Увеличить |
Рассказ первого евнуха
(ночь 39)
Братья, – начал он, – знайте, что, когда я был
совсем маленький, работорговец привёз меня из моей страны, и мне было тогда
только пять лет жизни. Он продал меня одному всенному, у которого была дочь
трех лет от роду. И я воспитывался вместе с нею, и её родные смеялись надо
мной, когда я играл с девочкой, плясал и пел для неё. И мне стало двенадцать
лет, а она достигла десятилетнего возраста, но мне не запрещали быть вместе с
нею.
И в один день из дней я вошёл к ней, а она сидела в
уединённом месте и как будто только вышла из бани, находившейся в доме, так как
она была надушена благовониями и куреньями, а лицо её походило на круг полной
луны в четырнадцатую ночь. И девочка стала играть со мной, и я играл с нею (а я
в это время почти достиг зрелости), и она опрокинула меня на землю, и я упал на
спину, а девочка села верхом мне на грудь и стала ко мне прижиматься. И она
прикоснулась ко мне рукой и во мне взволновался жар, и я обнял её, а девочка
сплела руки вокруг моей шеи и прижалась ко мне изо всех сил. И не успел я
опомниться, как я прорвал её одежду и уничтожил её девственность. И, увидев
это, я убежал к одному из моих товарищей. А к девочке вошла её мать и, увидав,
что с нею случилось, потеряла сознание, а потом она приняла предосторожности и
скрыла и утаила от отца её состояние и выждала с нею два месяца, и они все это
время звали меня и улещали, пока не схватили меня в том месте, где я находился,
но они ничего не сказали её отцу об этом деле из любви ко мне. А потом её мать
просватала её за одного юношу-цирюльника, который брил отца девушки, и дала за
неё приданое от себя и обрядила её для мужа, и при всем этом её отец ничего не
знал о её положении, и они старались раздобыть ей приданое. И после этого они
неожиданно схватили меня и оскопили, а когда её привели к жениху, меня сделали
её евнухом, и я шёл впереди неё, куда она ни отправлялась, все равно, шла ли
она в баню, или в дом своего отца. А её дело скрыли, и в ночь свадьбы над её
рубашкой зарезали птенца голубя, и и провёл у неё долгое время и наслаждался её
красотой и прелестью, целуясь и обнимаясь и лёжа с нею, пока не умерли и она, и
её муж, и её мать, и её отец, а затем меня забрали в казну, и я оказался в этом
месте и сделался вашим товарищем. Вот почему, о братья, у меня отрезали член, и
конец».
Рассказ второго евнуха
(ночи 39—40)
Второй негр сказал: «Знайте, о братья, что в начале моего
дела, когда мне было восемь лет, я каждый год один раз лгал работорговцам, так
что они между собой ссорились. И один работорговец впал из-за меня в
беспокойство и отдал меня в руки посредника и велел ему кричать: „Кто купит
этого негра с его пороком?“ – „А в чем его порок?“ – спросили его, и он сказал:
„Он каждый год говорит одну ложь“. И тогда один купец подошёл к посреднику и
спросил его: „Сколько давали за него денег с его пороком?“ И посредник отвечал:
„Давали шестьсот дирхемов“. – „А тебе будет двадцать дирхемов“, –
сказал тогда купец, и посредник свёл его с работорговцем, и тот получил от него
деньги, а посредник доставил меня в дом этого купца и взял деньги за
посредничество и ушёл.
И купец одел меня в подобающую мне одежду, и я прожил у
него, служа ему, весь остаток этого года, пока не начался, счастливо, новый
год. А год этот был благословенный, урожайный на злаки, и купцы стали ежедневно
устраивать пиры, так что каждый день собирались у одного из них, пока не пришло
время быть пиру у моего господина, в роще за городом.
И он отправился с купцами в сад и взял все, что было им
нужно из еды и прочего, и они сидели за едой, питьём и беседой до полудня. И
тогда моему господину понадобилась одна вещь из дому, и он сказал мне: «Эй раб,
садись на мула, поезжай домой и привези от твоей госпожи такую-то вещь и
возвращайся скорей!» И я последовал его приказанию и отправился в дом. И,
приблизившись к дому, я принялся кричать и лить слезы, и жители улицы, большие и
малые, собрались около меня. Жена моего господина и его дочери услыхали мой
крик, открыли ворота и спросили, в чем дело. И я сказал им: «Мой господин сидел
у старой стены со своими друзьями, и стена упала на них, и когда я увидал, что
с ними случилось, я сел на мула и скорее приехал, чтобы вам рассказать».
И, услышав это, его жена и дочери принялись кричать и рвать
на себе одежду и бить себя по лицу. И соседи сошлись к ним, а что до жены моего
господина, то она опрокинула все вещи в доме, одну на другую, и сломала полки и
разбила окна и решётки и вымазала стены грязью и индиго и сказала мне: «Горе
тебе, Кафур, пойди сюда, помоги мне. Сломай эти шкафы и перебей посуду и фарфор
и другое!»
И я подошёл к ней и стал с нею рушить полки в доме, со всем,
что на них было, и обошёл крыши и все помещение, разрушая их, и бил фарфор и
прочее, что было в доме, пока все не было поломано, и при этом я кричал: «Увы,
мой господин!»
А потом моя госпожа вышла с открытым лицом, имея только
покрывало на голове и ничего больше, и с нею вышли её дочери и сыновья, и они
мне сказали: «Кафур, иди впереди нас и покажи нам то место, где находится твой
господин, под стеною, мёртвый, чтобы мы могли извлечь его из-под обломков и
принести его в гробу и доставить в дом и сделать ему хороший вынос».
И я пошёл впереди них, крича: «Увы, мой господин!» и они шли
сзади меня с открытым лицом и головой и кричали «Ах, ах!» об этом человеке.
И на улице не осталось никого – ни мужчины, ни женщины, ни
ребёнка, ни старухи, которая бы не шла с нами, и все они некоторое время били
себя вместе с нами по лицу, горько плача. И я прошёл с ними весь город, и народ
спрашивал, в чем дело, и они рассказывали, что услышали от меня, и люди
говорили: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!» И кто-то сказал:
«Это не кто иной, как большой человек! Пойдёмте к вали[71] и расскажем ему». И когда
они пришли к вали и рассказали ему…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Ночь, дополняющая до сорока
Когда же настала ночь, дополняющая до сорока, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что когда они пришли к вали и все рассказали ему,
вали поднялся и сел верхом и взял с собою рабочих с лопатами и корзинами, и они
пошли, следуя за мной, и с ними множество народу.
И я шёл впереди них и бил себя по лицу и кричал, а моя
госпожа и её дочери были сзади и вопили. И я побежал впереди них и опередил их,
крича и посыпая себе голову пылью и ударяя себя по лицу, и вбежал в тот сад, и
мой господин увидел меня, когда я бил себя по лицу и кричал: «Увы, моя госпожа!
Ах! Ах! Ах! Кто мне теперь остался, чтобы пожалеть меня, после моей госпожи! О,
если бы я был за неё выкупом!»
И, увидев меня, мой господин оторопел, и лицо его пожелтело,
и он воскликнул: «Что с тобою, Кафур, в чем дело?» И я ответил ему: «Когда ты
послал меня домой, я вошёл и увидел, что стена, которая в комнате, упала и
свалилась на мою госпожу и её детей». – «И твоя госпожа не уцелела?» –
спросил он меня. И я сказал: «Нет, клянусь Аллахом, о господин мой, никто из
них не остался цел, и первою умерла моя старшая госпожа». – «А цела ли моя
маленькая дочь?» – спросил он. И я отвечал: «Нет». И тогда он сказал: «А как
поживает мул, на котором я езжу? Он уцелел?» – «Нет, клянусь Аллахом, о
господин мой, – отвечал я, – стены дома и стены стойла упали на все,
что там было, даже на овец, гусей и кур. Все они превратились в груду мяса, и
их съели собаки, и никто из них не остался жив». – «И твой старший
господин тоже не уцелел?» – спросил мой хозяин. «Нет, клянусь Аллахом, из них
не уцелел никто, – сказал я, – в ту минуту не осталось ни дома, ни
обитателей. Не осталось от них и следа. А что до овец, гусей и кур, то их съели
кошки и собаки».
И когда мой хозяин услышал мои слова, свет стал мраком перед
его лицом, и он не мог владеть ни своей душой, ни своим умом, и не был в силах
стоять на ногах, – такая на него нашла слабость. И его спина подломилась,
и он разорвал на себе одежду и выщипал себе бороду и скинул тюрбан со своей
головы и, не переставая, бил себя по лицу, пока на нем не показалась кровь, и
кричал: «А! О мои дети! Ах! О моя жена! Ах! Горе тому, с кем случилось то, что
случилось со мной!»
И купцы, его товарищи, закричали из-за его крика и заплакали
с ним, сочувствуя его состоянию, и порвали на себе одежду. И мой господин вышел
из того сада, продолжая бить себя по лицу из-за беды, которая его постигла, и
от сильных ударов он стал как пьяный. И когда он с купцами выходил из ворот,
они вдруг увидели большое облако пыли и услышали крики и вопли и, посмотрев на
тех, кто приближался, увидали, что это вали и стражники, и народ, и люди,
которые смотрели, а родные купца, позади них, кричали и вопили, горько и сильно
плача.
Первыми, кого встретил мой господин, были его жена и дети.
Увидав их, он оторопел и засмеялся и ободрился и сказал им: «Каково ваше
состояние? Что случилось с вами в нашем доме и что с вами произошло?» И, увидя
его, они воскликнули: «Слава Аллаху за твоё спасение!» – бросились к нему, а
его дети уцепились за него и кричали: «О наш отец! Слава Аллаху за твоё
спасение, о батюшка!»
И жена его спросила: «Ты здоров? Слава Аллаху, который дал
нам увидеть твоё лицо благополучным!» Она была ошеломлена, и её ум улетел,
когда она его увидала. «О господин, как случилось, что ты цел, ты и купцы, твои
друзья?» – спросила она. А купец сказал: «Что случилось с вами в нашем доме?» И
жена отвечала: «У нас все хорошо, мы в добром здоровье, и наш дом не постигло
никакое зло, но только твой раб Кафур приехал к нам с непокрытой головой, в
разорванной одежде, крича: „Увы, мой господин! Увы, мой господин!“ И когда мы
спросили его: „Что случилось, Кафур?“ – он сказал: „На моего господина и его
друзей, торговцев, упала стена в саду, и они все умерли“. – „Клянусь
Аллахом, – воскликнул мой хозяин, – он сейчас пришёл ко мне, крича:
„О моя госпожа! О дети моей госпожи!“ – и сказал: «Моя госпожа и её дети – все
умерли“.
И он посмотрел по сторонам и увидел меня с разорванным
тюрбаном на голове, а я кричал и горько плакал и сыпал землю себе на голову, и
тогда он позвал меня, и я пошёл к нему, и он воскликнул: «Горе тебе, скверный
раб, сын развратницы, проклятый по породе! Что это за беды ты натворил! Но
клянусь Аллахом, я непременно сдеру кожу с твоего мяса и отрежу мясо от твоих
костей». – «Клянусь Аллахом, – отвечал я, – ты ничего не можешь
со мною сделать, так как ты купил меня, несмотря на мой порок, и с этим
условием. Свидетели будут свидетельствовать против тебя. Раз ты купил меня,
несмотря на мой порок, и знал о нем, а заключался он в том, что я каждый год
говорю одну ложь. Это – половина лжи, а когда год завершится, я скажу вторую половину,
и будет целая ложь». – «О собака, сын собаки, о самый проклятый из
рабов, – закричал на меня хозяин, – разве все это половина лжи! Это
большое бедствие! Уходи от меня, ты свободен ради лика Аллаха!»[72] – «Клянусь Аллахом, – сказал я, –
если ты меня освободил, то я тебя не освобожу. Пока год не окончится, я не
скажу остальной половины лжи. А когда я её закончу, отведи меня на рынок и
продай за столько, за сколько ты меня купил, с моим пороком, но не освобождай
меня, так как нет ремесла, которым я мог бы прокормиться. А этот вопрос, о
котором я тебе сказал, относится к закону, и о нем упоминают законоведы в главе
об освобождении раба».
И пока мы разговаривали, подошёл народ, люди и обитатели
всей улицы, женщины и мужчины, чтобы высказать соболезнование, и пришёл вали со
своими людьми, и мой господин и купцы пошли к вали и рассказали ему о
происшествии и о том, что это только половина лжи.
И, услышав это от него, они нашли мою ложь великой и до
крайности удивились и стали проклинать и бранить меня, а я стоял и смеялся и
говорил: «Как мой господин убьёт меня, когда он купил меня с этим пороком?»
Придя в свой дом, мой господин нашёл его разрушенным, и это
было делом моих рук, ибо я перебил в нем вещи, стоящие много денег. И жена его
тоже била их, но она сказала своему мужу: «Это Кафур разбил посуду и фарфор».
И гнев моего хозяина увеличился, и он ударил рукою об руку и
сказал: «Клянусь Аллахом, я в жизни не видал сына прелюбодеяния, подобного
этому негру! Он говорит, что это половина лжи, так что же будет, если будет
целая ложь? Он разрушит город или два города!»
И потом, от сильного гнева, он подошёл к вали, и тот
Заставил меня претерпеть изрядную порку, так что я исчез из бытия и потерял
сознание, а мой хозяин оставил меня в обмороке и привёл ко мне цирюльника,
который оскопил меня и прижёг мне рану, и, очнувшись, я увидел себя евнухом. А
мой господин сказал мне: «Как ты сжёг мне сердце, лишив меня самых дорогих для
меня вещей, так и я сжёг твоё сердце, лишив тебя самого дорогого члена». И
потом он взял меня и продал за самую дорогую цену, так как я стал евнухом[73], и я не переставал вносить
смуту в тех местах, куда меня продавали, и переходил от эмира к эмиру и от
вельможи к вельможе. Меня продавали и покупали, пока я не вступил во дворец
повелителя правоверных, но моя душа разбита, и хитрости отказываются служить
мне, ибо я лишился своих ядер».
И, услышав его речи, оба негра засмеялись и сказали: «Ты
дерьмо, сын дерьма и лжёшь отвратительной ложью!» И потом они сказали третьему
негру: «Расскажи нам твою историю». И тот сказал: «О сыны моего дяди, все, что
вы рассказывали, – пустое. Вот я расскажу вам, почему мне отрезали ядра,
хотя я заслуживал большего, чем это, так как я совершил блуд с моей госпожой и
с сыном моего господина. По моя история длинная, и теперь не время её
рассказывать[74], так как утро, о сыны
моего дяди, близко, и, быть может, взойдёт день, а с нами ещё будет этот
сундук, и мы окажемся опозоренными, и пропадут наши души. Откройте-ка дверь.
Когда мы отопрём её и уйдём во дворец, я расскажу вам, почему мне отрезали
ядра».
И он взобрался наверх и спустился со стены и отпер дверь, и
они вошли и поставили свечу и стали рыть яму, по длине и ширине сундука, между
четырьмя могилами, и Кафур копал, а Сауаб относил землю в корзинах, пока не
вырыли яму в полчеловеческого роста, а потом они поставили в яму сундук и снова
засыпали её землёй и, выйдя из гробницы, закрыли дверь и скрылись из глаз
Ганима ибн Айюба.
И когда все установилось и никого не осталось и Ганим
убедился, что находится там один, его сердце гонялось мыслью о том, что в
сундуке, он сказал про себя: «Посмотрю-ка, что в этом сундуке!» По он выждал,
пока Засверкала и заблистала заря и стал виден её свет, и тогда он спустился с
пальмы и стал разгребать землю рукаст, пока не отрыл сундука и не вытащил его.
А потом он взял большой камень и ударил им по замку и разбил его и, подняв
крышку, посмотрел в сундук, и вдруг видит – там лежит молодая женщина,
одурманенная банджем[75],
и дыхание её поднимает и опускает её грудь.
Она была красива и прелестна, и на ней были украшения и
драгоценности из золота и ожерелья из дорогих камней, стоившие царства султана,
цену которых не покрыть деньгами. И, увидав её, Ганим ибн Айюб понял, что
против этой девушки сговорились и одурманили её банджем, и, убедившись в этом,
он старался до тех пор, пока не извлёк девушку из сундука и не положил её на
спину.
И когда она вдохнула дуновение ветра и воздух вошёл ей в нос
и в лёгкие, она чихнула и подавилась и закашлялась, и у неё из горла выпал
кусок критского банджа, да такой, что если бы его понюхал слон, он наверное
проспал бы от ночи до ночи. И она открыла глаза и обвела воругом взором и
сказала нежными, ясными словами: «Горе тебе, ветер, нет в тебе утоления для
жаждущего и развлечения для утолившего жажду! Где Захр-аль-Бустан?» Ко никто не
ответил ей, и она обернулась назад и крикнула: «Сабиха, Шеджерет-ад-дурр,
Нур-аль-худа, Паджмат-ас-субх! Горе тебе! Шахва, Нузха, Хульва, Зарифа,
говорите!» Но никто не ответил ей, и тогда она повела глазами и воскликнула:
«Горе мне! Ты хоронишь меня в могилах! О ты, который знает то, что в сердцах, и
воздаёт в день воскресения и оживления! Кто это принёс меня из-за занавесей и
покрывал и положил между четырех могил?»
А Ганим стоял при этом на ногах, и он сказал ей: «О госпожа,
нет ни покрывал, ни дворцов, ни могил, здесь только твой раб, похищенный
любовью, Ганим ибн Айюб, которого привёл к тебе знающий сокровенное, чтобы он
спас тебя от этих горестей и добыл бы тебе все, до пределов желаемого». И он
умолк, а девушка, убедившись, как обстоит дело, воскликнула: «Свидетельствую,
что нет бога, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед – посланник Аллаха!»
А потом она обернулась к Ганиму и, закрыв руками лицо, спросила нежными
словами: «О благословенный юноша, кто принёс меня в это место? Вот я уже очнулась». –
«О госпожа, – отвечал Ганим, – пришли три негра, евнуха, и принесли
этот сундук».
И потом он рассказал ей обо всем, что с ним случилось, и как
его застиг вечер и он стал причиной её спасения, а иначе она бы умерла,
задохнувшись. А затем он спросил её, какова её история и в чем с нею дело, и
она ответила: «О юноша, слава Аллаху, который послал мне подобного тебе! Теперь
вставай, положи меня в сундук и выйди на дорогу и, если найдёшь погонщика ослов
или мулов, найми его свезти этот сундук, а меня ты доставь к себе домой, и,
когда я окажусь в твоём доме, будет добро, и я расскажу тебе свою повесть и
поведаю свою историю, и тебе достанется через меня благо».
И Ганим обрадовался и вышел из гробницы (а день уже засиял,
и воздух заблистал светом, и люди вышли и стали ходить) и нанял человека с
мулом и привёл его к гробнице и поднял сундук, положив в него сначала девушку
(а любовь к ней запала в его сердце), и пошёл с нею, радостный, так как это
было девушка ценою в десять тысяч динаров и на ней были одежды и украшения,
которые стоили больших денег. И Ганим не верил, что достигнет своего дома, и
внёс сундук и открыл его…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Сорок первая ночь
Когда же настала сорок первая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что когда Ганим ибн Айюб достиг с сундуком своего
дома, он открыл его и вынул из него девушку, и она посмотрела и увидала, что
это прекрасное помещение, устланное коврами радующих цветов, и увидела также
материи, увязанные в тюки, и узлы, и прочее. И она поняла, что Ганим большой
купец и имеет много денег, и открыла лицо, и посмотрела на него, и вдруг видит
– это красивый юноша. И, увидав его, девушка его полюбила и сказала ему: „О
господин, подай нам чего-нибудь поесть“. И Ганим отвечал ей: „На голове и на
глазах!“[76] А потом он пошёл на рынок
и купил жареного ягнёнка и блюдо сладостей и захватил с собой сухих плодов, на
закуску, и свечей, и прихватил ещё вина и то, что было необходимо из сосудов
для напитков, и цветов и пришёл домой со всеми этими покупками.
И когда девушка увидела его, она засмеялась и поцеловала его
и обняла и принялась его ласкать, и его любовь увеличилась и обвилась вокруг
его сердца. А потом они ели и пили, пока не подошла ночь.
И каждый из них полюбил другого, так как они были одних лет
и одинаковой красоты. А когда наступила ночь, Ганим ибн Айюб, влюблённый,
похищенный любовью, поднялся и зажёг свечи и светильники, и помещение
осветилось. И он принёс сосуды с вином и расставил зелень и сел с ней и стал наливать
и поить её, а она наливала и поила его. И оба они играли и смеялись и
произносили стихи, и радость их увеличилась, и любовь друг к другу при казалась
к ним – да будет превознесён ют, кто соединяет сердца! И они поступали так,
пока не приблизилось утро. И сон победил их, и каждый из них спал в своём
месте, пока не настало утро. И тогда Ганим ибн Айюб встал и вышел на рынок и
купил все нужное: еду, питьё, зелень, мясо и вино и прочее – и принёс это в дом
и сел с нею есть.
И они ели, пока не насытились, а после этого он принёс вино,
и они пили и играли друг с другом, пока их щеки не покраснели, а глаза не
почернели. И в душе Ганима ибн Айюба появилось желание поцеловать девушку и
проспать с нею, и он сказал ей: «О госпожа, разреши мне один поцелуй с твоих
уст, – может быть, он охладит огонь моею сердца». – «О Ганим, –
сказала она, – потерпи, пока я напьюсь и исчезну из мира, и возьми от меня
поцелуй тайно, чтобы я не узнала, что ты поцеловал меня». И она поднялась на
ноги и сняла часть своей одежды и осталась сидеть в тонкой рубашке и шёлковом
платке, и тогда страсть Ганима зашевелилась, и он спросил: «О госпожа, не
разрешишь ли ты мне то, о чем я тебя просил?» – «Клянусь Аллахом, –
отвечала она, – тебе это не годится, так как на перевязи моей одежды
написаны тяжёлые слова». И сердце Ганима ибн Айюба разбилось, и его страсть
усилилась, когда желаемое стало трудно достижимым, и он произнёс:
«Просил я ту, по ком болел,
Одним лобзаньем боль унять.
«Нет, нет, – сказала, –
никогда!»
Но я ответил ей: «Да, да!»
Она: «Охотою возьми,
Законным правом и смеясь».
«Насильно?» – я спросил, она ж
Сказала: «Нет, как щедрый дар».
Не спрашивай, что было, ты!
Аллах простит тебе, и все.
О нас что хочешь думай ты, —
Любовь от мыслей злых нежней,
И нету дела мне потом,
Открыл ли это враг, иль скрыл».
И после этого его любовь увеличилась, и огни вспыхнули в его
сердце. Вот! А она защищалась от него и говорила: «Нет тебе ко мне доступа!» И
они проводили время в любви и застольной беседе, и Ганим ибн Айюб потонул в
море любовного безумия, она же стала ещё сильнее упорствовать и чиниться, пока
не пришла ночь с её мраком и не опустила на них полы сна.
И Ганим встал и зажёг светильники и засветил свечи и обновил
трапезу и зелень и, взяв ноги девушки, стал целовать их и нашёл, что они подобны
свежему сливочному маслу. И он потёрся о них лицом и сказал: «О госпожа моя,
сжалься над пленником твоей любви, убитым твоими глазами! Моё сердце было бы
невредимо, если бы не ты!» После этого он немного поплакал, и она сказала ему:
«О господин мой и свет моих глаз, клянусь Аллахом, я люблю тебя и доверяю тебе,
но я знаю, что ты меня не достигнешь». – «А в чем же препятствие?» –
спросил он, и она сказала: «Сегодня ночью я расскажу тебе мою историю, и ты
примешь мои извинения».
Потом она бросилась к нему и обвила его шею и поцеловала его
и стала его уговаривать и обещала ему единение. И они до тех пор играли и
смеялись, пока любовь друг к другу не овладела ими. И они продолжали пребывать
в таком положении и каждую ночь спали на одной постели, но всякий раз, как
Ганим требовал от неё единения, она сопротивлялась ему в течение целого месяца.
И сердцем каждого из них овладела любовь к другому, и у них
не осталось терпения быть друг без друга, и когда наступила некая ночь из
ночей, Ганим спал вместе с нею, и оба были опьянены. Он протянул руку к её телу
и погладил его, а затем он провёл рукой по её животу и спустился до пупка, и
тогда она пробудилась, и села прямо, и осмотрела свои одежды, и, увидев, что
они завязаны, снова заснула. И Ганим погладил её рукой и спустился к её
шальварам и перевязи и потянул её, и тогда девушка проснулась и села прямо, и
Ганим сел рядом с ней, и она спросила его: «Чего это ты хочешь?» – «Я хочу с
тобой поспать и чтобы мы насладились», – отвечал Ганим, и она сказала ему:
«Теперь я объясню тебе моё дело, чтобы ты знал мой сан и тебе открылась моя
тайна и стали явными мои оправдания». – «Хорошо», – отвечал Ганим. И
тогда она разорвала подол своей рубашки и, протянув руку к перевязи,
стягивавшей её одежду, сказала ему: «О господин, прочитай, что написано по
краям этой перевязи». И Ганим взял перевязь в руку и взглянул на неё и увидел,
что на ней вышито золотом: «Я твоя, а ты мой, о потомок дяди пророка!»[77] И, прочтя это, он опустил
руку и сказал девушке: «Открой мне твоё дело!» И она отвечала: «Хорошо! Знай,
что я наложница повелителя правоверных и моё имя Куталь-Кулуб. Повелитель
правоверных воспитал меня в своём дворце, и я выросла, и халиф увидал мои
качества, и красоту, и прелесть, которую даровал мне господь, и полюбил меня
сильной любовью.
И он взял меня и поселил в отдельном помещении и назначил
десять невольниц прислуживать мне, и подарил мне эти украшения, которые ты
видишь на мне. И в один из дней халиф отправился в какую-то страну, и Ситт
Зубейда[78] пришла к одной из
невольниц, служивших мне, и сказала: «До тебя есть нужда». – «Л какая, о
госпожа?» – спросила девушка, и Ситт Зубейда сказала: «Когда твоя госпожа
Кут-аль-Кулуб заснёт, по ложи этот кусок банджа ей в ноздри или в её питьё и
тебе будет от меня достаточно денег».
И невольница отвечала ей: «С любовью и охотой!» – и взяла от
неё бандж, радуясь обещанным деньгам. Она была сначала невольницей Ситт
Зубейды, а затем пришла ко мне и положила бандж в моё питьё. И когда настала
ночь, я выпила его, и, как только бандж утвердился во мне, я упала на землю, и
моя голова оказалась у моих ног, и я не успела опомниться, как уже оказалась в
другом мире. А Ситт Зубейда, когда удалась её хитрость, положила меня в этот
сундук и, тайно призвав негров, подкупила их так же, как и привратников, и
отослала негров со мною в ту ночь, когда ты спал на пальме. И они сделали со
мною то, что ты видел, и моё спасение пришло от тебя. Ты принёс меня в это
место и оказал мне крайнюю милость. Вот моя повесть и мой рассказ, и я не знаю,
что произошло с халифом в моё отсутствие. Знай же мой сан и не объявляй о моем
деле».
И когда Ганим ибн Айюб услышал слова Кут-аль-Кулуб и
убедился, что она наложница повелителя правоверных, он отодвинулся от неё, и
его охватило почтение к сану халифа, и он сидел один, упрекая себя и раздумывая
о своём деле и призывая своё сердце к терпению. Я он пребывал в растерянности,
влюблённый в ту, до кого ему не было доступа, и плакал от сильной страсти,
сетуя на пристрастие судьбы и её враждебность. (Да будет превознесён тот, кто
занял сердце мыслью о любви и любимой!) И он произнёс:
«Знай – сердце влюблённого бранят за
любимых,
И ум похищен его их прелестью дивной.
Спросили меня: «Каков вкус страсти?»
– и молвил я»
«Сладка хоть любовь, но в ней таится
мученье».
И тогда Кут-аль-Кулуб поднялась к нему и обняла его и
поцеловала, и любовь к нему овладела её сердцем, и она открыла ему свою тайну,
какова её любовь к нему и обвила руками шею Ганима и целовала его, но он
защищался от неё, боясь халифа. И они поговорили некоторое время, утопая в море
любви друг и другу, а когда взошёл день, Ганим поднялся и надел свои одежды и
вышел, как обычно, на рынок. И он взял все, что было нужно, и вернулся домой и
нашёл Кут-аль-Кулуб плачущей, но, увидев его, она перестала плакать, и
улыбнулась, и сказала: «Ты заставил меня тосковать, о возлюбленный моего
сердца! Клянусь Аллахом, этот час, когда ты отсутствовал, был точно год из-за
разлуки с тобой! Вот я изъяснила тебе, каково моё состояние от сильной любви к
тебе; подойди же теперь ко мне, оставь то, что было, и удовлетвори своё желание
со мной». – «Прибегаю к защите Аллаха! – воскликнул Ганим, –
этого не будет! Как сидеть собаке на месте льва! То, что принадлежит господину,
для раба запретно!»
И он вырвался от неё и сел подальше, на циновку, а она ещё больше
полюбила его из-за его сопротивления. А потом она села с ним рядом и стала пить
и играть с ним, и он опьянел, и девушка обезумела от желания принадлежать ему.
И она запела и произнесла:
«Душа того, кто пленён любовью,
терзается,
Так доколе будешь вдали держаться,
доколе же?
О ты, кто лик отвращаешь свои, хоть
невинна я,
Ведь газель посмотрит всегда назад,
убегая вдаль.
Отдаление и всегда разлука и вечно
даль —
Ведь снести все это не может сразу
юноша».
И Ганим ибн Айюб заплакал, и она заплакала из-за его плача,
и они не переставали пить до ночи, а потом Ганим поднялся и постелил две
постели, каждую в отдельном месте.
И Кут-аль-Кулуб спросила его: «Для кого эта вторая постель?»
И он отвечал ей: «Эта – для меня, а другая – для тебя. С сегодняшней ночи мы
будем спать только таким образом, ибо то, что принадлежит господину, для раба
запретно». – «О господин, – сказала она, – избавь нас от этого;
все течёт по решению и предопределению». Но Ганим отказался, и огонь вспыхнул в
сердце Кут-аль-Кулуб, и её страсть увеличилась, и она уцепилась за него и
воскликнула: «Клянусь Аллахом, мы будем спать только вместе!» Но он отвечал:
«Сохрани Аллах!» И одержал над ней верх и проспал один до утра, а Кут-аль-Кулуб
испытывала великую любовь, и её страсть, влечение и влюблённость усилились.
И так они провели три долгих месяца, и всякий раз, как она
приближалась к нему, он сопротивлялся ей и говорил: «То, что принадлежит
господину, для раба запретно!» Так продолжались для неё эти отсрочки с Ганимом,
влюблённым, похищенным любовью, и её горести и печали увеличились, она
произнесла, утомлённая дутою, такие стихи:
«Надолго ль, чудо прелести,
жестокость?
Кто побудил тебя лик отвратить свой?
Все свойства прелести в себе собрал
ты
И все виды красот себе присвоил.
Направил страсть ко всякому ты
сердцу,
Но веки ты вручил ночному бденью.
Я знаю, плод с ветвей срывали прежде,
Но вижу, ветвь арака[79] нас сорвёшь ты.
Ловил обычно я газелей юных,
Но вижу, сам ты щитоносцев ловишь.
Всего страннее, – о, тебе скажу
я, —
Что очарован я, а ты не знаешь.
Не будь же щедр на близость: я ревную
Тебя к тебе же, а к себе – тем паче.
И не скажу, покуда жив, тебе я:
«Надолго ль, чудо прелести,
жестокость?»
И они провели некоторое время в таком положении, и страх
удерживал Ганима от девушки, и вот что было с Гатимом ибн Айюбом, влюблённым,
похищенным любовью.
Что же касается Ситт Зубейды, то она, сделав с Кут-аль-Кулуб
в отсутствие халифа такое дело, впала в смущение и стала говорить: «Что я скажу
халифу, когда он приедет и спросит о ней, и каков будет мой ответ ему?» И она
позвала старуху, бывшую у неё, и посвятила её в свою тайну и спросила её: «Что
мне делать, раз с Кут-аль-Кулуб была допущена крайность?» И старуха, поняв
положение, ответила ей: «Знай, о госпожа, что приезд халифа близок, но пошли за
плотником и вели ему сделать для тебя изображение мёртвой из дерева, и мы
выроем могилу посреди дворца и похороним её. А ты построй над могилой часовню,
где мы зажжём свечи и светильники, и прикажем всем, кто есть во дворце, одеться
в чёрное. И вели твоим невольницам и евнухам, чтобы они, когда узнают, что
халиф вернулся из путешествия, разостлали в проходах солому, а когда халиф
войдёт и спросит, в чем дело, ему скажут: „Кут-аль-Кулуб умерла, – да
увеличит Аллах воздаяние тебе за неё, – и она так дорога её госпоже, что
та похоронила её в своём дворце“. И, услышав это, халиф заплачет, и ему станет
тяжело, и он устроит по ней чтения и будет не спать ночей у её могилы, а если
он подумает: „Дочь моего дяди, Зубейда, из ревности постаралась сгубить
Кут-аль-Кулуб“, или им овладеет страсть, и он велит вынуть её из могилы, не
пугайся этого: когда могилу разроют и обнаружат это изображение, подобное
человеку, халиф увидит её, завёрнутую в роскошные пелены, но если он захочет
снять с неё эти пелены, чтобы посмотреть на неё – удержи его от этого, и другие
тоже будут его удерживать и скажут: „Видеть её срамоту запретно!“ И тогда халиф
поверит, что она умерла, и положит её обратно, и отблагодарит тебя за твой
поступок, и ты освободишься, если захочет Аллах великий, из этой западни».
И, услышав слова старухи, Ситт Зубейда нашла их правильными
и наградила старуху одеждой и велела ей так и сделать, дав ей сначала много
денег. И старуха тотчас же принялась за дело и велела плотнику изготовить такое
изображение, как мы упомянули. И когда изображение было готово, она принесла
его Ситт Зубейде, и та завернула его в саван и похоронила и зажгла свечи и
светильники и разостлала ковры вокруг могилы и оделась в чёрное и приказала
рабыням также надеть чёрные одежды, и во дворце распространилась весть, что
Кут-аль-Кулуб умерла.
А через некоторое время халиф вернулся и вошёл во дворец, и
ему ни до чего не было дела, кроме Кут-аль-Кулуб. И он увидал, что слуги,
евнухи и невольницы одеты в чёрное, и сердце халифа задрожало. А войдя во дворец,
к Ситт Зубейде, он увидел, что и она одета в чёрное, и тогда халиф спросил, в
чем дело, и ему рассказали о смерти Кут-аль-Кулуб, и он упал, потеряв сознание.
А очнувшись, он спросил, где её могила, и Ситт Зубейда сказала ему: «Знай,
повелитель правоверных, она была мне так дорога, что я похоронила её во
дворце». И тогда халиф, в дорожной одежде, пошёл к могиле Кут-альКулуб, чтобы
навестить её, и увидал, что разостланы ковры и горят свечи и светильники. И,
увидев это, он поблагодарил Ситт Зубейду за её поступок, но не знал, что думать
об этом деле, и то верил, то не верил. А когда беспокойство овладело им, он
приказал раскопать могилу и извлёк оттуда погребённую. И, увидав саван, он
хотел его развернуть, чтобы посмотреть на неё, но побоялся Аллаха великого, и
старуха сказала: «Положите её на место!» И после этого халиф сейчас же велел
привести законоведов и чтецов и устроил над её могилой чтения и сидел подле
могилы плача, пока не лишился чувств. И он сидел у её могилы целый месяц…
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Сорок вторая ночь
Когда же настала сорок вторая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что халиф не переставал приходить к могиле в течение
месяца. И случилось так, что халиф вошёл в гарем, когда эмиры и везири
разошлись по домам, и проспал немного, и у него в головах сидела невольница и
обмахивала его опахалом, а другая невольница, у его ног, растирала их. И халиф
спал и проснулся и открыл глаза и зажмурил их и услышал, как та невольница, что
сидела в головах, сказал невольнице, бывшей у ног: „Послушай-ка, Хайзуран!“ И
та ответила: „Да, Кадыб-аль-Бан!“ И первая сказала: „Наш господин не ведает,
что случилось, он не спит, проводя ночи у гроба, где ничего нет, кроме
обструганной деревяшки, которую сделал плотник“. – „А Кут-аль-Кулуб, что
же с ней случилось?“ – спросила другая. И первая девушка сказала ей: „Знай, что
Ситт Зубейда послала с невольницей кусок банджа и одурманила Кут-аль-Кулуб.
Когда бандж овладел ею, Ситт Зубейда положила её в сундук и велела Сауабу и
Кафуру вынести его из гробницы“. И вторая невольница спросила: „Послушай,
Кадыб-аль-Бан, разве госпожа Кут-аль-Кулуб не умерла?“ – „Нет, клянусь
Аллахом, – да сохранит он её юность от смерти! – отвечала
невольница. – Я слышала, как Ситт Зубейда говорила, что Кут-аль-Кулуб у
одного юноши, купца, по имени Ганим ибн Айюб Дамасский, и что с сегодняшним
днём она у него четыре месяца. А наш господин плачет и не спит ночей над
гробом, в котором ничего нет“.
И они ещё долго говорили об этом, и халиф слушал их, а когда
невольницы окончили разговор, халиф узнал все: и то, что могила поддельная, не
настоящая, и то, что Кут-аль-Кулуб уже четыре месяца у Ганима ибн Айюба.
И халиф разгневался великим гневом и поднялся и вошёл к
эмирам своего царства, и тогда Джафар Бармакид приблизился к нему и поцеловал
перед ним землю, а халиф с гневом сказал ему: «Джафар, ступай с людьми и
спроси, где дом Ганима ибн Айюба. Обыщите его дом и приведите ко мне мою
невольницу Кут-аль-Кулуб. Я непременно подвергну его пытке!» И Джафар отвечал
вниманием и повиновением. И тогда Джафар отправился с толпою народа, и вали
вместе с ним, и они шли до тех пор, пока не пришли к дому Ганима.
Ганим в это время выходил, чтобы принести котелок мяса, и
протянул руку, чтобы съесть мясо вместе с Куталь-Кулуб, но девушка бросила
взгляд и увидела, что беда окружила их дом со всех сторон. Везирь, вали,
стражники и невольники с обнажёнными мечами, вынутыми из ножен, окружили его,
как белое в глазу окружает чёрное. И тогда она поняла, что весть о ней дошла до
халифа, её господина, и убедилась в своей гибели, и лицо её пожелтело, и
прелести её изменились, и она посмотрела на Ганима и сказала ему: «О мой
любимый, спасай свою душу!» – «Как мне поступить и куда я пойду, когда моё
имущество и достаток в этом доме?» – отвечал Ганим; и она сказала: «Не медли,
чтобы ты не погиб и не пропали твои деньги». – «О возлюбленная, о свет
моего глаза, – отвечал Ганим, – как мне сделать, чтобы выйти, когда
дом окружён?» И Кут-аль-Кулуб сказала ему: «Не бойся!» И, сняв с него платье,
надела на него поношенную одежду и, принеся котелок, где было мясо, положила
туда кусок хлеба и чашку с кушаньем и все это сложила в корзину, которую
поставила Ганиму на голову, и сказала ему: «Выйди с помощью этой хитрости и не
бойся за меня. Я знаю, насколько халиф у меняв руках». И, услышав слова
Кут-аль-Кулуб и то, что она ему посоветовала, Ганим прошёл среди людей, неся
корзину и то, что было г ней. И покровитель покрыл его, и он спасся от козней и
бедствий, охраняемый своими чистыми намерениями.
А везирь Джафар, прибыв к дому, сошёл с коня и вошёл в дом и
взглянул на Кут-аль-Кулуб, которая уже украсилась и разубралась и приготовила
сундук золота, украшений, самоцветов и редкостей из того, что легко весом, но
дорого по цене. И когда Джафар вошёл к ней и увидал её, она поднялась на ноги и
поцеловала землю меж его рук и сказала ему: «О господин мой, издревле начертал
калам то, что судил Аллах». И, увидев это, Джафар сказал ей: «Клянусь Аллахом,
о госпожа, он поручил мне лишь схватить Ганима ибн Айюба». – «О
господин, – отвечала она, – он собрал товары и отправился с ними в
Дамаск, и я не имею о нем вестей. Я хочу, чтобы ты сохранил мне этот сундук;
отвези его и отдай мне во дворце халифа». И Джафар отвечал: «Слушаю и
повинуюсь». И он взял сундук и приказал отнести его. Кут-аль-Кулуб отправилась
с ними во дворец халифа, окружённая уважением и почётом, и это было после того,
как разграбили дом Ганима.
И Джафар рассказал халифу обо всем, что случилось, и халиф
приказал отвести Кут-аль-Кулуб в тёмное помещение и поселил её там, приставив к
ней одну старуху, чтобы исполнять её нужды, так как он думал, что Ганим
развратничал с нею и делил с ней ложе. А потом халиф написал эмиру Мухаммеду
ибн Сулейману аз-Зейни (а он был наместником в Дамаске) приказ такого
содержания: «В час прибытия этого приказа ты схватишь Ганима ибн Айюба и
пришлёшь его ко мне». И когда приказ прибыл к эмиру, тот поцеловал его и
приложил к своей голове, а затем он велел кричать на рынках: «Кто хочет
пограбить, пусть отправляется к дому Ганима ибн Айюба!» И люди пошли к дому и
увидели, что мать Ганима и его сестра сделали ему могилу посреди дома и сидят
возле неё, плача о нем. И их схватили и разграбили дом, а женщины не знали, в
чем дело. И когда их привели к султану, тот спросил их о Ганиме, и они
ответили: «Уже год или больше, как мы не можем ничего узнать о нем». И султан
вернул их на прежнее место. Вот что было с ними.
Что же касается Ганима ибн Айюба, порабощённого,
похищенного, то когда его имущество было разграблено, он осмотрел своё
состояние и начал оплакивать себя так, что его сердце чуть не разорвалось от
горя. Он вышел и шёл наугад до конца дня (а его голод усилился и ходьба
утомила). Достигши какого-то селения, Ганим вошёл в него и направился в мечеть
и, сев на циновку, прислонился спиною к стене и откинулся, будучи до крайности
голоден и утомлён. И он пребывал так до утра, а сердце его еле билось от
голода, и вши бегали по его потному телу. И от него стало дурно пахнуть, и его
состояние ухудшилось.
Утром жители этого селения пришли совершить молитву и нашли
Ганима, который лежал слабый и похудевший от голода, но на нем были явные следы
былого богатства. И когда люди помолились и подошли к нему, они увидели, что он
холодный и голодный, и дали ему старую одежду, у которой обносились рукава, и
сказали: «О чужеземец, откуда ты будешь родом и какова причина твоей болезни?»
И Ганим открыл глаза и заплакал, но не ответил им. И один из них ушёл (он
понял, что Ганим голоден) и принёс ему чашку меду и пару лепёшек, и Ганим
немного поел, а люди посидели у него, пока не взошло солнце, и ушли по своим
делам. И он пребывал в таком положении месяц, оставаясь у них, и его слабость и
болезнь увеличились, и люди плакали о нем и жалели его, и, посоветовавшись
между собой, они сошлись на том, чтобы доставить его в больницу, которая в
Багдаде. И пока это было так, вдруг подошли к Ганиму две женщины, нищенки (а
это были его мать и сестра), и, увидав их, он отдал им хлеб, лежавший у его
изголовья, и они проспали подле него эту ночь, а он так и не узнал их.
А когда наступил следующий день, жители селения пришли к
нему и привели для него верблюда и сказали верблюжатнику: «Свези этого больного
на верблюде, а когда достигнешь Багдада, положи его в воротах больницы: быть
может, он исцелится и выздоровеет, а тебе достанется небесная награда».
И верблюжатник отвечал: «Внимание и повиновение!» И после
этого Ганима ибн Айюба вынесли из мечети вместе с циновкой, на которой он
лежал, и положили на верблюда. И его мать и сестра пришли посмотреть на него в
числе прочих людей, не узнавая его, но потом они взглянули на него и
всмотрелись внимательно и сказали: «Он похож на Ганима, нашего сына. Посмотреть
бы, он ли этот больной, или нет».
А что до Ганима, так он очнулся только тогда, когда его
везли на верблюде, привязанным верёвкой, и стал плакать и жаловаться, а жители
селения смотрели на его мать и сестру, которые плакали о нем, не узнавая его.
Мать и сестра Ганима продолжали свой путь и достигли Багдада, а верблюжатник
вёз его до тех пор, пока не положил у ворот больницы, а потом он взял своего
верблюда и уехал. И Ганим лежал у ворот до самого утра. И когда народ начал
ходить по дороге, его увидели (а он стал тонок, как зубочистка), и люди
смотрели на него. И пришёл староста рынка и отстранил от него людей и сказал: «Я
стяжаю рай благодаря этому бедняге, ведь когда его снесут в больницу, его убьют
в один день».
И он велел своим молодцам отнести Ганима, и его снесли в его
дом, и староста постлал ему новую постель и положил новую подушку и сказал
своей жене: «Ходи за ним хорошенько!» И она отвечала: «Хорошо, слушаю!» А затем
она подобрала полы своей одежды, и согрела воды и вымыла Ганима и надела на
него рубаху из рубах её невольниц и дала ему выпить чашку питья и брызнула на
него розовой водой, и тогда Ганим очнулся и жалобно застонал – он вспомнил свою
возлюбленную Куталь-Кулуб, – и его горести увеличились. Вот что было с
ним. Что же касается Кут-аль-Кулуб, то когда халиф разгневался на неё…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Сорок третья ночь
Когда же настала сорок третья она сказала: «Дошло до меня, о
ночь счастливый царь, что Кут-аль-Кулуб, когда халиф разгневался на неё и
поселил её в тёмном месте, провела в таком положении восемьдесят дней. И
случилось так, что в какой-то день халиф проходил мимо этого помещения и
услышал, как Кут-аль-Кулуб произносит стихи, а окончив своё стихотворение, она
сказала: „О мой любимый, о Ганим, как ты прекрасен и как воздержна твоя душа.
Ты поступил хорошо с тем, кто был злодеем, и охранял честь того, кто погубил
твою честь. Ты охранял его гарем, а он захватил тебя и захватил твоих близких,
но неизбежно и тебе и повелителю правоверных встать перед праведным судьёй, и
тебе будет оказана против него справедливость в тот день, когда будет судьёю
владыка, – величие и слава ему, – а свидетелями будут ангелы“.
И когда халиф услышал её слова и уразумел её сетованья, он
понял, что Кут-аль-Кулуб обижена, и вошёл в свой дворец и послал за нею
Масрура, евнуха, и она явилась перед ним, понурив голову, с плачущим оком и печальным
сердцем. И халиф сказал ей: «О Кут-аль-Кулуб, я вижу, ты жалуешься на меня и
приписываешь мне несправедливость и утверждаешь, что я дурно поступил с тем,
что хорошо поступил со мною. Кто же тот, кто охранил мою честь, а и подверг его
честь позору, я кто охранил мой гарем, а я его гарем похитил?» – «Это Ганим ибн
Айюб, он не приблизился ко мне с мерзостью или злом, клянусь тебе, о повелитель
правоверных», – отвечала она. И халиф воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме
как у Аллаха! Пожелай от меня, Кут-аль-Кулуб, и ты получишь!» – «Я желаю от
тебя моего любимого, Ганима ибн Айюба», – сказала Кут-аль-Кулуб.
И халиф подчинился её желанию, а она добавила: «И когда он
явится, о повелитель правоверных, подари ему меня». – «Если он явится, я
дам ему тебя в подарок от благородного, который не берет обратно дары», –
отвечал халиф; и девушка сказала: «О повелитель правоверных, позволь мне
поискать его, быть может, Аллах соединит меня с ним». И халиф промолвил:
«Делай, что вздумаешь!» И Кут-аль-Кулуб обрадовалась и вышла, захватив с собою
тысячу динаров золотом, и посетила шейхов и раздала за Ганима милостыню, а на
второй день она пошла на рынок купцов и осведомила старосту рынка и дала ему
денег, сказав: «Раздай их чужеземцам!» – и ушла.
А в следующую пятницу она пошла на рынок, взяв с собою
тысячу динаров, и, придя на рынок золотых дел мастеров и торговцев
драгоценностями, она позвала старосту и, когда тот явился, дала ему тысячу
динаров и сказала: «Раздай их чужеземцам».
И надзиратель, то есть староста рынка, посмотрел на неё и
спросил: «О госпожа, не согласишься ли ты пойти со мною в мой дом и посмотреть
на того чужеземцаюношу, как он прекрасен и совершенен?» (А это был Ганим ибн
Айюб, влюблённый, похищенный любовью, но надзиратель не знал его и думал, что
это бедный человек, имеющий долги, чьё богатство расхищено, или влюблённый,
расставшийся с любимыми.) И когда Кут-аль-Кулуб услыхала его слова, её сердце
затрепетало, и все внутри у неё заволновалось, и она сказала: «Пошли со мною
кого-нибудь, кто бы доставил меня к твоему дому». И староста послал с нею
маленького мальчика, который привёл её к тому дому, где был чужеземец, гость
старосты. И Кут-аль-Кулуб поблагодарила его за это и, придя к дому, вошла в
него и поздоровалась с женой старосты, и жена старосты поднялась и поцеловала
перед нею землю, так как она узнала её.
И Кут-аль-Кулуб спросила: «Где больной, который у тебя?» И
женщина заплакала и сказала: «Вот он, о госпожа! Клянусь Аллахом, он сын
родовитых людей и на нем следы благосостояния; вот он, на постели». И
Куталь-Кулуб повернулась и взглянула на него и увидела, что это как будто он
самый, но она увидала, что он совершенно изменился и сильно похудел и отощал,
так что сделался, как зубочистка.
И её охватило сомнение насчёт него, и она не была уверена,
что это он, но её взяла жалость к нему, и она Заплакала и сказала: «Поистине,
чужеземцы несчастны, даже если они были эмирами в своей стране!» И ей стало
тяжело из-за него; хотя она не знала, что это Ганим, сердце её из-за него
болело. Она приготовила больному питьё и лекарство и посидела немного у его
изголовья, а потом она уехала и отправилась во дворец.
И она стала ездить по всем рынкам, ища Ганима, а потом
староста привёл его мать и сестру Фитну и вошёл с ними к Кут-аль-Кулуб и
сказал: «О госпожа благодетельниц, в ваш город пришли в сегодняшний день одна
женщина и её дочь; их лица прекрасны, и на них следы благосостояния, и былое
счастье их ясно видно, но только они одеты в волосяную одежду, и у каждой из
них висит на шее мешок, и глаза их плачут, и их сердца печальны. И вот я привёл
их к тебе, чтобы ты их приютила и охранила от нищеты, так как они не достойны
нищенства. И мы, если захочет Аллах, войдём из-за них в рай». – «Клянусь
Аллахом, господин мой, ты внушил мне желание увидеть их. Где же они? –
спросила Кут-аль-Кулуб. Ко мне их!» – сказала она старосте, и тот велел евнуху
ввести женщин. И тогда Фитна и её мать вошли к Кут-аль-Кулуб.
И, увидев их (а они были прекрасны), она заплакала и
воскликнула: «Клянусь Аллахом, это дети благосостояния, на них ясно видны следы
богатства!»
И тут жена старосты сказала: «О госпожа, мы любим бедных и
несчастных ради небесной награды, а этих, может быть, обидели стражники и
отобрали их богатство и разрушили их жилище». И несчастные разразились сильным
плачем и подумали о том, как они были богаты и как стали бедны и печальны, и
вспомнили Ганима ибн Айюба, влюблённого, похищенного любовью, и, когда они
Заплакали, Кут-аль-Кулуб заплакала вместе с ними. И они сказали: «Просим
Аллаха, чтобы он нас свёл с тем, с кем мы хотим, это мой сын, чьё имя Ганим ибн
Айюб». И, услышав эти слова, Кут-аль-Кулуб поняла, что эта женщина – мать её
возлюбленного, а другая – его сестра. И она заплакала так, что лишилась чувств,
а очнувшись, она обратилась к женщинам и сказала: «С вами не будет беды! Сегодняшний
день – начало вашего счастья и конец вашего несчастья, – не печальтесь
же…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Сорок четвёртая ночь
Когда же настала сорок четвёртая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о Сорок четвёртая счастливый царь, что Кут-аль-Кулуб ночь сказал им:
„Не печальтесь!“, а потом она велела старосте взять их к себе в дом и сказать
жене, чтобы она свела их в баню и одела в хорошую одежду и заботилась о них и
почитала их крайним почётом. И дала ему немного денег. А на другой день
Кут-аль-Кулуб села и поехала к дому старосты и вошла к его жене, а та поднялась
и поцеловала ей руки и поблагодарила её за милость. И Кут-аль-Кулуб увидела,
что жена старост сводила мать Ганима и его сестру в баню и переменила бывшую на
них одежду, и следы благосостояния стали видны на них.
И она посидела, разговаривая с ними, некоторое время, а
потом спросила жену старосты о больном, который у неё, и когда та ответила: «Он
в том же положении», Кут-аль-Кулуб сказала: «Пойдёмте посмотрим на него и
навестим его».
И она с женой старосты и мать с сестрой Ганима вошли к нему
и сели подле него. И когда Ганим ибн Айюб, влюблённый, похищенный, услышал, что
они упоминают о Кут-аль-Кулуб (а его тело стало худым и кости его размякли),
дух вернулся к нему, и он поднял голову с подушки и позвал: «О Кут-аль-Кулуб!»
И она посмотрела на него и вгляделась и узнала его и вскрикнула: «Да, о мой
любимый!» И Ганим сказал ей: «Приблизься ко мне», а она спросила: «Быть может,
ты Ганим ибн Айюб, порабощённый, похищенный?» И Ганим отвечал ей: «Да, это я»,
и тут она упала в обморок, а когда его сестра Фитна и его мать услышали их
слова, они вскричали: «О радость!» – и упали без чувств.
А потом они очнулись, и Кут-аль-Кулуб сказала: «Слава
Аллаху, который свёл нас с тобой и с твоей матерью и сестрой!» – и подошла к
нему и рассказала обо всем, что случилось у неё с халифом.
«Я открыла правду повелителю правоверных, и он поверил моим
словам и простил тебя, и в сегодняшний день он желает тебя видеть, –
сказала она и добавила: – Он подарил меня тебе». И Ганим до крайности
обрадовался этому. И Кут-аль-Кулуб сказала им: «Не двигайтесь, пока я не
приду», – и тотчас же, в ту же минуту, поднялась и отправилась во дворец и
привезла сундук, который она взяла из дома Ганима, и, вынув оттуда несколько
динаров, дала их старосте и сказала: «Возьми эти деньги и купи для каждого из
этих людей по четыре полных одежды из лучшей материи и двадцать платков и
прочее, что им нужно». А потом она отвела их и Ганима в баню и велела их вымыть
и приготовила им отвары и сок калгана и яблочной воды, когда они вышли из бани
и надели одежды. И она провела у них три дня, кормя их куриным мясом с отварами
и поя их водою с очищенным сахаром, а через три дня душа вернулась к ним, и она
свела их в баню вторично и, когда они вышли, переменила на них одежду и
оставила их в доме старосты, а сама уехала во дворец.
И она попросила у халифа разрешения войти, и халиф позволил
ей, и, войдя, она поцеловала перед ним землю и осведомила его об этом деле и о
том, что появился её господин, Ганим ибн Айюб, влюблённый, похищенный, и его
мать и сестра тоже явились.
И, услышав слова Кут-аль-Кулуб, халиф сказал евнухам: «Ко
мне с Ганимом!» И Джафар отправился к нему, а Кут-аль-Кулуб опередила его и,
войдя к Ганиму, сказала ему: «Халиф послал к тебе и требует тебя пред лицо
своё». И она научила его быть красноречивым в речах и укрепить свою душу и
говорить мягко, и одела его в роскошное платье и дала ему динары во множестве и
сказала: «Будь очень щедр к приближённым халифа, когда будешь входить к нему».
И вдруг Джафар приблизился к нему на своём нубийском муле, и
Ганим поднялся и встретил его и приветствовал и поцеловал перед ним землю, и
звезда его счастья появилась и засияла. И Джафар взял его, и они долго ехали,
он и Джафар, пока не вошли к повелителю правоверных. И когда они предстали
перед ним, Ганим взглянул на везирей, эмиров» придворных, наместников, вельмож
правления и обладателей могущества и высказался нежно и красноречиво, а затем
он взглянул на халифа и, склонив голову к земле, произнёс такие стихи:
«Да будешь жив, о владыка высший
саном,
Чьих подарков ряд и даров течёт
чредою!
Не хотят они никого другого из
кесарей
Видеть в месте сём, ни владык дворца
Хосроев[80],
И цари слагают в пыли порогов палат
его,
При приветствии, драгоценные короны,
А когда посмотрят они глазами в лицо
ему,
Припадают в страхе к земле они
брадою.
И приносят им заодно с прощеньем
хоромы те,
И высокий чин, и султана сан
преславный.
Для войск твоих тесны пустыни и мир
людей —
Так разбей же лагерь в высотах ты
Сатурна.
Да хранит тебя повелитель всех своей
силою —
Ты душою твёрд и в делах своих
расчётлив.
И всю гладь земли ты покрыл
справедливостью,
И равняешь ею и дальних ты и
близких».
И когда он окончил свои стихи, халиф возвеселился, и ему
понравилось красноречие языка Ганима и нежность его выражений…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Сорок пятая ночь
Когда же настала сорок пятая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что халифу понравилось красноречие и стихи и нежность
выражений Ганима, и он сказал ему: „Приблизься ко мне!“ И когда Ганим
приблизился, халиф молвил: „Изъясни мне твою историю и осведоми меня о твоём
деле“. И Ганим сел и рассказал халифу о том, что случилось с ним в Багдаде; как
он спал в гробнице и взял сундук у негров, когда они ушли, и поведал ему обо
всем, что случилось, с начала до конца, – а в повторении нет пользы.
Халиф, узнавши, что Ганим говорит правду, наградил его и
приблизил к себе и сказал: «Очисти меня от ответственности!» И Ганим снял с
него ответственность и сказал: «О владыка султан, поистине раб и то, чем владею
г его руки, принадлежат господину его». И халиф возрадовался. А потом он велел
отвести Ганиму дворец и назначил ему выдачи и жалованья и дары многие, и затем
перевёл его туда и перевёл его сестру и мать. И халиф прослышал о сестре его,
Фитне, что она по красоте – искушение, и посватал её у Ганима, а Ганим сказал
ему: «Она твоя служанка, а я твой раб». И халиф поблагодарил его и дал ему сто
тысяч динаров. И он вызвал свидетелей и судью, и обе записи написали в один
день, то есть запись халифа и Фитны и запись Ганима ибн Айюба с Кут-аль-Кулуб.
И халиф с Ганимом вошли к своим жёнам в одну и ту же ночь. А наутро халиф
приказал занести в летопись все, что случилось с Ганимом по его рассказу, с
начала до конца, и на вечные времена сохранить в казне, чтобы читал тот, кто
придёт после него, и изумлялся бы превратностям судеб, и вручил бы дела свои
творцу ночи и дня.
Но это нисколько не удивительнее повести о царе Омаре ибн
ан-Нумане и его сыне Шарр-Кане, и другом его сыне, Дау-аль-Макане, и о
случившихся с ними чудесах и диковинах».
|