 Увеличить |
Рассказ о третьем
путешествии (ночи 546—550)
Знайте, о братья, и выслушайте от меня рассказ о третьем
путешествии; он более удивителен, чем рассказы, услышанные в предыдущие дни, а
Аллах лучше всех знает сокровенное и всех мудрее.
В минувшие и давно прошедшие времена я вернулся из второго
путешествия и жил в крайнем довольстве и веселье, радуясь моему благополучию. Я
нажил большие деньги, как я рассказал вам вчерашний день, и Аллах возместил мне
все то, что у меня пропало; и я пробыл в Багдаде некоторое время, живя в
крайнем счастье, радости, довольстве и веселье, и захотелось моей душе попутешествовать
и прогуляться, и стосковалась она по торговле, наживе и прибыли, – душа
ведь приказывает злое.
И я решился и купил много товаров, подходящих для поездки по
морю, и связал их для путешествия и выехал с ними из города Багдада в город
Басру. Я пришёл на берег реки и увидел большой корабль, где было много купцов и
путников – все добрые люди и прекрасный народ, верующие, милостивые и
праведные; и сел с ними на этот корабль, и мы поехали с благословения Аллаха
великого, с его помощью и поддержкой, радуясь, в надежде на благо и
безопасность. И ехали мы из моря в море и от острова к острову и из города в
город, и в каждом месте, где мы проезжали, мы гуляли и продавали и покупали, и
испытывали мы крайнюю радость и веселье. И в один из дней мы ехали посреди
ревущего моря, где бились волны, и вдруг капитан, стоявший на краю палубы и
смотревший на море, стал бить себя по лицу, свернул паруса корабля, бросил
якоря, выщипал себе бороду и разодрал на себе одежду и закричал великим криком.
«О капитан, в чем дело?» – спросили мы его; и он сказал: «Знайте, о мирные
путники, что ветер осилил нас и согнал с пути посреди моря, и судьба бросила
нас, из-за нашей злой доли, к горе мохнатых. А это люди, подобные обезьянам, и
никто из достигших этого места не спасся. И моё сердце чует, что мы все
погибли».
И не закончил ещё капитан своих слов, как пришли к нам
обезьяны и окружили корабль со всех сторон, и были они многочисленны, словно
саранча, и распространились на корабле и на суше. И мы боялись, что, если мы
убьём одну из них, или ударим, или прогоним, они нас убьют из-за своей крайней
многочисленности (ведь многочисленность сильнее доблести); и страшились мы, что
они разграбят паше имущество и товары. А это самые гадкие звери, и на них
волосы точно чёрный войлок, и вид их устрашает, и никто не понимает их речи и
ничего о них не знает. Они дичатся людей, и у них жёлтые глаза и чёрные лица;
они малы ростом, и высота каждого из них – четыре пяди.
И обезьяны забрались на канаты и порвали их зубами и также
порвали все канаты на корабле со всех сторон, и корабль накренился и пристал к
их горе; и когда корабль оказался у берега, обезьяны схватили всех купцов и
путников и вышли на остров и взяли корабль со всем, что на нем было, и ушли с
ним своей дорогой, оставив нас на острове; и корабль скрылся от нас, и мы не
знали, куда его увели.
И мы остались на этом острове и питались его плодами,
овощами и ягодами и пили из рек, протекавших на нем, и вдруг показался перед
нами выстроенный дом, стоявший посреди острова. И мы направились к нему и пошли
в его сторону, – и вдруг оказалось, что это дворец с крепкими столбами и
высокими стенами; его ворота с двумя створами были открыты, и сделаны они были
из чёрного дерева. И мы вошли в ворота этого дворца и увидели обширное
пространство, подобное широкому большому двору, и вокруг этого двора было много
высоких дверей, а посредине его стояла высокая большая скамья, подле которой
находились сосуды для стряпни, висевшие над жаровнями, а вокруг них лежало
много костей. Но мы не увидели здесь никого и удивились этому до крайней
степени. И мы посидели немного во дворе этого дворца, а затем заснули и спали
от зари до захода солнца; и вдруг земля под нами задрожала, и мы услышали в
воздухе гул, и вышло к нам из дворца огромное существо, имевшее вид человека,
который был чёрного цвета и высокого роста и походил на громадную пальму. Его
глаза были подобны двум горящим головням, и у него были клыки, точно клыки
кабана, и огромный рот, точно отверстие колодца, и губы, как губы верблюда,
которые свешивались ему на грудь, и два уха, точно громадные камни,
спускавшиеся ему на плечи, а когти на его руках были точно когти льва.
И, увидев существо такого вида, мы исчезли из мира, и
усилился наш страх, и увеличился наш испуг, и стали мы точно мёртвые от
сильного страха, горя и ужаса…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот сорок седьмая ночь
Когда же настала пятьсот сорок седьмая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Синдбад-мореход и его товарищи
увидели это существо с ужасным обликом, их охватил величайший страх и испуг. И
когда этот человек ступил на землю, – говорил Синдбад, – он посидел
немного на скамье, а затем поднялся и подошёл к нам. Он схватил меня за руку,
выбрав меня среди моих товарищей купцов, и поднял одной рукой с земли и начал
щупать и переворачивать, и я был у него в руке точно маленький кусочек.
И человек ощупал меня, как мясник щупает убойную овцу, и
увидел, что я ослаб от великой грусти и похудел из-за утомления и пути и на мне
совсем нет мяса, и выпустил меня из рук и взял другого из моих товарищей и стал
его ворочать, как меня, и щупать, как меня щупал, – и тоже выпустил его; и
он не переставал нас щупать и переворачивать одного за другим, пока не дошёл до
капитана, на корабле которого мы плавали.
А это был человек жирный, толстый, широкоплечий, обладавший
силой и мощью, и он понравился людоеду, и тот схватил его, как мясник хватает
жертву, и бросил его на землю и поставил на его шею ногу и сломал её. И потом
он принёс длинный вертел и вставил его капитану в зад, так что вертел вышел у
него из маковки, и зажёг сильный огонь и повесил над ним этот вертел, на
который был воткнут капитан, и до тех пор ворочал его на угольях, пока его мясо
не поспело. И он снял его с огня и положил перед собой и ровнял его, как
человек разнимает цыплёнка, и стал рвать его мясо ногтями и есть, и продолжал
это до тех пор, пока не съел мяса и не обглодал костей, ничего не оставив. И
человек этот бросил остатки костей в уголь и затем, посидев немного, свалился и
заснул на этой скамье и стал храпеть, как храпит баран или прирезанная скотина,
и спал до утра, а затем поднялся и ушёл своей дорогой.
И когда мы убедились, что он далеко, мы начали разговаривать
друг с другом и плакать о самих себе и сказали: «О, если бы мы утонули в море
или съели бы нас обезьяны! Это было бы лучше, чем жариться на угольях! Клянёмся
Аллахом, такая смерть – смерть скверная, но что хочет Аллах – то бывает! Нет
мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Мы умрём в тоске, и никто
о нас не узнает, и нет для нас больше спасения из этого места!»
И потом мы поднялись, и вышли на остров, чтобы присмотреть
себе место, куда бы могли спрятаться или убежать, и нам показалось легко
умереть, если наше мясо не изжарят на огне.
Но мы не нашли себе места, чтобы укрыться в нем, а нас уже
настиг вечер, и мы вернулись во дворец из-за сильного страха.
И мы посидели немного, и вдруг земля под нами задрожала, и
пришёл тот чёрный человек и, подойдя к нам, стал нас ворочать одного за другим,
как и в первый раз. И он щупал нас, пока один из нас ему не понравился, и тогда
он схватил его и сделал с ним то же самое, что сделал с капитаном в первый раз:
он изжарил его и съел, и заснул на скамье, и проспал всю ночь, храпя, как
прирезанная скотина.
А когда взошёл день, он встал и ушёл своей дорогой, оставив
нас, как обычно; и мы сошлись все вместе и стали разговаривать и говорили друг
другу: «Клянёмся Аллахом, если мы бросимся в море и умрём от потопления, это
будет лучше, чем умереть от сожжения, ибо такая смерть отвратительна!» –
«Выслушайте мои слова, – сказал один из нас. – Мы должны ухитриться и
убить этого человека и избавиться от забот и избавить мусульман от его вражды и
притеснения». – «Послушайте, о братья, – сказал я, – если его непременно
нужно убить, то нам следует перенести эти бревна к берегу и перетащить туда
часть этих дров и сделать для себя судно, наподобие корабля, а после этого мы
ухитримся его убить, сядем на судно и поедем по морю в любое место, куда
захочет Аллах, или же мы будем сидеть в этом месте, пока не пройдёт мимо нас
корабль, и тогда мы сядем на него. Если же мы не сможем убить этого человека,
мы уйдём и поплывём по морю, – хотя бы мы утонули, мы избавимся от
поджаривания на огне и убиения. Если мы спасёмся, то спасёмся, а если утонем,
то умрём мучениками».
«Клянёмся Аллахом, это правильное мнение!» – сказали все; и
мы сговорились об этом деле и начали действовать.
Мы вынесли бревна из дворца и сделали судно и привязали его
у берега моря, а потом мы сложили туда коекакую пищу и вернулись во дворец; и
когда наступил вечер, земля вдруг задрожала, и вошёл к нам тот чёрный людоед,
подобный кусливой собаке. И он стал нас переворачивать и щупать одного за
другим, и, взяв одного из нас, сделал с ним то же самое, что с предыдущим, и
съел его, и заснул на скамье, и храп его был подобен грому.
И мы поднялись и взяли два железных вертела, из тех
вертелов, что стояли тут же, и положили их на сильный огонь, так что они
покраснели и стали как уголья, и мы крепко сжали их в руках и подошли к этому
человеку, который спал и храпел, и, приложив вертела к его глазам, налегли на
них все вместе с силой и решимостью и воткнули их ему в глаза, когда он спал. И
глаза его ушли внутрь, и он закричал великим криком, так что наши сердца
устрашились, а затем он решительно встал со скамьи и начал искать нас, а мы
убегали от него направо и налево; но он не видел этого, так как его глаза
ослепли. И мы испугались его великим страхом и убедились в этот час, что
погибнем, и потеряли надежду на спасение; а этот человек пошёл ощупью к воротам
и вышел, крича, и мы были и величайшем страхе, и земля дрожала под нами от его
громкого крика.
И этот человек вышел из дворца (а мы следовали за ним) и
ушёл своей дорогой, ища нас, а потом он вернулся, и с ним была женщина,
огромнее его и ещё более дикого вида; и когда мы увидели его и ту, что была с
ним, ещё более ужасную, чем он, мы испугались до крайней степени.
И, увидев нас, они поспешили к нам, а мы поднялись, отвязали
судно, которое сделали, и, сев в него, толкнули его в море. А у каждого из этих
двоих был громадный кусок скалы, и они бросали в нас камнями, пока большинство
из нас не умерло от ударов; и осталось только три человека: я и ещё двое…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятьсот сорок восьмая ночь
Когда же настала пятьсот сорок восьмая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Синдбад-мореход сел на судно
вместе со своими товарищами, чёрный и его подруга стали бросать в них камнями,
и большинство людей умерло, и осталось из них только три человека.
«И судно пристало с нами к берегу, и мы шли до конца
дня, – говорил Синдбад, – и пришла ночь, и мы были в таком положении.
И немного поспали и пробудились от сна, и вдруг дракон огромных размеров с
большим телом преградил, нам дорогу и, направившись к одному из нас, проглотил
до плеч, а затем он проглотил остатки его, и мы услышали, как его ребра
ломаются у дракона в животе, и дракон ушёл своей дорогой. Мы удивились этому до
крайней степени и стали горевать о нашем товарище, испытывая великий страх за
самих себя, и сказали: «Клянёмся Аллахом, вот удивительное дело: каждая смерть
отвратительнее предыдущей. Мы радовались, что спаслись от чернокожего, но
радость оказалась преждевременной. Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!
Клянёмся Аллахом, мы спаслись от чернокожего людоеда и от
потопления, но как нам спастись от этой зловещей беды?» И затем мы поднялись и
стали ходить по острову, питаясь плодами, пили воду из каналов, и пробыли там
до вечера. И мы увидели большое и высокое дерево и, взобравшись на него,
заснули на верхушке, и я поднялся на верхнюю ветку. Когда же настала ночь и
стемнело, пришёл дракон и, осмотревшись направо и налево, направился к тому
дереву, на котором мы сидели, и шёл до тех пор, пока не дошёл до моего
товарища; он проглотил его до плеч и обвился вокруг дерева, и я слышал, как
кости съеденного ломались в животе у дракона, а потом дракон проглотил его до
конца, и я видел это своими глазами.
После этого дракон слез с дерева и ушёл своей дорогой, а я
провёл на дереве остаток ночи; когда же поднялся день и появился свет, я сошёл
с дерева, подобный мёртвому от сильного страха и испуга, и хотел броситься в
море и избавиться от земной жизни, но жизнь моя не показалась мне ничтожной,
так как жизнь для нас дорога. И я привязал к ногам, поперёк, широкий кусок
дерева, и привязал ещё один такой же – на левый бок и другой такой же – на
правый бок, и такой же я привязал на живот, и другой, длинный и широкий, я
привязал себе на голову – поперёк, как тот, который был под ногами, и оказался
я между этими кусками дерева, которые окружали меня со всех сторон. И я крепко
обвязался и бросился на землю со всеми этими кусками дерева и лежал между ними,
а они окружали меня, точно комната. И когда настала ночь, пришёл этот дракон,
как обычно, и посмотрел на меня и направился ко мне, но не мог меня проглотить,
так как я был в таком положении, окружённый со всех сторон кусками дерева.
И дракон обошёл вокруг меня, но не мог до меня добраться, а
я это видел и был как мёртвый от сильного страха и испуга, и дракон то удалялся
от меня, то возвращался и делал это не переставая, но всякий раз, как он хотел
до меня добраться и проглотить меня, ему мешали куски дерева, привязанные ко
мне со всех сторон. И он делал так от заката солнца, пока не взошла заря и не
появился свет и не засияло солнце, и тогда он ушёл своей дорогой в крайнем
гневе и раздражении, а я протянул руку и отвязал от себя эти куски
дерева, – и я как бы побывал среди мёртвых из-за того, что испытал от
этого дракона.
И я поднялся и стал ходить по острову и, дойдя до конца его,
бросил взгляд в сторону моря и увидел вдали корабль посреди волн. И я схватил
большую ветку дерева и стал махать ею в сторону ехавших, крича им; и они
увидели меня и сказали: «Нам обязательно следует посмотреть, что это такое,
может быть это человек». И они приблизились ко мне и, услышав, что я кричу им,
подъехали и взяли меня к себе на корабль. Они стали расспрашивать меня, что со
мной случилось, и я рассказал им обо всем, что со мной произошло, с начала до
конца, и какие я вытерпел бедствия; и купцы крайне удивились этому, а потом они
одели меня в свои одежды и прикрыли мою срамоту и подали мне кое-какую еду, и я
ел, пока не насытился. И меня напоили холодной пресной водой, и моё сердце
оживилось, и душа моя отдохнула, и охватил меня великий покой, и оживил меня
Аллах великий после смерти. И я прославил Аллаха великого за его обильные
милости и возблагодарил его, и моя решимость окрепла после того, как я был
убеждён, что погибну, и мне показалось даже, что все, что со мной происходит, –
сон.
И мы продолжали ехать, и ветер был попутный, по воле Аллаха
великого, пока мы не приблизились к острову, называемому ас-Салахита, и капитан
остановил корабль около этого острова…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Пятьсот сорок девятая ночь
Когда же настала пятьсот сорок девятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что корабль, на который сел Синдбад-мореход,
пристал к одному острову, и все купцы и путники сошли и вынесли свои товары,
чтобы продавать и покупать.
«И хозяин корабля обратился ко мне, – говорил
Синдбад-мореход, – и сказал мне: „Выслушай мои слова! Ты чужестранец и
бедняк, и ты рассказывал нам, что испытал многие ужасы. Я хочу быть тебе
полезным и помочь тебе добраться до твоей страны, и ты будешь за меня
молиться“. – „Хорошо, – ответил я ему, – мои молитвы принадлежат
тебе“. – „Знай, – сказал капитан, – что с нами был один
путешественник, которого мы потеряли, и мы не знаем, жив он или умер, и не слышали
о нем вестей. Я хочу отдать тебе его тюки, чтобы ты их продавал на этом острове
и хранил бы их, а мы дадим тебе что-нибудь за твои труды и службу. А то, что
останется из них, мы возьмём и, вернувшись в город Багдад, спросим, где родные
этого человека, и отдадим им остаток товаров и плату за то, что продано. Не
желаешь ли ты принять их и выйти с ними на этот остров, чтобы их продавать, как
продают купцы?“ – „Слушаю и повинуюсь, о господин, тебе присущи милости и
благодеяния“, – ответил я и пожелал капитану блага и поблагодарил его; и тогда
он велел носильщикам и матросам вынести товары на остров и вручить их мне. И
корабельный писец спросил его: „О капитан, что это за тюки выносят матросы и
носильщики, и на имя кого из купцов мне их записывать?“ – „Напиши на них имя
Синдбада-морехода, который был с нами и потонул у острова, и к нам не пришло о
нем вестей, – сказал капитан. – Мы хотим, чтобы этот чужестранец их
продал и принёс за них плату; мы отдадим ему часть её за его труды при продаже,
а остальное мы повезём с собой в город Багдад; если мы найдём их владельца, мы
отдадим их ему, а если не найдём, то отдадим его родным в городе
Багдаде“. – „Твои слова прекрасны и мнение твоё превосходно“, –
отвечал писец.
И когда я услышал слова капитана, который говорил, что эти
тюки на моё имя, я воскликнул про себя: «Клянусь Аллахом, это я –
Синдбад-мореход! Я тонул у острова вместе с теми, кто утонул».
Затем я набрался стойкости и терпения, и когда купцы сошли с
корабля и собрались, беседуя и разговаривая о делах купли и продажи, я подошёл
к хозяину корабля и сказал ему: «О господин мой, знаешь ли ты, кто был владелец
тюков, которые ты мне вручил, чтобы я их за него продал?» – «Я не знаю, каково
его состояние, но это был человек из города Багдада, которого звали
Синдбад-мореход, – отвечал капитан. – Мы пристали к одному острову, и
подле него утонуло много народа с корабля, и он тоже пропал в числе других, у
нас нет о нем вестей до сего времени».
И тогда я испустил великий крик и сказал: «О мирный капитан,
знай, что это я – Синдбад-мореход! Я не утонул, но когда ты пристал к острову и
купцы и путники вышли на сушу, я вышел с прочими людьми и со мной было кое-что,
что я съел на берегу острова. И затем я отдыхал, сидя в том месте, и взяла меня
дремота, и я заснул и погрузился в сон, а поднявшись, я не увидел корабля и не
нашёл подле себя никого. Это имущество и эти товары – мои товары, и все купцы,
которые торгуют камнем алмазом, видели меня, когда я был на алмазной горе, и
засвидетельствуют, что я Синдбад-мореход, так как я рассказывал им свою историю
и говорил им о том, что случилось у меня с вами на корабле, и я говорил им, что
вы забыли меня на острове, спящего, а поднявшись, я не нашёл никого, и
случилось со мной то, что случилось».
Услышав мои слова, купцы и путники собрались вокруг меня, и
некоторые из них мне верили, а другие считали меня лжецом; и вдруг один из
купцов, услышав, что я говорю о долине алмазов, поднялся и, подойдя ко мне,
сказал купцам: «Выслушайте, о люди, мои слова! Я рассказывал вам о самом
удивительном, что я видел в моих путешествиях, и говорил, что, когда мы бросили
куски мяса в долину алмазов, я бросил свой кусок, следуя обычаю; и с моим
куском прилетел человек, который уцепился за него. И вы мне не поверили, а,
напротив, – объявили меня лжецом». – «Да, – отвечали ему, –
ты рассказывал нам об этом деле, и мы тебе не поверили». – «Вот человек,
который прицепился к моему куску мяса, – сказал купец. – Он подарил
мне алмазные камни, которые дорого стоят, и подобных им не найти, и дал мне
больше камней, чем раньше поднималось на моем куске мяса. Я взял его с собой, и
мы достигли города Басры, и после этого он отправился в свою страну и простился
с нами, а мы вернулись в наши страны. Это тот самый человек, и он сообщил нам,
что его имя Синдбад-мореход, и рассказывал нам, как корабль ушёл, когда он
сидел на острове. Знайте, что этот человек пришёл к нам сюда только для того,
чтобы подтвердить слова, которые я говорил вам. Все эти товары – его достояние:
он рассказывал нам о них, когда встретился с нами, и правдивость его слов стала
ясна».
И, услышав слова этого купца, капитан поднялся и, подойдя ко
мне, вглядывался в меня некоторое время, а потом спросил: «Каковы признаки
твоих товаров?» – «Знай, – ответил я, – что признаки моих товаров
такието и такие-то». И я рассказал капитану об одном деле, которое было у меня
с ним, когда я сел на его корабль в Басре, и он убедился, что я
Синдбад-мореход, и обнял меня, и пожелал мне мира, и поздравил меня со
спасением. «Клянусь Аллахом, о господин мой, – воскликнул он, – твоя
история удивительна и дело твоё диковинно, но слава Аллаху, который соединил
нас с тобой и вернул тебе твои товары и имущество…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Ночь, дополняющая до пятисот пятидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до пятисот пятидесяти,
она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда капитану и купцам
стало ясно, что он и есть именно Синдбад-мореход, капитан сказал ему: „Слава
Аллаху, который вернул тебе твои товары и имущество!“
«И тогда, – продолжал Синдбад-мореход, – я умело
распорядился своими товарами; товар мой принёс в это путешествие большую
прибыль, и я обрадовался великой радостью и поздравил себя со спасением и с
возвращением ко мне моего богатства.
И мы продавали и покупали на островах, пока не достигли
стран Синда. И там мы тоже продали и купили, и видел я в тамошнем море многие
чудеса, которых не счесть и не перечислить; и среди того, что я видел в этом
море, была рыба в виде коровы и нечто в виде осла, и видел я птиц, которые
выходят из морских раковин и кладут яйца и выводят птенцов на поверхности воды,
никогда не выходя из моря на землю.
А после этого мы продолжали ехать, по соизволению Аллаха
великого, и ветер и путешествие были хороши, пока мы не прибыли в Басру. Я
провёл там немного дней, и после этого прибыл в город Багдад и отправился в
свой квартал и, придя к себе домой, приветствовал родных, друзей и приятелей; и
я радовался моему спасению и возвращению к родным, в мою страну, землю и город,
и раздавал милостыню, и дарил и одевал вдов и сирот, и собирал моих друзей и
любимых, и проводил так время за едой, питьём и развлечениями и забавами. Я
хорошо ел и пил, и дружил, и водился с людьми, и забыл обо всем, что со мной
случилось, и о бедствиях и ужасах, которые я вытерпел, и я нажил в этом
путешествии столько денег, что их не счесть и не исчислить. И вот самое
удивительное, что я видел в это странствие. А завтра, если захочет Аллах
великий, ты придёшь ко мне, и я расскажу тебе о четвёртом путешествии: оно
удивительнее, чем те поездки».
Потом Синдбад-мореход велел, по обычаю, дать Синдбаду
сухопутному сто мискалей золота и приказал расставлять столы; и их расставили,
и все собравшиеся поужинали, дивясь рассказу Синдбада и тому, что с ним
произошло. А после ужина все ушли своей дорогой, и Синдбад-носильщик взял то
золото, которое приказал ему дать Синдбад-мореход, и ушёл по своему пути,
дивясь тому, что он слышал от Синдбада-морехода. Он провёл ночь у себя дома, а
когда наступило утро и засияло светом и заблистало, Синдбад-носильщик поднялся
и, совершив утреннюю молитву, пошёл к Синдбаду-мореходу. Он вошёл к нему, и
Синдбад-мореход приветствовал его и встретил радостно и весело и посадил с
собой рядом; а когда пришли остальные товарищи Синдбада, подали еду, и все
поели и попили и развеселились, и тогда Синдбад начал свою речь.
|
