Увеличить |
Рассказ третьего
календера (ночи 14—16)
И тогда выступил вперёд третий календер и сказал: «О
благородная госпожа, моя история не такова, как истории этих двоих. Нет, моя
история удивительнее и диковиннее, и я из-за неё обрил себе бороду и потерял
глаз. Этих двоих поразила судьба и рок, а я своей рукой навлёк на себя удар
судьбы и заботу. А именно, я был царём, сыном паря, и мой отец скончался, и я
взял власть после него и управлял и был справедлив и милостив к подданным.
И была у меня любовь к путешествиям по морю на корабле, а
наш город лежал на море, которое было обширно, и вокруг нас были острова,
большие и многочисленные, посреди моря. И у меня было в море пятьдесят кораблей
торговых и пятьдесят кораблей поменьше, для прогулок, и сто пятьдесят судов,
снаряжённых для боя и священной войны. И я захотел посмотреть на острова и
вышел с десятью кораблями, взял запасов на целый месяц, и ехал двадцать дней, и
когда наступила какая-то ночь, на нас подул противный ветер, и на море
поднялись большие волны, которые бились одна о другую. И мы отчаялись в жизни,
и нас покрыл густой мрак, и я воскликнул: «Не достоин похвалы подвергающийся
опасности, даже если он и спасётся!» И мы стали взывать к Аллаху великому и
умолять его, а ветер все дул против нас, и волны бились, пока не показалась
заря, и тогда ветер стих, и море успокоилось, а потом засияло солнце. И мы
приблизились к острову и вышли на сушу и сварили себе кое-чего поесть и поели,
а затем мы отдохнули два дня и ещё двадцать дней проехали. И воды смешались
перед нами и перед капитаном, и капитан перестал узнавать море, и мы сказали
дозорному: «Поднимись на мачту и осмотра море». И он влез на мачту и посмотрел
и сказал капитану: «О капитан, я видел справа от меня рыбу на поверхности воды,
а посмотрев на середину моря, я заметил вдали что-то такое, что кажется по
временам чёрным, по временам белым». И, услышав слова дозорного, капитан ударил
своей чалмой о землю, стал рвать себе бороду и воскликнул: «Зияете, что мы все
погибли и никто из нас не спасётся!»
И он принялся плакать, и мы все заплакали о себе, и я
сказал: «О капитан, расскажи нам, что видел дозорный». – «Знай, о господин
мой, – ответил капитан, – что мы сбились с дороги в тот день, когда
против нас поднялись ветры и ветер успокоился лишь на следующий день утром. И
мы простояли два дня и заблудились в море, и с той ночи прошёл уже двадцать
один день, и нет для нас ветра, который бы снова пригнал нас туда, куда мы
направлясмся. А завтра к концу дня мы достигнем горы из чёрного камня, которую
называют Магнитная гора (а вода насильно влечёт нас к её подножию), и наш
корабль распадётся на части, и все гвозди корабля полетят к этой горе и
пристанут к ней, так как Аллах великий вложил в магнитный камень тайну, именно
ту, что к нему стремится все железное». И в этой горе много железа, а сколько –
знает только Аллах великий, и с древних времён об эту гору разбивалось много
кораблей. И вблизи моря стоит купол из жёлтой меди, утверждённой на десяти
столбах, а на куполе находится всадник и конь из меди, а у этого всадника в
руке медное копьё и на груди его повешена свинцовая доска, на которой вырезаны
имена и заклинания. И губит людей, о царь, – говорит капитан, –
именно всадник, сидящий на этом коне, и освобождение только тогда наступит,
когда всадник упадёт с коня».
Потом, о госпожа моя, капитан заплакал горьким плачем, и мы
убедились, что погибаем несомненно, и каждый из нас простился со своими
друзьями и сделал завещание, на случай, если они спасутся. И мы не заснули в
эту ночь, а когда настало утро, мы приблизились к этой горе, и воды влекли нас
к ней силой. И когда корабль оказался у подножия горы, он распался, и все
железо и гвозди, бывшие в нем, вылетели и устремились к магнитному камню и
застряли в нем, и к концу дня мы все кружились вокруг горы, и некоторые из нас
утонули, а другие спаслись, но большинство потонуло, и те, что спаслись, не
знали друг о друге, так как волны и противный ветер унесли всех в разные
стороны.
А что до меня, о госпожа, то Аллах великий спас меня, так
как ему угодны были мои несчастья, пытки и испытания, и я сел на доску из досок
корабля, и ветер прибил её к горе вплотную, и я нашёл дорогу, ведущую на
вершину горы и пробитую в ней наподобие лестницы. И тогда я произнёс имя Аллаха
великого…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Пятнадцатая ночь
Когда же настала пятнадцатая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что третий календер говорил женщине (а все собравшиеся
были связаны, и рабы стояли, держа мечи над их головой): «И тогда я произнёс
имя Аллаха и взывал к нему и умолял его и цеплялся за выбоины в горе, и когда я
немного поднялся, Аллах соизволил, чтобы ветер утих в тот же час, и помог мне
подняться, так что я уцелел и взобрался на гору. Но у меня был только один путь
– к куполу, и я был крайне обрадован своему спасению.
Войдя под купол, я совершил омовение и молитву в два раката[35] и благодаря Аллаха за то,
что я спасся, и потом я заснул под куполом и услышал во сне, что кто-то
говорит: «О ибн Хадыб, когда ты проснёшься от сна, копай у себя под ногами:
найдёшь лук из меди и три свинцовые стрелы с написанными на них заклинаниями.
Возьми лук и стрелы и стреляй во всадника, который на куполе, и избавь людей от
этого великого бедствия. И когда ты метнёшь стрелу во всадника, он упадёт в
морс, а лук его упадёт около тебя, и тогда возьми лук и зарой его в том месте,
где стоит конь. И когда ты это сделаешь, море выступит из берегов и поднимется
и станет вровень с горой, и на нем появится челнок, в котором будет человек из
меди (не тот, которого ты сбросил), и он подъедет к тебе с веслом в руке.
Садись с ним и не произноси имени великого Аллаха, а он станет грести и проедет
с тобою десять дней, пока не доставит тебя в Море Безопасности, а прибывши
туда, ты найдёшь кого-нибудь, кто тебя приведёт в твою страну. И все это
удастся тебе, если ты не назовёшь имени Аллаха».
И потом я пробудился от сна и с живостью встал и сделал так,
как сказал мне голос. И выстрелил во всадник» и сбросил его в море, и его лук
упал возле меня, и я взял лук и зарыл его. И тогда море взволновалось и
поднялось и встало вровень с горой и сравнялось со мною, и не прошло более
минуты, как я увидел челнок посреди моря, который шёл ко мне, и я восхвалил
великого Аллаха.
И когда челнок доплыл до меня, я увидел человека из меди, на
груди которого была свинцовая доска с вырезанными на ней именами и
заклинаниями, и я вошёл в челнок молча, не говоря ничего. И человек грёб первый
день и другой и третий, до конца десяти дней, и я посмотрел и увидел Острова
Безопасности, и тогда я сильно обрадовался и от большой радости помянул Аллаха
и воскликнул: «Во имя Аллаха! Нет бога, кроме Аллаха! Аллах велик!»
И когда я это сделал, челнок выбросил меня в море, а потом
возвратился и повернул в море. А я умел плавать и проплыл весь этот день до
ночи, так что мои руки утомились и плечи устали, и я обессилел и все время был
в опасности. И я произнёс исповедание веры и убедился, что умру, но море
заволновалось от ветра, и ко мне подошла волна, словно большая крепость, и
подняла меня и выкипула, так что я оказался на суше, ибо так было угодно
Аллаху. И я поднялся и выжал свою одежду и высушил её и разостлал на земле и
проспал ночь, а когда наступило утро, я встал и осмотрелся, куда мне пойти. Я
увидел рощу и, войдя в неё, обошёл её кругом, и оказалось, что то место, где я
нахожусь, – небольшой остров, и море окружает его. И я воскликнул: «Всякий
раз, как спасусь от беды, попадаю в ещё большую!»
И когда я раздумывал о своём деле, желая смерти, я увидел
издали корабль с людьми, направляющийся к острову, на котором я находился. И я
поднялся и залез на дерево, и вдруг корабль пристал вплотную, и с пего сошли
десять рабов, с которыми были заступы, и они пошли и, дойдя до средины острова,
разрыли землю и откопали опускную дверь и, подняв её, открыли вход в
подземелье. После этого они вернулись на корабль, и перенесли оттуда хлеб,
муку, масло, мёд, скотину и утварь, необходимую для жилья, и рабы до тех пор
ходили на корабль и обратно, перенося с корабля припасы и спускаясь вниз, пока
по перенесли в яму все, что было на корабле. И после этого они сошли с корабля,
неся с собою одежды что ни на есть лучшие, и посреди них был старик, который
прожил сколько прожил, и судьба потрепала его, но пощадила. И он был точно
мёртвый и брошенный, в голубой тряпке, которую продували ветры с запада и
востока, как сказал о нем поэт:
Потряс меня рок и как потряс-то! —
Ведь року присуща мощь и сила.
Я раньше ходил, не утомляясь,
Теперь не хожу и утомлён я.
И рука старца была в руке прекрасного юноши, вылитого в
форме красоты и блеска и совершенства, так что его прелесть вошла в поговорку.
И он был подобен свежей ветке и чаровал все сердца своей красотой и все умы
похищал своей нежностью, как сказал о нем поэт, говоря:
Когда красу привели бы, чтоб с ним
сравнить,
В смущенье бы опустила краса главу.
И если б её спросили: «Видала ли ты Подобного?» – то сказала
б: «Такого? Нет!»
И они до тех пор шли, госпожа моя, пока не пришли к двери, и
все спустились в подземелье и скрылись на час или больше, а потом поднялись
наверх рабы и старик, но юноша не поднялся с ними, и они опустили дверь, как
она была, и сошли на корабль и исчезли с моих глаз. И когда они уехали, я
спустился с дерева и, подойдя к месту, которое они завалили, стал разрывать
землю и переносить её, и терпеливо трудился, пока не убрал всю землю и не
обнаружил дверь, и оказалось, что она деревянная, шириной в камень мельничного
жернова. И я поднял дверь, и под нею оказалась каменная сводчатая лестница, и я
удивился этому и спустился по лестнице и, войдя до конца её, увидел помещение,
чистое и устланное всевозможными коврами и шёлковыми подстилками. И тот юноша
сидел на высоком седалище, опершись на круглую подушку, и в руках у него было
опахало, и перед ним стояли благовония и цветы, и он был один.
При виде меня лицо юноши пожелтело, а я приветствовал его и
сказал: «Успокой свою душу и умерь свой страх: тебе не будет вреда! Я человек,
как и ты, и сын царя, и судьба привела меня к тебе, чтобы я развлёк тебя в
твоём одиночестве. Какова твоя история и что с тобой произошло, что ты
поселился под землёю один?»
Убедившись, что я из его породы, юноша обрадовался, и краска
возвратилась к нему, и он велел мне приблизиться, и сказал: «О брат мой, моя
история удивительна!
Мой отец торговец драгоценными камнями, и у него есть товары
и рабы и невольники-торговцы, которые ездят для него на кораблях с товарами в
самые отдалённые страны, и у них есть караваны верблюдов и большие деньги. Но
мой отец никогда не имел ребёнка, и однажды он увидел во сне, что у него
родился сын, но жизнь его будет короткой. И он проснулся, крича и плача, а на
следующую ночь моя мать понесла, и отец отметил время зачатия.
И дни её беременности кончились, и она родила меня.
Мой отец обрадовался и устроил пиры и стал кормить бедных и
нуждающихся, так как я был послан ему в конце его жизни. И он собрал
звездочётов и времяисчислителей и мудрецов того времени и знатоков рождений и
гороскопов, и они исследовали положение звёзд в день моего рождения и сказали
отцу: «Твой сын проживёт пятнадцать лет» к ему угрожают опасности, но если он
от них спасётся, он будет жить долго. А причина его смерти в том, что в Море
Гибели есть магнитная гора, на которой стоит конь и всадник из меди, а на груди
всадника свинцовая доска.
И когда всадник упадёт с коня, твой сын умрёт, через
пятьдесят дней после этого, убийца его будет тот, кто собьёт всадника: это
царь, и зовут его Аджиб ибн Хадыб».
И мой отец сильно огорчился. И он воспитывал меня наилучшим
образом, пока я не достиг пятнадцати лет, а десять дней тому назад до него
дошла весть, что всадник упал в море и что того, кто его сбросил, зовут Аджиб,
сын царя Хадьтба, и мой отец испугался, что я буду убит, и перевёз меня в это
место. Вот моя история и причина моего одиночества».
И, услышав эту историю, я изумился и сказал про себя: «Это
все я сделал! Но клянусь Аллахом, я никогда его не убью». – «О господин
мой, – сказал я, – да избавишься ты от болезни и гибели! Если захочет
Аллах великий, ты не увидишь заботы, огорчения и расстройства. Я буду жить у
тебя и прислуживать тебе и потом возвращусь своей дорогой, после того как
пробуду с тобой эти дни».
И я просидел, беседуя с ним, до ночи, а потом я встал, зажёг
большую свечу и заправил светильник, и мы сидели, поставив сначала кое-какую
еду. И мы поели, и я встал и поставил сладости, и мы лакомились и сидели,
беседуя друг с другом, пока не прошла большая часть ночи. И юноша лёг, и я
укрыл его и тоже лёг, а наутро я поднялся и нагрел немного воды и осторожно
разбудил юношу, и когда он проснулся, я принёс ему горячую воду, и он вымыл
лицо и сказал: «Да воздаётся тебе за это благом, о юноша! Клянусь Аллахом,
когда я спасусь от того, что со мной, и от того, чьё имя Аджиб ибн Хадыб, я
заставлю моего отца вознаградить тебя. Если же я умру, мир тебе от меня».
«Да не наступит день, когда тебя поразит зло, и да назначит
Аллах мой день раньше твоего дня!» – ответил я, а затем я подал кое-какой еды,
и мы поели, и я зажёг ему куренья, и он надушился, а после этого я сделал для
него триктрак, и мы стали с ним играть. Потом мы поели сладкого и играли до
ночи, и я зажёг свечи и подал ему и сидел, беседуя с ним, пока от ночи осталось
мало, и юноша лёг, и я укрыл его и тоже лёг. И так продолжалось, о господин мой,
дни и ночи, и в моем сердце возникла любовь к юноше, и я забыл свою заботу и
сказал в душе: «Солгали звездочёты! Клянусь Аллахом, я не убью его».
И я служил юноше и разделял его трапезы и беседовал с ним до
истечения тридцати девяти дней, а в ночь на сороковой день юноша обрадовался и
сказал: «О брат мой, слава Аллаху, который спас меня от смерти, и это случилось
по твоему благовонию и по благословению твоего прихода. Я прошу Аллаха, чтобы
он вознаградил тебя и твою землю. Но я хочу, о брат мой, чтобы ты нагрел мне
воды, я умоюсь и вымою себе тело». – «С любовью и охотой», – ответил
я и нагрел ему воду в большом количестве и внёс её к юноше и хорошо вымыл ему
тело мукой волчьих бобов и натёр его и прислуживал ему и переменил ему одежду и
постлал для него высокую постель. И юноша подошёл и кинулся на постель и прилёг
после бани и сказал: «О брат мой, отрежь нам арбуза и полей его соком сахарного
тростника».
И я вошёл в кладовую и нашёл хороший арбуз, который лежал на
блюде. И я заговорил с юношей и сказал ему: «О господин мой, нет ли у тебя
ножа?»
«Вот он, над моей головой, на той верхней полке», –
ответил юноша. И я встал, торопясь, и взял нож, схватив его за конец, и стал
спускаться назад, и моя нога споткнулась, к я свалился на юношу с ножом в руке.
И немедленно нож, сообразно тому, как было написано в безначальности, вонзился
юноше в сердце, и он тотчас же умер.
И когда он закончил свой срок и я понял, что убил его, я
испустил громкий крик, стал бить себя по лицу и разорвал на себе одежду и
воскликнул: «Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! О
мусульмане, этому юноше осталось до истечения опасного срока в сорок дней, о
котором говорили звездочёты и мудрецы, только одна ночь, и предел жизни этого
красавца должен был наступить от моей руки! О, если бы мне не резать этого
арбуза! Это поистине бедствие и печаль. Но пусть Аллах свершает дело, которое
решено!..»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Шестнадцатая ночь
Когда же настала шестнадцатая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что Аджиб говорил женщине: „И, убедившись, что я убил
его, я встал и поднялся по лестнице и насыпал обратно землю и окинул глазами
море и увидел корабль, рассекавший море и направлявшийся к берегу. Я испугался
и сказал: «Сейчас они придут и найдут их дитя убитым и узнают, что я убил его,
и убьют меня несомненно!“ И, подойдя к высокому дереву, я влез на него и
закрылся его листьями, и не успел я усесться на верхушке дерева, как появились
рабы, и с ними появился тот дряхлый старик, отец юноши. И они подошли к тому
месту и, сняв землю, нашли дверь и спустились и увидели, что юноша лежит и его
лицо сияет после бани, и одет он в чистое платье и нож воткнут ему в грудь. И
они закричали и заплакали и стали бить себя по лицу и взывать о горе и
бедствии, и старец на долгий час лишился сознания, и рабы подумали, что после
своего сына он не будет жить.
И они завернули юношу в его одежды и накинули на него
шёлковый плащ и вышли к кораблю, и старец вышел позади них. И, увидав своего
сына лежащим, он упал на землю и посыпал голову прахом и бил себя по лицу и
вырвал себе бороду. И он подумал о смерти своего сына и заплакал ещё сильнее и
лишился чувств, и тогда один из рабов поднялся и принёс кусок шёлковой материи,
и старика положили на скамью и сели у него в головах, и все это время я был на
дереве над их головой и смотрел, что происходит, и моё сердце поседело прежде,
чем стала седою моя голова, из-за забот и печалей, перенесённых мною. И я
произнёс:
«Велики блага тайные Аллаха,
Что скрыты от ума мужей разумных,
Как много дел тебе противны утром,
А вечером они приносят радость!
Как часто нам легко вслед за
мученьем!
Так облегчи же грусть больного
сердца!»
О госпожа моя, старец все был без сознания, пока не
приблизился закат, а потом он очнулся, и, увидев своего сына, с которым
случилось то, чего он боялся, он стал бить себя по липу и по голове и произнёс:
«Разлукой с любимыми все сердце истерзано, И слезы из глаз моих струятся
потоками.
Далеко желание ушло, о печаль моя,
Что ныне придумаю? Скажу что? Что
сделаю?
О, если б не видел я ни разу
возлюбленных!
Владыки мои, как быть? –
Стеснились пути мои.
И как мне утешиться утехой, когда
взыграл
Огонь страсти в душе моей и ярко
пылает там?
О, если бы с ними я искал своей
гибели!
Меж мною и ими связь, которой нельзя
порвать.
Аллахом молю тебя, доносчик, помягче
будь!
И пусть единение меж нами продлится
век.
Как было прекрасно нам, когда единил
нас дом
И жили в блаженстве мы четой
неразлучною,
Пока не сразила нас стрела
расставания.
А кто может вынести стрелу
расставания?
Когда поразило те в любимом
несчастие,
В едином во дни его, исполненном
прелести,
Сказал я, а речь судьбы уж раньше
промолвила:
«О, если б, дитя моё, не кончился
жизни срок!
Каким бы путём тебя мне ветре гать
немедленно?
Душой я бы выкупил тебя, если б
приняли.
И если скажу – он солнце, –
солнце заходит ведь.
А если скажу – луна, – луна ведь
зашла уже.
О, грусть по тебе моя! О, горе от
рока мне!
Нет жизни мне без тебя, так что ж
развлечёт меня?
В тоске по тебе отец погиб твой; с тех
пор как ты
Повергнут кончиною, стеснились пути
мои.
И взоры завистников упали на пас в
сей день.
Пусть тем же воздаётся им! Как
скверны поступки их!»
Он издал крик, от которого дух его расстался с телом, и рабы
закричали: «Увы, наш господин!» – и посыпали себе головы землёй и ещё сильнее
заплакали. И они положили своего господина на корабле рядом с сыном и,
распустив на судне паруса, скрылись с моих глаз, и тогда я слез с дерева и
спустился в подземелье и стал думать о юноше. И я увидел некоторые из его вещей
и произнёс такое стихотворение:
«Я таю в тоске, увидя слезы любимых,
На родине их потоками лью я слезы.
Прошу я того, кто с ними судил
расстаться,
Чтоб мне даровал когда-нибудь он
свидание».
Потом, о госпожа моя, я вышел из подземелья, и днём я ходил
по острову, а ночью спускался в помещение, И я провёл таким образом месяц,
глядя на тот конец острова, что лежал к западу. И всякий раз, как проходил
день, море становилось мельче, пока на западной стороне не стало мало воды и
прилив её не прекратился. Когда же месяц прошёл до конца, море с тон стороны
высохло, и я обрадовался и убедился в спасении. И войдя в оставшуюся воду, я
вышел на берег материка и нашёл там кучи песку, в котором ноги верблюда
погрузились бы по колено, и, укрепив свою душу, я пересёк эти пески и вдруг
увидел огонь, блестевший издалека и пылавшие ярким пламенем. И к направился к
огню, надеясь найти облегчение, и произнёс:
«Надеюсь, что, может быть, судьба
повернёт узду
И благо доставит мне, –
изменчиво время, —
И помощь в надеждах даст и нужды
свершит мои:
Ведь вечно случаются дела за делами».
Я пошёл на огонь и, подойдя к нему, вдруг увидел, что это
дворец, и ворота его из жёлтой меди, и когда над ними засияло солнце, дворец
засветился издали, и казалось, что это огонь. И я обрадовался, увидя его, и сел
напротив ворот; и не успел я усесться, как появилось десять юношей, одетых в
роскошные платья, и с ними глубокий старик, но только юноши были кривые на
правый глаз. Я подивился их виду и тому, что они одинаково кривы, а юноши, увидя
меня, пожелали мне мира и спросили меня, что со мной и какова моя история. И я
рассказал им, что мне выпало и какие бедствия исполнились надо мной, и они
изумились моему рассказу и взяли меня и привели во дворец. Я увидел вокруг
дворца десять лож, и на каждом из них и постель и одеяло были голубые, а
посреди них стояло небольшое ложе, на котором, подобно остальным, все тоже было
голубое. И когда мы вошли, юноши поднялись на свои ложа, а старец взошёл на то
маленькое, стоявшее посредине, и сказал: «О юноша, живи в этом дворце и не
спрашивай о том, что с нами и об отсутствии у нас глаза». Потом старец поднялся
и подал каждому еду в особом сосуде и питьё в отдельном кубке и мне также
подал, а после этого они сидели и расспрашивали меня о моем положении, о том, что
со мной случилось, и я им рассказывал, пока не прошла большая часть ночи.
И тогда юноши сказали: «О старец, не принесёшь ли ты то, что
нам назначено? Время уже пришло». – «С любовью и охотой», – отвечал
старец и, поднявшись, вышел в кладовую во дворце и скрылся, и возвратился, неся
на голове десять блюд, каждое из которых было накрыто голубым покрывалом. И он
подал каждому из юношей блюдо, затем зажёг десять свечей и поставил на каждое
блюдо по свечке, а после этого он снял покрывала, и под ними оказался пепел,
толчёный уголь и сажа от котлов. И все юноши обнажили руки и заплакали и
застонали и вычернили себе лица и разорвали на себе одежду и стали бить себя по
лицу и ударять себя в грудь, говоря: «Мы сидели развалившись, но болтливость
нам навредила!» И они продолжали это, пока не приблизилось утро, и тогда старец
поднялся и нагрел им воды, и они вымыли себе лица и надели другие одежды, чем
прежде.
И когда я увидел это, о госпожа моя, мой ум пропал, и мысли
мои смутились, и моё сердце обеспокоилось, и я Забыл о том, что со мной
случилось, и не был в состоянии молчать, а заговорил с ними и спросил их:
«Зачем это, после того как мы веселились и устали? Вы, слава великому Аллаху, в
полном уме, а такие дела творят только одержимые. Заклинаю вас самым дорогим для
вас, не расскажете ли вы мне, что с вами и почему вы потеряли глаза и черните
себе лица пеплом и сажей?» Но они обернулись и сказали: «О юноша, пусть не
обманывает тебя твоя молодость! Откажись от твоего вопроса». После этого они
поднялись, и я поднялся с ними, и старец подал кое-какой еды, и когда мы поели
и блюда были убраны, они просидели, разговаривая, пока не приблизилась ночь.
И тогда старец поднялся и зажёг свечи и светильники, и
подана была еда и питьё, и, окончив есть, мы просидели За разговорами и
застольной беседой до полуночи, и юноши сказали старцу: «Подай то, что нам
назначено, – пришло время спать». И старец поднялся и принёс подносы с
чёрным песком, и они сделали то же, что сделали в первую ночь.
И я прожил у них таким образом в течение месяца, и каждую
ночь они чернили себе лица пеплом и мыли их и меняли одежду, и я дивился этому,
и моё беспокойство до того увеличилось, что я отказался от еды и питья. И я
сказал им: «О юноши, неужели вы не прекратите моей заботы и не расскажете,
почему черните себе лица?» Но они ответили: «Сокрытие нашей тайны правильней».
И я остался в недоуменье о их делах и отказывался от питья и пищи.
«Вы непременно должны мне рассказать о причине
этого», – сказал я им, но они ответили: «В этом будет для тебя горе, так
как ты станешь подобен нам». – «Это неизбежно должно быть, – сказал
я, – а не то пустите меня, я уеду от вас к моим родным и не стану смотреть
на это. Ведь пословица говорит: „Быть вдали от вас лучше мне и прекрасней – не
видит глаз, не печалится сердце“.
Тогда они пошли и зарезали барана и ободрали его и сказали
мне: «Возьми эту шкуру с собой, залезь в неё и зашей её на себе. К тебе
прилетит птица, которую называют Рухх, и поднимет тебя и положит на гору, а ты
порви шкуру и выйди из пёс, и тогда птица тебя испугается и улетит и оставит
тебя. Пройди полдня, и увидишь перед собою дворец, диковинный видом; войди в
него, и ты достиг того, чего хочешь, ибо потому, что мы вошли в этот дворец, мы
и черним себе лица и потеряли глаз. А если мы станем тебе рассказывать, наш
сказ затянется, так как с каждым из нас случилась странная история, из-за
которой был вырван правый глаз».
Я обрадовался этому, и они сделали со мной так, как сказали,
и птица понесла меня и опустилась со мной на гору, и я вышел из шкуры и шёл, пока
не вошёл во дворец, и вдруг вижу – в нем сорок невольниц, подобных лунам,
смотрящий на которые не насытится. И, увидав меня, все они сказали: «Приют тебе
и уют! Добро пожаловать, о владыка наш, мы уже целый месяц ожидаем тебя! Слава
же Аллаху, который привёл к нам того, кто достоин нас и кого мы достойны».
Потом они посадили меня на высокое седалище и сказали: «От сего дня ты наш
господин и судья над нами, а мы твои невольницы и послушны тебе, приказывай нам
по твоему усмотрению».
И я удивился всему этому, а девушки принесли мне еды, и я
поел с ними, и они подали вино и собрались вокруг меня. И пятеро из них встали
и постлали циновку и расставили вокруг неё много цветов и плодов и закусок и
принесли к этому вино, и мы сели пить, и девушки взяли лютню и стали петь под
неё, и чаша и блюда заходили между нами. И меня охватила такая радость, что я
забыл о заботах жизни земной и воскликнул: «Вот она, настоящая жизнь!»
И я пробыл с ними, пока не пришло время сна, и они сказали
мне: «Возьми, кого выберешь из нас, чтобы спать возле тебя». И я взял одну из
них, красивую лицом, с насурьмлёнными глазами и чёрными волосами и слегка
раскрытыми устами и сходящимися бровями, и она была совершенна по красоте и
походила на нежную ветвь или стебель базилики и ошеломляла и смущала ум,
подобно тому, как поэт сказал о ней:
Сравнили мы с меткою её лишь по
глупости,
И свойства сравнить её нельзя с
газеленком нам.
Откуда возьмёт газель прекрасная стан
её,
Откуда напиток тот медовый? Как чуден
он!
И очи громадные, в любви смертоносные,
Влюблённых что в плен берут, убитых,
измученных?
Люблю я любимую любовью язычества!
Не диво, что любящий ведёт как дитя
себя.
И я повторил ей слова сказавшего:
«На красу лишь вашу взирает око моё
теперь,
И ничто другое в душе моей не
проносится.
Госпожа моя, лишь о страсти к вам
ныне думаю,
И влюблённым в вас и скончаюсь я, и
воскресну вновь!»
И я проспал с нею ночь, лучше которой не видел, а утром они
меня свели в баню и вымыли меня и одели в лучшие одежды и подали нам еду и
напитки, и мы поели и попили, и чаши ходили между нами до ночи. А потом и
выбрал одну из них, красивую чертами и с нежными боками, как сказал о ней поэт,
говоря:
На персях возлюбленной я вижу
шкатулки две
С печатью из мускуса – мешают обнять
они.
Стрелами очей своих она охраняет их,
И всех, кто враждебен им, стрелою
разит она.
И я проспал с нею прекраснейшую ночь до утра, и, говоря
кратко, о госпожа моя, я провёл у них в приятнейшей жизни целый год. А в начале
следующего года они сказали мне: «О, если бы мы тебя не знали! Если ты вас
послушаешь, в этом будет твоё благополучие». И они принялись плакать, а я
удивился и спросил их: «Что случилось?» И они ответили: «Мы дочери царей, и мы
здесь живём вместе уже много лет. Мы отлучаемся на сорок дней и проводим год за
едой, питьём, наслаждениями и удовольствиями, а потом снова отлучаемся. Таков
наш обычай, и мы опасаемся, что, когда нас не будет, если ослушаешься нашего
приказания. Вот мы отдаём тебе ключи от дворца: в нем сорок сокровищниц; открой
тридцать девять дверей, но берегись открыть сороковую дверь, – тогда ты
расстанешься с нами». – «Я не открою её, если в этом разлука с
вами», – ответил я.
Тогда одна из девушек подошла и обняла меня и заплакала и
произнесла:
«Клянусь я, когда бы мы, расставшись,
сошлись опять,
Судьбы б улыбнулось нам лицо всегда
мрачное.
И если глаза мои могли б посмотреть
на вас,
Судьбе извинил бы я грехи её прошлые.
—
И произнесла ещё:
Когда подошла она проститься, душа её
В союзе была в тот день со страстью и
нежностью.
И горько заплакала она свежим жемчугом,
Моя же слеза коралл, а все – ожерелье
ей».
И, увидев, что она плачет, я воскликнул: «Клянусь Аллахом, я
ни за что не открою дверь!» – и простился с нею, и они вышли и улетели, и я
остался сидеть во дворце один.
Когда же подошёл вечер, я открыл первый покой и вошёл в него
и увидал там помещение, подобное раю, и в нем был сад с зеленеющими деревьями и
спелыми плодами, и птицы в нем перекликались и воды разливались. И моё сердце
возвеселилось, и я стал ходить между деревьями и вдыхать запах цветов и слушать
пение птиц, прославлявших единого, могучего; и я увидел яблока всех оттенков,
от алеющих до желтоватых, как сказал поэт:
Это яблоко как бы двух цветов
одновременно:
Цвета щёк любимых и цвета тех, кого
мучит страсть.
И я взглянул на айву и вдохнул её аромат, издевающийся над
запахом мускуса и амбры, и она была такова, как сказал поэт:
В айве заключаются для мира все
радости,
И выше плодов она других, как
известно.
По вкусу – вино она, как мускус – по
запаху,
И цветом – как золото, кругла же –
как месяц.
Потом я посмотрел на абрикос, подобный отшлифованному
яхонту, красота которого восхищает взор, а после того я вышел из этого покоя и
запер дверь сокровищницы, как было. А назавтра я открыл другую сокровищницу и,
войдя в неё, увидел обширную площадь, где были большие пальмы и бежал поток, по
краям которого стлались кусты роз, жасмина, майорана, душистого шиповника,
нарцисса и гвоздики. И ветры веяли над этими цветами, и благоухание их
разносилось направо и налево, и меня охватило полное блаженство.
Потом я вышел оттуда и запер дверь сокровищницы, как было, и
после этого я открыл дверь третьей сокровищницы и увидел там большую залу,
выстланною разноцветным мрамором, драгоценными самоцветами и роскошными
камнями, и в ней были клетки из райского дерева и сандала, в которых пели
птицы: соловьи, голуби, дрозды, горлицы и певчие нубийки. И моё сердце
возвеселилось от этого, и забота моя рассеялась, и я проспал в этом месте до
утра.
А потом я открыл дверь четвёртой сокровищницы и очутился в
большом помещении, где было сорок кладовых с открытыми дверьми. И я вошёл туда
и увидел жемчуга, яхонты, топазы, изумруды и драгоценные камни, которых не
описать языком, и мой ум был ошеломлён, и я воскликнул: «Я думаю, что таких
вещей не найти и в казне какого-нибудь царя!» И тогда моё сердце возрадовалось,
и забота моя прекратилась, и я воскликнул: «Теперь я царь своего века, и эти
богатства, по милости Аллаха, у меня, и под моей властью сорок девушек, у
которых пет, кроме меня, никого».
И я не переставал ходить из помещения в помещение, пока не
прошло тридцать девять дней, и за это время я открыл все сокровищницы, кроме
той, куда мне запретили открывать дверь.
А моё сердце, о госпожа, было занято этой сокровищницей,
которая была последней из сорока, и сатана, на моё несчастье, судил мне её
открыть, и у меня недостало терпения удержаться от этого (а до условного срока
оставался лишь один день). И я подошёл к упомянутой сокровищнице и открыл дверь
в неё и вошёл и почувствовал благоухание, подобного которому никогда не вдыхал.
И этот запах опьянил мой ум, и я упал и пролежал в обмороке с час, а потом я
укрепил своё сердце и вошёл в сокровищницу и увидел, что пол в ней усыпан
шафраном, и нашёл там золотые светильники и цветы, распространяющие запах
мускуса и амбры и пылавшие светом. И я увидел две большие курильницы, каждая из
которых была наполнена алоэ и амброй с мёдом, так что помещение пропиталось их
ароматом; и ещё я увидел, о госпожа, вороного коня, подобного мраку ночи, когда
она стемнеет, и перед ним была кормушка из белого хрусталя с очищенным кунжутом
и другая, такая же, полная розовой воды с мускусом. И конь был осёдлан и
взнуздан, и седло его было из червонного золота. И, увидя коня, я подивился ему
и сказал про себя: «За этим непременно должно быть скрыто великое дело!»
И сатана сбил меня с пути, и я вывел коня и сел на него, но
он не тронулся с места, и я толкнул его ногой, но он не двинулся, и тогда я
взял плеть и ударил ею коня, и конь, почувствовав удар, заржал и издал крик,
подобный грохочущему грому, и, распахнув два крыла, полетел со мной и скрылся
на некоторое время от взоров в выси небес. Потом он опустился со мною на крышу
и сбросил меня и, хлестнув меня по лицу своим хвостом, выбил мой правый глаз,
который вытек мне на щеку.
И конь улетел от меня, а я спустился с крыши и нашёл тех
десять кривых юношей, и они сказали мне: «Ни простора тебе, ни уюта!» И я
ответил им: «Вот и я стал таким же, как вы; я хочу, чтобы вы дали мне блюдо с
сажей и я мог бы вычернить себе лицо, и позволили бы мне сидеть с вами».
«Клянёмся Аллахом, ты не будешь сидеть у нас, – уходи
отсюда!» – отвечали они, и когда они меня прогнали, моё положение стеснилось, и
я стал размышлять о том, что протекло над моей головой.
И я вышел от них с печальным сердцем и плачущими глазами и
говорил украдкой: «Я сидел развалившись, но болтливость мне повредила!» И я
обрил себе бороду и усы и пустился бродить по землям Аллаха, и Аллах
предначертал мне благополучие, пока я не прибыл в Багдад, в сегодняшний вечер.
И я нашёл этих двух, стоявших в недоумении, и поздоровался с
ними и сказал: «Я чужеземец!» И они ответили: «Мы тоже чужеземцы!» И нас
сошлось трое календеров, кривых на правый глаз. Вот, о госпожа, причина, почему
я обрил подбородок и потерял глаз».
«Пригладь свою голову и уходи!» – сказала женщина, но календер
воскликнул: «Не уйду, пока не услышу рассказа вот этих!» И после этого женщина
обратилась к халифу, Джафару и Масруру и сказала им: «Расскажите нам вашу
историю!»
И Джафар выступил вперёд и повторил ей ту историю, которую
рассказал привратнице у входа, и, услышав его рассказ» женщина сказала: «Я дарю
вас друг другу».
И все вышли, и когда они оказались в переулке, халиф спросил
календеров: «О люди, куда вы теперь направитесь, когда заря ещё не заблистала?»
«Клянёмся Аллахом, о господин наш, мы не знаем, куда
пойти», – отвечали они, и халиф сказал: «Идите переночуйте у нас!» И он
сказал Джафару: «Возьми их и приведи ко мне завтра – мы запишем то, что
случилось». И Джафар последовал приказанию халифа, а халиф поднялся к себе во
дворец, но сон не брал его в эту ночь, и когда наступило утро, он сел на
престол власти и, после того как явились вельможи царства, обратился к Джафару
и сказал: «Приведи мне этих трех женщин, и сук, и календеров».
И Джафар встал и привёл их пред лицо халифа, и женщины зашли
за занавеску, и Джафар обратился к ним и сказал: «Мы простили вас за милость,
которую вы оказали нам раньше, не зная нас, но теперь я вас осведомлю.
Вы перед лицом пятого халифа из потомков аль-Аббаса[36], Харуна ар-Рашида, брата
Мусы-аль-Хади, сына аль-Махди-Мухаммеда, сына Абу-Джафара-аль-Мансура, сына
Мухаммеда, и брата Ас-Саффаха, сына Мухаммеда. Рассказывайте же ему одну только
правду!»
|