Глава 40. ГДЕ ГОВОРИТСЯ
О СТОЛЯРНОМ ИСКУССТВЕ И ПРИВОДЯТСЯ НЕКОТОРЫЕ ПОДРОБНОСТИ ОБ УСТРОЙСТВЕ ЛЕСТНИЦ
Совет
Маликорна был передан Лавальер, которая нашла его неблагоразумным, но после некоторого
сопротивления, скорее вызванного робостью, нежели холодностью, согласилась последовать
ему.
Эта
затея – плач и жалобы двух женщин в спальне принцессы – была
гениальным изобретением Маликорна. Так как правдивее всего неправдоподобное,
естественнее всего невероятное, то эта сказка из «Тысячи и одной ночи» привела
как раз к тем результатам, которых ожидал Маликорн. Принцесса сперва удалила
Монтале. А через три дня, или, вернее, через три ночи, изгнала также и
Лавальер. Ее перевели в комнатку на мансарде, помещавшуюся над комнатами придворных.
Только
один этаж, то есть пол, отделял фрейлин от придворных офицеров.
В
комнаты фрейлин вела особая лестница, находившаяся под надзором г-жи де
Навайль. Г-жа де Навайль слышала о прежних покушениях его величества, поэтому,
для большей надежности, велела вставить решетки в окна и в отверстия каминов.
Таким образом, честь мадемуазель де Лавальер была ограждена как нельзя лучше, и
ее комната стала очень похожей на клетку.
Когда
мадемуазель де Лавальер была у себя, – а она почти всегда сидела дома, так
как принцесса редко пользовалась ее услугами с тех пор, как она поступила под
наблюдение г-жи де Навайль, – у нее оставалось только одно развлечение:
смотреть через решетку в сад. И вот, сидя таким образом у окна, она заметила
однажды Мали, – прямо в комнате напротив.
Держа в
руке отвес, он рассматривал постройки и заносил на бумагу какие-то формулы. Он
был очень похож на инженера, который измеряет из окопов углы бастиона пли
высоту крепостных стен. Лавальер узнала Маликорна и кивнула ему. Маликорн, в
свою очередь, ответил низким поклоном и скрылся.
Лавальер
была удивлена его холодностью, столь несвойственной характеру Маликорна. Но она
вспомнила, что бедный молодой человек из-за нее потерял место и не мог,
следовательно, хорошо относиться к ней, особенно если принять во внимание, что
она навряд ли могла вернуть ему положение, которого он лишился.
Лавальер
умела прощать обиды, а тем более сочувствовать несчастью.
Она
попросила бы совета у Монтале, если бы ее подруга была с ней; но Монтале не
было. В тот час Монтале писала письма.
Вдруг
Лавальер увидела какой-то предмет, брошенный из окна, в котором только что был
виден Маликорн; предмет этот перелетел через двор, попал между прутьев решетки
и покатился по полу. Она с любопытством нагнулась и подняла его. Это была
катушка, на которую наматывается шелк; только вместо шелка на ней была бумажка.
Лавальер расправила ее и прочла:
«Мадемуазель!
Мне
очень хочется узнать две вещи.
Во-первых,
какой пол в вашей комнате: деревянный или же кирпичный?
Во-вторых,
на каком расстоянии от окна стоит ваша кровать?
Извините
за беспокойство и пришлите, пожалуйста, ответ тем же способом, каким вы
получили мое письмо. Но вам будет трудно бросить катушку в мою комнату, поэтому
просто уроните ее на землю.
Главное
же, прошу вас, мадемуазель, считать меня вашим преданнейшим слугой.
Маликорн.
Ответ
благоволите написать на этом самом письме».
– Бедняга, –
воскликнула Лавальер, – должно быть, он сошел с ума.
И она
участливо посмотрела в сторону своего корреспондента, видневшегося в полумраке
противоположной комнаты.
Маликорн
понял и покачал головой, как бы отвечая: «Нет, нет, я в здравом уме, успокойтесь».
Она
недоверчиво улыбнулась.
«Нет,
нет, – повторил он жестами. – Голова в порядке». – И постукал по
голове. Потом он жестами и мимикой стал увещевать ее: «Пишите скорее».
Лавальер
не видела препятствий для исполнения просьбы Маликорна, даже если бы он был
сумасшедшим. Она взяла карандаш и написала: «Деревянный».
Затем
измерила шагами расстояние между окном и кроватью и снова написала: «Десять шагов».
Сделав
это, она посмотрела на Маликорна, который ей поклонился и подал знак, что
сейчас спустится во двор.
Лавальер
поняла, что он пошел за катушкой. Она подошла к окну и, соответственно его
наставлениям, уронила катушку. Едва катушка коснулась земли, как Маликорн
схватил ее и побежал в комнаты г-на де Сент-Эньяна.
Де
Сент-Эньян выбрал или, вернее, выпросил себе жилье как можно ближе к покоям
короля; он был похож на те растения, которые тянутся к лучам солнца, чтобы
развернуться во всей красе и принести плоды. Его две комнаты были расположены в
том же корпусе дворца, где жил Людовик XIV.
Господин
де Сент-Эньян гордился этим соседством, которое давало ему легкий доступ к его
величеству, а кроме того, повышало шансы на случайные встречи с королем. В это
время он роскошно обставлял свои комнаты в надежде, что король удостоит его
своим посещением. Дело в том, что его величество, воспылав страстью к Лавальер,
избрал де Сент-Эньяна поверенным своих тайн и не мог обходиться без него ни
днем, ни ночью.
Маликорн
был принят графом беспрепятственно, так как был на хорошем счету у короля. Де
Сент-Эньян спросил посетителя, нет ли у него какой-нибудь новости.
– Есть,
и очень интересная, – отвечал Маликорн.
– Какая
же? – перебил де Сент-Эньян, любопытный, как все фавориты. Что же это за новость?
– Мадемуазель
де Лавальер переведена в другое помещение.
– Как
так? – воскликнул де Сент-Эньян, вытаращив глаза.
– Да.
– Ведь
она жила у принцессы?
– Вот
именно. Но принцессе надоело ее соседство, и она поместила ее в комнате,
которая находится как раз над вашей будущей квартирой.
– Почему
над моей квартирой? – вскричал де Сент-Эньян, показывая пальцем на верхний
этаж.
– Нет, –
отвечал Маликорн, – не здесь, а там.
И
показал на корпус, расположенный напротив.
– Почему
же вы говорите, что ее комната расположена над моей квартирой?
– Потому
что я убежден, что ваша квартира должна быть под комнатой Лавальер.
При этих
словах де Сент-Эньян бросил на бедного Маликорна такой же взгляд, какой бросила
на него Лавальер четверть часа назад. Другими словами, он счел его помешанным.
– Сударь, –
начал Маликорн, – разрешите мне ответить на вашу мысль.
– Как
на мою мысль?..
– Ну
да. Мне кажется, вы не совсем поняли, что я вам хочу сказать.
– Не
понял.
– Вам,
конечно, известно, что этажом ниже фрейлин принцессы живут придворные короля и
принца.
– Да,
там живут Маникан, де Вард и другие.
– И
представьте, сударь, какое странное совпадение: две комнаты, отведенные для
господина де Гиша, расположены как раз под комнатами мадемуазель де Лавальер и
мадемуазель де Монтале.
– Ну
так что же?
– А
то, что эти комнаты свободны, потому что раненый де Гиш лежит в Фонтенбло.
– Ей-богу,
ничего не понимаю!
– О,
если бы я имел счастье называться де Сент-Эньяном, я бы моментально понял!
– И
что бы вы сделали?
– Я
тотчас же поменял бы комнаты, которые вы занимаете здесь, на свободные комнаты
господина де Гиша.
– Что
за фантазия! – с негодованием сказал де Сент-Эньян. – Отказаться от
соседства с королем, от этой привилегии, которой пользуются только принцы
крови, герцоги и пэры?.. Дорогой де Маликорн, позвольте мне заявить вам, что вы
сошли с ума.
– Сударь, –
с серьезным видом заметил молодой человек, – вы делаете две ошибки…
Во-первых, я называюсь просто Маликорн, а во-вторых, я в здравом уме.
И, вынув
из кармана бумажку, прибавил:
– Вот
послушайте, а потом прочтите эту записку?
– Слушаю, –
отвечал де Сент-Эньян.
– Вы
знаете, что принцесса стережет Лавальер, как Аргус нимфу Ио.
– Знаю.
– Вы
знаете также, что король тщетно пытался поговорить с пленницей, но ни ваял, ни
мне не удалось доставить ему этого счастья.
– Да,
вы могли бы сообщить на этот счет кой-какие подробности, бедняга Маликорн.
– А
как вам кажется, чего мог бы ожидать тот, кто придумал бы способ соединить
любящие сердца?
– О,
король осыпал бы его своими щедротами.
– Господин
де Сент-Эньян…
– Ну?
– Разве
вам не хочется отведать королевской благодарности?
– Понятно, –
отвечал де Сент-Эньян, – благодарность моего повелителя за умелое исполнение
обязанностей будет для меня крайне драгоценна.
– Так
взгляните на эту бумажку, граф.
– Что
это такое? План?
– План
комнат господина де Гиша, которые, по всей вероятности, станут вашими
комнатами.
– О
нет, никогда!
– Почему?
– Потому
что мои две комнаты составляют предмет вожделений многих придворных, которым я
их, конечно, не уступлю: на них покушаются господин де Роклор, господин де Ла
Ферте, господин Данжо.
– В
таком случае прощайте, граф. Я предложу одному из этих господ мой план и
разъясню связанные с ним выгоды.
– Почему
же вы сами не займете этих комнат? – недоверчиво спросил де Сент-Эньян.
– Потому
что король никогда не удостоит меня своим посещением, а к этим господам пойдет без
всяких колебаний.
– Как,
король пойдет к этим господам?
– Пойдет
ли? Десять раз, а не один! Вы меня спрашиваете, будет ли король посещать квартиру,
которая расположена в таком близком соседстве с комнатой мадемуазель де
Лавальер?
– Хорошее
соседство… в разных этажах.
Маликорн
развернул бумажку, намотанную на катушку.
– Обратите,
пожалуйста, внимание, граф, – сказал оп, – что пол в комнате
мадемуазель де Лавальер, – простой деревянный паркет.
– Ну
так что же?
– А
то, что вы позовете плотника, его приведут к вам с завязанными глазами, запрут,
и он сделает отверстие в вашем потолке, следовательно, в полу комнаты
мадемуазель де Лавальер.
– Ах,
боже мой! – вскричал де Сент-Эньян, точно вдруг прозревший. Вот гениальная
мысль!
– Она
покажется королю самой заурядной, уверяю вас.
– Влюбленные
не думают об опасности.
– Какой
опасности боитесь вы, граф?
– Ведь
это страшно шумная работа, по всему дворцу будет слышно.
– Ручаюсь
вам, граф, что присланный мной плотник будет работать без всякого шума. Он
выпилит особой пилой четырехугольник в шесть футов, и даже ближайшие соседи
ничего не услышат.
– Ах,
дорогой Маликорн, у меня голова идет кругом!
– Я
продолжаю, – спокойно отвечал Маликорн, – в комнате с пробитым
потолком… вы внимательно слушаете?
– Да.
– Вы
поставите лестницу, по которой либо мадемуазель де Лавальер будет спускаться к
вам, либо король будет подниматься к мадемуазель де Лавальер.
– Но
ведь эту лестницу увидят.
– Нет.
Вы закроете ее перегородкой, которую оклеите такими же обоями, как и другие
стены комнаты; у мадемуазель де Лавальер она будет замаскирована люком,
составляющим часть паркета и открывающимся под кроватью.
– А
ведь правда… – сказал де Сент-Эньян, глаза которого загорелись.
– Теперь,
граф, мне не нужно объяснять вам, почему король будет часто заходить в комнату,
в которой устроят такую лестницу. Я думаю, что господин Данжо оценит по
достоинству мою мысль, которую я сейчас разовью ему.
– Ах,
дорогой Маликорн, – воскликнул де Сент-Эньян, – вы забываете, что мне
первому вы открыли ее и, следовательно, мне принадлежит право первенства.
– Значит,
вы хотите, чтобы вам было оказано предпочтение?
– Хочу
ли? Еще бы!
– Дело
в том, господин де Сент-Эньян, что при первой раздаче наград я обеспечиваю вам
таким образом орденскую ленту, а может быть, даже недурное герцогство.
– Во
всяком случае, – отвечал де Сент-Эньян, покраснев от удовольствия, –
это послужит удобным поводом доказать королю, что не напрасно он называет меня
иногда своим другом, и этим поводом, мои дорогой Маликорн, я буду обязан вам.
– Вы
не окажетесь забывчивым? – с улыбкой спросил Маликорн.
– Как
можно забывать такие вещи, сударь!
– Я,
граф, не имею чести быть другом короля, я просто его слуга.
– Да,
если вы полагаете, что на этой лестнице я найду голубую ленту, то я думаю, что
и для вас на ней будет грамота на дворянство.
Маликорн
поклонился.
– Теперь
остается только заняться переселением, – проговорил де Сент-Эньян.
– Не
думаю, чтобы король стал противиться. Попросите у него позволения.
– Сию
минуту бегу к нему.
– А
я иду за плотником.
– Когда
он будет у меня?
– Сегодня
вечером.
– Не
забудьте о предосторожностях.
– Я
приведу его с завязанными глазами.
– А
я предоставлю вам одну из своих карет.
– Без
гербов.
– И
одного лакея. Понятно, не в ливрее.
– Отлично,
граф.
– А
Лавальер?
– Что
вас беспокоит?
– Что
она скажет, увидя нашу работу?
– Уверяю
вас, это доставит ей большое развлечение.
– Еще
бы!
– Я
уверен даже, что если у короля не хватит смелости подняться к ней, то она
окажется настолько любопытной, что сама спустится к вам.
– Будем
надеяться, – сказал де Сент-Эньян.
– Да,
будем надеяться, – повторил Маликорн.
– Итак,
я иду к королю.
– И
правильно делаете.
– В
котором часу придет плотник?
– В
восемь часов.
– А
как вы думаете, сколько времени отнимет у него работа?
– Часа
два, но ему понадобится время на окончательную отделку. Ночь и часть следующего
дня; словом, на всю работу, вместе с установкой лестницы, уйдет два дня.
– Два
дня? Это долго.
– Чего
же вы хотите! Когда берешься открывать двери рая, им следует придать приличный
вид.
– Вы
правы. До скорого свиданья, дорогой Маликорн. Послезавтра вечером я буду уже на
новой квартире.
|