Рассказ о Хинд, дочери
ан-Нумана (ночи 681—683)
Рассказывают также, что Хинд, дочь анНумана, была
прекраснейшей женщиной своего времени. И её красоту и прелесть описали
альХаджжаджу, и он посватался за неё, не пожалев для неё больших денег, и
женился на ней, обязавшись дать ей, кроме приданого, ещё двести тысяч дирхемов.
И он вошёл к ней и оставался с ней долгое время, а затем, в какой-то день, он
вошёл к ней, когда она смотрела на своё лицо в зеркало и говорила:
«Поистине Хинд всегда была кобылицею
Арабской, породистой, и вот её мул
покрыл.
Кобылу когда родит – от господа дар
её,
А если родится мул, то мул и принёс
его».
И когда аль-Хаджжадж услышал это» он ушёл обратно и больше
не входил к Хинд, а она не знала, что он её слышал. И аль-Хаджжадж пожелал
развестись с нею и послал к ней Абд-Аллаха ибн Тахира, чтобы тот её с ним
развёл. И Аод-Адлах ибн Тахир вошёл к Хинд и сказал: «Говорит тебе аль-Хаджжадж
абу-Мухаммед, что за ним осталось для тебя от приданого двести тысяч дирхемов.
Вот они здесь со мной, и он уполномочил меня на развод». – «Знай, о ибн
Тахир, – сказала Хинд, – что мы были вместе, и, клянусь Аллахом, я ни
одного дня ему не радовалась, а если мы расстанемся, то, клянусь Аллахом, я
никогда не буду горевать. А эти двести тысяч дирхемов – подарок тебе за моё
освобождение от сакифской собаки»[561].
А после этого дошла эта история до повелителя правоверных
Абд-аль-Мелика ибн Мервана[562],
и ему описали её прелесть и красоту, и стройность её стана, и нежность её
речей, и её любовные взгляды, и он послал к ней, чтобы за неё посвататься…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Шестьсот восемьдесят вторая ночь
Когда же настала шестьсот восемьдесят вторая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что повелитель правоверных
Абдаль-Мелик ибн Мерван, когда дошла до него весть о красоте этой женщины и её
прелести, послал к ней, чтобы за неё посвататься. И она прислала ему письмо, в
котором говорила после хвалы Аллаху и молитвы за пророка его Мухаммеда (да
благословит его Аллах и да приветствует): „Знай, о повелитель правоверных, что
пёс лакал в сосуде“.
И когда повелитель правоверных прочитал её письмо, он
посмеялся её словам и написал ей слова пророка (да благословит его Аллах и да
приветствует!): «Когда полакает пёс в сосуде кого-нибудь из вас, пусть вымоет
его одна из них песком семижды.» – И прибавил: – «Смой грязь с места
употребления».
И когда Хинд увидела, что написал повелитель правоверных, ей
нельзя было ему прекословить, и она написала ему после хвалы Аллаху великому:
«Знай, о повелитель правоверных, что я соглашусь на брачный договор только при
условии. А если ты спросишь: „Какое это условие?“ – я скажу: „Пусть
аль-Хаджжадж ведёт мои носилки в тот город, где ты находишься, и пусть он будет
босой и в той одежде, которую носит“.
И когда Абд-аль-Мелик прочитал это письмо, он засмеялся
сильным и громким смехом и послал к аль-Хаджжаджу, приказывая ему это сделать,
и аль-Хаджжадж, прочитав послание правителя правоверных, согласился, не
прекословя, и исполнил его приказание. И потом альХаджжадж послал к Хинд,
приказывая ей собираться, и она собралась и села на носилки, и аль-Хаджжадж
ехал со своей свитой, пока не подъехал к воротам Хинд. И когда Хинд поехала в
носилках и поехали вокруг рее невольницы и евнухи, аль-Хаджжадж спешился,
босой, взял верблюда за узду и повёл его. И он шёл с Хинд, и та потешалась над
ним и насмехалась и смеялась вместе со своей банщицей и невольницами, а потом
она сказала своей банщице: «Откинь занавеску носилок!» И банщица откинула
занавеску, и Хинд оказалась лицом к лицу с альХаджжаджем, и она начала над ним
смеяться. И альХаджжадж произнёс такой стих:
«И если смеёшься ты, о Хинд, то ведь
ночью я
Не раз оставлял тебя без сна и в
рыданьях»,
А Хинд отвечала ему таким двустишием:
«Не думаем мы, когда мы душу спасли и
жизнь,
О том, что утратили из благ и богатства
мы.
Богатства нажить легко, и слава
вернётся вновь,
Когда исцелится муж от хвори и
гибели».
И она смеялась и играла, пока не приблизилась к городу
халифа, а прибыв в этот город, она бросила на землю динар и сказала
аль-Хаджжаджу: «О верблюжатник, у нас упал дирхем; посмотри, где он, и подай
его нам». И альХаджжадж посмотрел на землю и увидел только динар и сказал
женщине: «Это динар». – «Нет, это дирхем», – сказала Хинд. «Нет,
динар», – сказал аль-Хаджжадж. И Хинд воскликнула: «Хвала Аллаху, который
дал нам вместо павшего дирхема динар[563].
Подай нам его!» И аль-Хаджжаджу стало стыдно. И потом он доставил Хинд во
дворец повелителя правоверных Абд-аль-Мелика ибн Мервана, и она вошла к нему и
была его любимицей…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Шестьсот восемьдесят третья ночь
Когда же настала шестьсот восемьдесят третья ночь, она
сказала: «Дошло до меня, что Хинд, дочь ан-Нумана, стала любимицей повелителя
правоверных, но это не удивительней» чем история об Икраме и Хуэейме.
|