Глава 13. КАБАЧОК ПОД
ВЫВЕСКОЙ «НОТР-ДАМ»
К двум
часам следующего дня тысяч пятьдесят зрителей собралось на Гревской площади вокруг
двух виселиц, воздвигнутых одна против другой между Гревским мостом и мостом
Пельтье, у самых перил набережной.
С
раннего утра все парижские глашатаи ходили по улицам, рынкам и предместьям
города, возвещая громкими голосами о великом акте правосудия, совершаемом
королем над двумя ворами и изменниками, обиравшими народ. И граждане, интересы
которых так оберегались, покидали лавки, мастерские и другие заведения, чтобы
засвидетельствовать Людовику XIV свою признательность, словно гости, которые
боятся проявить невежливость по отношению к хозяину, не явившись на его
приглашение.
Приговор
гласил, что два откупщика, грабителя, расхитители королевских денег, обманщики
и взяточники, будут казнены на Гревской площади и имена их будут прибиты к
виселицам.
Любопытство
парижан достигло высшей точки. Огромная толпа с лихорадочным нетерпением
ожидала часа казни. Повсюду распространилась весть, что узники, переведенные из
тюрьмы в Венсенский замок, будут привезены оттуда на Гревскую площадь.
В этот
день д'Артаньян, получив последние указания от короля и простившись с друзьями,
которых представлял на этот раз один Планше, начертал себе план действий,
распределил время, как подобает человеку занятому и деловому, у которого каждая
минута на счету.
«Отъезд
назначен на рассвете, в три часа; значит, у меня остается пятнадцать часов.
Вычтем отсюда шесть часов на сон; ну, час на еду семь; час на свиданье с
Атосом – восемь; два часа про запас, – всего десять. Остается пять
часов. Ну-с, теперь час на то, чтобы получить деньги, лучше сказать –
отказ от Фуке; еще час – сходить за деньгами к Кольберу, вытерпеть его
вопросы и ужимки; час на осмотр и приведение в порядок вооружения, одежды, на
чистку сапог. Итак, у меня еще остается два часа. О, да я богач!..»
Рассуждая
так с самим собой, д'Артаньян испытывал прилив странной юношеской радости,
опьяняющее благоухание далеких счастливых дней молодости.
«В эти
два часа, – соображал мушкетер, – я успею получить четверть годовой
платы за помещение кабачка „Нотр-Дам“. Триста семьдесят пять ливров! Недурная
сумма, черт возьми! Удивительно! Если бы бедняк, у которого в кармане всего
один ливр, получил несколько медяков, то это было бы вполне справедливо, но на
долю бедняка никогда не выпадает такое счастье. А богач, напротив, всегда
получает доходы с капиталов, которых он не трогает… Вот ведь эти триста семьдесят
пять ливров мне как будто с неба свалились.
Итак, я
пойду в кабачок «Нотр-Дам». Хозяин, наверное, поднесет мне стакан доброго испанского
вина… Но прежде всего порядок, господин д'Артаньян… Наше время распределяется
таким образом: 1. Атос. 2. Кабачок «Нотр-Дам». 3. Фуке. 4. Кольбер. 5. Ужин. 6.
Одежда, сапоги, лошадь, снаряжение. 7 и последнее. Сон».
Сообразно
с этой программой д'Артаньян прежде всего отправился к графу де Ла Фер, которому
рассказал кое-что из вчерашних происшествий. Атос немного беспокоился о причине
вызова д'Артаньяна к королю, но с первых же слов своего друга понял, что
тревожился напрасно. Понял и то, что Людовик дал д'Артаньяну какое-то важное
секретное поручение, и не пробовал даже расспрашивать о нем своего друга. Он
только просил его беречь себя и предложил сопровождать его, если это возможно.
– Но,
милый друг, я никуда не уезжаю, – сказал д'Артаньян.
– Как
не уезжаете? Ведь вы пришли проститься со мной.
– О,
я отправляюсь только для совершения одной покупки, – старался вывернуться
покрасневший д'Артаньян.
– А,
это другое дело. Тогда, вместо того чтобы сказать: «Берегитесь, чтобы вас не
убили», – я скажу: «Берегитесь, чтобы вас не надули».
Д'Артаньян
понял, что зашел чересчур далеко в своей таинственности, и счел неудобным совершенно
умолчать о том, куда он собрался ехать.
– Я
думаю съездить в Ман, – сказал он. – Как вы находите этот край?
– Превосходным,
мой друг, – отвечал граф, стараясь забыть, что Ман лежит в той же стороне,
что и Турень, и поэтому через два дня д'Артаньян мог бы ехать с ним вместе.
– Я
еду завтра на рассвете, – прибавил д'Артаньян. – Рауль, хочешь побыть
пока со мной?
– Очень,
господин д'Артаньян, – отвечал юноша, – если только я не нужен графу.
– Нет,
Рауль. Мне сегодня предстоит аудиенция у брата короля.
– Итак,
до свидания, дорогой друг, – сказал д'Артаньян, заключая Атоса в объятия.
Атос
крепко обнял друга. Мушкетер, оценив его сдержанность, шепнул ему на ухо:
– Государственное
дело!
Атос ответил
на это лишь многозначительным пожатием руки.
И они
расстались.
Взяв
Рауля под руку, д'Артаньян направился вместе с ним по улице Сент-Оноре.
– Я
поведу тебя к богу Плутосу, – сказал он дорогой молодому человеку. –
Приготовься целый день видеть груды золота. Боже мой, как я изменился!
– Что
это? Какое множество народа! – заметил Рауль.
– Скажите,
сегодня не крестный ход? – спросил д'Артаньян у прохожего.
– Нет,
сударь, казнь, – был ответ.
– Как
казнь? – изумился мушкетер. – На Гревской площади?
– Да,
сударь.
– Черт
бы побрал дурака, дающего повесить себя в тот самый день, когда мне нужно получить
деньги за наем моего дома! – вскричал д'Артаньян.
– Рауль,
видел ли ты когда-нибудь, как вешают преступников?
– Нет,
слава богу, еще никогда не приходилось.
– Сразу
видна молодость… Эх, если бы ты постоял часовым в траншее, как, бывало, я,
когда какой-нибудь шпион… Впрочем, я мелю вздор, извини, Рауль… Да, ты прав,
жутко смотреть, как вешают. Скажите, пожалуйста, сударь: когда состоится казнь?
– Кажется,
в три часа, сударь, – учтиво ответил прохожий, довольный случаем
побеседовать с военными.
– А
сейчас только половина второго. Если мы прибавим шагу, Рауль, я успею получить
свои триста семьдесят пять ливров, и мы уйдем до прибытия осужденного.
– Осужденных, –
поправил прохожий. – Их двое.
– Очень
вам признателен, сударь, – сказал д'Артаньян с утонченной вежливостью,
которую он приобрел с годами.
И,
увлекая за собою Рауля, он поспешно направился к Гревской площади.
Д'Артаньян
шел впереди и так ловко работал плечами, локтями и руками, что толпа невольно
расступалась под его натиском. Там, где встречалось особенно сильное
сопротивление, он пускал в ход рукоятку шпаги, пользуясь ею как рычагом, чтобы
разделить самые сплоченные группы. Но делал он это с такой непосредственностью,
с такой обворожительной улыбкой, что у пострадавшего слова протеста замирали на
устах.
Следуя
за своим другом, Рауль старался щадить женщин, взоры которых привлекала его красота,
и оказывал решительный отпор мужчинам, чувствовавшим силу его мускулов.
Благодаря всему этому оба успешно продвигались вперед в густой толпе. Когда
показались виселицы, Рауль с отвращением отвел глаза. Что касается д'Артаньяна,
то он почти не заметил их, всецело поглощенный видом своего дома с резным
коньком и окнами, полными любопытных.
Он
увидел на площади и около домов много отставных мушкетеров, одних с женщинами,
других с друзьями, ждавших начала церемонии.
У
кабатчика, снимавшего помещение д'Артаньяна, не было отбоя от посетителей, не
только заполнявших лавку и другие комнаты, но расположившихся даже во дворе.
Трое прислуживавших сбились с ног, подавая всем.
Д'Артаньян,
обратив внимание Рауля на такое стечение народа, заметил:
– Ну,
теперь у плута не будет отговорок, чтобы не заплатить мне в срок. Посмотри-ка,
Рауль, какая здесь компания. Черт возьми, да тут не найдешь себе места!
Д'Артаньяну
удалось поймать хозяина за конец фартука.
– Ах,
это вы, шевалье? – сказал одуревший от суеты кабатчик. – Ради бога,
обождите минутку! Эта сотня сумасшедших готова перевернуть вверх дном мой
погреб.
– Черт
с ним, с вашим погребом, лишь бы был цел денежный сундук.
– О,
не беспокойтесь, сударь, ваши тридцать семь с половиной пистолей отсчитаны и
лежат наверху, в моей комнате; но там сидят тридцать молодчиков и приканчивают
бочонок портвейна, который я недавно раскупорил для них. Прошу вас, обождите
минутку!
– Ну,
хорошо, хорошо…
– Я
уйду отсюда, – шепнул Рауль Д'Артаньяну. – Это веселье отвратительно.
– Нет,
сударь, – возразил Д'Артаньян сурово, – вы должны остаться.
Солдат
должен приучать себя ко всяким зрелищам. Характер нужно закалять смолоду, и человек
только тогда может быть добрым и великодушным, когда глаз его тверд, а сердце
осталось мягким. К тому же, дружок, неужели ты способен оставить меня одного?
Это было бы нехорошо… Постой, вон там во дворе есть дерево. Пойдем, сядем в
тени. Там легче дышать, чем в этом чаду, насыщенном винными парами.
Расположившись
на новом месте, Рауль и Д'Артаньян могли слышать нарастающий ропот толпы и
наблюдать за посетителями кабачка, которые сидели за столами или ходили по
комнатам.
Дерево,
под которым уселся Д'Артаньян вместе с Раулем, совсем скрыло их своей густой
листвой; это был развесистый каштан с ветвями, склонившимися почти до самой
земли; под ним находился поломанный стол, за который не садился никто из
посетителей. В ожидании своих тридцати семи с половиной пистолей Д'Артаньян от
нечего делать занялся наблюдениями.
– Господин
Д'Артаньян, – заметил Рауль, – вам надо поторопить хозяина. Сейчас
привезут осужденных, и тогда начнется такая давка, что мы не сможем выбраться
отсюда.
– Верно! –
отвечал мушкетер. – Эй, кто-нибудь! Подите сюда!
Но
сколько он ни кричал, никто не являлся. Он собирался уже отправиться на розыски
хозяина, как вдруг калитка в стене расположенного позади сада отворилась, визжа
на ржавых петлях, и во двор вошел щегольски одетый человек со шпагой. Не
закрывая калитки, он направился к кабачку, бросив мимоходом на сидевших под
деревом быстрый взгляд своих острых глаз.
– Вот
как! Между домами есть сообщение, – сказал Д'Артаньян. – Вероятно,
это какой-нибудь любопытный, пришедший посмотреть на казнь.
В эту
минуту крики и шум в комнатах кабачка вдруг прекратились. Тишина в таких
случаях поражает не меньше, чем удвоившийся шум. Д'Артаньяну захотелось узнать
причину этого внезапного безмолвия.
Он
заметил, что незнакомец в нарядной одежде, войдя в главную залу, обратился к
присутствующим с речью; все слушали его с глубоким вниманием. Д'Артаньян мог бы
разобрать и слова, если бы их не заглушал гомон уличной толпы. Впрочем, речь
скоро закончилась, и все посетители стали небольшими группами покидать залу.
Скоро в ней осталось всего шестеро, в их числе был человек со шпагой, который,
отведя в сторону хозяина, видимо, старался занять его каким-то разговором, в то
время как остальные разводили огонь в очаге, – непонятно для чего, при
такой жаре.
– Странно, –
сказал д'Артаньян Раулю. – Мне кажется, я знаю этих людей.
– Не
находите ли вы, что пахнет дымом? – спросил Рауль.
– Нет,
скорее тут пахнет заговором.
Не успел
он договорить, как четверо из оставшихся в зале спустились во двор и стали на часах
по сторонам калитки, бросая изредка на д'Артаньяна многозначительные взгляды.
– Черт
возьми! Тут что-то не так, – шепнул он Раулю. – Тебе не интересно
узнать, в чем дело?
– Не
особенно, господин д'Артаньян.
– А
меня, как старую кумушку, разбирает любопытство. Пройдем-ка наверх, оттуда
видна вся площадь.
– Нет,
господин д'Артаньян, я не в состоянии равнодушно смотреть на смерть этих несчастных.
– А
я, по-твоему, дикарь, что ли? Мы вернемся сюда, когда придет время. Идем же!
Они
вошли в дом и поместились у окна, которое все еще было незанятым, что
показалось им не менее подозрительным, чем все прочее.
Двое
оставшихся в комнате собутыльников, вместо того чтобы смотреть в окно, поддерживали
огонь. Увидев д'Артаньяна и его спутника, они пробормотали:
– А,
вот и подкрепление!
Д'Артаньян
подтолкнул Рауля локтем.
– Да,
братцы, подкрепление, – проговорил он. – Славный огонь развели вы
тут. Что это вы собираетесь жарить?
Незнакомцы
весело расхохотались и вместо ответа подбросили еще дров.
Д'Артаньян
не спускал с них глаз.
– Вы,
верно, посланы сказать нам, когда начинать? – спросил один из незнакомцев.
– Конечно, –
отвечал д'Артаньян, надеясь выведать что-нибудь. – Для чего же я здесь,
как не для этого?
– Ну,
так становитесь у окна и следите.
Подавив
улыбку, д'Артаньян сделал знак Раулю и с удобством расположился у окна.
|
