Увеличить |
Рассказ бедуина Хаммада
(ночь 144)
Бедуин принялся рассказывать им о самом диковинном, что
выпало ему на долю, и сказал: «Знайте, что немного времени тому назад я как-то
ночью сильно мучился бессонницей и мне не верилось, что наступит утро. Когда же
утро настало, я поднялся, в тот же час и минуту опоясался мечом, сел на коня,
привязал к ноге копьё и выехал, желая оправиться на охоту и ловлю. И мне повстречалась
на дороге толпа людей, которые спросили меня о моей цели, и когда я сказал им о
ней, они воскликнули: „И мы тоже тебе товарищи!“ И мы отправились все вместе, и
когда мы ехали, вдруг перед нами появился страус.
И мы направились к нему, но он побежал перед нами, распахнув
крылья, и нёсся, а мы за ним следом, до полудня, и, наконец, он завёл нас в
пустыню, где не было ни растительности, ни воды, и мы слышали там лишь свист
змей, вой джиннов и крики гулей. И когда мы достигли этого места, страус скрылся
от нас, и не знали мы, на небо ли он взлетел, или под землю провалился.
Мы повернули головы коней и хотели уезжать, но потом мы
решили, что возвращаться во время такой сильной жары не хорошо и не правильно.
А зной усилился над нами, и нам сильно хотелось пить, и кони наши остановились,
и мы уверились, что умрём. И когда мы так стояли, мы вдруг увидели издали
обширный луг, где резвились газели, и там был разбит шатёр, а рядом с шатром
был привязан конь, и блестели зубцы на копьё, воткнутом в землю.
И души наши оправились после отчаянья, и мы повернули головы
коней к этому шатру, стремясь к лугу и воде, и все мои товарищи направились к
нему, и я был впереди них, и мы ехали до тех пор, пока не достигли того луга,
и, остановившись у ручья, мы напились и напоили наших коней. И меня охватил пыл
неразумия, и я направился ко входу в эту палатку и увидал юношу без
растительности на щеках, подобного месяцу, и справа от него была стройная
девушка, словно ветвь ивы. И когда я увидел её, любовь к ней запала мне в сердце.
Я приветствовал юношу, и он ответил на мой привет, и я
спросил его: «О брат арабов, расскажи мне, кто ты и кто для тебя эта девушка,
которая подле тебя?» И юноша потупил ненадолго голову, а потом поднял её и
сказал: «Расскажи сначала мне, кто ты и что это за конные с тобою». И я ответил
ему: «Я Хаммад ибн аль-Фазари-аль-Фариси, славный витязь, который считается
среди арабов за пятьсот всадников. Мы вышли из нашего становища, направляясь на
охоту и ловлю, и нас поразила жажда, и я направился ко входу в эту палатку,
надеясь, что найду у вас глоток воды».
И, услышав мои слова, юноша обернулся к той красивой девушке
и сказал ей: «Принеси этому человеку воды и что найдётся из кушанья», и девушка
поднялась, волоча подол, и золотые браслеты бренчали у неё на ногах, и она
спотыкалась, наступая на свои волосы. Она ненадолго скрылась и потом пришла, и
в правой её руке был серебряный сосуд, полный холодной воды, а в другой –
чашка, наполненная финиками, молоком и мясом зверей, какое нашлось у них.
И я не мог взять у девушки ни еды, ни питья, так сильно я
полюбил её, и произнёс такие два стиха:
«И кажется, краска на пальцах её —
Как ворон, который стоит на снегу.
Ты солнце с луною увидишь на ней,
И солнце закрылось, и в страхе луна».
А поев и напившись, я сказал юноше: «О начальник арабов,
знай, что я осведомил тебя об истине в моем деле и хочу, чтобы ты рассказал
мне, кто ты, и осведомил бы меня об истине в твоём деле». – «Что до этой
девушки, то она моя сестра», – сказал юноша. И я молвид: «Хочу, чтобы ты
добровольно отдал мне её в жены, а не то я убью тебя и возьму её насильно».
И тут юноша на время потупил голову, а потом он поднял свой
взор ко мне и сказал: «Ты прав, утверждая, что ты известный витязь и славный
храбрец и лев пустыни, но если вы вероломно наброситесь на меня и убьёте и
возьмёте мою сестру, это будет для вас позором. И если вы, как вы говорили,
витязи, которые считаются за храбрецов и не опасаются войны и боя, дайте мне
небольшой срок, пока я надену доспехи войны, опояшу себя мечом и привяжу копьё.
Я сяду на коня, и мы с вами выедем на поле битвы. И если я одолею вас, я вас
перебью до последнего, а если вы меня одолеете, то вы убьёте меня, и эта
девушка, моя сестра, будет ваша».
Услышав его слова, я сказал ему: «Вот это справедливость, и
у нас нет возражения!» И я повернул назад голову своего коня и стал ещё более
безумен от любви к этой девушке. И, вернувшись к моим людям, я описал её
красоту и прелесть, и красоту юноши, который подле неё, и его доблесть и силу
души, и рассказал, как он говорил, что схватится с тысячей всадников. И потом я
осведомил моих товарищей обо всех богатствах и редкостях, которые находятся в
палатке, и сказал им: «Знайте, что юноша один в этой земле только потому, что
он обладает великой доблестью, и я предупреждаю вас, что всякий, кто убьёт
этого молодца, возьмёт его сестру». – «Мы согласны на это», – сказали
они, а зачем мои товарищи надели боевые доспехи, сели на коней и направились к
юноше.
И оказалось, что он уже облачился в доспехи боя и сел на
скакуна. И его сестра подскочила к нему и уцепилась за его стремя, обливая своё
покрывало слезами и крича от страха за своего брата: «О беда, о погибель!» И
она говорила такие стихи:
«Аллаху я жалуюсь в беде и несчастии,
—
Быть может, престола бог пошлёт им
испуг и страх.
Хотят умертвить тебя, о брат мой,
умышленно,
Хоть прежде сражения виновен и не был
ты.
Узнали те всадники, что витязь
бесстрашный ты
И доблестней всех в стране восхода и
запада,
Сестру охраняешь ты, чья воля
ослаблена.
Ты брат ей, и молится творцу за тебя
она.
Не дай же недугам ты душой овладеть
моей
А взять меня силою и в плен увести
меня,
Аллахом клянусъ тебе – не буду я в
плене,
Коль нет там тебя со мной, хоть полон
он будет благ.
Себя от любви к тебе убью я,
влюблённая,
И буду в могиле жить, постелью мне
будет прах».
И её брат, услышав эти стихи, заплакал горькими слезами и,
повернув голову коня к сестре, ответил на её стихи, говоря:
«Постой, посмотри, явлю тебе я
диковины,
С врагами когда сражусь и их сокрушу
в бою.
И даже коль выедет начальник и лев
средь них,
Чьё сердце всех доблестней, кто
крепче душой их всех.
И вот напою его ударом я салабским,
Оставлю я в нем копьё до ручки
вонзившимся,
И если не буду я, сестра, защищать
тебя,
Мне лучше убитым быть и птицам
добычей стать.
Сражусь за тебя в бою, насколько достанет
сил,
И после рассказ о нас заполнит немало
книг».
А окончив свои стихи, он сказал: «О сестрица, послушай, что
я тебе скажу и что завещаю», и она ответила: «Слушаю и повинуюсь!» – а юноша
молвил: «Если я погибну, не давай овладеть собою никому!» И тогда она стала
бить себя по лицу и воскликнула: «Храни Аллах, о брат мой, чтобы я увидела тебя
поверженным и позволила врагам овладеть мной!»
И тут юноша протянул к ней руку и поднял покрывало с её
лица, и нам блеснул её образ, подобный солнцу, выглянувшему из-за облаков, и
поцеловал её меж глаз, и попрощался с нею, а после этого он обернулся к нам и
воскликнул: «О витязи, гости вы или хотите боя и сраженья? Если вы гости, то
радуйтесь угощению, а если вы хотите блестящей луны, то пусть выходит ко мне из
вас витязь за витязем в это поле за место сражения и боя!»
И тогда вышел к нему доблестный витязь, и юноша спросил его:
«Как твоё имя и имя твоего отца? Клянусь, что я не убью того, чьё имя совпадёт
с моим и чьего отца зовут так же, как моего! Если ты таков, то я отдам тебе
девушку». И витязь сказал: «Моё имя Биляль»[199],
а юноша ответил ему, говоря:
«Ты лгал, сказав: „Меня зовут
Бидялем“.
Ты ложь привёл и явную нелепость.
Коль ты разумен, слушай, что скажу я:
«Бойцов свергаю я в широком поле
Колющим, острым, месяцу подобным.
Терпи удар того, для гор кто
страшен!»
И они понеслись друг на друга, и юноша ударил врага копьём в
грудь так, что зубцы вышли из его спины. А затем выехал к нему ещё один воин, и
юноша произнёс:
«О гнусный пёс, всегда покрытый
грязью,
Как дорогого я сравню с дешёвым?
Ведь тот лишь храбрый лев и славен
родом,
Кто на войне не думает о жизни».
И юноша, не дав противнику срока, оставил его потонувшим в
собственной крови. И потом юноша крикнул: «Есть ли противник?» – и к нему
выехал ещё один боец и пустился на юношу, говоря:
«К тебе я бросился, огонь в душе
моей,
И от него зову друзей моих я в бой.
Владык арабов ты сегодня перебил,
Но выкупа себе в сей день ты не
найдёшь».
И, услышав его слова, юноша ответил, говоря:
«Ты лжёшь, о самый скверный из
шайтанов!
Обман и ложь изрёк ты этим словом!
Сегодня встретишь храброго с копьём
ты
На поле битвы и горячей сечи».
И затем он ударил его в грудь, и зубцы копья показались из
его спины, а потом юноша воскликнул: «Будет ли ещё противник?» – и к нему вышел
четвёртый боец, и юноша спросил, как его имя. И когда витязь сказал: «Моё имя
Хиляль»[200], – юноша произнёс:
«Ошибся ты, в моё вошедши море,
И ложь сказал во всем ты этом деле.
Ты от меня стихи теперь услышишь,
И дух твой украду – ты не узнаешь».
И они понеслись друг на друга и обменялись двумя ударами, и
удар юноши настиг витязя первый, и юноша убил его. И всякого, кто выезжал к
нему, он убивал.
И когда я увидел, что мои товарищи перебиты, я сказал себе:
«Если выйду к нему на бой, я с ним не справлюсь, а если убегу, я буду опозорен
среди арабов». А юноша, не дав мне сроку, ринулся на меня и, потянув меня
рукою, свалил меня с седла, и я упал, ошеломлённый, а он поднял меч и хотел
отрубить мне голову, и я уцепился за полу его платья, а он понёс меня на руке,
и я был у него в руках, точно воробей.
И когда девушка увидала это, она обрадовалась деяниям своего
брата и, подойдя к нему, поцеловала его меж глаз, а он передал меня своей
сестре и сказал ей: «Вот тебе, бери его и сделай хорошим его обиталище, так как
он вступил к нам под начало!» И девушка схватила меня за ворот кольчуги и
повела меня, как ведут собаку. Она развязала брату боевой панцирь и надела на
него одежду, а потом она подставила ему скамеечку из слоновой кости, и он сел.
«Да обелит Аллах твою честь и да сделает тебя защитой от превратностей», –
сказала она юноше, а он ответил ей такими стихами:
«Сестра говорит, а в битве она
видала,
Как блещет мой лоб, подобный лучам
блестящим:
«Достоин был Аллаха ты, о витязь,
Пред чьим копьём согбенны львы
пустыни».
И молвил я ей: «Спроси обо мне ты
храбрых,
Когда бегут разящие мечами.
Известен я и счастием и силой,
А разум ной вознёсся как высоко!
Сразился ты со львом, Хаммад,
жестоким
И видел смерть ползущей, как ехидна».
Услышав его стихи, я впал в растерянность и взглянул на своё
положение, к которому привёл меня плен, и душа моя стала для меня ничтожна. А
потом я посмотрел на девушку, сестру юноши, и на её красоту и сказал себе: «Вот
причина всей смуты!» И я подивился её прелести и пролил слезы и произнёс такие
стихи:
«О друг мой, брось укоры и упрёки,
Упрёки я оставлю без внимания.
Я в девушку влюблён, едва явилась,
Любить её меня зовёт уж призыв.
А брат её в любви к ней соглядатай,
Решимостью и мощью он владеет».
И потом девушка принесла брату еду, и он позвал меня есть с
ним, и я обрадовался и почувствовал себя в безопасности от смерти.
А когда брат её кончил есть, она принесла ему сосуд с вином,
и юноша принялся за вино и пил, пока вино не заиграло у него в голове и лицо
его не покраснело. И он обернулся ко мне и спросил: «Горе тебе, о Хаммад,
знаешь ты меня или нет?» – «Клянусь твоей жизнью я стал лишь более несведущ!» –
отвечал я, и он сказал: «О Хаммад, я Аббад ибн Тамим ибн Салаба. Поистине,
Аллах подарил тебе твою душу и сохранил тебя для твоей свадьбы».
И он поднял за мою жизнь кубок вина, который я выпил, и
поднял второй, и третий, и четвёртый, и я выпил их все, и он выпил со мною и
взял с меня клятву, что я не обману его. И я дал ему тысячу пятьсот клятв, что
никогда не стану его обманывать, но буду помощником.
И тогда он приказал своей сестре принести мне десять
шёлковых одежд, и она принесла их и надела мне на тело, и вот одна из них
надета на мне. И он велел ей привести верблюдицу из лучших верблюдиц, и девушка
привела мне верблюдицу, нагруженную редкостями и припасами. И ещё он велел ей
привести того рыжего коня, и она привела его. И юноша подарил мне все это, и я
провёл у них три дня за едой и питьём, и то, что он мне дал, находится у меня
до сего времени.
А через три дня он сказал мне: «О брат мой, о Хаммад, я хочу
немного поспать и дать душе отдых, и я доверяю тебе свою жизнь. Если ты увидишь
несущихся всадников, не пугайся их и знай, что они из племени Бену-Салаба и
хотят со мной воевать». Потом он положил себе меч под голову вместо подушки и
заснул.
И когда он погрузился в сон, Иблис нашептал мне убить его, и
я быстро встал и, вытянув меч у него из-под головы, ударял его ударом, который
отделил ему голову от тела. И сестра его узнала об этом и, подскочив со стороны
палатки, кинулась на тело своего брата, разрывая надетую на ней одежду, и
произнесла такие стихи:
«Родным передай моим злосчастную эту
весть, —
Того избежать нельзя, что вышний
судья судил.
О брат мой, повержен ты и вот на
земле лежишь,
И лик говорит твой нам о прелести
месяца.
Злосчастным был нам тот день, когда я
их встретила,
И, долго врагов гоня, сломалось копьё
твоё.
Убит ты, и всадники с конём не
потешатся,
И женщина не родит от мужа таких, как
ты.
И ныне убийцею Хаммад твоим сделался,
И клятвы нарушил он, обет не исполнив
свой.
И этим хотел достичь желаемой цели
он,
Но лгал сатана во всем, что сделать
велел ему».
А окончив свои стихи, она воскликнула: «О проклятый в обоих
твоих дедах, зачем ты убил моего брата и обманул его? Он хотел возвратить тебя
в твою страну о припасами и подарками и также имел желание отдать меня тебе в
жены в начале месяца». И, вынув бывший у неё меч, она поставила его ручкой на
землю, а острие приложила к своей груди и налегла на него, так что меч вышел из
её спины, и упала на землю мёртвая.
И я опечалился о ней и раскаивался, когда раскаяние было
бесполезно, и плакал, а затем я поспешно вошёл в шатёр и, взяв то, что было
легко нести и дорого ценилось, отправился своей дорогой. И от страха и
поспешности я не подумал ни о ком из своих товарищей и не похоронил ни девушку,
ни юношу. Эта история диковинней первой истории со служанкой, которую я похитил
в Иерусалиме».
И когда Нузхат-аз-Заман услышала от бедуина эти слова, свет
в глазах её стал мраком…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Сто сорок пятая ночь
Когда же настала сто сорок пятая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что когда Нузхат-азЗаман услышала от бедуина эти
слова, свет в глазах её стал мраком, и, поднявшись, она обнажила меч и ударила
им бедуина Хаммада в лопатку и вытащила меч из его шеи. И присутствующие
сказали ей: „Почему ты поторопилась убить его?“ – а она воскликнула: „Слава
Аллаху, который продлил мой срок настолько, что я отомстила своей рукой!“ И она
велела рабам вытащить его за ноги и бросить собакам.
А после того обратились к остальным двум из этих трех, из
которых один был чёрный раб, и спросили его: «А ты, как тебя зовут, скажи нам
правду!» И он отвечал: «Меня зовут аль-Гадбан», и рассказал им о том, что у
него произошло с царицей Абризой, дочерью царя Хардуба, царя румов, как он убил
её и убежал. И раб ещё не закончил своей речи, как царь Румзан скинул ему
голову мечом и воскликнул: «Слава Аллаху, который дал мне жизнь, и я отомстил
за мою мать собственной рукой!» И он передал всем, что рассказала ему его
нянька Марджана об этом рабе по имени аль Гадбан.
А после того обратились к третьему, и был это верблюжатник,
которого наняли жители Иерусалима, чтобы свезти Дау-аль-Макана и доставить его
в больницу Дамаска сирийского, и он бросил ею у топки и ушёл своей дорогой.
«Расскажи нам твою повесть и говори правду», – сказали
ему, и верблюжатник рассказал обо всем, что произошло у него с султаном Дау-аль
Маканом, как он увёз его больного из Иерусалима, чтобы доставить его в Дамаск,
и бросил его у больницы и как жители Иерусалима принесли ему деньги, и он взял
их и убежал, кинув Дауаль Макана на куче навоза возле топки бани. И не окончил
он ещё говорить, как султан Кан-Макан взял меч и, ударив верблюжатника, скинул
ему голову и воскликнул: «Слава Аллаху, который сохранил мне жизнь, и я
отомстил этому обманщику за то, что он сделал с моим отцом! Я слышал этот самый
рассказ от моего отца».
И потом цари сказали друг другу: «Нам осталась только
старуха Шавахи, по прозванию 3ат-ад-Давахи, – она виновница этих
испытаний, так как ввергла нас в бедствия. Кто поможет нам отомстить ей и снять
позор?»
И царь Румзан, дядя царя Кан-Макана, сказал ему: «Она
обязательно должна явиться!» И в тот же час и минуту царь Румзан написал письмо
и послал его своей прабабке, старухе Шавахи, по прозванию Зат-ад-Давахи, и
говорил ей в нем, что он овладел царством Дамаска, Мосула и Ирака, разбил
войско мусульман и взял в плен их царей. «И я хочу, – говорил он, –
чтобы ты всенепременно явилась ко мне с царевной Суфией, дочерью царя Афридуна,
царя аль Кустантынии, и с кем хочешь из вельмож христиан, но без войска, так
как в этих странах безопасно, ибо они стали нам подвластны».
И когда письмо дошло до старухи, она прочитала его и, узнав
почерк царя Румзана, сильно обрадовалась, и в ют же час и минуту она собралась
в путь вместе с царевной Суфией, матерью Нузхат-аз-Заман, и теми, кто им
попутствовал, и они ехали, пока не достигли Багдада. И посланец выехал вперёд и
сообщил об их прибытии.
И тогда Румзан сказал: «Наше благо требует, чтобы мы оделись
в одежды франков и встретили старуху мы будем тогда в безопасности от её
хитростей и обманов». И все ответили: «Слушаем и повинуемся!» – и надели
франкское платье. И когда Кудыя-Факан увидела это, она воскликнула: «Клянусь
господом, которому поклоняются, не знай я вас, я бы наверное сказала, что вы
франки!»
А потом Румзан пошёл впереди них, и они вышли навстречу
старухе, с тысячей всадников, и когда глаза уже встретились с глазами, Румзан
сошёл с коня и поспешил к ней, а старуха, увидав Румзана, узнала его и,
спешившись, обняла его за шею. И Румзан так сдавил ей рукой ребра, что чуть не
сломал её, и старуха спросила его: «Что это такое, о дитя моё?» Но она ещё не
закончила этих слов, как вышли к ним Кан-Макан и везирь Дандан, и витязи закричали
на бывших с нею невольниц и слуг и забрали их всех и вернулись в Багдад.
И Румзан приказал украсить Багдад, и город украшали три дня,
а потом вывели старуху Шавахи, по прозванию Зат-ад-Давахи, на голове которой
был красный колпак из листьев, окаймлённый ослиным навозом, и впереди неё шёл
глашатай и кричал: «Вот воздаяние тому, кто посягает на царей, сыновей царей и
царских детей».
А затем её распяли на воротах Багдада, и когда её люди
увидели, что с ней случилось, они все приняли ислам. И Кан-Макан, его дядя
Румзан, Нузхат-аз-Заман и везирь Дандан удивились этой диковинной истории и
велели писцам занести её в книги, чтобы её читали те, кто будет после них, и
провели остальное время в сладчайшей и приятнейшей жизни, пока не пришла к ним
Разрушительница собраний.
Вот и конец того, что до нас дошло о превратностях времени,
постигших царя Омара ибн ан-Нумана, его сыновей Шарр-Кана и Дау-аль-Макана и
сына его сына Кан-Макана и дочь его Нузхат-аз-Заман и её дочь Кудыя-Факан».
Рассказы о животных и птицах (ночи 145—152)
И сказал потом царь Шахразаде: «Хочу, чтобы ты мне теперь
рассказала что-нибудь из рассказов о животных и птицах». А сестра её,
Дуньязада, воскликнула: «Я не видела за все это время, чтобы у царя
расправилась грудь когда-нибудь, кроме сегодняшней ночи, и я надеюсь, что исход
твоего дела с ним будет благополучен». А царя в это время настиг сон, и он
заснул…
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
|