужно, и хочу возвратиться к моим
родным». И привратник хана заплакал, и простился с ним, и понёс его вещи, и
довёл его до корабля, и потом Ибрахим направился к тому месту, о котором ему
говорила Джамила, и стал её там ждать.
И когда спустилась ночь, девушка вдруг подошла к нему в
облике мужественного человека с круглой бородой, и её стан был перехвачен
поясом, и в одной руке у неё был лук и стрела, а в другой – обнажённый меч. «Ты
ли сын аль-Хасыба, правителя Египта?» – спросила она. И Ибрахим ответил: «Это
я». И она воскликнула: «Какой же ты негодяй, что пришёл портить царских
дочерей! Иди поговори с султаном!»
«И я упал, покрытый беспамятством, – говорил Ибрахим, –
а матросы – те умерли в своей коже от страха. И когда девушка увидела, что меня
постигло, она сняла с себя эту бороду, бросила меч и развязала пояс, и я
увидел, что это госпожа Джамила, и сказал ей: „Клянусь Аллахом, ты разрубила
мне сердце!“ И затем я сказал матросам: „Ускорьте ход корабля!“ И они
распустили паруса и ускорили ход, и прошло лишь немного дней, и мы достигли
Багдада. И вдруг я увидел, что у берега стоит корабль. И когда матросы, которые
были там, увидели нас, они закричали матросам, бывшим с нами: „О такой-то и
такой-то, поздравляем вас с благополучием!“ И они направили свой корабль к
нашему кораблю, и мы посмотрели и вдруг видим – в нем Абу-ль-Касим
ас-Сандалани! И, увидев нас, он воскликнул: „Это то, чего я хотел. Идите под
охраной Аллаха, а я хочу отправиться по одному делу“. А перед ним стояла
свечка, и он сказал мни: „Хвала Аллаху за благополучие! Исполнил ли ты своё
дело?“ И я ответил „Да“. И ас-Сандалани приблизил к нам свечку, и когда Джамила
увидела его, её состояние изменилось, и цвет её лица пожелтел, а ас-Сандалани,
увидев её, воскликнул: „Идите в безопасности, хранимые Аллахом, а я пойду в
Басру по делу сутана. Но подарок следует тому, кто пришёл“.
И он велел принести коробку с халвой и бросил её на корабль
(а в халве был бандж), и Ибрахим сказал: «О прохлада моего глаза, поешь этого!»
И Джамила заплакала и спросила: «О Ибрахим, знаешь ли, кто это?» – «Да, это
такой-то», – сказал я. И Джамила молвила: «Это сын моего дяди, и он раньше
сватал меня у моего отца, но я не согласилась на него, и он отправляется в
Басру и, может быть, осведомит моего отца о нас». – «О госпожа, –
ответил я, – он не достигнет Басры, пока мы не достигнем Мосула. И мы не
знали, что скрыто для нас в неведомом». И я съел немного халвы, и не успела она
опуститься мне во внутренности, как я ударился головой об землю. А когда
наступило время рассвета, я чихнул, и бандж выпал у меня из ноздрей, и я открыл
глаза и увидел, что я голый и брошен в пустынном месте. И я стал бить себя по
лицу и сказал в душе: «Поистине, это хитрость, которую сделал со мной
ас-Сандалани» И я не знал, куда пойду, и на мне были одни подштанники. И я
встал, и прошёл немного, и вдруг вижу, подходит вали и с ним несколько человек
с мечами и дубинками. И я испугался и, увидев разрушенную баню, спрятался в
ней, и я наткнулся на что-то ногой и положил на это руку, и она выпачкалась в
крови. И я вытер руку о подштанники, не зная, что это такое, а затем протянул
руку второй раз, и она попала на убитого, и его голова оказалась у меня в руке.
И я бросил её и воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого,
великого!» А затем я вошёл в одну из комнаток бани, и вдруг вали остановился у
дверей бани и сказал: «Войдите в то место И затем я вскрикнул единым криком и
упал без памяти, и сердце палача смягчилось ко мне, и он сказал: „Клянусь
Аллахом, это не лицо того, кто убил!“ – „Отрубите ему голову“, – сказал
вали. И меня посадили на ковёр крови и завязали мне глаза повязкой, и палач
взял меня, и спросил у вали разрешения, и хотел отрубить мне голову. И я
закричал: „Увы мне на чужбине!“ И вдруг приблизились всадники, и кто-то сказал:
„Оставьте его! Убери руку, о палач!“ И была этому удивительная причина и
диковинное дело. А именно, аль-Хасыб, правитель Египта, послал своего
придворного к халифу Харуну ар-Рашиду с подарками и редкостями и послал с ним
письмо, в котором говорил: „Мой сын вот уже год, как исчез, и я слышал, что он
в Багдаде, и хотел бы милости от преемника Аллаха, чтобы он расследовал, что с
ним, и постарался бы его разыскать и отослал бы его ко мне с этим придворным“.
И когда халиф прочитал письмо, он приказал валя узнать
истину об этом деле, и вали с халифом не переставали расспрашивать об Ибрахиме,
пока им не сказали, что он в Басре. И когда халифу рассказали об этом, он
написал письмо и отдал его египетскому придворному и велел ему отправиться в
Басру, взяв с собой отряд из приближённых везиря, и от усердия в поисках сына
своего господина придворный выехал тотчас же и нашёл юношу на коврике крови, у
вали.
И когда вали увидел придворного и узнал его, он сошёл для
него с коня, и придворный спросил: «Что это за юноша и каково его дело?» И вали
рассказал ему, что случилось, и придворный сказал (а он не знал, что это сын
султана): «Лицо этого юноши – лицо того, кто не убивает». И он велел развязать
его узы, и вали развязал его, и тогда придворный сказал: «Приведи его ко мне!»
И вали подвёл Ибрахима к придворному, а красота Ибрахима пропала из-за тех
ужасов, которые он перенёс.
«Расскажи мне о твоём деле, о юноша, и о том, что у тебя
произошло с этой убитой», – сказал придворный. И когда Ибрахим посмотрел
на этого придворного, он узнал его и воскликнул: «Горе тебе! Или ты меня не
узнаешь? Разве я не Ибрахим, сын твоего господина? Может быть, ты пришёл,
разыскивая меня?»
И придворный внимательно посмотрел на Ибрахима и узнал его,
как нельзя лучше, и, узнав юношу, он припал к его ногам, и когда вали увидел,
что произошло с придворным, у него пожелтел цвет лица. «Горе тебе, о
жестокосердый, – сказал придворный, – неужели ты хотел убить сына
моего господина аль-Хасыба, правителя Египта?» И вали поцеловал подол
придворного и сказал: «О владыка, откуда мне было знать? Мы увидели его в таком
виде и увидели рядом с ним убитую девушку». – «Горе тебе, ты не годишься
для того, чтобы быть вали, – сказал придворный. – Этому мальчику
пятнадцать лет жизни, и он не убил даже воробья, так как же он убьёт человека?
Но дал ли ты ему срок и спрашивал ли ты его об его обстоятельствах?»
И затем придворный и вали сказали: «Ищите убийцу девушки!» И
люди вошли в баню ещё раз, и увидели её убийцу, и, схватив его, привели его к
вали.
И вали взял его, и отправился с ним во дворец халифата, и
сообщил халифу о том, что случилось, и арРашид приказал убить убийцу девушки, а
затем он велел привести Ибн аль-Хасыба. И когда юноша предстал перед ним,
ар-Рашид улыбнулся ему в лицо и сказал: «Расскажи мне о твоём деле и о том, что
с тобой случилось».
И Ибрахим рассказал ему свою историю, с начала до конца, и
она показалась халифу значительной, и он позвал Масрура, меченосца, и сказал:
«Ступай сию же минуту, ворвись в дом Абу-ль-Касима ас-Сандалани и приведи его
вместе с девушкой».
И Масрур сейчас же отправился и, ворвавшись в дом, увидел,
что девушка связана своими волосами и находится в гибельном состоянии. И Масрур
развязал её и привёл вместе с ас-Сандалани к халифу, и, увидев девушку,
ар-Рашид удивился её красоте, – а затем он обернулся к ас-Сандалани и
сказал: «Возьмите его, отруби ему руки, которыми он бил эту девушку, и распните
его и отдайте его деньги и владения Ибрахиму».
И это сделали, и когда это было так, вдруг Абу-льЛейс,
правитель Басры, отец госпожи Джамилы, явился, взывая к халифу о помощи против
Ибрахима, сына альХасыба, правителя Египта, и жалуясь, что он взял его дочь. И
ар-Рашид сказал ему: «Он был причиной её освобождения от пыток и убиения». И
халиф велел привести Ибн аль-Хасыба, и когда тот пришёл, сказал Абу-ль-Лейсу:
«Разве не согласен ты, чтобы этот юноша, сын султана Египта, был мужем твоей
дочери?» – «Внимание и повиновение Аллаху и тебе, о повелитель правоверных!» –
сказал Абу-ль-Лейс.
И халиф призвал судью и свидетелей и выдал девушку замуж за
Ибрахима ибн аль-Хасыба. Он подарил ему все деньги ас-Сандалани, снарядил и
отправил в его страну. И Ибрахим жил с Джамилой в совершеннейшей радости и
полнейшем счастье, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и
Разлучительница собраний. Да будет же хвала живому, который не умирает!
|