Глава 12. РЕВНОСТЬ Г-НА
ДЕ ЛОРРЕНА
Герцог
Орлеанский вскрикнул от удовольствия, увидев шевалье де Лоррена.
– Ах,
как я рад! – сказал он. – Какими судьбами? Все говорили, что вы
пропали.
– Да,
ваше высочество.
– Что
же это, каприз?
– Каприз?
Смею ли я капризничать, находясь рядом с вашим высочеством?
Глубокое
уважение…
– Ну
хорошо, уважение мы отложим в сторону, ты каждый день доказываешь обратное. Я
тебя прощаю. Почему ты исчез?
– Потому
что я не был нужен вашему высочеству.
– Как
так?
– Около
вашего высочества столько людей более интересных, чем я. Я чувствовал, что не в
силах тягаться с ними. И я удалился.
– Во
всем этом нет ни капли здравого смысла. Что это за люди, с которыми ты не хотел
тягаться? Гиш?
– Я
никого не называю.
– Но
ведь это же глупости! Чем тебе мешает Гиш?
– Я
не говорю этого, ваше высочество. Не принуждайте меня. Вы знаете, что Гиш мой
хороший друг.
– Тогда
кто же?
Шевалье
прекрасно знал, что любопытство усиливается, как жажда, когда у человека отнимают
протянутый стакан.
– Нет,
я хочу знать, почему ты пропал.
– Я
заметил, что стесняю…
– Кого?
– Принцессу.
– Как
так? – спросил удивленный герцог.
– Очень
просто. Быть может, ее высочество испытывает что-то вроде ревности, видя расположение,
какое вы изволите мне выказывать.
– Она
дала тебе понять это?
– Ваше
высочество, с некоторого времени принцесса не обращается ко мне ни с единым словом.
– С
какого времени?
– С
тех пор, как господин де Гиш нравится ей больше, чем я, и она стала его
принимать во всякое время.
Герцог
покраснел.
– Во
всякое время… Что вы сказали, шевалье? – строго произнес он.
– Вот
видите, ваше высочество, я уже навлек на себя ваше неудовольствие. Я так и
знал.
– Дело
не в неудовольствии, – вы употребляете странные выражения. В чем же
принцесса выказывает предпочтение Гишу перед вами?
– Я
умолкаю, – ответил шевалье с церемонным поклоном.
– Напротив,
я настаиваю на том, чтобы вы говорили. Если вы из-за этого удалились, значит,
вы очень ревнивы?
– Кто
любит, тот всегда ревнив, ваше высочество. Разве вы сами не изволите ревновать
ее высочество? Разве ваше высочество не омрачились бы, если бы постоянно видели
около принцессы кого-нибудь, к кому она выказывает явное благоволение? А ведь
дружба такое же чувство, как и любовь.
Ваше
высочество иногда оказывали мне величайшую честь, называя меня своим другом.
– Да,
да… Но вот опять двусмысленность. Знаете, шевалье, вы не мастер разговаривать.
– Какая
двусмысленность, ваше высочество?
– Вы
сказали: выказывает явное благоволение… Что вы подразумеваете под
благоволением?
– Ровно
ничего особенного, ваше высочество, – сказал кавалер самым благодушным
тоном. – Ну, например, когда муж видит, что жена приглашает к себе
какого-нибудь мужчину предпочтительно перед другими; когда этот мужчина всегда
находится у ее изголовья или у дверцы ее кареты; когда нога этого мужчины вечно
по соседству с платьем этой женщины; когда они оба то и дело оказываются рядом,
хотя по ходу разговора этого совсем ненужно; когда букет женщины оказывается
одинакового цвета с лентами мужчины; когда они вместе занимаются музыкой, садятся
рядом за ужин; когда при появлении мужа разговор прерывается; когда человек, за
неделю перед тем совершенно равнодушный к мужу, внезапно оказывается самым
лучшим его другом… тогда…
– Тогда…
Договаривай же!
– Тогда,
ваше высочество, мне кажется, муж вправе ревновать. Но ведь эти мелочи не имеют
никакого отношения к нашему разговору.
Принц,
видимо, волновался и испытывал внутреннюю борьбу; наконец он произнес:
– Но
вы все-таки не объяснили мне, почему вы сбежали. Вы сейчас мне заявили, что
боялись стеснить, да еще прибавили, что заметили со стороны принцессы
пристрастие к обществу де Гиша.
– Ваше
высочество, этого я не говорил!
– Нет,
сказали.
– Если
сказал, то потому, что не видел тут ничего особенного.
– Однако
что-то вы все-таки в этом видели?
– Ваше
высочество, вы ставите меня в затруднительное положение.
– Нужды
нет, продолжайте. Если ваши слова – правда, зачем вам смущаться?
– Сам
я всегда говорю правду, ваше высочество, но я колеблюсь, когда приходится повторять
то, что говорят другие.
– Повторять?
Значит, что-то говорят?
– Признаюсь,
это так.
– Кто
же?
Шавинье
изобразил негодование.
– Ваше
высочество, – сказал он, – вы подвергаете меня настоящему допросу,
обращаясь со мною, как с подсудимым… А между тем всякий достойный дворянин
старается забыть слухи, которые долетают до его ушей. Ваше высочество требуете,
чтобы я превратил пустую болтовню в целое событие.
– Однако, –
вскричал с досадою принц, – ведь вы же сбежали именно из-за этих слухов!
– Я
должен сказать правду. Мне говорили, что господин де Гиш постоянно находится в
обществе принцессы, вот и все; повторяю, самое невинное и совершенно
позволительное развлечение. Не будьте несправедливы, ваше высочество, не
впадайте в крайность, не преувеличивайте. Вас это не касается.
– Как!
Меня не касаются слухи о постоянных посещениях моей жены Гишем?..
– Нет,
ваше высочество, нет. И то, что я говорю нам, я сказал бы самому де Гишу –
до такой степени считаю невинными его ухаживания за принцессой… я сказал бы это
ей самой. Однако, вы понимаете, чего я боюсь?
Я боюсь
прослыть ревнивцем по обязанности, в силу вашей благосклонности ко мне, в то
время как я ревнивец из дружбы к вам. Я знаю вашу слабость, знаю, что, когда вы
любите, вы знать ничего не хотите, кроме вашей любви. Вы любите принцессу, да и
можно ли не любить ее? Посмотрите же, в каком безвыходном положении я очутился.
Принцесса избрала среди ваших друзей самого красивого и привлекательного; она
так сумела повлиять на вас в его пользу, что вы стали пренебрегать всеми
другими. А ваше пренебрежение – смерть для меня; с меня довольно немилости
ее высочества.
Вот
поэтому-то, ваше высочество, я и решил уступить место фавориту, счастью
которого я завидую, хотя питаю к нему прежнюю искреннюю дружбу и восхищение.
Скажите, можно ли возразить против этого рассуждения? Разве мое поведение
нельзя назвать поведением доброго друга?
Принц
взялся за голову и стал ерошить волосы. Молчание длилось довольно долго, так
что шевалье мог оценить действие своих ораторских приемов. Наконец принц
сказал:
– Ну,
слушай, говори все, будь откровенен. Ты знаешь, я уже заметил кое-что в этом
роде со стороны этого сумасброда Бекингэма.
– Ваше
высочество, не обвиняйте принцессу, иначе я покину вас. Как!
Неужели
вы ее подозреваете?
– Нет,
нет, шевалье, я ни в чем не подозреваю мою жену. Но все-таки… я вижу… сопоставляю…
– Бекингэм
был просто сумасшедший.
– Сумасшедший,
на поведение которого ты мне открыл глаза.
– Нет,
нет, – с живостью перебил шевалье, – не я открыл вам глаза, а де Гиш.
Не надо смешивать.
И он
разразился язвительным смехом, напоминавшим шипение змеи.
– Ну
да, ты сказал только несколько слов. Гиш проявил больше рвения.
– Еще
бы, я думаю! – продолжал шевалье тем же тоном. – Он отстаивал
святость алтаря и домашнего очага.
– Что
такое? – грозно произнес принц, возмущенный этой насмешкой.
– Конечно.
Разве господину де Гишу не принадлежит первое место в вашей свите?
– Словом, –
сказал, несколько успокоившись, принц, – эта страсть Бекингэма была
замечена?
– Разумеется!
– Ну,
хорошо! А страсть господина де Гиша тоже все видят?
– Ваше
высочество, вы опять изволите ошибаться: никто не говорит о том, что господин
де Гиш пылает страстью.
– Ну
хорошо, хорошо!
– Вы
видите сами, ваше высочество, что было бы во сто раз лучше оставить меня в моем
уединении, чем раздувать нелепые подозрения, которые принцесса будет вправе
считать преступными.
– Что
же надо делать, по-твоему?
– Не
надо обращать ни малейшего внимания на общество этих новых эпикурейцев, тогда
все слухи постепенно затихнут.
– Посмотрим,
посмотрим.
– О,
времени у нас довольно, опасность не велика! Главное для меня не потерять вашей
дружбы. Больше мне и думать не о чем.
Принц
покачал головой, точно хотел сказать: тебе не о чем, а у меня забот по горло.
Подошел
час обеда, и принц послал за принцессой. Ему принесли ответ, что ее высочество
не выйдет к парадному столу, а будет обедать у себя.
– Это
моя вина, – сказал принц. – Я проявил себя ревнивцем, и теперь на
меня за это дуются.
– Пообедаем
одни, – сказал шевалье со вздохом. – Жаль Гиша.
– О,
Гиш не будет долго сердиться, он добрый!
– Ваше
высочество, – вдруг заговорил шевалье, – мне пришла в голову хорошая
мысль. Во время нашего разговора я, кажется, расстроил ваше высочество. Значит,
я должен и уладить все… Я пойду отыщу графа и приведу его.
– Какая
у тебя добрая душа, шевалье.
– Вы
так сказали, будто это очень удивило вас.
– Черт
побери! Как ты злопамятен!
– Может
быть; по крайней мере, признайтесь, я умею заглаживать причиненное мной зло.
– Да,
признаю.
– Ваше
высочество, благоволите подождать меня несколько минут.
– Хорошо,
ступай… Я пока примерю свои новые костюмы.
Шевалье
ушел, созвал слуг и отдал им приказания. Они разошлись кто куда; остался один
только камердинер.
– Поди,
узнай сейчас же, – сказал он ему, – не у принцессы ли господин де
Гиш. Можешь ты это сделать?
– Очень
легко, ваша милость. Я спрошу у Маликорна, а он узнает от мадемуазель Монтале.
Только не стоит спрашивать, вся прислуга господина де Гиша разошлась, а с нею
вместе, наверное, ушел и он сам.
– Все-таки
разузнай получше.
Не
прошло и десяти минут, как камердинер вернулся. Он с таинственным видом вызвал
своего господина на черную лестницу и провел в какую-то каморку с окном в сад.
– Что
такое? В чем дело? – спросил шевалье. – Зачем такие предосторожности?
– Взгляните
под тот каштан.
– Ну?..
Ах, боже мой, это Маникан… Чего же он ждет?
– Сейчас
увидите. Минуточку терпения… Теперь видите?
– Я
вижу… одного, двух… четырех музыкантов с инструментами, а за ними самого де
Гиша. Что он тут делает?
– Он
ждет, чтобы открыли дверь на фрейлинскую лестницу. Тогда он поднимется к принцессе,
и у нее за обедом будет новая музыка.
– А
ведь это прекрасно, то, что ты говоришь.
– Вы
так считаете, ваша милость?
– Тебе
это сказал господин Маликорн?
– Он
самый.
– Значит,
он тебя любит?
– Он
любит его высочество принца.
– Ради
чего же?
– Он
хочет поступить на службу к принцу.
– Черт
возьми, придется взять его. Интересно, сколько же он дал тебе за это?
– Это
секрет, но его можно продать, ваша милость.
– Я
тебе плачу за него сто пистолей. Держи!
– Благодарю,
ваша милость! Смотрите. Дверь отворяется, женщина впускает музыкантов…
– Это
Монтале?
– Тише,
сударь, не произносите громко этого имени. Назвать Монтале все равно что
назвать Маликорна. Не поладили с одним, не поладите с другой.
– Хорошо.
Я ничего не видел.
– А
я ничего не получал, – сказал камердинер, пряча кошелек.
Удостоверившись,
что де Гиш вошел к принцессе, шевалье вернулся к принцу, который успел
великолепно нарядиться и весь сиял.
– Говорят, –
вскричал шевалье, – что король избрал солнце своей эмблемой; по совести, ваше
высочество, эта эмблема больше подходит вам.
– Ну
что же Гиш? – спросил он.
– Не
найден! Бежал, испарился. Ваша утренняя выходка напугала его.
Его
нигде нет.
– Черт
возьми, этот пустоголовый способен, пожалуй, взять лошадей да и укатить в свое
поместье. Бедный малый! Ну да ничего, мы вызовем его обратно. Давай обедать.
– Погодите,
ваше высочество, сегодня уж такой день, что мне приходят в голову разные
счастливые мысли. И вот теперь у меня новая мысль.
– Какая?
– Ваше
высочество, принцесса на вас сердиться, и она права. Вам надо чем-нибудь порадовать
ее. Ступайте к ней обедать.
– О,
ведь это могут принять за слабость!
– Какая
же это слабость, это доброта! Принцесса томится, роняет слезы в тарелку. У нее
красные глаза. А мужу не следует доводить до слез жену.
Идите
же, ваше высочество, идите!
– Да
ведь я велел подать обедать сюда.
– Полноте,
полноте, ваше высочество! Мы тут умрем со скуки. У меня сердце не на месте, как
вспомню, что принцесса там одна. Да и вам будет не по себе, хоть вы и
напускаете на себя суровость. Возьмите и меня с собой; это будет прелестно.
Ручаюсь, что мы повеселимся. Ведь вы провинилась сегодня утром.
– Шевалье,
шевалье! Ты даешь мне дурной совет!
– Я
даю вам хороший совет. Притом же вы сейчас неотразимы: вам так идет ваше
лиловое платье с золотым шитьем. Ваша внешность поразит принцессу больше, чем
ваш поступок. Вы очаруете принцессу. Решайтесь же, ваше высочество.
– Ты
меня убедил, идем.
И принц
направился с шевалье на половину принцессы. Шевалье успел шепнуть на ухо лакею:
– Поставь
людей у запасного выхода! Чтобы никто не мог удрать! Живо!
И за
спиной герцога он вошел в переднюю покоев принцессы.
Лакеи
хотели было доложить об их прибытии, но шевалье, улыбаясь, сказал:
– Не
докладывайте. Его высочество хочет сделать сюрприз.
|
