Увеличить |
Рассказ о
Маруфе-башмачнике (ночи 989-1001)
Рассказывают также, о счастливый царь, что был в городе Мисре-Охраняемом[682] один башмачник, который
ставил заплатки на старые сапоги. Его имя было Маруф, и у него была жена по
имени Фатима, а по прозванию ведьма, и прозвали её так потому, что она была
нечестивая злодейка, бесстыдница и смутьянка.
И она властвовала над своим мужем, и каждый день ругала его
и проклинала тысячу раз; а он страшился её злобы и боялся её вреда, так как он
был человек умный и стыдился за свою честь. Но он был беден, и когда
зарабатывал много, тратил все на неё, а когда он зарабатывал мало, жена
вымещала это на его теле в ту же ночь, и лишала его здоровья, и делала его ночь
такой же чёрной, как страница её грехов. И была она подобна той, о ком поэт
сказал:
Как много я ночей проспал близ жены —
В сквернейшем состоянье провёл их!
О, если бы, когда я входил к жене,
Принёс я яду и отравил её.
В числе того, что случилось у этого человека с его женой,
было вот что. Однажды она сказала ему: «О Маруф, я хочу, чтобы ты сегодня
вечером принёс мне кунафу[683] с
пчелиным мёдом», И Маруф молвил: «Аллах великий поможет мне заработать её цену,
и я принесу тебе сегодня вечером. Клянусь Аллахом, нет у меня сегодня денег, но
господь наш облегчит это дело». И Фатима воскликнула: «Я не знаю таких слов…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Ночь, дополняющая до девятисот девяноста
Когда же настала ночь, дополняющая до девятисот девяноста,
она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Маруф-башмачник сказал
своей жене: „Аллах поможет мне заработать её цену, и я принесу её тебе сегодня вечером.
Клянусь Аллахом, нет у меня сегодня денег, но господь наш облегчит“. И Фатима
воскликнула: „Я не знаю таких слов „облегчит“ или „не облегчит!“ Но не приходи
ко мне без кунафы, я сделаю твою ночь такой же, каким было твоё счастье, когда
ты на мне женился и попался мне в руки“.
«Аллах великодушен», – сказал Маруф. А потом этот
человек вышел, и забота капала с его тела.
Он совершил утреннюю молитву, и открыл лавку, и сказал:
«Прошу тебя, о владыка, послать мне сегодня цену этой кунафы и избавить меня от
злобы этой нечестивой на сегодняшнюю ночь».
И он просидел в лавке до полудня, но работа не пришла к
нему, и усилился в нем страх перед женой.
И Маруф поднялся и запер лавку, не зная, как быть с кунафой,
так как ему нечем было платить за хлеб.
И он прошёл мимо лавки торговца кунафой и остановился,
смущённый, и глаза его наполнились слезами. И кунафщик заметил его и сказал: «О
мастер Маруф, чего ты плачешь? Расскажи мне, что тебя поразило».
Маруф рассказал ему свою историю и сказал: «Моя жена
жестокосердая, и она потребовала от меня кунафы, и я просидел в лавке, пока не
прошло полдня, и не пришла ко мне даже цена хлеба, и я боюсь моей жены». И
кунафщик засмеялся и сказал: «С тобой не будет беды! Сколько ты хочешь купить
кунафы?» – «Пять ритлей» – сказал Маруф. И кунафщик отвесил ему пять ритлей и
сказал: «Топлёное масло у меня есть, но у меня нет пчелиного мёда, а есть
только тростниковый мёд. Он лучше, чем пчелиный мёд, и что за беда, если кунафа
будет с тростниковым мёдом?»
И Маруфу стало стыдно, так как кунафщик должен был ждать
платы. И он сказал ему: «Давай кунафы с тростниковым мёдом». И кунафщик изжарил
ему кунафу на масле и вымочил её в тростниковом меду, и она стала подарком для
царей.
А потом кунафщик сказал: «Не нужно ли тебе хлеба и сыру?» –
«Да», – сказал Маруф. И кунафщик дал ему на четыре полушки хлеба и на
полушку сыра, а кунафы было на десять полушек, и сказал: «Знай, о Маруф, что за
тобой будет пятнадцать полушек. Иди к своей жене и доставь себе удовольствие, а
эту полушку возьми на баню; и тебе будет отсрочка – день, два или три, пока не
наделит тебя Аллах. И не притесняй твоей жены, – я буду ждать, пока у тебя
останутся деньги сверх расходов».
И Маруф взял кунафу, хлеб и сыр и ушёл, благословляя
кунафщика, и он шёл с залеченным сердцем и говорил: «Слава тебе, о господи! Как
ты великодушен!»
И потом он вошёл к своей жене, и та спросила: «Ты принёс
кунафу?» И Маруф ответил: «Да». И положил её перед ней. И Фатима взглянула на
кунафу и, увидев, что она с тростниковым мёдом, сказала: «Разве я не говорила
тебе: принеси её с пчелиным мёдом? Ты поступаешь наперекор моему желанию и
приносишь её с тростниковым мёдом».
И Маруф извинился перед ней и сказал: «Я её купил с
отсрочкой уплаты». И его жена воскликнула: «Это пустые слова! Я буду есть
кунафу только с пчелиным мёдом». И она рассердилась из-за кунафы, и ударила ею
Маруфа по лицу, и сказала: «Поднимайся, о сводник, принеси мне другую!» А потом
она ударила его кулаком по челюсти и выбила ему один из его зубов, и кровь
потекла у него по груди.
И от сильного гнева Маруф ударил жену одним лёгким ударом по
голове, и тогда Фатима схватила его за бороду и стала кричать и говорить: «О
мусульмане!» И соседи вошли и освободили его бороду из её руки, и напали на неё
с упрёками, и начали её стыдить, говоря: «Все мы охотно едим кунафу, которая с
тростниковым мёдом. Что это за жестокость с этим бедным человеком? Это позор
для тебя». И они до тех пор уговаривали Фатиму, пока не помирили её с Маруфом,
но после ухода людей она поклялась, что не съест этой кунафы нисколько.
А Маруфа сжигал голод, и он сказал про себя: «Она поклялась,
что не будет есть кунафы, так я её съем». И начал есть, и когда Фатима увидела,
что он ест, она стала говорить: «Если захочет Аллах, то, что ты съел, будет
ядом и сгноит твоё тело». – «Не будет так, как ты говоришь, – сказал
Маруф и ел, и смеялся, говоря: „Ты поклялась, что не будешь есть эту кунафу, но
Аллах велик и великодушен, и если захочет Аллах, я завтра вечером принесу тебе
кунафу с пчелиным мёдом, и ты съешь её одна“.
И он начал её успокаивать, а она его проклинала, ругала и
бранила до утра. А когда наступило утро, она засучила рукава, чтобы побить
Маруфа, и Маруф сказал ей: «Дай срок, и я принесу тебе другую кунафу». И он
пошёл в мечеть, помолился, и отправился в лавку, и открыл её, и сел, и не успел
он в ней усесться, как пришли двое от кади и сказали: «Вставай поговори с кади:
твоя жена пожаловалась ему на тебя, и облик у неё такой-то и такой-то». И Маруф
узнал, что это Фатима, и сказал: «Аллах великий да испортит ей жизнь!» А потом он
пошёл с этими людьми и вошёл к кади и увидел, что его жена завязала себе руку и
её покрывало выпачкано в крови, и женщина стоит, и плачет, и вытирает слезы.
И кади сказал ему: «О человек, разве ты не боишься Аллаха
великого? Почему ты бьёшь эту женщину, и сломал ей руку, и выбил ей зуб, и
делаешь с ней такие дела?» И Маруф воскликнул: «Если я её побил или выбил ей
зуб, суди меня, как желаешь, но дело было так-то и так-то, и соседи помирили
меня с ней!» И он рассказал кади всю историю с начала до конца. А этот кади был
из добрых людей, он вынул четверть динара и сказал Маруфу: «О человек, возьми
это и сделай ей кунафу с пчелиным мёдом и помирись с ней». И Маруф сказал:
«Отдай деньги ей». И Фатима взяла деньги, и кади помирил их и сказал: «О
женщина, слушайся твоего мужа. А ты, человек, обращайся с ней ласково».
И Маруф с Фатимой вышли, помирившись с помощью кади, и
женщина пошла по одной дороге, а её муж пошёл по другой дороге, к себе в лавку,
и сел.
И вдруг посланные кади пришли к нему и сказали: «Дай нам нашу
плату». И Маруф воскликнул: «Кади ничего с меня не взял; наоборот, он дал мне
четверть динара!» Но посланные сказали: «Нас не касается, дал тебе кади или
взял с тебя, и если ты не дашь нам нашу плату, мы возьмём её у тебя силой». И
они потащили его по рынку. И Маруф продал свои инструменты и дал им полдинара,
и они отступились от него, а Маруф приложил руку к щеке и сидел печальный, так
как у него не было инструментов, чтобы работать.
И когда он сидел, вдруг подошли к нему два человека,
безобразные видом, и сказали: «Поднимайся, о человек, поговори с кади: твоя
жена пожаловалась ему на тебя». – «Кади помирил меня с ней», –
ответил Маруф. Но эти люди сказали ему: «Мы от другого кади: твоя жена
пожаловалась на тебя нашему кади».
И Маруф поднялся, прося Аллаха о помощи против своей жены,
и, увидев Фатиму, он сказал: «Разве мы не помирились, о дочь честного?»
И Фатима воскликнула: «Не будет между мной и тобой мира!» И
тогда Маруф выступил вперёд и рассказал кади свою историю и сказал: «Кади
такой-то только что помирил нас». И кади воскликнул: «О распутница, раз вы
помирились, чего же ты приходишь мне жаловаться?» – «Он ещё раз побил меня
после этого», – сказала Фатима. И кади молвил: «Помиритесь; и не бей её
больше, а она больше не будет тебе перечить».
И Маруф с женой помирились, и кади сказал ему: «Дай
посланным их плату». И Маруф дал посланным их плату и отправился в лавку, и
открыл её, сел там, и был он точно пьяный от горя, которое его постигло.
И когда он так сидел, вдруг подошёл к нему человек и сказал:
«О Маруф, иди спрячься, твоя жена пожаловалась на тебя высшему двору, и к тебе
идёт Абу-Табак»[684].
И Маруф поднялся и, заперев лавку, побежал в сторону Ворот Победы. А у него
осталось пять полушек серебра от платы за колоды и инструмент, и он купил на
четыре полушки хлеба и на полушку сыра, убегая от Фатимы, и было это во время
зимы, после полудня.
И когда Маруф вышел на свалку, на него полил дождь, точно из
бурдюков, и его одежда промокла. Он вошёл в аль-Адилию[685] и увидел разрушенное помещение, где была
заброшенная кладовая без дверей, и вошёл туда, чтобы спрятаться от дождя, и его
одежда была пропитана водой.
И слезы потекли из-под его век, и он был подавлен тем, что с
ним случилось, и говорил: «Куда я убегу от этой распутницы? Прошу тебя, о
господь мой, пошли мне когонибудь, кто уведёт меня в далёкие страны, куда ко
мне не будут знать дорогу».
И когда он сидел и плакал, стена вдруг расступилась, и к
нему вышло из стены существо высокого роста, от вида которого волосы вставали
дыбом на теле, и сказало: «О человек, почему ты потревожил меня сегодня
вечером? Я живу в этом месте уже двести лет и не видел, чтобы кто-нибудь входил
сюда и делал то, что ты делаешь. Расскажи мне, каково твоё намеренье, и я
исполню твою нужду, – моё сердце взяла жалость к тебе». – «Кто ты и
что такое ты будешь?» – спросил Маруф. И существо ответило: «Я обитатель этого
места».
И тогда Маруф рассказал ему обо всем, что случилось у него с
женой, и дух спросил: «Хочешь, я доставлю тебя в страну, куда твоя жена не
найдёт к тебе дороги?» – «Да», – ответил Маруф. И дух сказал: «Садись мне
на спину». И Маруф сел, и дух понёс его, и летел с ним от наступления ночи до
восхода зари, и опустился на вершину высокой горы…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот девяносто первая ночь
Когда же настала девятьсот девяносто первая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что марид понёс Маруфа-башмачника,
и полетел с ним, и спустился на вершине высокой горы, и сказал: „О человек,
спустись с этой горы, и увидишь окрестности города. Войди туда, – твоя
жена не будет знать к тебе дороги, и ей невозможно до тебя добраться“.
И он оставил его и исчез; и Маруф сидел озадаченный и
смущённый, пока не взошло солнце, и тогда он сказал себе: «Встану и спущусь
туда, в город, – в том, чтобы сидеть здесь, нет никакой пользы».
И он спустился к подножию горы и увидел город с высокими
стенами и дворцами, уходящими ввысь, и богато украшенными строениями, и этот
город был усладой смотрящих.
И Маруф вошёл в городские ворота и увидел, что этот город
веселит опечаленное сердце. И когда он шёл по рынку, люди смотрели на него и
разглядывали его, и они все собрались вокруг Маруфа, дивясь на его одежду, так
как его одежда не была похожа на их одежду. И один человек из жителей города
спросил его: «О человек, ты чужеземец?» И Маруф ответил: «Да». – «Из какой
ты страны?», – спросил этот человек. И Маруф ответил: «Из города
Мисра-счастливого». И тот человек спросил: «Давно ли ты его покинул?» – «Вчера
после полудня», – ответил Маруф. И человек засмеялся и сказал: «О люди,
пойдите посмотрите на него и послушайте, что он говорит!» – «А что он говорит?»
– спросили люди. И тот человек сказал: «Он утверждает, будто он из Мисра и
вышел оттуда вчера после полудня».
И все засмеялись, и люди собрались вокруг Маруфа и сказали:
«О человек, ты бесноватый, если говоришь такие слова. Как ты утверждаешь, будто
покинул Миср вчера после полудня, а утром оказался здесь? Дело в том, что между
нашим городом и Мисром расстояние целого года пути». – «Нет бесноватых, кроме
вас, – сказал Маруф, – а что до меня, то я правдив в моих словах. Вот
хлеб из Мисра, он ещё свежий». И он показал людям хлеб, и все начали его
разглядывать, дивясь на него, так как он не был похож на хлеб их страны.
И люди во множестве столпились вокруг Маруфа и стали
говорить друг другу: «Вот хлеб из Мисра, посмотрите на него». И Маруф стал
знаменит в этом городе, и некоторые люди верили ему, а некоторые не верили и
смеялись над ним.
И когда это было так, вдруг подъехал к ним верхом на муле
купец, сзади которого было два раба, и он рассеял толпу и сказал: «О люди,
разве вам не стыдно, что вы собрались около этого чужеземца и издеваетесь над
ним и смеётесь? Что вам за дело до него?» И он до тех пор ругал людей, пока не
прогнал их от Маруфа, и никто не мог дать ему ответа. А потом он сказал: «Пойди
сюда, о брат мой! Тебе не будет зла от этих людей, у которых нет стыда». И он
взял Маруфа, и привёл его в просторный и разукрашенный дом, и посадил на
царственное сиденье, а потом он отдал приказ рабам, и те открыли сундуки и
вынули одежду купца-тысячника, и купец одел Маруфа в эту одежду. А Маруф был
человек видный, и стал он подобен начальнику купцов.
Потом этот купец потребовал скатерть, и перед ними разложили
скатерть со всевозможными роскошными блюдами из всяких кушаний, и они с Маруфом
поели и попили. А затем купец спросил Маруфа: «О брат мой, как твоё имя?» И
Маруф ответил: «Моё имя Маруф, а по ремеслу я башмачник и кладу заплатки на
старые сапоги». – «Из какой ты страны?» – спросил купец. И Маруф ответил: «Из
Мисра». – «Из какого квартала?» – спросил купец. «Разве ты знаешь Миср?» –
спросил в свою очередь Маруф. И купец ответил: «Я из его уроженцев». И тогда
Маруф сказал: «Я с Красной улицы». – «А кого ты знаешь на Красной улице?»
– спросил купец. И Маруф оказал: «Такого-то и такого-то», – и перечислил
ему много людей.
И тогда купец спросил: «Знаешь ли ты шейха Ахмеда,
москательщика?» И Маруф ответил: «Это мой сосед, стеной к стене». – «Что
он, здоров?» – спросил купец. И Маруф ответил: «Да». Тогда купец опять спросил:
«А сколь ко у него детей?» – «Трое: Мустафа, Мухаммед и Али», – ответил
Маруф. И купец спросил: «Что сделал Аллах с его детьми?» – «Мустафа, –
ответил Маруф, – здоров, и он учёный, преподаватель, а Мухаммед –
москательщик, и он открыл себе лавку рядом с лавкой своего отца, после того как
женился и жена родила ему сына по имени Ха сан». – «Да порадует и тебя
Аллах благой вестью!» – воскликнул купец, И Маруф продолжал: «Что же касается
Али, то он был мне товарищем, когда мы были маленькие, и я постоянно играл с
ним. Мы ходили в одежде христианских детей и входили в церковь, и воровали
книги христиан, и продавали их, а на вырученные деньги покупали себе еду; и как
то раз случилось, что христиане увидели нас, и схватили с книгой, и
пожаловались нашим родным, и сказали отцу Али: „Если ты не удержишь своего сына
от вреда нам, мы пожалуемся на тебя царю“. И отец Али успокоил их и задал ему
порку, и по этой причине Али убежал, и с того времени отец не знал к нему
дороги. Он исчез двадцать лет назад, и никто не знает о нем вестей».
«Это я – Али, сын шейха Ахмеда, москательщика, а ты – мой
товарищ, о Маруф!» – воскликнул купец. И они приветствовали друг друга. А после
приветствия купец сказал: «О Маруф, расскажи мне о причине твоего прихода из
Мисра в этот город». И Маруф рассказал ему о своей жене Фатиме, ведьме, и о
том, что она с ним сделала, и сказал: «Когда её обиды стали для меня слишком
тяжкими, я убежал от неё в страну Ворот Победы, и на меня полил дождь, и я
вошёл в заброшенную кладовую в альАдилии и сидел там и плакал, и вышел ко мне
обитатель того места, – а это ифрит из джиннов, – и спросил меня, что
со мной, и я рассказал ему о моем положении, и тогда он посадил меня к себе на
спину и всю ночь летел со мной между небом и землёй, а потом поставил меня на
гору и рассказал мне про этот город. И я спустился с горы и вошёл в город, и
люди собрались вокруг меня и стали меня расспрашивать. И я сказал им: „Я вчера
вышел из Мисра“. И они мне не поверили, и пришёл ты, и отогнал от меня людей, и
привёл меня в этот дом. Вот причина моего ухода из Мисры. А ты – какова причина
твоего прихода сюда?»
И купец отвечал ему: «Меня одолело безрассудство, когда мне
было восемь лет, и с того времени я ходил из селения в селение и из города в
город, пока не пришёл в этот город, и называется он Ихтиян аль-Хатан. Я увидел,
что его жители – благородные и великодушные люди и у них есть жалость, и узнал,
что они доверяют бедняку и дают ему в долг и верят всему, что он говорит. И
тогда я сказал им» «Я купец, и я определил мою поклажу, и мне нужно место, куда
сложить поклажу». И они поверили мне и освободили мне место. И я сказал им:
«Найдётся ли среди вас кто-нибудь, кто бы мне одолжил тысячу динаров, пока не
придёт моя поклажа, и тогда я верну ему то, что у него взял, – мне нужны
некоторые вещи до прибытия моей поклажи». И они дали мне сколько я хотел, и я
пошёл на рынок купцов, и увидел там некоторые товары, и купил их, а на
следующий день я их продал и нажил пятьдесят динаров и купил других вещей. И я
начал дружить с людьми и оказывать им уважение, и они полюбили меня, и я
продавал и покупал, и мои деньги умножились. Знай, о брат мой, что говорит
сказавший поговорку: «Вся земная жизнь – бахвальство и хитрости, и в стране,
где тебя никто не знает, делай что хочешь». Если ты будешь говорить всякому,
кто тебя спросит: «По ремеслу я башмачник, и я бедняк, и убежал от моей жены, и
вчера ушёл из Мисра», – тебе не поверят, и ты будешь для людей посмешищем,
пока останешься в этом городе. А если ты скажешь: «Меня принёс ифрит», –
все от тебя разбегутся, и никто к тебе не подойдёт. И люди будут говорить:
«Этот человек одержим ифритом, и со всяким, кто к нему приблизится, случится
беда». И такая слава будет дурной для тебя и для меня, так как они знают, что я
из Мисра».
«Что же мне делать?» – спросил Маруф. И купец сказал ему: «Я
научу тебя, как сделать, если захочет великий Аллах. Я дам тебе завтра тысячу
динаров и мула, чтобы ездить на нем, и раба, который пойдёт впереди тебя и
доведёт тебя до ворот рынка купцов. Войди к ним, а я буду сидеть среди купцов,
и когда я тебя увижу, я встану и поздороваюсь с тобой, и поцелую тебе руку, и
буду возвеличивать твой сан. И всякий раз, как я тебя спрошу о какомнибудь
сорте ткани и скажу тебе: „Привёз ли ты с собой сколько-нибудь такого-то
сорта?“, ты говори: „Много“. А если меня о тебе будут спрашивать, я стану тебя
расхваливать и возвеличивать в их глазах, а потом скажу: „Наймите ему амбар и
лавку“, и припишу тебе изобилие богатств и щедрость. Когда же подойдёт к тебе
нищий, дай ему сколько придётся, – и люди поверят моим словам, и убедятся
в твоём величии и щедрости, и полюбят тебя.
А потом я тебя приглашу и приглашу ради тебя всех купцов и
сведу тебя с ними, чтобы они все тебя знали и ты бы их знал…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот девяносто вторая ночь
Когда же настала девятьсот девяносто вторая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что купец Али говорил Маруфу: „Я
приглашу тебя и приглашу ради тебя всех купцов и сведу тебя с ними, чтобы они
все тебя знали и ты бы их знал, для продажи и покупки, и брал у них, и отдавал.
И не пройдёт долгий срок, как ты уже станешь обладателем богатства“.
И когда наступило утро, купец Али дал Маруфу тысячу динаров,
одел его в платье и посадил на мула, и дал ему раба, и сказал: «Да освободит
тебя Аллах от ответственности за все это, так как ты мой друг и мне обязательно
оказать тебе уважение. Не обременяй себя заботой и брось думать о том, что было
у тебя с твоей женой, и не говори о ней никому». И Маруф воскликнул: «Да
воздаст тебе Аллах благом!» – а потом он сел на мула, и раб шёл перед ним, пока
не довёл его до ворот рынка купцов, и все купцы сидели там, и купец Али сидел
среди них.
И, увидев Маруфа, он поднялся, и бросился к нему, и сказал:
«Благословенный день, о купец Маруф, о обладатель блага и милости!» А потом он
поцеловал ему руку перед купцами и сказал: «О братья, купец Маруф обрадовал нас
своим приходом». И все купцы приветствовали его, и Али делал им знаки, чтобы
они выразили ему уважение, а Маруф стал великим в их глазах; а затем Али свёл
его со спины мула, и купцы приветствовали его, и Али уединялся то с одним, то с
другим из них и расхваливал Маруфа.
И его спрашивали: «Это купец?» И он говорил: «Да. Вернее –
это самый большой из купцов, и не найдётся никого богаче, так как его богатства
и богатства его отца и предков знамениты среди купцов Мисра. У него есть
товарищи в Индии, Синде и Йемене, и в отношение щедрости он стоит на великой
ступени. Знайте же его сан, возвышайте его место и служите ему. Да будет вам
известно, что он прибыл в этот город не для торговли, и у него нет другой цели,
как посмотреть на чужие страны, – ему не нужно ездить на чужбину для
прибыли и наживы, так как у него столько денег, что их не пожрут огни, и я –
один из его слуг».
И Али до тех пор расхваливал Маруфа, пока купцы не вознесли
его выше головы и не стали рассказывать друг другу его достоинствах. А затем
они собрались подле него и начали предлагать ему угощения и напитки, и даже
начальник купцов подошёл к нему и приветствовал его.
И купец Али говорил Маруфу в присутствии других купцов: «О
господин, может быть, ты привёз с собой сколько-нибудь такой-то ткани?» И Маруф
отвечал: «Много!»
(А в эти дни Али показал ему всякие драгоценные ткани и
научил его названиям тканей, дорогих и дешёвых.) И один купец спросил Маруфа:
«О господин мой, ты привёз жёлтого сукна?» И Маруф ответил: «Много!» И купец
спросил: «А красного, как кровь газели?» И Маруф ответил: «Много!» И всякий
раз, как он спрашивал его о чем-нибудь, Маруф отвечал: «Много!»
И тогда этот купец сказал: «О купец Али, если бы твой земляк
захотел привезти тысячу тюков дорогих тканей, он бы привёз их?» И Али ответил:
«Он бы привёз их из одной кладовой в числе своих кладовых, и там бы ничего не
уменьшилось».
И когда они сидели, вдруг стал обходить купцов нищий, и одни
подали ему серебряную полушку, а другие подали джедид, но большинство из них не
дало ему ничего.
А когда нищий дошёл до Маруфа, тот захватил горсть золота и
дал её нищему, и нищий пожелал ему блага и ушёл; и купцы удивились и сказали:
«Это подарок царей, – он ведь дал нищему золота без счета, и если бы он не
был из людей с большим состоянием и у него не было бы всего много, он не подал
бы нищему горсть золота».
А через некоторое время подошла к Маруфу бедная женщина, и он
захватил горсть золота и дал ей, и она ушла, благословляя его, и рассказала об
этом другим беднякам, и они стали подходить к нему один за другим, и всякий
раз, как они к нему подходили, Маруф брал горсть золота и подавал, пока не
израсходовал всю тысячу динаров.
А после этого он ударил рукой об руку и воскликнул:
«Достаточно с нас Аллаха, и благой он промыслитель!» И начальник купцов спросил
его: «Что с тобой, о купец Маруф?» И Маруф сказал: «Похоже, что большинство
жителей этого города – бедняки и нищие. Если бы я знал, что это так, я бы
привёз в седельном мешке немного денег и подарил бы их бедным. Я боюсь, что моё
пребывание на чужбине продлится, а мне свойственно не отказывать нищему. Но у
меня не осталось золота, и когда подойдёт ко мне бедняк, что я ему скажу?» –
«Скажи ему: „Аллах тебя наделит“, – молвил начальник купцов. И Маруф
воскликнул: „Не таков мой обычай, и одолели меня по этой причине заботы. Я
хотел бы иметь тысячу динаров, чтобы подавать милостыню, пока не придёт моя
поклажа“.
И начальник купцов сказал: «Не беда!» И послал когото из
своих слуг, и тот принёс ему тысячу динаров, и он отдал их Маруфу. И Маруф
подавал каждому, кто проходил мимо него из бедных, пока не раздался призыв к
полуденной молитве. И люди вошли в мечеть и совершили полуденную молитв, и то,
что у него осталось от тысячи динаров, Маруф разбросал над головами молящихся,
и тогда люди обратили на него внимание и стали его благословлять, а купцы
дивились его великой щедрости и тароватости.
И потом Маруф обратился к другому купцу и, взяв у него
тысячу динаров, роздал их, а купец Али смотрел на его поступки и не мог ничего
сказать.
И Маруф делал так, пока не раздался призыв к предзакатной
молитве, и тогда он вошёл в мечеть, и помолился, и роздал остаток денег. И не
заперли ещё ворот рынка, как он уже взял пять тысяч динаров и роздал их, и
всякому, у кого он что-нибудь брал, он говорил: «Когда придёт моя поклажа, если
ты захочешь золота, я тебе дам, а если захочешь тканей, я тебе дам, – у
меня много».
А к вечеру купец Али пригласил Маруфа к себе и пригласил с
ним всех купцов и посадил его на почётное место, и тот разговаривал только о
тканях или драгоценных камнях, и всякий раз, когда ему что-нибудь называли, он
отвечал: «У меня этого много».
А на следующий день Маруф отправился на рынок и стал
обращаться к купцам, и брать у них деньги и раздавать их беднякам, и он
поступил таким образом двадцать дней, пока не взял у людей шестьдесят тысяч
динаров, – и к нему не пришла ни поклажа, ни жгучая чума[686].
И люди стали шуметь о своих деньгах и сказали: «Не пришла
поклажа купца Маруфа! До каких же пор он будет брать у людей деньги и отдавать
их нищим?» И один из купцов сказал: «Правильно будет нам поговорить с его
земляком, купцом Али». И они пришли к нему и сказали: «О купец Али, поклажа
купца Маруфа не пришла». И Али сказал: «Подождите, она обязательно скоро
придёт». А потом он остался наедине с Маруфом и сказал ему: «О Маруф, что это
за дела? Что я тебе говорил: „подрумянь хлеб“ или „сожги его?“ Купцы шумят о
своих деньгах, и они мне сказали, что им с тебя следует шестьдесят тысяч
динаров, которые ты взял и роздал нищим. Чем же ты заплатишь долги людям, когда
ты не продаёшь и не покупаешь?» – «А что такое случилось, – сказал
Маруф, – и что за количество – шестьдесят тысяч динаров? Когда поклажа
придёт, я им отдам; если они хотят – тканями, а если хотят – золотом и
серебром». – «Аллах велик! – воскликнул купец Али. – Разве у
тебя есть поклажа?» – «Много!» – отвечал Маруф. И Али воскликнул: «Аллах и его
приспешники пусть воздадут тебе за твою мерзость! Разве я учил тебя этим
словам, чтобы ты говорил их мне? Я расскажу о тебе людям!» – «Ступай без долгих
разговоров, – сказал Маруф. – Разве я бедняк? В моей поклаже всего
много, и когда она придёт, они возьмут свои вещи, за динар-два, и я в них не
нуждаюсь».
И тогда купец Али рассердился и воскликнул: «О
маловоспитанный, я тебе покажу, как мне врать, не стыдясь!» И Маруф сказал:
«Что сумеешь, то и сделай, а они подождут, пока придёт моя поклажа, и получат
своё добро с избытком».
И купец Али оставил его и ушёл, говоря в душе: «Я раньше его
расхваливал, и если я теперь стану его хулить, то окажусь лгунам, и ко мне
подойдут слова сказавшего: „Кто похвалил, а потом осудил, тот солгал два раза“.
И купец Али рассердился и не знал, что делать. А потом купцы
пришли к нему и спросили: «О купец Али, ты с ним разговаривал?» И он сказал им:
«О люди, мне перед ним стыдно! У него тысяча динаров моих денег, и я не могу с
ним о них говорить. А когда вы ему давали, вы не советовались со мной, и мне
нечего о нем с вами разговаривать. Требуйте с него, а если он вам не отдаст,
пожалуйтесь на него царю этого города и скажите ему: это плут, который
сплутовал с нами, – и царь освободит вас от него».
И купцы пошли к царю и рассказали ему о том, что случилось,
и сказали: «О царь времени, мы не знаем, что нам делать с этим купцом, щедрость
которого так велика. Он делает то-то и то-то и все, что берет, раздаёт беднякам
горстями. Если бы он имел мало, его душа не позволяла бы ему брать золото
горстями и раздавать его бедным, а если бы он был из людей богатых, правдивость
его стала бы нам ясна с приходом его поклажи. Но мы не видим у него поклажи,
хотя он утверждает, будто у него есть поклажа, которую он опередил, и всякий
раз, как мы называем ему какой-нибудь сорт из сортов материи, он говорит: „Его
у меня много!“ Прошёл уже долгий срок, а об его поклаже нет никаких вестей, и
нам с нею следует шестьдесят тысяч динаров, и все это он роздал беднякам». И
они стали расхваливать Маруфа и прославлять его щедрость.
А этот царь был жадюга, жаднее Ашаба[687], и когда он услышал о великодушии и
щедрости Маруфа, им овладела жадность, и он сказал: «Если бы у этого купца не
было много денег, он бы не проявил всей этой щедрости. Его поклажа обязательно
прибудет! И эти купцы соберутся у него, и он раздаст им много денег. Я имею
больше прав, чем они, на эти деньги, и я хочу завязать с ним дружбу и
подружиться с ним, пока не пришла его поклажа. И то, что взяли бы от него эти
купцы, возьму я. Я женю его на моей дочери и присоединю его деньги к моим
деньгам».
И везирь царя сказал ему: «О царь времени, я думаю, что он
плут, а плут разрушает дом жадного…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот девяносто третья ночь
Когда же настала девятьсот девяносто третья ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда везирь царя сказал ему:
„Я думаю, что он плут, а плут разрушает дом жадного“, – и царь молвил: „О
везирь, я его испытаю и узнаю, плут ли он, или говорит правду, и воспитан ли он
в богатстве, или нет“. – „Чем же ты его испытаешь?“ – спросил везирь; и
царь сказал: „У меня есть драгоценный камень. Я пошлю за этим купцом и призову
его к себе, и когда он сядет, окажу ему уважение и дам ему этот камень: и если
он узнает, какой это камень и узнает его цену – значиг, он обладатель благ и
богатства; а если он его не узнает – то он плут и выскочка, и я убью его
наихудшим образом“.
И затем царь послал за Маруфом и призвал его к себе, и
Маруф, войдя, приветствовал его, и царь возвратил ему приветствие, и посадил
его с собой рядом, и спросил: «Ты ли купец Маруф?» – «Да», – ответил
Маруф. И царь молвил: «Купцы утверждают, будто им с тебя следует шестьдесят
тысяч динаров. Правда ли то, что они говорят?» – «Да», – ответил Маруф. И
царь опросил: «Почему же ты не отдаёшь им деньги?» – «Они подождут, пока
прибудет моя поклажа, и я отдам им за один динар – два, и если они захотят
золота – я им дам, и если захотят серебра – я им дам, и если захотят товаров –
я тоже им дам, – ответил Маруф. – Кому следует тысяча, я дам две, –
за то, что он защитил мою честь перед бедняками; у меня всего много».
А потом царь сказал ему: «О купец, возьми этот камень и
посмотри, какого он сорта и какая ему цена». И он дал ему камень величиной с
орешек (а царь купил его за тысячу динаров, и у него не было другого такого
камня, и он дорожил им). И Маруф взял его в руку, и сжал большим и указательным
пальцем, и сломал, – так как драгоценный камень тонок и не выносит
давления.
«Зачем ты сломал этот драгоценный камень?» – спросил его
царь. И Маруф засмеялся и сказал: «О царь времени, это не драгоценный камень –
это кусок металла, который стоит тысячу динаров. Как же ты говоришь про него,
что это драгоценный камень? Драгоценному камню цена семьдесят тысяч динаров, а
это называется: кусок металла. Драгоценные камни, которые не будут величиной с
лесной орех, не имеют для меня цены, и я ими не занимаюсь. Как ты можешь быть
царём и называть это драгоценным камнем, когда это кусок металла, которому цена
тысяча динаров? Но вам простительно: вы бедняки, и у вас нет сокровищ, имеющих
цену». – «О купец, – спросил его царь, – а у тебя есть
драгоценные камни, про которые ты рассказываешь?»
«Много», – отвечал Маруф. И царя одолела жадность, и он
спросил: «А ты дашь мне настоящих драгоценных камней?» – «Когда придёт моя
поклажа, – ответил Маруф, – я дам тебе много, и чего бы ты ни
потребовал, у меня много и я дам тебе все бесплатно». И царь обрадовался и
сказал купцам: «Уходи своей дорогой и подождите, пока не придёт его поклажа, И
тогда приходите и возьмите ваши деньги от меня». И купцы ушли.
Вот что было с Маруфом и купцами. Что же касается царя, то
он обратился к везирю и сказал ему: «Обласкай купца Маруфа, и завяжи с ним
разговор, и скажи ему яро мою дочь, чтобы он на ней женился и мы бы заполучили
все блага, которые у него есть». – «О царь времени, – отвечал
везирь, – поведение этого человека мне не нравится, и я думаю, что он плут
и лгун. Брось же эти слова, чтобы твоя дочь не пропала ни за что».
А этот везирь раньше просил царя женить его на своей дочери,
и царь хотел выдать её за него замуж, но когда это дошло до царевны, она не
согласилась.
И царь сказал везирю: «О обманщик, ты не хочешь мне добра,
потому что ты раньше сватался к моей дочери и она не согласилась выйти за тебя
замуж, и теперь ты пресекаешь путь к её замужеству и хочешь, чтобы моя дочь
осталась, как земля под паром, и ты взял бы её сам. Выслушай же от меня такое
слово: нет тебе касательства к этим делам. Как он может быть плутом и лгуном,
когда он узнал цену этого драгоценного камня – ту, за которую я его купил, и
сломал его, так как он ему не понравился? У него много драгоценных камней, и
когда он войдёт к моей дочери, то увидит, что она красива, и она отнимет у него
разум, и он полюбит её и даст ей драгоценных камней и сокровищ. А ты желаешь
лишить мою дочь и меня этих благ».
И везирь промолчал, боясь гнева царя, и сказал в душе:
«Натравливай собак на быков!» А затем он обратился к купцу Маруфу и сказал ему:
«Его величество царь полюбил тебя, и у него есть дочь, красивая и прелестная,
на которой он хочет тебя женить. Что ты скажешь?» – «Это недурно, –
отвечал Маруф, – но пусть он подождёт, пока придёт моя поклажа: приданое
за царских дочерей обильно, и сан их таков, что за них дают только приданое,
подходящее к их положению. А сейчас у меня нет дням. Пусть же царь подождёт,
пода придёт моя поклажа, – у меня добра много. Я обязательно должен
раздать за невесту милостыни пять тысяч мешков денег, и мне нужно тысячу
мешков, чтобы раздать их нищим и беднякам в вечер, когда я к ней войду, и
тысячу мешков, чтобы раздать тем, кто будет идти в шествии, и тысячу мешков,
чтобы сделать угощение для военных и для других. Мне нужно сто драгоценных
камней, чтобы дать их царевне на утро после свадьбы, и сто драгоценных камней,
которые я раздам невольницам и евнухам, – я дам каждому из них камень,
чтобы возвысить сан невесты. Мне нужно одеть тысячу голых из бедняков, и не
обойтись мне без подаяния, – а все это возможно только тогда, когда придёт
моя поклажа, у меня ведь всего много, тогда я и думать не стану обо всех этих
расходах».
И везирь пошёл и рассказал царю о том, что говорил Маруф, и
царь сказал: «Если он этого хочет, как же ты говоришь про него, что он плут и
лгун?» – «Я продолжаю это говорить», – сказал везирь. И царь выругал его,
и выбранил, и сказал: «Клянусь жизнью моей головы, если ты не оставишь этих
речей, я тебя убью! Возвращайся к нему и приведи его ко мне, и я с ним
устроюсь».
И везирь пошёл к Маруфу и сказал: «Пойди поговори с царём».
И Маруф ответил: «Слушаю и повинуюсь!» И затем он пришёл к царю, и тот сказал
ему: «Не оправдывайся этими оправданиями! Моя казна полна, возьми ключи себе и
расходуй все, что тебе нужно. Давай сколько хочешь, одевай бедных и делай что
хочешь, – и тебе ничего не будет от дочери и её невольниц, а когда придёт
твоя поклажа, сделай своей жене какое хочешь уважение. Мы будем ждать её
приданого, пока не придёт твоя поклажа, и между мной и тобой нет никакого
различия».
И затем он приказал шейх-аль-исламу написать брачную запись,
и тот написал запись царевны с купцом Маруфом, и царь принялся устраивать
свадьбу. Он приказал украсить город, и забили в барабаны, и поставили кушанья
всевозможных родов, и пришли забавники. А купец Маруф сидел на скамеечке в
брачном зале, и к нему приходили забавники, фокусники и плясуны, и мастера
диковинных движений и удивительных развлечений, – и он приказывал казначею
и говорил: «Принеси золото и серебро! И тот приносил золото и серебро, и Маруф
обходил смотрящих, подавал каждому, кто играл, горсть, и он благодетельствовал
беднякам и нищим и одевал голых, и была эта свадьба шумная.
И казначей не успевал приносить из казны деньги, а сердце
везиря чуть не лопалось от злости, но он не мог ничего сказать.
А купец Али удивлялся, что расходуются такие деньги, и
говорил купцу Маруфу: «Аллах и его приспешники пусть отомстят твоей голове.
Тебе не довольно, что ты погубил деньги купцов, и ты губишь деньги царя». И
купец Маруф отвечал ему: «Это тебя не касается. Когда придёт поклажа, я все
возмещу».
И он начал разбрасывать деньги и говорил про себя: «Жгучая
чума![688] Что будет то будет, и от
того, что предопределено, не убежишь!»
И свадьба продолжалась сорок дней, а на сорок первый день
устроили шествие невесты, и перед ней шли все эмиры и военные, и когда её
привели, Маруф стал рассыпать золото над головами людей. И царевне устроили
великолепное шествие, и Маруф истратил очень значительные деньги, и его ввели к
царевне, и он сел на высокое кресло. И опустили занавески, и заперли двери, и
все вышли и оставили его у невесты, и тогда он начал бить рукой об руку и
просидел некоторое время печальный, ударяя ладонью об ладонь и говоря: «Нет
мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого». – «О господин мой,
да будешь ты здоров, почему это ты озабочен?» – спросила царевна. И Маруф
сказал: «Как мне не быть озабоченным, когда твой отец меня расстроил и сделал
со мной такое дело, как будто сжёг зелёный посев». – «А что с тобой сделал
мой отец, скажи мне?» – спросила царевна. И Маруф ответил: «Он ввёл меня к тебе
раньше, чем прибыла моя поклажа, а я хотел иметь самое меньшее сто драгоценных
камней, чтобы раздать их твоим невольницам, каждой по одному камню, чтобы они
радовались и говорили: „Мой господин дал мне камешек в ночь, когда вошёл к
своей госпоже“. И этот поступок служил бы для возвышения твоего сана и
увеличения почёта тебе. Я не перестаю раздавать камни, так как у меня их
много».
«Не заботься об этом и не огорчайся по этой причине, –
сказала царевна. – Что касается меня, то тебе от меня ничего не будет
плохого, так как я подожду, пока придёт твоя поклажа, а что касается невольниц,
то тебе от них тоже ничего не будет. Вставай, сними с себя одежду и доставь
себе наслаждение, а когда придёт твоя поклажа, мы получим эти камни и другое».
И Маруф поднялся и, сняв с себя одежду, сел на постель, и
принялся дразнить жену, и начались заигрыванья, и он положил ей руку на ногу, а
она села к нему на колени и вложила губы ему в рот, и был это тот час, когда
забывает человек отца и мать.
И Маруф обнял жену, и прижал её к себе, я стал мять её в
объятьях, и прижал её к груди, и сосал ей губы, пока из них не потёк мёд. Он
положил ей руку под левую подмышку, и её члены, как и его члены устремились к
сближению, и тогда он ударил её между грудями, и она оказалась меж его бёдрами,
и он опоясал её ногами, и испробовал оба способа, и закричал: «О отец двух покрывал!»
И он вложил заряд, и зажёг фитиль, и, нацелившись по компасу, приложил огонь, и
сбил башню со всех четырех столбов, и была это загадка, о которой не
спрашивают, и девушка вскрикнула криком, который неизбежен…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот девяносто четвёртая ночь
Когда же настала девятьсот девяносто четвёртая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда девушка вскрикнула
криком, который неизбежен, купец Маруф уничтожил её девственность, я была это
ночь, которая не идёт в счёт ночей жизни, так как она заключает сближение с
прекрасными, объятия, и игры, и сосанье, и пронзание до утра.
А потом Маруф сходил в баню и надел платье из платьев царей
и, выйдя из бани, пришёл в диван царя, и те, кто был там, встали ради него на
ноги и встретили его с уважением и почётом, поздравляя его, и призывали на него
благословение.
И Маруф сел рядом с царём и спросил: «Где казначей?» И ему
оказали: «Вот он, перед тобой». И Маруф молвил: «Подай почётные одежды и одень
всех везирей, и эмиров, и обладателей должностей!» И казначей принёс ему все,
что он потребовал, и Маруф сидел, и давал каждому, кто к нему приходил, и
одаривал всякого человека, смотря по его сану.
И он провёл таким образом двадцать дней, и у него не
обнаружилось ни поклажи, ни чего-нибудь другого, и казначей почувствовал из-за
него величайшее стеснение.
И он вошёл к царю в отсутствие Маруфа (а царь сидел с одним
только везирем, больше ни с кем), и поцеловал перед ним землю и сказал: «О царь
времени, я тебе кое-что расскажу, так как ты, может быть, будешь меня упрекать
за то, что я тебе этого не рассказал. Знай же, что казна опустела, и там не
осталось денег, кроме малого количества, я через десять дней мы её запрём
пустой». – «О везирь, – сказал царь, – поклажа моего зятя
задержалась, и о ней нет вестей». И везирь захохотал и сказал: «Да будет Аллах
к тебе милостив, о царь времени! Ты слишком прост для дел этого плута и лгуна!
Клянусь жизнью твоей головы, у него нет ни поклажи, ни чумы, которая освободила
бы нас от него, и он с тобой плутовал, пока не погубил твои деньги и не женился
на твоей дочери даром. До каких пор ты будешь беспечен с этим лгуном?» – «О
везирь, – сказал царь, – как сделать, чтобы узнать истинное положение
дел?» И везирь сказал: «О царь времени, не проведает тайны мужчины никто, кроме
его жены. Пошли за твоей дочерью, чтобы она пришла за занавеску, и я спрошу её
об истинном положении. Пусть она расспросит Маруфа и осведомит нас об его
обстоятельствах». – «В этом нет дурного, – сказал царь, –
клянусь жизнью моей головы, если будет установлено, что он плут и лгун, я убью
его наихудшим образом».
И затем он взял везиря и, придя с ним в приёмную комнату,
послал за своей дочерью, и она пришла за занавеску (а это было в отсутствие её
мужа) и, придя, сказала: «О батюшка, что ты хочешь?» – «Поговори с
везирем», – сказал царь. И царевна спросила: «О везирь, что тебе?» И
везирь молвил: «О госпожа, знай, что твой муж погубил деньги твоего отца и
женился на тебе без приданого. Он все время обещает нам и не исполняет
обещаний, и об его поклаже не обнаружилось сведений, а в общем мы хотим, чтобы
ты рассказала нам про него».
И царевна сказала: «Его речи многочисленны, и он все время
приходит и обещает мне драгоценные камни, сокровища и дорогие материи, но я
ничего этого не вижу». – «О госпожа, – спросил везирь, – можешь
ли ты сегодня ночью завязать с ним разговор и сказать ему: „Расскажи мне правду
и не бойся ничего. Ты стал моим мужем, и я не допущу с тобой неосторожности.
Расскажи мне истину об этом деле, и я придумаю для тебя план, который тебя
спасёт“. И затем отдаляйся и приближайся к нему в разговоре, покажи ему любовь
и допроси его, а после этого расскажи нам истину о его деле».
«О батюшка, – ответила царевна, – я знаю, как мне
его испытать».
И затем она ушла, а после ужина к ней, по обычаю, вошёл её
муж Маруф, и она поднялась к нему, и взяла его под мышки, и стала его
обманывать великими обманами (а достаточно с тебя обманов женщин, когда у них
есть до мужчин какая-нибудь нужда, которую они хотят исполнить!), и до тех пор
обманывала его и ласкала словами слаще мёда, пока не украла его разума.
И когда она увидела, что Маруф склонился к ней вполне, она
сказала: «О прохлада моего глаза, о плод моей души, да не заставит меня Аллах
тосковать без тебя и да не разлучит время нас с тобою. Любовь к тебе поселилась
в моем сердце, и огонь страсти к тебе сжёг мою печень, я не будет никогда с
тобой допущена крайность. Я хочу, чтобы ты рассказал мне истину, так как
ухищрения лжи бесполезны и не все время удаются. До каких пор будешь ты
плутовать и лгать моему отцу? Я боюсь, что твоё дело станет ему ясно, прежде
чем мы придумаем для него хитрость, и он тебя схватит. Расскажи же мне правду,
и тебе будет лишь то, что тебя радует. Когда ты расскажешь мне истину об этом
деле, не бойся ничего дурного. Сколько ты ещё будешь утверждать, что ты купец и
обладатель денег и у тебя есть поклажа? Прошло уже долгое время, как ты
говоришь: „Моя поклажа, моя поклажа“, – и нет о твоей поклаже вестей, и на
твоём липе видна забота по этой причине. Если в твоих словах нет правды,
расскажи мне, и я придумаю тебе план, который тебя освободит, если захочет
Аллах». – «О госпожа, – ответил Маруф, – я расскажу тебе правду,
и что желаешь, то и сделай». – «Говори и будь правдив, – сказала
царевна, – ибо правда – корабль спасения, и берегись лжи, ибо ложь позорит
солгавшего. От Аллаха дар того, кто сказал:
Правдивым будь, хотя б тебя истина
Сожгла потом огнями горящими.
Ищи Аллаха милости. Всех глупей
Гневящий бога, чтоб угодить рабам».
«О госпожа, – сказал Маруф, – знай, что я не купец
и нет у меня ни поклажи, ни жгучей чумы. Я был в моей стране башмачником, и у
меня есть жена по имени Фатима, ведьма, и у меня с ней случилось то-то и
то-то».
И он рассказал ей всю историю с начала до конца, и царевна
засмеялась и сказала: «Ты искусен в ремесле лжи и плутовства». – «О
госпожа, – сказал Маруф, – да сохранит тебя Аллах великий, чтобы
прикрывать пороки и рассеивать горести». И царевна молвила: «Знай, что ты
сплутовал с моим отцом и обманул его своим великим бахвальством, так что он
выдал меня за тебя из жадности, а затем ты погубил его деньги, и везирь
подозревает тебя из-за этого. Сколько раз он разговаривал о тебе с моим отцом и
говорил ему: „Это плут и лгун“. Но отец не слушался его в том, что он ему
говорил, по той причине, что везирь за меня посватался, но я не согласилась,
чтобы он был мне мужем, а я была его женой. Но затем время продлилось, и мой
отец почувствовал стеснение и сказал мне: „Допроси его“. И я тебя допросила, и
открылось закрытое. Мой отец твёрдо решил повредить тебе по этой причине, но ты
стал моим мужем, и я не допущу с тобой неосторожности. Если я расскажу моему
отцу эту историю, он утвердится в мнении, что ты плут и лгун, и сплутовал с
царской дочерью, и погубил его деньги. Твой грех у него не будет прощён, и он
убьёт тебя без сомнения, – и среди людей распространится молва, что я
вышла замуж за плута и лгуна, и это будет позором для моего достоинства. А
когда мой отец убьёт тебя, ему, может быть, понадобится выдать меня за другого,
а это дело, на которое я не соглашусь, хотя бы я умерла. Но, однако, вставай
теперь и надень одежду невольника и возьми с собой пятьдесят тысяч динаров из
моих денег. Садись на коня и поезжай в страну, где власть моего отца не
действует, и сделайся там купцом. Напиши мне письмо и пришли его с гонцом,
который придёт ко мне тайно, чтобы я знала, в какой ты стране, и могла бы
посылать тебе все, до чего достанет моя рука, и твоё богатство бы увеличилось.
Если мой отец умрёт, я пошлю за тобой, и ты приедешь во славе и почёте, а если
умрёшь ты или умру я и буду взята к милости Аллаха великого, то воскресение из
мёртвых соединит нас, – и вот правильное решение. Пока ты здоров и я
здорова, я не лишу тебя писем и денег. Поднимись же, прежде чем взойдёт день, и
ты будешь в затруднении, и окружит тебя гибель».
«О госпожа, – сказал Маруф, – я под твоим
покровительством и хочу, чтобы ты простилась со мной сближением». – «Это
неплохо», – сказала царевна. И Маруф сблизился с ней, а потом совершил
омовение и, надев одежду невольника, приказал конюхам оседлать коня из резвых
коней. И ему оседлали коня, и тогда он простился с царевной, и вышел из города
в конце ночи, и поехал, и всякий, кто его видел, думал, что это невольник из
невольников султана, который едет, чтобы исполнить какоенибудь дело.
А когда наступило утро, отец девушки вместе с везирем пришёл
в комнату, где сидят, и отец девушки послал за ней и, когда она пришла за
занавеску, спросил её: «О дочка, что скажешь?» И царевна ответила: «Я скажу: да
очернит Аллах лицо твоего везиря, – у него было желание очернить моё лицо
перед мужем». – «А как так?» – спросил царь. И она сказала: «Мой муж
пришёл ко мне вчера, и, раньше чем я сказала ему эти слова, вдруг вошёл ко мне
Фарадж-евнух с письмом в руке и сказал: „Десять невольников стоят под окном
дворца, и они мне дали это письмо и сказали: «Поцелуй за нас руки Сиди Маруфа,
купца, и отдай ему это письмо. Мы из невольников, которые идут с его поклажей,
и до нас дошло, что он женился на царевне, и мы пришли ему рассказать, что с
нами случилось по дороге“.
И я взяла письмо, и прочитала его, и увидела в нем: «От
пятисот невольников к его достоинству, нашему господину, купцу Маруфу. А затем
– вот о чем мы осведомляем тебя: после того как ты от нас уехал, на нас напали
кочевники и вступили с нами в бой, и их было тысячи две всадников, а нас –
пятьсот невольников. У нас произошёл с кочевниками великий бой, и они не дали
нам идти по дороге, и прошло тридцать дней, и мы все воюем с ними. Вот причина
нашей задержки…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот девяносто пятая ночь
Когда же настала девятьсот девяносто пятая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царевна говорила своему отцу:
„Моему мужу пришло письмо от его слуг такого содержания: кочевники не дали нам
идти по дороге. Вот причина пашей задержки. Они отняли у нас двести тюков
тканей из поклажи и убили из нас пятьдесят невольников“.
И когда до Маруфа дошла эта весть, он воскликнул: «Да
обманет их Аллах! Как это они сражаются с кочевниками из-за двухсот тюков
товаров, и что значат двести тюков? Им не следовало задерживаться из-за этого:
ведь цена двухсот тюков – семь тысяч динаров. Но мне следует отправиться к ним
и поторопить их, а то, что взяли кочевники, не уменьшит моей поклажи, и это
нисколько на меня не действует. Я буду считать, что подал им это как
милостыню».
И потом он ушёл от меня, смеясь, и не огорчился из-за того,
что его имущество пропало и его невольники убиты; и когда он ушёл, я посмотрела
из окна дворца, и увидела, что те десять невольников, которые принесли ему
письмо, подобны лунам, и каждый из них одет в платье, стоящее две тысячи
динаров, и у моего отца нет невольника, похожего на кого-нибудь из них.
И затем мой муж отправился с невольниками, которые принесли
ему письмо, чтобы привезти свою поклажу, и хвала Аллаху, который не дал мне
ничего сказать ему из тех слов, что ты мне велел сказать: он бы стал смеяться
надо мной и над тобой и, может быть, посмотрел бы на меня взором унижения и
возненавидел бы меня. Но ведь весь позор – от твоего везиря, который говорил о
моем муже слова неподобающие».
«О дочка, – сказал царь, – богатства твоего мужа
обильны, и он не подумает об этом, и с того дня, как он вступил в наш город, он
раздаёт бедным милостыню. Если захочет Аллах, он скоро приедет со своей
поклажей, и достанется нам от него великое благо». И он начал успокаивать свою
дочь и ругать везиря, и хитрость с ним удалась.
Вот то, что было с царём. Что же касается купца Маруфа, то
он сел на коня и поехал по безлюдной пустыне, и он был в недоумении и не знал,
в какую страну направиться.
И он начал плакать от мук разлуки, и испытывал волнение и
страсть и произнёс такие стихи:
«Обмануло время сближение, и
расстались мы,
И растаяла от суровости и горит душа.
Око слезы точит, покинувши
возлюбленных;
Теперь – разлука; когда же будет
встреча вновь?
О лик луны светящей, это я был тем,
Кто в страсти к вам оставил сердце
истерзанным.
О, если б я ни часа не видал тебя —
После радости единения я печаль
вкусил.
Всегда Маруф влюблённым в Дунью был,
всегда;
Если он умрёт от любви своей, то
любовь вечна.
О блеск сияющего солнца, помоги
Ты сердцу, страстью явною сожжённому.
Увидим ли, что время вновь нас
сблизило,
И получим ли от встречи с ней отраду
мы?
Сведёт ли нас дворец любимой в
радости,
Сожму ли я в объятьях тесных ветвь
песков?
О лик луны светящей, пусть лицо твоё,
Как солнце, красотою вечно светит
нам.
Готов я страсть терпеть и её горести,
Ведь счастье страсти – в нем самом
несчастие».
А окончив стихи, он заплакал сильным плачем, и все дороги
были перед ним закрыты, и он предпочитал смерть жизни.
И он пошёл, точно пьяный, от великой нерешительности, и шёл
не переставая до времени полудня, и, наконец, дойдя до маленькой деревушки, он
увидя неподалёку от неё пахаря, который пахал на паре быков.
Маруфа мучил сильный голод, и он подошёл к пахарю и сказал
ему: «Мир с вами!» И пахарь возвратил ему приветствие и сказал: «Добро тебе
пожаловать, о господин! Ты из невольников султана?» – «Да», – отвечал
Маруф. И человек сказал: «Остановись у меня для угощения». И Маруф понял, что
он из числа щедрых. «О брат мой, – сказал он ему, – я не вижу у тебя
ничего, чем бы ты меня накормил, как же ты меня приглашаешь?» – «О
господин, – ответил пахарь, – добро найдётся. Сойди здесь с коня, а
селение – вот оно, близко, и я пойду и принесу тебе обед и корм твоему
коню». – «Если селение близко, – сказал Маруф, – то я дойду до
него во столько же времени, во сколько дойдёшь до него ты, и куплю то, что
хочу, на рынке и поем». – «О господин, – сказал пахарь, – это
селение – маленькая деревушка, и там нет ни рынка, ни купли, ни продажи. Прошу
тебя, ради Аллаха, остановись у меня и залечи моё сердце, а я схожу туда и
быстро вернусь к тебе!»
И Маруф сошёл с коня, а пахарь оставил его и ушёл в селение,
чтобы принести ему обед.
И Маруф сел его дожидаться и сказал в душе: «Я отвлёк этого
бедного человека от работы, но я поднимусь и буду пахать за него, пока он не
придёт, чтобы возместить то, что он из-за меня потерял».
И он взял плуг, и погнал быков, и попахал немного, и плуг
задел за что-то, и животные остановились, и Маруф погнал их, но они не могли
идти. И Маруф посмотрел на плуг и увидел, что он задел за золотое кольцо. И
тогда он снял с кольца землю и увидел, что оно находится посреди мраморной
плиты, величиной с мельничный жёрнов.
И Маруф старался над плитой, пока не сорвал её с места, и
из-под неё показалось подземелье с лестницей. И Маруф спустился по этой
лестнице и увидел помещение вроде бани, с четырьмя портиками, и один портик был
наполнен от земли до потолка золотом, а второй портик был наполнен изумрудами,
жемчугом и кораллами от земли до потолка, а третий портик был наполнен
яхонтами, бадахшанскими рубинами и бирюзой, а четвёртый портик был наполнен
алмазами, и дорогими металлами, и драгоценными камнями всех видов. И посредине
этого помещения стоял сундук из прозрачного хрусталя, наполненный бесподобными
драгоценными камнями, каждый из которых был величиной с лесной орех, и на этом
сундуке стояла маленькая коробочка размером с лимон, и она была из золота.
И Маруф, увидев все это, удивился, и обрадовался сильной
радостью, и сказал: «Посмотрим-ка, что такое в этой коробочке?» И затем он
открыл её и увидел в ней золотой перстень, на котором были написаны имена и
талисманы, подобно следам муравьёв.
И он потёр этот перстень, и вдруг чей-то голос сказал: «Я
здесь, я здесь, о господин! Требуй – получишь. Хочешь ли ты построить селение,
или разрушить город, или убить царя, или прорыть канал, или сделать что-нибудь
вроде этого? Что бы ты ни потребовал, это уже свершилось по изволению владыки
всевластного, творца ночи и дня». – «О создание моего господа, кто ты и
что ты будешь?» – спросил Маруф. И говоривший ответил: «Я слуга этого перстня,
исполняющий службу его владельцу. Какое бы желание он мне ни изъявил, я его исполню,
и нет мне отговорки в том, что он мне прикажет. Я владыка телохранителей из
джиннов, и число моего войска – семьдесят два племени, а число бойцов каждого
племени – семьдесят две тысячи, и каждый из тысячи властвует над тысячей
маридов, а каждый марид властвует над тысячей помощников, а каждый помощник
властвует над тысячей шайтанов, а каждый шайтан властвует над тысячей джиннов,
и все они покорны мне и не могут меня ослушаться. А я приколдован к этому
перстню и не могу ослушаться того, кто им владеет, и вот ты им овладел, и я
стал твоим слугой. Требуй же чего хочешь, я послушен твоим словам и повинуюсь
твоему приказу. Если я тебе понадоблюсь в какое-нибудь время, на суше или на
мэре, потри перстень и найдёшь меня возле себя; но берегись потереть перстень
два раза подряд: ты сожжёшь меня огнём этих имён, и лишишься меня, и будешь
жалеть обо мне после этого. Я осведомил тебя о моем положении, и конец!..»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот девяносто шестая ночь
Когда же настала девятьсот девяносто шестая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда слуга перстня рассказал
Маруфу о своём положении, Маруф спросил его: „Как твоё имя?“ И марид ответил:
„Моё имя Абу-с-Саадат“. И Маруф сказал: „О Абу-с-Саадат, что это за помещение и
кто приколдовал тебя к этой коробочке?“ – „О господин, – ответил
марид, – это помещение – сокровищница, которая называется сокровищница
Шеддала, сына Ада, что построил Ирем многостолбный, подобного которому не сотворено
в мире. Я был ему слугой при его жизни, и это его перстень. Шеддад положил его
в свою сокровищницу, но теперь он – твоя доля!“ – „Можешь ли ты вынести то, что
в этой сокровищнице, на поверхность земли?“ – спросил Маруф. И марид ответил:
„Да! Эир самое лёгкое дело“. И тогда Маруф сказал: „Вынеси все, что в ней есть,
и не оставляй ничего“.
И Абу-с-Саадат показал рукой на землю, и земля расступилась,
и он опустился я исчез на короткое время, и вдруг вышли из-под земли изящные
юноши с прекрасными лицами, которые несли золотые корзины, и эти корзины были
наполнены золотом. Они опорожнили их и ушли, и принесли другие, и все время
переносили золото и драгоценные камни, – и не прошло ещё часу, как они
сказали: «В сокровищнице не осталось ничего».
А затем появился перед Маруфом Абу-с-Саадат и сказал ему: «О
господин мой, все, что было в сокровищнице, мы перенесли». И Маруф спросил его:
«Что это за прекрасные юноши?» И марид ответил: «Это мои дети. Для этой работы
мне не стоило собирать моих помощников, и мои дети исполнили твою нужду и
почтили себя службой тебе. Требуй же, чего ты хочешь, кроме этого?» – «Можете
ли вы привезти мулов и сундуки и сложить эти богатства в сундуки и погрузить
сундуки на мулов?» – спросил Маруф. И марид ответил: «Это самое лёгкое дело!» И
затем он издал великий крик, и его дети явились к нему, а их было восемь сотен.
«Пусть часть из вас примет облик мулов, а часть – облик
прекрасных невольников, ничтожнейшему из которых не найдётся подобного у
какого-нибудь царя, а часть из вас пусть примет облик погонщиков, а часть –
облик слуг», – сказал он им. И они сделали то, что он им приказал, и
семьсот из них превратились в грузовых мулов, а оставшиеся сто приняли облик
слуг. А потом марид крикнул своих помощников, и они предстали перед ним, и
тогда он велел части из них принять облик коней, осёдланных золотыми сёдлами и
украшенных драгоценными камнями.
И когда Маруф увидел это, он спросил: «Где сундуки?» И их
принесли ему, и он сказал: «Складывайте золото и драгоценные металлы, каждый
сорт отдельно». И они сложили и погрузили на триста мулов.
И тогда Маруф спросил: «О Абу-с-Саадат, ты можешь принести
мне тюки дорогих тканей?» – «Хочешь ли ты тканей египетских, или сирийских, или
персидских, или индийских, или румских?» – спросил марид. И Маруф сказал:
«Принеси материи каждой страны по сто тюков на ста мулах». – «О господин
мой, – сказал марид, – дай мне срок, чтобы я мог назначить для этого
моих помощников, я прикажу каждому отряду из них отправиться в какую-нибудь
страну и принести сто тюков её тканей, и мои помощники примут облик мулов и
придут, неся эти тюки». – «А какова величина времени отсрочки?» – спросил
Маруф. И марид сказал: «То время, пока черна ночь. Не встанет день, как у тебя
будет все что ты хочешь!» – «Я даю тебе эту отсрочку», – сказал Маруф. И
затем он приказал им поставить палатку, и её поставили, и он сел, и ему
принесли трапезу, и Абу-с-Саадат сказал ему: «О господин мой, сядь в палатке, и
эти мои сыновья будут перед тобой, чтобы тебя охранять. Не бойся ничего, а я
пойду соберу моих помощников и пошлю их исполнить твою нужду».
И Абу-с-Саадат ушёл своей дорогой, а Маруф сел и палатке, и
трапеза стояла перед ним, а сыновья Абу-с-Саадата находились перед ним в облике
невольников, слуг и челядинцев.
И когда он сидел таким образом, вдруг подошёл тот человек,
пахарь, неся большую миску чечевицы и торбу, полную ячменя. Он увидел
поставленную палатку и невольников, которые стояли, сложив руки на груди, и
подумал, что сам султан пришёл и расположился в этом месте.
И тогда он остановился, смущённый, и сказал себе: «О, если
бы я зарезал пару цыплят и подрумянил бы их на коровьем масле ради султана!»
И он хотел вернуться, чтобы зарезать цыплят и угостить ими
султана, и Маруф увидел его, и закричал ему, и сказал невольникам: «Приведите
его!» И невольники понесли пахаря вместе с миской чечевицы и поставили его
перед Маруфом. «Что это такое?» – сказал Маруф. И пахарь ответил: «Это твой
обед и корм твоему коню. Не взыщи с меня – я не думал, что султан придёт в это
место, и если бы я это знал, я бы зарезал ему пару цыплят и угостил бы его
хорошим угощением».
И Маруф сказал: «Султан не приехал, но я его зять и был на
него сердит, и ом прислал ко мне своих невольников, которые помирили меня с
ним, и теперь я хочу вернуться в город. Но ты приготовил мне угощение, не зная
всего этого, и твоё угощение принято, хотя это и чечевица. Я не буду есть
ничего, кроме твоего угощения».
И потом он велел ему поставить миску посреди скатерти и ел
из неё, пока не насытился, а что касается пахаря, то он набил себе брюхо теми
роскошными кушаньями. И потом Маруф вымыл руки и позволил невольникам есть, и
они принялись за остатки трапезы и поели.
И когда миска была опорожнена, Маруф наполнил её золотом и
сказал пахарю: «Отнеси её к себе домой и приходи ко мне в город, я окажу тебе
уважение».
И пахарь взял миску, полную золота, и погнал своих быков, и
отправился к себе в деревню, думая, что Маруф – зять царя. А Маруф провёл этот
вечер в радости и веселье, и к нему пришли девушки из дев сокровища и стали
играть на инструментах и плясать перед ним, и он провёл ночь, которая не идёт в
счёт ночей жизни.
И наступило утро, и не успел Маруф опомниться, как пыль
поднялась и взлетела и рассеялась над мулами, которые несли тюки, и их было
семьсот мулов, нагруженных тканями, и вокруг них были слуги – верблюжатники, и
погонщики, и светоносцы, а Абу-с-Саадат сидел на муле, в обличье предводителя
каравана, и перед ним шли носилки с четырьмя шариками червонного золота,
украшенными драгоценными камнями.
И, достигнув палатки, марид сошёл со спины мула, и поцеловал
землю, и сказал: «О господин, дело сделано полностью и до конца, а вот носилки,
в которых одежда из сокровищницы, – нет ей подобной среди царских одежд.
Надень же её, садись в носилки и приказывай нам что хочешь». – «О
Абу-с-Саадат, – сказал Маруф, – я хочу написать письмо, с которым ты
пойдёшь в город Хитан-альХатан и войдёшь к моему тестю, царю, но не входи к
нему иначе, как в облике гонца, приятного видом». – «Слушаю и
повинуюсь», – сказал марид. И Маруф написал письмо и запечатал его, и
Абу-с-Саадат взял письмо и ушёл.
Он вошёл к царю и увидел, что тот говорит: «О везирь, моё
сердце беспокоится о моем зяте, и я боюсь, что его убили кочевники. О, если бы
я знал, куда он ушёл, чтобы последовать за ним с войском! О, если бы он
рассказал мне об этом до своего ухода!» – «Да смилуется над тобой Аллах за твою
простоту, – ответил везирь. – Клянусь жизнью твоей головы, этот
человек понял, что мы его заподозрили, и побоялся позора, и убежал. Он не кто
иной, как плут и лгун!»
И вдруг вошёл гонец, и поцеловал землю перед царём, и
пожелал ему вечной славы, счастья в жизни.
И царь спросил его: «Кто ты и что тебе нужно?» И гонец
ответил: «Я гонец, и меня прислал к тебе твой зять.
Он приближается с поклажей и прислал тебе со мной письмо.
Вот оно».
И царь взял его, и прочитал, и увидел в нем такие слова
после усиленных приветствий нашему дяде, славному царю: «Я прибыл с поклажей.
Выступай и встречай меня с войском».
«Да очернит Аллах твоё лицо, о везирь! – воскликнул
тогда царь. – Сколько ты поносил честь моего зятя и выставлял его плутом и
лгуном, а он прибыл с поклажей, и ты не кто иной, как обманщик». И везирь
опустил голову к земле от стыда и смущения и сказал: «О царь времени, я говорил
эти слова только из-за долгого отсутствия поклажи и боясь, что пропадут деньги,
которые он истратил». – «О обманщик, – сказал царь, – что такое
деньги, раз пришла его поклажа? Он нам даст вместо них много!»
И затем царь велел украсить город, и вошёл к своей дочери, и
сказал ей: «Добрая весть! Твой муж скоро приедет со своей поклажей. Он прислал
мне об этом письмо, и я выезжаю ему навстречу».
И девушка удивилась этому обстоятельству и сказала про себя;
«Вот удивительная вещь! Разве он надо мной издевался, или смеялся надо мной,
или хотел меня испытать, когда сказал мне, что он бедный? Но хвала Аллаху, что
из-за меня не произошло никакого умаления его достоинства».
Вот что было с Маруфом. Что же касается купца Али каирского,
то, увидев украшение города, он спросил о причине этого, и ему сказали: «К
купцу Маруфу, зятю царя, пришла его поклажа». – «Аллах велик! –
воскликнул Али. – Что это за беда! Он пришёл ко мне, убегая от своей жены,
и был бедняком! Откуда же пришла к нему поклажа? Но, может быть, дочь царя
придумала для него хитрость, боясь позора, а ведь цари ни в чем не бессильны. Да
покроет его Аллах великий и да не опозорит!..»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот девяносто седьмая ночь
Когда же настала девятьсот девяносто седьмая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда купец Али опросил об
украшении города, ему рассказали истину об этом деле, и он пожелал Маруфу
счастья и сказал: „Аллах да покроет его и да не опозорит!“ А другие купцы
обрадовались и развеселились из-за того, что получат свои деньги.
И царь собрал свои войска и выступил, а Абу-с-Саадат
вернулся к Маруфу и рассказал ему о том, что он доставил послание.
И тогда Маруф сказал: «Грузите!» И, надев одежду из
сокровищницы, он сел в носилки и стал величественнее и почтеннее, чем царь, в
тысячу раз.
И он дошёл до половины дороги и вдруг видит, что царь
выступил ему навстречу с войском, а царь, приблизившись к Маруфу, увидел, что
он одет в эту одежду и сидит в носилках. И тогда он бросился к нему, и
приветствовал его, и пожелал ему мира, и все вельможи царства тоже желали ему
мира, и стало ясно, что Маруф был правдив и что в нем нет лжи.
И он вступил в город в шествии, от которого лопнет жёлчный
пузырь у льва, и купцы подбежали к нему и поцеловали землю перед ними, и купец
Али сказал ему: «Ты устроил эту проделку, и она у тебя вышла, о шейх плотов, но
ты это заслужил! Аллах великий да увеличит тебе свои милости».
И Маруф засмеялся. И, войдя во дворец, он сел на престол и
сказал: «Несите тюки с золотом в казну моего дяди, царя, и подайте сюда тюки с
тканями». И ему принесли их, и начали их вскрывать тюк за тюком, и вынимали то,
что в них было, пока не открыли все семьсот тюков.
И Маруф отобрал из них самое лучшее и сказал: «Снесите это
царевне, чтобы она раздала это своим невольницам, и возьмите этот сундук с
драгоценными камнями и отнесите его ей, чтобы она раздала их невольницам и
евнухам».
И он начал раздавать ткани купцам, которым был должен, в
возмещение своих долгов, и тому, кому следовало тысячу, он давал ткани, стоящие
две тысячи или больше, а потом он начал раздавать милостыню нищим и беднякам, и
царь смотрел на него и не мог ему воспрепятствовать.
И он до тех пор давал и одарял, пока не роздал все семьсот
тюков, а затем он обернулся к воинам и начал раздавать им дорогие металлы,
изумруды, яхонты, жемчуг, кораллы и другое и давал драгоценные камни только
горстями, без счета.
И тогда царь сказал ему: «О дитя моё, довольно раздавать –
от твоей поклажи осталось уже мало». И Маруф сказал: «У меня много!» И его
правдивость стала ясна, и никто не мог обвинить его во лжи, и он не
задумывался, раздавая, так как слуга перстня приносил ему все, чего бы он ни
требовал.
А потом казначей подошёл к царю и сказал: «О царь времени,
казна наполнилась и уже не вмещает оставшихся тюков. А то, что остаётся из
золота и металлов, – куда мы это положим?» И царь указал ему другое место.
Когда жена Маруфа увидела эти обстоятельства, её радость усилилась, и она
удивлялась и говорила про себя: «Посмотреть бы, откуда пришло к нему все это
добро!» И купцы тоже радовались тому, что Маруф им дал, и желали ему счастья.
А что касается купца Али, то он удивлялся и говорил про
себя: «Посмотри-ка! Как он сплутовал и наврал, чтобы получить все эти
сокровища. Если бы они были от царевны, он не раздавал бы их беднякам. Но как
прекрасны слова сказавшего:
Когда царь царей одарил тебя,
То не спрашивай о причине ты.
Аллах даёт, как хочет он,
Так соблюдай же пристойность ты».
Вот что было с ним. Что же касается царя, то он удивился до
крайней степени тому, что увидел от Маруфа, и удивился его щедрости и великодушию
при расходовании денег. А Маруф после этого вошёл к своей жене, и она встретила
ею, улыбаясь, смеясь, и радуясь, и поцеловала ему руку, и сказала: «Разве ты
надо мной смеялся или хотел меня испытать, говоря: „Я бедный и убежал от моей
жены“? Слава Аллаху, что я не допустила умаления твоего достоинства. Ты мой
любимый, и у меня нет никого дороже тебя, все равно, богатый ты или бедный. Я
хочу, чтобы ты рассказал мне, чего ты хотел достигнуть этими словами». –
«Я хотел тебя испытать, чтобы посмотреть, искренняя твоя любовь или из-за денег
и от жадности до мирских благ, – сказал Маруф, – и мне стало ясно,
что твоя любовь истинна. Если ты правдива в своей любви, то добро тебе
пожаловать, и сперва я узнал тебе цену».
И потом он уединился в одном месте и потёр перстень, и
Абу-с-Саадат предстал перед ним и сказал: «Я перед тобой, требуй чего хочешь!»
И Маруф молвил: «Я хочу от тебя одежду из сокровищницы для моей жены и
украшений из сокровищницы, среди которых должно быть ожерелье из сорока
бесподобных камней». И Абу-с-Саадаг отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» И принёс ему
то, что он приказал. И Маруф взял одежду и украшения, отпустив сначала слугу
перстня, и пошёл к своей жене и положил это перед нею. «Бери, надевай, добро
тебе пожаловать!» – сказал он. И когда царевна взглянула на эти вещи, её ум
улетел от радости. Она увидела в числе уборов пару ножных браслетов из золота,
украшенных драгоценными камнями, – изделие волхвов, – и запястье, и
серьги, и пояс, стоимость которого не оценить деньгами, и надела платье и украшения
и затем сказала: «О господин, я хочу спрятать это для торжеств и праздников».
Но Маруф молвил: «Носи их постоянно! У меня есть ещё много других».
И когда царевна надела все это и невольницы увидели её, они
обрадовались и поцеловали Маруфу руки, и Маруф оставил их и, уединившись, потёр
перстень, и слуга перстня предстал перед ним.
«Принеси мне сто платьев с украшениями», – сказал
Маруф. И слуга ответил: «Слушаю и повинуюсь!» И принёс ему платья, и в каждом
платье были завёрнуты подходящие для него украшения.
И Маруф кликнул невольниц, и когда они пришли к нему, дал
каждой из них по платью, и они надели эти платья и стали подобны большеглазым
гуриям, а царевна была между ними точно луна среди звёзд. И одна из невольниц
рассказала об этом царю, и царь, войдя к своей дочери, увидел, что она
ошеломляет тех, кто её видит, и её невольницы также, и удивился этому до
крайней степени.
И затем он вышел и, призвав своего везиря, сказал ему: «О
везирь, случилось то-то и то-то. Что ты скажешь об этом деле?» – «О царь
времени, – ответил везирь, – таких поступков не совершают купцы, так
как у купца куски льна лежат годами, и он продаёт их только с прибылью. Откуда
у купцов щедрость, подобная его щедрости, и откуда им иметь такие деньги и
драгоценности, которых найдётся у царей лишь немного? Как же могут они
находиться у купцов целыми тюками? Этому обязательно должна быть причина. Но
если ты меня послушаешься, я выясню для тебя истину в этом деле».
«Я тебя послушаюсь, о везирь», – сказал ему царь. И
везирь молвил: «Встреться „; Маруфом, прояви к нему дружбу, и поговори с ним; и
скажи: «О мой зять, я бы хоел бы пойти с тобой, с везирем, и больше ни с кем, в
сад, чтобы прогуляться“. И когда мы выйдем в сад, мы разложим скатерть с вином,
и я силой напою его; и когда он выпьет вина, его ум пропадёт, и рассудок
исчезнет, и мы спросим его об истине в этом деле, и он нам расскажет свои
тайны. Вино – предатель, и от Аллаха дар того, кто сказал:
Когда же мы выпили и влаги пробрался
след
К местам, где сокрыты тайны, я
закричал: «Постой!»
Боялся я, что лучи вина победят меня
И станет пирующим видна тайна
скрытая.
И когда он нам расскажет истину об этом деле, мы узнаем его
обстоятельства и сделаем с ним то, что захотим и пожелаем. Я боюсь для тебя
последствий его поступков: может быть, его душа захочет власти, и он покроет
всех воинов своей щедростью, не жалея денег, и сместит тебя, и отнимет у тебя
царство».
И царь сказал ему: «Твоя правда…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот девяносто восьмая ночь
Когда же настала девятьсот девяносто восьмая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда везирь придумал для царя
этот план, царь сказал ему: „Твоя правда“. И они провели ночь, сговорившись об
этом деле. Когда же наступило утро, царь вышел в зал и сел, и вдруг слуги и
конюхи вошли к нему, огорчённые.
И он спросил их: «Что вас поразило?» И слуги ответили: «О
царь времени, конюхи почистили коней и задали им корму – коням и мулам, которые
пришли с поклажей, а утром мы увидели, что невольники украли коней и мулов. Мы
обыскали все стойла и ни коней, ни мулов не нашли, и тогда мы вошли в помещение
невольников и не увидели там никого, и мы не знаем, как они убежали».
И царь удивился этому, так как он не думал, что помощники
Абу-с-Саадата были конями, мулами и невольниками, и не знал, что это помощники
слуги перстня.
«О проклятые! – сказал он слугам. – Тысяча
животных и пятьсот невольников и других слуг! Как же они убежали, а вы не
заметили?» – «Мы не знаем, как случилось, что они убежали», – ответили
слуги. И царь сказал: «Уходите, а когда ваш господин выйдет из гарема,
расскажите ему об этом деле».
И слуги ушли от царя и сели, не зная, что думать об этом
деле; и когда они сидели в таком состоянии, вдруг вышел из гарема Маруф. Он
увидел, что они озабочены, и спросил их: «В чем дело?» И они рассказали ему,
что случилось, и Маруф воскликнул: «А какая им цена, что вы из-за них
огорчаетесь? Уходите своей дорогой!»
И он сидел и смеялся, не сердясь и не огорчаясь из-за этого
дела. И царь посмотрел в лицо везирю и сказал: «Что это за человек, для
которого деньги не имеют цены?» И затем они поговорили с Маруфом некоторое
время, и царь сказал ему: «О мой зять, мне хочется пойти с тобой и с везирем в
сад, чтобы развлечься. Что ты на это скажешь?» – «Это неплохо!» – сказал Маруф.
И затем они пошли и отправились в сад, где было каждого плода по паре, и каналы
были там полноводны и деревья высоки, и там пели птицы.
И они вошли во дворец в этом саду, который прогоняет печаль
от сердца, и, усевшись, стали разговаривать, и везирь рассказывал диковинные
истории и вспоминал смешные остроты и увеселяющие слова, и Маруф слушал его
речи, пока не подали обед.
И разложили скатерть с кушаньем, и поставили кувшин с вином,
и, после того как все поели и вымыли руки, везирь наполнил чашу и дал её царю,
и тот выпил, и везирь наполнил вторую чашу я сказал Маруфу: «Вот чаша с
напитком, уважение к которому склоняет главу разумных». – «Что это такое,
о везирь?» – спросил Маруф. И везирь сказал: «Это седая – дева и девственница,
засидевшаяся незамужем. Этот напиток приводит радость к сердцам, и о нем сказал
поэт:
Ходили ноги отступников, давя его,
И мстит теперь головам арабов за то
оно.
Неверных сын, луне подобный, подносит
нам,
И глаза его – всех грехов основа
крепчайшая.
И от Аллаха дар сказавшего:
Нахожу я вино и несущего сосуд с
вином,
Когда он, встав, пирующим подносит,
Подобным солнцу. Оно плясало, и луна
Близнецов звездой его щеки одарила.
Оно так нежно, и тонок так состав
его,
Что течёт оно, как дух течёт по телу.
А как прекрасны слова поэта:
Со мной луна полная, обнявшись,
провела ночь,
А солнце на своде чаши так и не
скрылось, знай.
И видел я, как огонь, которому
кланялись
Все маги, мне кланялся, из кружки
струясь своей.
А вот слова другого:
И оно ходило в суставах их,
Как в хворающем исцеление.
А вот слова другого:
Дивлюсь я жавшим вина: как
скончались»
А нам оставили живую воду.
Но лучше этого слова Абу-Новаса:
Оставь упрекать меня – упрёк
подстрекает,
Тем самым меня лечи, что было
болезнью.
О жёлтое! Горести не сходят на двор
его,
Коснись оно камня, он узнал бы
веселье.
Оно поднялось в кувшине – ночь была
тёмная —
И в комнате засиял лучей его жемчуг.
Оно обошло мужей, которым покорён
рок,
И им посылает он лишь то, что желают.
В руках оно девушки, одетой, как юноша:
В неё влюблены зараз сын Лота и
блудник.
Скажи притязающим на знанье:
«Запомнили
Вы нечто, но многое от вас ещё
скрыто»,
Но лучше всего слова Ибн аль-Мутазза:[689]
Аллах, напои Джезиру, где тень дерева
густа,
И пусть будет Дейр-Абдун обильным
залит дождём.
Как часто меня будили к утреннему
питью
На самой заре, когда рой птиц не
взлетал ещё.
Молящихся голоса монахов в монастыре,
Что в рубищах чёрных плачут горестно
на заре.
Как много средь них прекрасных
обликов, чьи глаза
Истомой подведены и веки опущены.
Ходили они ко мне, прикрывшись
рубахой тьмы
И шаг ускоряя от боязни, с опаскою.
И щеку им подстилал свою на дороге я
Униженно и влачил подол по следам
своим.
И месяц блистал нам светом – чуть нас
не выдал он,
Подобный обрезку, от ногтей
отделённому.
И было, что было, но об этом я не
скажу,
Благое предполагай, что было – не
спрашивай.
От Аллаха дар того, кто сказал:
Я сделался богаче всех,
И радости себе я жду —
Я злато жидкое нашёл
И кубком меряю его.
А как прекрасны слова поэта:
Аллахом клянусь, иной алхимии не
найти,
И все, что нам сказано о способах
её, – ложь.
Киратом вина разбавь кинтар
огорчения,
И вмиг оно превратится в радость и
счастье.
А вот слова другого:
Тяжелы стаканы, когда пустыми
приносят их;
Когда же их вином наполнят чистым,
Легки они и почти летают по воздуху;
Так и тела – легки от духов вышних.
А вот слова другого:
У чаши и у вина права есть великие:
Одно из их прав – чтоб права их не
забыли.
Когда я умру, заройте подле лозы меня
– в
Побеги её пусть поят кости мои
всегда.
В пустыне меня не зарывайте –
поистине,
Боюсь, что, когда умру, вина не
попробую.
И он до тех пор соблазнял Маруфа выпить и говорил ему о
красотах вина вещи приятные, приводя сказанные о нем стихи и тонкие рассказы,
пока Маруф не согласился приложиться к краю кубка, и не осталось ему тогда
ничего желать.
И везирь наполнял ему чашу, а он пил, наслаждался и ликовал,
пока не исчезла для него истина и не перестал он различать ошибочное от
правильного. И когда везирь понял, что опьянение его достигло предела и перешло
границу, он сказал: «О купец Маруф, клянусь Аллахом, я удивляюсь! Откуда пришли
к тебе эти драгоценности, подобных которым не найдёшь у царей Хосроев? Мы в
жизни не видели купца, который бы имел столько денег, как ты, и никого щедрее
тебя. Твои поступки – поступки царей, и это не есть дело купцов. Заклинаю тебя
Аллахом, расскажи мне, чтобы я узнал твой сан и твоё место».
И он продолжал обхаживать Маруфа и обманывал его, а Маруф
потерял ум, и наконец он сказал везирю: «Я не купец и не один из царей». И
рассказал ему свою историю с начала до конца. И тогда везирь воскликнул:
«Заклинаю тебя Аллахом, о господин мой Маруф, покажи нам эрот перстень, чтобы
мы посмотрели, как он сделан». И Маруф снял перстень и, будучи в состоянии
опьянения, сказал: «Возьмите посмотрите на него». И везирь взял перстень, и
повернул его, и спросил: «Когда я его потру, явится слуга?» – «Да, –
отвечал Маруф, – потри его, и слуга явится к тебе, и ты на него
посмотришь».
И везирь потёр перстень, и вдруг чей то голос сказал: «Я
перед тобой, о господин мой, потребуй и получишь! Разрушишь ли ты город, или
построишь город, или убьёшь царя? Чего бы ты не потребовал, я это сделаю для
тебя беспрекословно».
И везирь показал на Маруфа и сказал слуге: «Возьми этого
негодяя и брось его в самую безлюдную часть пустынной земли, чтобы он не нашёл
ни еды, ни питья, и погиб бы от голода, и умер бы в тоске, так чтобы о нем
никто не знал». И слуга поднял Маруфа и полетел с ним между небом и землёй. И
когда Маруф увидел это, он убедился в неизбежности гибели и большом
затруднении, и заплакал, и сказал: «О Абу-с-Саадат, куда ты со мной летишь?» И
слуга перстня сказал ему: «Я лечу, чтобы бросить тебя в пустынною четверть
земли, о маловоспитанный. Кто владеет таким талисманом, как этот, и даёт его
людям, чтобы они на него смотрели?! Ты заслужил то, что тебя постигло, и если
бы я не боялся Аллаха, я бы бросил тебя с высоты тысячи сажен, и ты ещё не
достиг бы земли, как уже растерзали бы тебя ветры».
И Маруф промолчал и не заговаривал с духом, пока тот не
достиг с ним пустынной четверти земли, и он бросил его там и вернулся, оставив
его в безлюдной земле…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Девятьсот девяносто девятая ночь
Когда же настала девятьсот девяносто девятая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что дух перстня взял Маруфа и
бросил его в пустынной четверти и вернулся, оставив его там.
Вот то, что было с Маруфом. Что же касается везиря, то он,
когда овладел перстнем, сказал царю: «Как ты смотришь на то, что я тебе сказал
о том, что это лгун и плут, а ты мне не верил?» И царь молвил; «Истина с тобой,
о везирь, Аллах да даст тебе здоровье! Дай сюда перстень, чтобы я посмотрел на
него!»
И везирь с гневом обернулся к нему, и плюнул ему в лицо, и
сказал: «О малоумный, как я дам его тебе и останусь твоим слугой, после того
как я стал твоим господином? Но я не оставлю тебя так».
И потом он потёр перстень, и явился слуга, и везирь сказал
ему: «Возьми этого маловоспитанного и брось его в том месте, в котором ты
бросил его зятя плута». И слуга понёс царя и улетел с ним. И царь сказал ему:
«О сотворённый моим господом, в чем мой грех?» И слуга ответил ему: «Не знаю,
но мой господин приказал мне это, и я не могу прекословить тому, кто владеет
перегнём этого талисмана».
И он до тех пор летел с царём, пока не бросил его в том
месте, где был Маруф, а потом он вернулся, оставив его там. И царь услышал, как
Маруф плачет, и подошёл к нему, и все ему рассказал, и они оба сидели и плакали
о том, что их поразило, и не находили еды и питья.
Вот то, что было с ними. Что же касается до везиря, то,
удалив Маруфа и царя от их жилища, он поднялся и вышел из сада, и, послав за
всеми военными, собрал диван и рассказал им о том, что он сделал с Маруфом и
царём, и сообщил им историю с перстнем, и сказал: «Если вы не сделаете меня над
собой султаном, я прикажу слуге перстня унести вас всех и бросить в пустынной
четверти земли, и вы умрёте от голода и жажды».
И все сказали ему: «Не делай с нами дурного! Мы согласны,
чтобы ты был над нами султаном, и не ослушаемся твоего приказа». И затем они
согласились назначить его над собой султаном, против своей воли. И везирь
наградил их почётными одеждами, и он требовал от Абу-с-Саадата все что хотел, и
слуга приносил это ему немедленно.
И затем везирь сел на престол, и подчинились ему все воины,
и он послал к дочери царя, говоря ей: «Приготовься, я войду к тебе сегодня
ночью, так как я стосковался по тебе».
И царевна заплакала, так как ей было тяжело лишиться отца и
мужа, и послала сказать везирю: «Дай мне отсрочку, пока пройдёт время очищения,
а затем напиши мою брачную запись и войди ко мне дозволенным образом». И везирь
послал сказать ей: «Я не знаю ни очищения, ни долгого срока и не нуждаюсь в
записи. Я не отличаю дозволенного от недозволенного, и неизбежно мне войти к
тебе сегодня вечером».
И тогда царевна послала сказать ему: «Добро тебе пожаловать
и в этом нет дурного!» (А это было от неё хитростью.) И когда такой ответ
пришёл к везирю, он обрадовался, и его грудь расправилась, так как он был
охвачен любовью к царевне. И он велел поставить кушанья для всех людей и
сказал: «Ешьте это кушанье, так как это свадебный пир: я хочу войти к царевне
сегодня вечером».
И шейх-аль-ислам сказал ему: «Не дозволяется тебе войти к
ней, пока не окончится срок очищения и ты не напишешь свою запись с нею». И
везирь воскликнул: «Я не знаю очищения и срока, не затягивай же со мной
разговор!»
И шейх-аль-ислам смолчал, испугавшись злобы везиря, и сказал
воинам: «Это нечестивый, и у него нет ни веры, ни религии». А когда наступил
вечер, везирь вошёл к царевне и увидел, что она одета в самое лучшее, что у неё
было из одежд, и украшена прекраснейшими украшениями; и когда царевна увидела
везиря, она встретила его смеясь и сказала: «Это благословенная ночь, и если бы
ты убил моего отца и моего мужа, право, это было бы для меня ещё лучше». –
«Я непременно убью их», – сказал везирь. И царевна посадила его и стала с
ним шутить и показывать ему свою любовь, и когда она приласкала везиря и
улыбнулась ему в лицо, его ум улетел. А царевна обманула его ласками, чтобы
овладеть перстнем и изменить его радость на горе для его головы, и она сделала
с ним эти поступки, следуя мнению того, кто сказал:
Я достиг теперь своей хитростью
И того, чего не достиг мечом.
И ныне сорвал добычу я,
Плоды которой столь сладостны.
И когда везирь увидел её ласку и улыбку, в нем взволновалась
страсть, и он потребовал от царевны сближения. И когда он приблизился к ней,
она отдалилась от него, и заплакала, и сказала: «О господин, разве ты не видишь
человека, который смотрит на нас? Заклинаю тебя Аллахом, скрой меня от его
глаз. Как же ты со мной сближаешься, когда он смотрит на нас?»
И везирь рассердился и спросил: «Где человек?» И царевна
сказала: «Вот он, в гнёзда перстня, поднимает голову и смотрит на нас». И
везирь подумал, что это слуга перстня смотрит на неё, и засмеялся, и сказал:
«Не бойся, это слуга перстня, и он под моей властью». – «Я боюсь ифритов.
Сними перстень и брось его подальше от меня», – сказала царевна. И везирь
снял перстень, и положил его на подушку, и приблизился к царевне, и тогда она
лягнула его ногой в сердце, и везирь упал навзничь, покрытый беспамятством, а
царевна закричала своим приближённым, и они поспешно пришли к ней. И она
сказала: «Схватите его!» И везиря схватили сорок невольниц, а царевна поспешила
взять перстень с подушки и потеряла его. И вдруг Абу-с-Саадат явился, говоря:
«Я перед тобой, о госпожа!» И царевна сказала: «Возьми этого нечестивого и
посади его в тюрьму и отяжели его цепи».
И Абу-с-Саадат взял его, и посадил в тюрьму гнева, и вернулся,
и сказал: «Я посадил его в тюрьму». – «Куда ты унёс моего отца и моего
мужа?» – спросила его царевна.
И он сказал: «Я бросил их в пустынной четверти земли».
И тогда она молвила: «Я приказываю тебе, чтобы ты их принёс
ко мне сию же минуту».
И ифрит отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» И улетел от неё и
летел до тех пор, пока не достиг пустынной четверти. И он спустился к царю и
Маруфу и увидел, что они сидят и плачут и жалуются друг другу. И ифрит сказал
им: «Не бойтесь, пришло к вам облегчение». И рассказал о том, что сделал
везирь, и потом сказал: «Я заточил его своей рукою, подчиняясь царевне, и затем
она приказала мне воротить вас».
И царь с Маруфом обрадовались его рассказу, и ифрит поднял
их и полетел с ними, и не прошло ещё часу, как он уже ввёл их к царевне. И
царевна поднялась, и приветствовала своего отца и своего мужа, и, усадив их,
предложила им кушаний и сластей, и они проспали остаток ночи, а на следующий
день царевна одела своего отца в роскошную одежду и одела своего мужа в
роскошную одежду и сказала: «О батюшка, сиди на своём престоле царём, как было
раньше, и сделай моего мужа у себя везирем правой стороны и расскажи твоим
воинам о том, что случилось. Приведи твоего везиря из тюрьмы и убей его, а
потом сожги, – он нечестивый и хотел войти ко мне развратно, без брака, и
он засвидетельствовал о себе, что он нечестивый и что нет у него веры, которой
он бы придерживался. И заботься о своём зяте, которого ты сделал у себя везирем
правой стороны».
И царь ответил: «Слушаю и повинуюсь, о дочка. Но отдай мне
перстень или отдай его твоему мужу». – «Он не годится ни для тебя, ни для
него, – ответила царевна. – Перстень будет у меня, и, может быть, я
сберегу его лучше, чем вы. Чего бы вы ни пожелали, требуйте это от меня, я
потребую это для вас у слуги перстня. Не бойтесь дурного, пока я здорова, а
после моей смерти делайте с перстнем что хотите». – «Вот оно, правильное
мнение, о дочь моя!» – воскликнул царь, и затем он взял своего зятя и поднялся
он диван.
А воины провели ночь в величайшей тоске из-за царевны и
того, что сделал с ней везирь, когда вошёл к ней для разврата, без брака, и
причинил зло царю и его зятю, я они боялись, что будет опозорен закон ислама,
так как им стало ясно, что везирь – нечестивец.
И они собрались в диване и стали бранить шейх-альислама,
говоря ему: «Почему ты не удержал его от входа к царевне для разврата?» И
шейх-аль-ислам ответил: «О люди, этот человек – нечестивец, и он сделался
обладателем перстня, и мы с вами не можем ничего против него сделать. Аллах
великий пусть воздаст ему за его дела, а вы молчите, чтобы он вас не убил».
И когда воины собрались в диване и вели эти речи, вдруг
вошёл к ним в диван царь и с ним его зять Маруф…»
И «Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Когда же настала ночь, дополняющая до тысячи, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что воины в сильном гневе сидели в диване и
разговаривали о везире и о том, что он сделал с царём, его зятем и его дочерью,
и вдруг царь вошёл к ним в диван, и с ним был его зять Маруф.
И когда воины увидели его, они обрадовались его приходу, и
встали ради него на ноги, и поцеловали перед ним землю; а затем царь сел на
престол и рассказал им всю историю, и их горесть прошла.
И царь приказал украшать город и велел привести везиря из
тюрьмы, и когда он проходил мимо воинов, те проклинали его, бранили и ругали,
пока он не дошёл до царя.
И когда он предстал перед царём, царь велел убить его самым
ужасным образом, и его убили, а потом сожгли, и он отправился в ад в наихудшем
положении, и отличился тот, кто сказал о нем:
И пусть не помилует могилы его Аллах, И вечно пусть будет в
ней Накир вместе с Мункаром.
И потом царь сделал Маруфа у себя везирем правой стороны, и
приятно было для них время, и чисты были их радости, и они провели так пять
лет. А на шестой год царь умер, и царевна сделала Маруфа султаном вместо своего
отца и не отдала ему перстня.
А она в это время понесла от него и родила мальчика – дивно
прекрасного, выдающегося по красоте и совершенству, и он оставайся на коленях у
нянек, пока не достиг пяти лет жизни.
И тогда его мать заболела смертельной болезнью, и призвала
Маруфа, и сказала ему: «Я больна». И Маруф воскликнул: «Да сохранит тебя Аллах,
о любимая моего сердца!» Но царевна молвила: «Может быть, я умру, и мне не
нужно поручать тебе заботится о твоём сыне, но я поручаю тебе беречь перстень,
так как боюсь за тебя и за этого мальчика». – «Не будет беды с тем, кого
бережёт Аллах», – сказал Маруф. И царевна сняла перстень и отдала его
Маруфу, а на следующий день она преставилась к милости великого Аллаха, и Маруф
остался царём и стал выносить приговоры.
И случилось, что в какой-то день он встряхнул платком, и
военные ушли от него в свои жилища, а он вошёл в комнату, где сидят, и сидел в
ней, пока не прошёл день и не приблизилась ночь с её мраком. И тогда вошли к
нему его собутыльники из вельмож, следуя обычаю, и провели у него время в
развлечениях и удовольствиях до полуночи, а потом они попросили позволения
удалиться, и Маруф разрешил им, и они разошлись от него по домам. И к Маруфу
вошла невольница, которая исполняла службу у его постели, и постлала ему
постель, и, сняв с него платье, одела его в одежду сна, и он лёг, а невольница
растирала ему ноги, пока его не одолел сон, и тогда она вышла от него, и ушла
на свою постель и заснула.
Вот то, что было с нею. Что же касается царя Маруфа, то он
спал, и не успел он опомниться, как что-то оказалось рядом с ним у него в
постели. И он проснулся, испуганный, и воскликнул: «Прибегаю к Аллаху от
сатаны, битого камнями!» И, открыв глаза, увидел подле себя женщину,
безобразную по внешности. «Кто ты?» – спросил он её. И она сказала: «Не бойся,
я твоя жена Фатима, ведьма». И тогда Маруф посмотрел на неё и узнал её по её
чудовищному облику и длинным клыкам.
«Откуда ты ко мне вошла и кто принёс тебя в эту страну?» –
спросил он. И Фатима молвила: «А в какой ты стране сейчас?» И Маруф сказал: «В
городе Хитаналь-Хатан. А ты когда покинула Миср?» – «Только что», –
ответила Фатима. И Маруф спросил: «А как это?» И она сказала: «Знай, что, когда
я с тобой повздорила и сатана подбил меня тебе повредить, я пожаловалась на
тебя судьям, и они искали тебя, но не нашли, и кади расспрашивали о тебе, но
никто тебя не видел. И когда прошло два дня, меня охватило раскаяние, и я
поняла, что грех на мне, но раскаяние было бесполезно. Я просидела несколько
дней, плача о разлуке с тобой, и уменьшилось то, что было у меня в руках, и мне
пришлось просить на пропитание, и я стала просить всякого, счастливого и
несчастного, и с тех пор, как ты со мной расстался, я вкушаю унижение просьбы и
оказалась в наихудшем положении. И каждую ночь я сидела и плакала из-за разлуки
с тобой и из-за того, что я испытала после твоего ухода позор, унижение,
несчастье и ущерб».
И она стала рассказывать Маруфу о том, что с ней случилось,
и он, изумлённый, смотрел на неё, и наконец она сказала: «А вчера я целый день
ходила и просила, но никто мне ничего не дал, и когда наступила ночь, я легла
спать без ужина, и меня сжигал голод, и было мне тяжело то, что я испытала. И я
сидела и плакала, и вдруг передо мной появился человек и сказал: „О женщина,
почему ты плачешь?“ И я молвила: „У меня был муж, который тратил на меня и
исполнял мои желания, и он исчез, и я не знаю, куда он девался, и я испытала
без него несчастье!“ – „А как имя твоего мужа?“ – спросил человек. И я сказала:
„Его имя Маруф“. И тогда человек сказал: „Я его знаю. Знай, что твой муж теперь
султан в одном городе, и если ты хочешь, чтобы я тебя доставил к нему, я это
сделаю“. – „Я под твоим покровительством и прошу, чтобы ты доставил меня к
нему“, – сказала я; и тот человек поднял меня и летел со мной между небом
и землёй, пока не доставил меня в этот дворец. И тогда он сказал: „Войди в эту
комнату и увидишь твоего мужа, который спит на ложе“. И я вошла и увидела тебя
в этом жилище, а я не думала, что ты меня покинешь, раз я твоя супруга. Слава
Аллаху, который соединил меня с тобой».
«Разве это я тебя покинул? Или это ты меня покинула и все
время жаловалась на меня одному кади за другим? – сказал Маруф. – Ты
завершила это жалобой высшему двору и напустила на меня Абу-Табака из крепости,
и я убежал против воли».
И он стал ей рассказывать о том, что с ним случилось, пока
он не сделался султаном и не женился на дочери царя, и рассказал ей, что
царевна умерла и он получил от неё сына, которому семь лет.
И Фатима сказала: «То, что случилось, предопределено великим
Аллахом, и я раскаиваюсь и нахожусь под твоим покровительством. Не покидай меня
и позволь мне есть у тебя хлеб как милостыню». И она до тех пор унижалась перед
ним, пока его сердце не смягчилось, и тогда он сказал: «Раскайся во зле и живи
у меня, и будет тебе лишь то, что тебя порадует, а если сделаешь чтонибудь
дурное, я убью тебя, и я не боюсь никого. И пусть тебе не придёт на ум
жаловаться на меня высшему двору, чтобы за мной послали Абу-Табака из крепости:
я стал султаном, и люди боятся меня, а я боюсь только великого Аллаха. У меня
есть перстень со слугой, и когда я его тру, является ко мне слуга перстня, по
имени Абус-Саадат, и все, что я от него ни требую, он мне приносит. Если ты
хочешь отправиться в твой город, я дам тебе столько денег, что тебе будет
довольно на всю жизнь, и быстро отошлю тебя в твою страну, а если ты хочешь
жить у меня, то я освобожу для тебя дом и уберу его тебе наилучшим шёлком. Я
назначу тебе двадцать невольниц, которые будут тебе служить, и буду выдавать
тебе прекрасные кушанья и роскошные одежды, и ты станешь царицей и будешь жить
в величайшем счастье, пока не умрёшь или я не умру. Что ты скажешь на эти
слова?»
И Фатима сказала: «Я хочу остаться с тобой». И затем она
поцеловала Маруфу руку и раскаялась в дурном; и он отвёл ей отдельный дом, и
пожаловал ей невольниц и евнухов, и она стала царицей.
И сын Маруфа стал ходить к ней и к своему отцу, и мальчик
был ей противен, потому что это был не её сын; и когда он увидел от неё взгляды
гнева и отвращения, он почувствовал к ней неприязнь и невзлюбил её.
А Маруф отвлёкся любовью к прекрасным невольницам и не думал
о своей жене Фатиме, ведьме, так как она стала седой старухой с безобразной
внешностью, плешивым существом, гаже пятнистой змеи. И к тому же она обидела
его обидой, больше которой нет. И говорит сказавший поговорку: «Дурное дело
пресекает корень желаний и сеет ненависть в земле сердца». От Аллаха дар того,
кто сказал:
Берегись сердца потерять любимых,
обидев их, —
Воротить сердца убежавшие – дело
трудное.
Ведь, поистине, убежит коль дружба из
двух сердец —
Как стекло они, – разбивши их,
не склеишь.
А ведь Маруф приютил её не из-за какого-нибудь похвального
качества в ней, он оказал ей это великодушие, желая угодить великому Аллаху…»
И Дуньязада сказала своей сестре Шахразаде: «Как прекрасны
эти слова, которые захватывают сердце сильнее, чем колдовские взгляды, и как
хороши эти диковинные повести и удивительные рассказы».
И Шахразада воскликнула: «О, куда этому до того, что я
расскажу вам в следующую ночь, если буду жить и царь пощадит меня!»
И когда наступило утро, и засияло светом, и заблистало, у
царя расправилась грудь, и он стал ожидать конца рассказа и говорил про себя:
«Клянусь Аллахом, я не убью её, пока не услышу остаток её рассказа». И затем он
вышел в место своего суда, и везирь явился, по обычаю, с саваном под мышкой.
И царь провёл в суде весь день, а потом он ушёл в гарем и
вошёл к своей жене Шахразаде, дочери везиря, по своему обычаю…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Ночь, первая после тысячи и последняя в книге
Когда же настала ночь, первая после тысячи и последняя в
книге, царь ушёл в гарем и вошёл к своей жене Шахразаде, дочери везиря.
И её сестра Дуньязада сказала ей: «Закончи нам рассказ о
Маруфе».
И Шахразада ответила: «С любовью и охотой, если позволит
царь рассказывать».
И царь молвил: «Я позволю тебе рассказывать, так как
стремлюсь услышать конец рассказа».
И Шахразада сказала: «Дошло до меня, о царь, что царь Маруф
не заботился о своей жене ради совокупления, а кормил её, только стремясь к
лику великого Аллаха. И когда она увидела, что он воздерживается от сближения с
нею и занят другими женщинами, она возненавидела его, и одолела её ревность. И
Иблис нашептал ей, чтобы она взяла у него перстень, и убила бы его, и сделалась
бы царицей вместо него. И в одну ночь из ночей она вышла и пошла из своего
дворца, направляясь в тот дворец, где был её муж, царь Маруф. И случилось, по
предопределённому делу и предначертанной судьбе, что Маруф лежал с одной из
своих любимиц, красивой и прекрасной, стройной и соразмерной. А от великого
благочестия он снимал с пальца перстень, когда хотел совокупиться, из уважения
к благородным именам, на нем написанным, и надевал его только будучи чистым. И
его жена Фатима, ведьма, вышла из своего помещения после того, как узнала, что
Маруф, когда совокупляется, снимает перстень и оставляет его на подушке, пока
не станет чистым. И у него был обычай: после того как совокупится, приказывать
наложнице уйти от него, так как он боялся за перстень. А когда он входил в
баню, то запирал дверь своего дворца, а вернувшись из бани, он брал перстень и
надевал его, и после этого всякий входил во дворец без запрета.
И Фатима узнала все это и вышла ночью, чтобы войти во дворец
к Маруфу, когда он будет погружён в сон, и украсть перстень так, чтобы он её не
видел. А когда она вышла, сын царя в ту самую минуту входил в дом отдохновения,
чтобы исполнить нужду, без огня, и он сел в темноте на доски в доме
отдохновения и оставил дверь открытой. И когда Фатима вышла из своего дворца,
он увидел, что она торопливо идёт ко дворцу его отца, и сказал в душе:
«Посмотреть бы, для чего эта колдунья вышла из своего дворца во мраке ночи? Я
вижу, что она направляется во дворец моего отца. Этому делу непременно должна
быть причина».
И он вышел и пошёл сзади Фатимы, идя за ней следом, так что
она его не видела. А у него был короткий меч из стали, и он всегда входил в
диван своего отца, подпоясанный этим мечом, так как он дорожил им; и когда его
отец видел его, он смеялся над ним и говорил: «Воля Аллаха! Поистине, твой меч
большой, о дитя моё, но ты не ходил с ним на войну и не отрубал им голову!» И
его сын говорил ему: «Я непременно отрублю голову, которая будет заслуживать
отсечения». И его отец смеялся, слыша его слова.
И когда мальчик пошёл за женой своего отца, он вытащил меч
из ножен и следовал за нею, пока она не вошла во дворец. И тогда он
остановился, поджидая её у дверей дворца, и стал на неё смотреть. И увидев, что
она ищет и говорит: «Куда это он положил перстень», он понял, что Фатима ищет
перстень. И выждал до тех пор, пока она нашла перстень и воскликнула: «Вот он!»
И, подняв его, хотела выйти.
И тогда он спрятался за дверями, а Фатима, выйдя из дверей,
посмотрела на перстень, повернула его в руке и хотела его потереть, но тут
мальчик поднял руку с мечом и ударил её по шее, и Фатима вскрикнула единым
криком и упала убитая.
И Маруф проснулся, и увидел, что его жена лежит и её кровь
течёт, а его сын стоит с обнажённым мечом в руке, и спросил: «Что это, о дитя
моё?» И мальчик ответил: «О батюшка, сколько раз ты мне говорил: „Твой меч
большой, но ты не ходил с ним на войну и не отрубал им голову“. А я говорил
тебе: „Я непременно отрублю им голову, заслуживающую отсечения“. И вот теперь отрубил
им для тебя голову, заслуживающую отсечения».
И он рассказал ему историю с Фатимой, и Маруф стал искать
перстень, но не увидел его, и он до тех пор лежал на теле Фатимы, пока не
увидел, что её рука сжимает перстень. И тогда он взял перстень из её руки и
сказал мальчику: «Ты мой сын, без сомнения и наверное! Да избавит тебя Аллах от
беды в здешней жизни и в будущей, как ты избавил меня от этой скверной женщины.
Её старания привели её к гибели, и от Аллаха дар того, кто сказал:
Коль помощь Аллаха мужа будет
поддерживать,
Достигнет желанного во всех он делах
своих.
А если Аллаха помощь юноше не дана,
То первое, что вредит ему, это труд
его.
Потом царь Маруф крикнул своих приближённых, и они поспешно
пришли к нему, и тогда он рассказал им о том, что сделала его жена Фатима,
ведьма, и приказал им взять её и положить в какое-нибудь место до утра, –
и они сделали так, как он им приказал.
А потом Маруф поручил её нескольким слугам, и они обмыли её,
и завернули в саван, и ей сделали могилу и похоронили её, и её прибытие из
Мисра привело её прямо в могилу. От Аллаха дар того, кто сказал:
Прошли мы путём, начертанным нам от
века,
А тот, кому начертан путь, пройдёт
им.
Кто смерть найдёт в стране
определённой,
Тот умереть в другой стране не может.
А как прекрасны слова поэта:
Не знаю я, когда направлюсь в землю,
Желая блага, что меня постигнет
Добро ль, к которому стремлюсь
упорно,
Иль зло, которое ко мне стремится.
И затем царь Маруф послал отыскать того человека, пахаря, у
которого он был гостем, когда убежал; и когда пахарь явился, он сделал его
везирем правой стороны и своим советником. И он узнал, что у пахаря есть дочь,
редкостно красивая и прекрасная, благородная по качествам, почтённого
происхождения и высокого рода, и женился на ней, а через некоторое время он
женил своего сына, и они прожили некий срок в приятнейшей жизни, и время их
было безоблачно, и приятны были им радости, пока не пришла к ним
Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, опустошающая населённые
дома и делающая сиротами сыновей и дочерей. Хвала же живому, который не умирает
и в чьей руке ключи видимого и невидимого царства».
|