Рассказ о великодушии
Яхьи ибн Халида[342] (ночи
305—306)
Рассказывают также, что Харун ар-Рашид призвал одного из
своих телохранителей, которого звали Салих (а было это до тех времён, когда
ар-Рашид изменился к Бармакидам). И когда тот явился, сказал ему: «О Салих, иди
к Мансуру и скажи ему: „У тебя тысяча тысяч дирхемов наших денег, и моё решение
требует, чтобы ты доставил их нам сейчас же“. И я приказываю тебе, Салих, если
у тебя не будет этих денег до предзакатной молитвы, отдели ему голову от тела и
принеси мне».
И Салих отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» А затем он отправился
к Мансуру и сказал ему о том, что упомянул повелитель правоверных. «Я погиб,
клянусь Аллахом! – сказал тогда Мансур.» – Ведь стоимость всех моих вещей
и того, чем владеет моя рука, если продать это за самую дорогую цену, не
превзойдёт ста тысяч. Откуда же я могу взять, о Салих, остальные девятьсот
тысяч дирхемов?» – «Придумай для себя хитрость, которая тебя быстро освободит,
а иначе ты погиб – я не могу тебе дать отсрочки ни на мгновение после того
срока, который назначил халиф, и я не властен пренебречь чем-нибудь из того,
что мне приказал повелитель правоверных, – сказал Салих. – Торопись
же с хитростью, которая тебя освободит, прежде чем истечёт время». – «О
Салих, – сказал Мансур, – прошу тебя, сведи меня, по твоей милости, в
мой дом проститься с детьми и семьёй и дать наставление близким».
И я пошёл с ним в его дом, – говорил Салих, – и он
стал прощаться с семьёй, и поднялись вопли в его жилище, и раздались плач и
крик и призывы о помощи к Аллаху великому. И я сказал Мансуру: «Мае пришло на
ум, что Аллах пошлёт тебе помощь через руки Бармакидов. Пойдём со мной в дом
Яхьи ибн Халяда».
И мы пошли к Яхье ибн Халиду, и Мансур рассказал ему о своём
положении, и Халид огорчился из-за этого и склонил на некоторое время голову к
земле, а потом он поднял голову и, призвав своего казначея, спросил его:
«Сколько дирхемов у нас в казне?» – «Около пяти тысяч дирхемов», – ответил
казначей, и Яхья велел принести их, а потом он отправил к своему сыну аль-Фадлу
посланного с письмом такого содержания: «Мне предлагают купить прекрасные
поместья, которые никогда не придут в запустение; пришли нам сколько-нибудь
дирхемов».
И аль-Фадл прислал ему тысячу тысяч дирхемов, и затем Яхья
послал другого человека к своему сыну Джафару с письмом такого содержания: «У
нас случилось важное дело, и нам нужно для него сколько-нибудь дирхемов».
И Джафар тотчас же послал ему тысячу тысяч дирхемов. И Яхья
до тех пор посылал людей к Бармакидам, пока не собрал от них для Мансура
большие деньги, а Салих и Мансур не знали об этом. И Мансур сказал Яхье: «О
владыка, я схватился за твой подол и знаю, что получу эти деньги только от
тебя, как обычно для твоего великодушия. Заплати же за меня остаток моего долга
и сделай меня твоим вольноотпущенником». И Яхья потупился и заплакал и сказал:
«Эй, мальчик, повелитель правоверных подарил когда-то нашей невольнице Дананир
жемчужину большой ценности. Пойди к ней и скажи, чтобы она нам прислала эту
жемчужину».
И слуга пошёл к невольнице и принёс жемчужину Яхье, и тот
сказал: «О Салих, я купил эту жемчужину для повелителя правоверных у купцов за
двести тысяч динаров, а повелитель правоверных подарил её нашей невольнице
Дананир, лютнистке, и когда он увидит с тобой эту жемчужину, он узнает её и
окажет тебе уважение и сохранит от пролития твою кровь ради нас и из уважения к
нам. И теперь твои деньги собраны полностью, о Мансур».
И я понёс жемчужину и деньги к ар-Рашиду, – говорил
Салих, – и Мансур был со мною. И когда мы были в пути, я вдруг услышал,
как он говорит такой стих поэта:
«Не по любви спешат к ним мои ноги,
Но убоялся я стрелы удара».
И я удивился его злому нраву, низости и испорченности и
скверному его происхождению и рождению, и возразил ему и сказал: «Нет на лице
земли лучших, чем Бармакиды, и нет никого сквернее и злее тебя! Они купили тебя
у смерти и выручили тебя от гибели и сделали тебе милость, спасши тебя, а ты не
благодаришь их и не хвалишь, и не поступаешь, как поступают свободные, но
отвечаешь на их благодеяние такими словами!»
И потом я пошёл к ар-Рашиду и рассказал ему эту историю и
осведомил его обо всем, что случилось…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные
речи.
Триста шестая ночь
Когда же настала триста шестая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что Салих говорил: „И я рассказал эту историю
повелителю правоверных и осведомил его обо всем, что случилось. И ар-Рашид
удивился великодушию Яхьи и его щедрости и благородству и гнусности Мансура и
его низости, и велел вернуть жемчужину Яхье ибн Халиду, и сказал: «Все, что мы
подарили, не годится нам брать назад“.
И Салих вернулся к Яхье ибн Халиду и упомянул ему о Мансуре
и его дурном поступке, и Яхья сказал: «О Салих, когда человек беден, грудь его
стеснена и мысли его заняты; что бы от него ни исходило, с него нельзя
взыскивать, так как это возникает не в сердце». И он принялся искать оправданий
Мансуру.
И Салих заплакал: «Не бывает, чтобы вращающий небосвод
создавал для бытия людей, подобных тебе! О горе! Как может быть погребён под
землёй тот, чей нрав подобен твоему нраву и чьё благородство таково, как твоё!»
И он произнёс такие два стиха:
«Спеши совершить добро всегда, коль
задумаешь,
Ведь подлинно не всегда щедроты
доступны нам.
Как часто препятствуя душе совершить
добро,
Коль можно, покуда смерть помехой не
явится».
|
