Глава 34. ПОРТРЕТ
ПРИНЦЕССЫ
Спор
готов был обостриться, и де Гиш понял это.
Действительно,
в глазах Бражелона загорелась инстинктивная враждебность. Во взгляде де Варда
сквозило намерение больно задеть Рауля.
– Господа, –
сказал граф, – нам нужно расстаться. Я должен побывать у принца.
Сговоримся, где встретиться. Де Вард отправится со мной в Лувр, а ты. Рауль,
замени меня в доме. Ведь здесь без твоего совета ничего не делается. Брось
последний взгляд на приготовления к отъезду.
Рауль не
избегал, но и не искал сам случаев для столкновений и дуэлей; он кивнул головой
в знак согласия и сел на скамейку на солнце.
– Если
можно, – попросил де Гиш, – посиди здесь. Пусть тебе покажут двух
лошадей, которых я только что приобрел. Я купил их только с тем условием, что
ты одобришь мою покупку. Ах да, извини, я не успел узнать, как поживает граф де
Ла Фер?
Произнося
эти слова, де Гиш повернулся к де Варду, стараясь увидеть, какое впечатление
произведет на него имя отца Рауля.
– Благодарю, –
ответил Бражелон, – граф здоров.
Молния
ненависти блеснула в глазах де Варда.
Де Гиш
сделал вид, что не заметил этого мрачного блеска, подошел к Раулю и пожал ему руку:
– Так
решено, Бражелон, ты встретишь нас во дворе Пале-Рояля?
Потом
движением руки он пригласил с собой де Варда и сказал:
– Мы
уходим. Прошу, господин Маликорн.
При этом
имени Рауль вздрогнул.
Ему
показалось, что он уже слышал его однажды, но он никак не мог вспомнить где.
Пока он, задумавшись, слегка раздраженный разговором с де Вардом, старался
воскресить в памяти, когда ему довелось слышать имя Маликорна, трое молодых
людей направились к Пале-Роялю, где жил Филипп Орлеанский.
Маликорн
понял, во-первых, что приятелям хотелось поговорить, во-вторых, что он не должен
идти рядом с ними.
Он пошел
сзади.
– Ну
не безумие ли? – спросил де Гиш своего спутника, когда они отошли от дома
Граммонов. – Вы нападаете на д'Артаньяна, и это при Рауле!
– Разве
запрещено нападать на д'Артаньяна?
– Да
разве вы не знаете, что д'Артаньян представляет собой четвертую часть того
славного и грозного целого, которое называлось мушкетерами?
– Знаю,
но не вижу, почему это может мешать мне ненавидеть д'Артаньяна.
– Что
же он вам сделал?
– О,
мне? Ничего.
– Так
за что же вы его ненавидите?
– Спросите
об этом у тени моего отца.
– Право,
дорогой де Вард, вы меня удивляете.
Д'Артаньян
не принадлежит к числу людей, которые, возбудив ненависть к себе, уклоняются от
сведения счетов; ваш отец, как мне говорили, тоже не любил оставаться в долгу.
А ведь не существует таких обид, которые не смывались бы кровью после честного,
хорошего удара шпаги.
– Что
делать, мой дорогой? Между моим отцом и д'Артаньяном существовала вражда. Мне,
еще ребенку, отец говорил об этой ненависти и завещал ее мне вместе с остальным
наследством.
– И
эта ненависть относилась только к д'Артаньяну?
– О,
Д'Артаньян слишком был связан со своими тремя друзьями; поэтому доля ненависти,
конечно, приходится и на них.
Де Гиш,
не спускавший глаз с де Варда, внутренне содрогнулся, увидев улыбку молодого
человека. Что-то похожее на предчувствие проникло в его сознание, и он мысленно
сказал себе, что прошло время открытых поединков между дворянами, но ненависть,
гнездясь в глубине души и не выливаясь наружу, тем не менее остается
ненавистью; словом, что после отцов, которые страстно ненавидели друг друга и
сражались на шпагах, явились сыновья, тоже ненавидящие друг друга, но избравшие
оружием интригу и предательство.
Не Рауля,
конечно, подозревал в предательстве и интригах де Гиш: он содрогнулся от страха
за Рауля. Эти тяжелые мысли омрачили лицо де Гиша, между тем как де Вард вполне
овладел собой.
– Впрочем, –
добавил он, – я ничего не имею лично против де Бражелона; я его совсем не
знаю.
– Во
всяком случае, де Вард, – заметил де Гиш довольно суровым тоном, – не
забудьте одного: Рауль – мой лучший друг.
Де Вард
поклонился.
Они
вскоре очутились у Пале-Рояля, окруженного толпой любопытных.
Приближенные
Филиппа Орлеанского дожидались его приказаний, чтобы сесть на коней и составить
свиту послов, которым было поручено привезти в Париж принцессу.
Де Гиш
оставил де Варда и Маликорна около большой лестницы и поднялся к принцу. Он
пользовался такой же благосклонностью принца, как и шевалье де Лоррен, который
терпеть не мог де Гиша, хоть и улыбался ему.
Молодой
принц сидел перед зеркалом и румянил щеки. В углу кабинета на подушках разлегся
шевалье де Лоррен; его длинные белокурые волосы только что завили, и теперь он
играл своими локонами.
Принц
обернулся на шум и увидел графа.
– А,
это ты, Гиш, – сказал он, – пожалуйста, подойди к нам и скажи мне
правду.
– Ваше
высочество знает, что это мой недостаток.
– Представь
себе, Гиш, противный Лоррен огорчает меня.
Де
Лоррен пожал плечами.
– Чем
именно? – спросил де Гиш. – Кажется, у шевалье нет такой привычки.
– Он
уверяет, – продолжал принц, – что принцесса Генриетта как женщина
лучше, чем я как мужчина.
– Берегитесь,
ваше высочество, – сказал де Гиш, хмуря брови, – вы требовали от меня
правды.
– Да, –
ответил принц с дрожью в голосе.
– Итак,
я вам скажу правду.
– Не
торопись, Гиш, – вскрикнул принц, – успеешь! Посмотри на меня
хорошенько и припомни ее; впрочем, вот ее портрет, возьми.
И он
подал графу миниатюру тонкой работы.
Де Гиш
взял портрет и долго смотрел на него.
– По
чести, – произнес он, – очаровательное лицо!
– Да
посмотри хорошенько на меня, смотри же! – воскликнул принц, стараясь
привлечь к себе внимание графа, целиком поглощенного портретом.
– Изумительное, –
прошептал де Гиш.
– Право,
можно подумать, – продолжал принц, – что ты никогда не видел этой
маленькой девочки.
– Я
ее видел, ваше высочество, правда, лет пять тому назад; а между
двенадцатилетним ребенком и семнадцатилетней девушкой – большая разница.
– Ну,
говори же свое мнение.
– Я
думаю, что портрет приукрашен, ваше высочество.
– О
да, это верно, – с торжеством сказал принц. – Художник ей польстил.
Но, предположив даже, что она такая, выскажи свое мнение.
– Ваше
высочество очень счастливы, имея такую очаровательную невесту.
– Хорошо,
это твое мнение о ней, а обо мне?
– Я
считаю, ваше высочество, что для мужчины вы слишком красивы.
Шевалье
де Лоррен расхохотался.
Принц
понял иронию, которая заключалась в мнении де Гиша о нем, и нахмурил брови.
– Не
очень-то любезные у меня друзья, – проворчал он.
Де Гиш в
последний раз взглянул на портрет и неохотно вернул его принцу.
– Положительно,
ваше высочество, я предпочту взглянуть десять раз на вас, чем еще раз на
принцессу. Несомненно, де Лоррен усмотрел тайный смысл в словах графа,
ускользнувший от принца, и потому заметил:
– Женитесь
тогда!
Герцог
Орлеанский продолжал накладывать румяна на лицо; покончив с этим, он опять посмотрел
на портрет, полюбовался на себя в зеркало и улыбнулся.
Без
сомнения, он остался доволен сравнением.
– С
твоей стороны очень мило было прийти, – кивнул он де Гишу, – я
боялся, что ты уедешь, даже не простившись со мной.
– Ваше
высочество слишком хорошо знает меня, чтобы считать способным на подобную неучтивость.
– Ты,
вероятно, хочешь попросить меня о чем-нибудь перед отъездом из Парижа?
– Да,
ваше высочество, вы угадали, у меня действительно есть к вам просьба.
– Хорошо,
говори.
Де
Лоррен весь превратился в слух; ему казалось, что всякая милость, оказываемая
другому, украдена у него.
Де Гиш
колебался.
– Может
быть, ты нуждаешься в деньгах? – спросил принц. – Это как нельзя
более кстати, я сейчас очень богат. Суперинтендант финансов прислал мне
пятьдесят тысяч пистолей.
– Благодарю,
ваше высочество, речь идет не о деньгах.
– Чего
же ты просишь? Говори.
– Назначения
одной фрейлины.
– Ого,
Гиш, каким ты становишься покровителем! – презрительно заметил
принц. – Неужели ты только и будешь говорить мне о разных дурочках?
Де
Лоррен улыбнулся: он знал, что принц не любил, когда покровительствовали
женщинам.
– Ваше
высочество, – сказал граф, – я не покровительствую особе, о которой
говорю вам; за нее просит один из моих друзей.
– А,
это дело другого рода. А как зовут особу, за которую просит твой друг?
– Мадемуазель
де Ла Бом Леблан де Лавальер, фрейлина вдовствующей герцогини Орлеанской.
– Фи,
хромая, – зевнул де Лоррен, полулежа на подушках.
– Хромая? –
повторил принц. – И она постоянно будет перед глазами моей жены? Ну, нет,
это слишком опасное зрелище при беременности.
Шевалье
де Лоррен расхохотался.
– Господин
де Лоррен, – остановил его граф, – вы поступаете невеликодушно: я
прошу, а вы мне вредите.
– Извините,
граф, – сказал де Лоррен, встревоженный тоном, каким де Гиш произнес эти
слова. – Я совсем не хотел этого, и, право, мне кажется, что я спутал эту
девицу с другой особой.
– Без
сомнения. Я уверяю вас, что вы ошиблись.
– Но
скажи, для тебя это очень важно, Гиш? – поинтересовался принц.
– Очень,
ваше высочество.
– Хорошо,
решено. Но больше не проси ни за кого: все места заняты.
– Ах, –
воскликнул де Лоррен, – уже полдень: этот час был назначен для отъезда.
– Вы
прогоняете меня, сударь? – спросил де Гиш.
– О,
вы меня обижаете, граф! – ответил де Лоррен.
– Ради
бога, граф; прошу вас, шевалье, не ссорьтесь, – капризно попросил
принц. – Разве вы не видите, что это огорчает меня?
– Нужна
подпись, – напомнил де Гиш.
– Вынь
из этого ящика патент и дай мне.
Одной
рукой де Гиш подал принцу бумагу, а другой – перо, которое обмакнул в
чернила.
Принц
поставил подпись.
– Бери, –
сказал он, подавая графу бумагу, – но с условием: помирись с Лорреном.
– Охотно, –
поклонился де Гиш.
И он
протянул руку любимцу герцога с равнодушием, похожим на презрение.
– Идите,
граф, – сказал де Лоррен, по-видимому, не заметив его пренебрежения, –
уезжайте и привезите нам принцессу, которая должна не слишком отличаться от
своего портрета.
– Да,
уезжай и возвращайся скорее. Кстати, кого ты с собой берешь?
– Бражелона
и Варда.
– Славных
спутников, очень храбрых.
– Слишком
храбрых, – заметил шевалье. – Постарайтесь привезти назад обоих,
граф.
«Подлая душа, –
подумал Гиш. – Он прежде всего и повсюду чует зло».
И,
поклонившись принцу, он вышел.
Выйдя во
двор, он помахал подписанным патентом.
Маликорн
бросился к нему и, дрожа от радости, схватил бумагу. Но когда Маликорн прочел
ее, де Гиш понял, что он ждет еще чего-то.
– Терпение,
терпение, – засмеялся граф. – Дело в том, что там был де Лоррен, и я
побоялся потерпеть неудачу, попросив слишком многого. Дождитесь моего
возвращения. До свидания.
– До
свидания, господин граф. Тысяча благодарностей, – сказал Маликорн.
– Пошлите
ко мне Маникана. Да, правда ли, что де Лавальер хромает?
Когда он
произносил эти слова, позади него остановилась лошадь.
Граф
обернулся и увидел, как побледнел Бражелон, въехавший в это мгновение во двор.
Бедный влюбленный слышал его слова. Но Маликорн не слыхал; он отошел уже
слишком далеко.
«Почему
здесь говорят о Луизе? – спросил себя Рауль. – О, только бы этот
улыбающийся де Вард не вздумал сказать что-нибудь о ней при мне».
– Скорее,
господа, в путь! – крикнул де Гиш.
Принц,
окончивший свой туалет, подошел к окну. Вся свита приветствовала его, и через десять
минут знамена, шарфы и перья уже развевались в такт галопу лошадей.
|