Рассказ о Хатиме-ат-Таи
(ночи 270—271)
А что касается рассказов о великодушных, то онм очень
многочисленны и к яим принадлежит то, что рассказывают о великодушии Хатима
ат-Таи[294].
Когда он умер, его похоронили на вершине горы, и у его
могилы вырыли два каменных водоёма и поставили каменные изображения девушек с
распущенными волосами. А под этой горой была текучая река, и когда путники
останавливались там, они всю ночь слышали крики, но наутро не находили никого,
кроме каменных девушек. И когда остановился в этой долине, уйдя от своего
племеня, Зу-ль-Кура, царь химьяритов[295],
он пропел там ночь…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Двести семьдесят первая ночь
Когда же настала двести семьдесят первая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Зуль-Кура остановился в этой
долине, он провёл там ночь. И, приблизившись к тому месту, он услышал крики и
спросил: „Что за вопли на вершине этой горы?“ И ему сказали: „Тут могила Хатима
ат-Таи, и над ней два каменных водоёма и изображения девушек из камня,
распустивших волосы. Каждую ночь те, кто останавливается в этом месте, слышат
эти вопли и крики“.
И сказал Зу-ль-Кура, царь химьяритов, насмехаясь над Хатимом
ат-Таи: «О Хатим, мы сегодня вечером твои гости, и животы у нас опали».
И сон одолел его, а затем он проснулся, испуганный, и
крикнул: «О арабы, ко мне! Подойдите к моей верблюдице!»
И, подойдя к нему, люди увидели, что его верблюдица бьётся,
и зарезали её, зажарили и поели. А потом спросили царя, почему она пала, и он
сказал: «Мои глаза смежились, и я увидел во сне Хатима ат-Таи, который подошёл
ко мне с мечом и сказал: „Ты пришёл к нам, а у нас ничего не было!“ И он ударил
мою верблюдицу мечом, и если бы мы не подоспели и не зарезали её, она бы,
наверное, околела».
А когда настало утро, Зу-ль-Кура сел на верблюдицу одного из
своих людей, а его посадил позади себя. В полдень они увидели всадника,
ехавшего на верблюдице и ведшего на руке другую. «Кто ты?» – спросили его. И он
ответил: «Я Ади, сын Хатима ат-Таи. Где Зу-ль-Кура, эмир химьяритов?» – спросил
он потом. И ему ответили: «Вот он».
И Ади сказал ему: «Садись на эту верблюдицу, твою верблюдицу
зарезал для тебя мой отец». – «А откуда тебе известно это?» – спросил
Зу-ль-Кура. «Мой отец явился ко мне сегодня ночью, когда я спал, – ответил
Ади, и сказал мне: „О Ади, Зу-ль-Кура, царь химьяритов, попросил у меня
угощения, и я зарезал для него его верблюдицу; догони же его с верблюдицей, на
которую он сядет, – у меня ничего не было“.
И Зу-ль-Кура взял её и удивился, сколь великодушен был Хатим
ат-Таи, живой и мёртвый.
К числу рассказов о великодушных относится также рассказ о
Мане ибн Заида.
Рассказ о Мане ибн
Заида (ночи 271—272)
В один из дней Ман ибн Заида[296] был на охоте и захотел пить, но не нашёл у
своих слуг воды.
И когда это было так, вдруг подошли к нему три девушки,
которые несли три бурдюка с водой…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Двести семьдесят вторая ночь
Когда же настала двести семьдесят вторая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что к нему подошли три девушки с тремя
бурдюками воды, и Ман попросил у них напиться, и они напоили его. И он
приказал, чтобы слуги принесли девушкам подарки, но у них не нашлось денег, и
тогда он дал каждой девушке по десять стрел из своего колчана, наконечники
которых были из золота. И одна девушка сказала своей подруге: „Послушай, только
Ман ибн Заида способен на такое. Пусть каждая из нас скажет стихи в похвалу ему“.
И первая девушка сказала:
«Приделал концы из золота он к
стрелам,
И бьёт врагов он, щедрый,
благородный.
Больным от ран несут они леченье
И саваны для тех, кто лёг в Могилу».
А вторая сказала:
«О воюющий! От щедрот великих руки
его
Своей милостью и врагов объял и
любимых он,
Были отлиты концы стрел его из
золота,
Чтоб сражения не могли его доброты
лишить».
И третья сказала:
«От щедрости он разит врагов своих
стрелами,
С концами из золота чистейшего
литыми,
Чтоб мог на лекарство их истратить
пораненный
И саван купить могли б стрелой той
убитому».
И говорят, что Ман ибн Заида выехал со своими людьми на
охоту, и к ним приблизилась стая газелей. И охотники рассеялись, преследуя их,
и Ман отделился от своих спутников в погоне за газеленком. Настигнув его, он
спешился и прирезал газеленка, и увидел вдруг какого-то человека, который ехал
из пустыни на осле. И Ман сел на своего коня и поехал навстречу этому человеку,
и приветствовал его и спросил: «Откуда ты?» И человек ответил: «Я из земли
Кудаа[297]. Уже несколько лет там
неурожай, но в этом году собрали кое-что. И я посеял огурцы, и они уродились не
в срок, и я собрал огурцы, которые считал наилучшими, и отправился к эмиру Ману
ибн Заида, зная его щедрость и милость, о которой повествуют повсюду». –
«Сколько ты надеялся получить от него?» – спросил Ман. И человек ответил:
«Тысячу динаров». – «А если он скажет тебе: это много?» – спросил Ман.
«Пятьсот динаров», – ответил человек. «А если он скажет: много?» – спросил
Мая. «Триста динаров», – ответил человек. «А если он скажет: много?» –
продолжал Май. «Двести динаров», – сказал человек. «А если он скажет:
много?» – спросил Ман. И человек ответил: «Сто динаров». – «А если он
скажет: много?» – молвил Ман. И человек ответил: «Пятьдесят динаров». – «А
если он скажет: много?» – спросил Ман. И человек ответил: «Тридцать
динаров». – «А если он скажет: много?» – спросил Ман. «Тогда я поставлю
моего осла в его гарем и вернусь к своей семье обманувшийся, с пустыми руками!»
– ответил человек.
И Ман засмеялся и, погнав коня, настиг своих воинов, а
спешившись около своего жилища, он сказал привратнику: «Когда к тебе подъедет
на осле человек с огурцами, введи его ко мне». И через час подъехал этот
человек, и привратник разрешил ему войти. Войдя к эмиру Ману, этот человек не
узнал, что это тот, кого он встретил в пустыне, из-за его величавого и
благородного вида и большого количества слуг и челяди (Ман сидел на престоле
своей власти, и его слуги стояли справа от него и слева и впереди его).
И когда этот человек приветствовал эмира, тот сказал ему:
«Что привело тебя, о брат арабов?» И человек молвил: «Я надеялся на эмира и
принёс ему огурцы, когда им не время». – «Сколько ты рассчитывал получить
от нас?» – спросил Ман. «Тысячу динаров», – ответил человек. И Ман сказал:
«Это много!» – «Пятьсот динаров!» – сказал человек. И Ман ответил: «Много!» –
«Триста динаров», – сказал человек. И Ман отвечал: «Много!» – «Двести
динаров!» – сказал человек. И Ман отвечал: «Много!» – «Сто динаров!» – сказал
человек. И Ман отвечал: «Много!» – «Пятьдесят динаров!» – сказал человек. И Ман
отвечал: «Много!» – «Тридцать динаров!» – сказал человек. И Ман отвечал:
«Много!»
И тогда прибывший воскликнул:
«Клянусь Аллахом, тот человек, который меня встретил в
пустыне, был злосчастным! Но не дашь же ты мне меньше, чем тридцать динаров?» И
Ман засмеялся и промолчал, и тогда араб понял, что это – тот человек, который
ему встретился в пустыне, и оказал: «О господин, если ты не велишь принести
тридцать динаров, то воя осел привязан у ворот, а вот сидит Ман!»
И Ман так рассмеялся, что упал навзничь, а потом он позвал
своего поверенного и сказал: «Дай ему тысячу динаров и пятьсот динаров и триста
динаров и двести динаров и сто динаров и пятьдесят динаров и тридцать динаров,
и пусть осел останется привязанным на том же месте!»
И араб был ошеломлён, и он получил две тысячи ею динаров и
восемьдесят динаров, и да будет милость Аллаха над ними всеми!
|