Глава 17. ИЩУТ АРАМИСА,
А НАХОДЯТ ТОЛЬКО БАЗЕНА
Не
прошло и двух часов с момента отъезда Атоса, направившегося на виду у Блезуа по
дороге в Париж, как всадник на прекрасной пегой лошади остановился у ворот дома
и звонким «Эй!» окликнул конюхов, толпившихся вместе с садовником около Блезуа,
обычного поставщика всяких новостей.
Услышав
хорошо знакомый голос, Блезуа повернул голову и воскликнул:
– Господин
д'Артаньян!.. Скорей бегите, отоприте ему ворота!
Человек
восемь бросились к решетке и быстро, словно она была легкой, как перышко, отворили
ее. Все низко поклонились д'Артаньяну, зная, что граф особенно ласково
принимает этого друга, а такие вещи слуги всегда замечают.
– Ну, –
начал д'Артаньян с любезной улыбкой, став на стремя, чтобы спрыгнуть с
лошади, – где мой дорогой граф?
– Ах,
сударь, какая неудача, – отвечал Блезуа, – и как будет досадно графу,
когда он узнает, что вы приезжали! Граф, волею случая, уехал часа два тому
назад.
Д'Артаньяна
не смутило это известие.
– Хорошо, –
сказал он, – я вижу, что ты все еще говоришь на самом чистом французском
языке; ты дашь мне урок грамматики и красноречия, пока я буду ждать возвращения
твоего господина.
– Это
никак не выйдет, сударь, – возразил Блезуа. – Вам придется ждать
слишком долго.
– Он
не воротится сегодня?
– Ни
завтра, ни послезавтра: граф отправился в далекое путешествие.
– Путешествие! –
повторил д'Артаньян с удивлением. – Что за вздор ты мелешь?
– Это,
сударь, сущая правда Граф поручил мне надзор за домом и прибавил: «Отвечай
всем, что я поохал в Париж».
– А,
он поехал в Париж! – воскликнул д'Артаньян. – Больше мне ничего не
надо… С этого следовало начать, болтун!.. Он уехал часа два назад?..
– Так
точно.
– Я
быстро догоню его. Он один?
– Нет,
сударь.
– Кто
же с ним?
– Какой-то
вельможа, которого я не знаю, да еще старик и наш Гримо.
– Они
не могут мчаться так, как я… Прощай, я спешу.
– Не
угодно ли вам, сударь, выслушать меня? – сказал Блезуа, удерживая лошадь
за повод.
– Пожалуй,
если ты бросишь свое краснобайство и будешь говорить побыстрее.
– Извольте,
сударь. Мне кажется, что граф произнес слово Париж так, нарочно…
– Ого, –
протянул д'Артаньян задумчиво.
– Да,
сударь. Я уверен, что граф поехал не в Париж. Я готов в этом поклясться.
– Что
заставляет тебя так думать?
– А
вот что: господин Гримо всегда знает, куда направляется наш господин, и он
обещал мне, в первый же раз, как они поедут в Париж, взять у меня немного
денег, чтобы передать моей жене.
– Ах,
вот что! У тебя есть жена?
– Со
мною была жена, она местная, но господин нашел, что она слишком много болтает,
и я отослал ее в Париж; иногда это стеснительно, но порою бывает даже приятно.
– Я
понимаю, но договаривай, однако: значит, ты не думаешь, что граф уехал в Париж?
– Нет,
сударь, ибо это означало бы, что Гримо но сдержал своего слова, нарушил клятву,
а это невозможно.
– Это
невозможно, – повторил д'Артаньян мечтательно, но с твердой
уверенностью. – Хорошо, мой добрый Блезуа, благодарю тебя.
Блезуа
поклонился.
– Слушай,
Блезуа, ты знаешь, что я нелюбопытен…
Мне непременно
нужно увидеться с твоим господином, не можешь ли ты… хотя бы (ты говоришь так
хорошо), намекнуть. Скажи одно слово… Остальное я пойму, – Честью клянусь,
сударь, не могу… Я решительно не знаю, куда поехал граф. Подслушивать у дверей
я не привык, это у нас строго запрещено.
– Ах,
мой друг, – отвечал д'Артаньян, – какое плохое начало для меня!
Знаешь
ли ты, по крайней мере, когда граф воротится?
– Тоже
не знаю.
– Вспомни,
Блезуа, сделай усилие!
– Вы
не верите моей искренности?.. Вы меня чувствительно обижаете!
– Черт
бы побрал его позлащенный язык! – проворчал д'Артаньян. – Лучше бы
встретить простого мужика, он сказал бы мне все, что нужно… Прощай!
– Имею
честь, сударь, всенижайше вам кланяться.
«А, чтоб
тебя! – подумал д'Артаньян. – Какой несносный болтун!»
Он в
последний раз взглянул на красный дом, повернул лошадь и поехал с видом беззаботного
человека.
Доехав
до конца стены, скрытый от всех посторонних взоров, он тяжело вздохнул и
сказал:
– Обсудим
положение. Неужели Атос был дома? Кет. Все эти лентяи, стоявшие сложа руки
посреди двора, бегали бы как сумасшедшие, если б хозяин мог видеть их. Атос
путешествует?.. Это непостижимо. Он ужасно любит таинственность. Вообще не
такой человек нужен мне. Мне нужен ум хитрый, терпеливый. Мой герой живет в Мелюне,
в знакомом церковном доме. Сорок пять лье! Четыре с половиной дня! Ну что ж,
погода прекрасная, и я свободен. Проглотим это пространство.
Он
пустил лошадь рысью по дороге в Париж. Через четыре дня он приехал в Мелюн, как
и задумал.
Д'Артаньян
имел обыкновение ни у кого не спрашивать дороги. Он всегда полагался на свою
проницательность, которая никогда его не обманывала, на свой тридцатилетний
опыт и старую привычку читать по внешнему виду зданий и лицам людей.
В Мелюне
д'Артаньян сразу разыскал церковный дом, красивое оштукатуренное здание из
кирпича. Виноградные лозы вились вдоль труб, а на крыше виднелся высеченный из
камня крест. Из залы, расположенной в нижнем этаже дома, доносился говор или,
лучше сказать, гул голосов, похожий на писк птенцов, сидящих б гнезде под
крылом матери. Один голос громко называл буквы азбуки. Другой, густой и
певучий, бранил шалунов и поправлял ошибки учеников.
Д'Артаньян
узнал этот голос. И так как окно было открыто, то он наклонился с лошади, раздвинул
листья винограда и крикнул:
– Базен!
Милый Базен, здравствуй!
Низенький
толстяк, с плоским лицом, с коротко стриженными, – чтобы походить на тонзуру, –
седыми волосами и в черной бархатной ермолке на голове, встал, услышав голос
д'Артаньяна, впрочем, даже не встал, а, скорее, подпрыгнул, уронив табуретку.
Ученики бросились поднимать ее, и между ними завязалась битва не хуже той,
какую затеяли греки, чтобы отнять у троянцев тело Патрокла. Букварь и линейка
тоже выпали из рук Базена.
– Вы
здесь! – вскричал он. – Вы, господин д'Артаньян?!
– Да,
это я. Где Арамис… то бишь шевалье д'Эрбле?.. Ах, опять ошибся! Где господин
главный викарий?
– Сударь, –
отвечал Базен с достоинством, – его преосвященство в своей епархии.
– Что
такое? – сказал д'Артаньян. – Так он епископ?
– Откуда
вы явились, что не знаете этого? – перебил Базен довольно непочтительно.
– Любезный
Базен, мы, язычники, люди военные, знаем только, когда кого-нибудь производят в
полковники, генералы или фельдмаршалы; но о епископах и папе, черт меня побери,
вести до нас доходят только тогда, когда три четверти мира знает об этом!
– Шш!
Шш! – сказал Базен, вытаращив глаза. – Не портите мне детей, которым
я стараюсь внушить добрые нравы.
Дети
действительно оглядывали д'Артаньяна и любовались его лошадью, длинной шпагой,
шпорами и воинственным видом. Они особенно удивлялись его громкому голосу, и
когда он произнес свое любимое словцо, вся школа закричала: «Черт побери! –
со страшным хохотом, визгом и топаньем. Мушкетер усмехнулся, а старый учитель
совсем потерял голову.
– Да
замолчите ли вы, шалуны! – закричал он. – Ах, господин Д'Артаньян,
вот вы приехали, и прощай мои добрые нравы!.. Как всегда, вместе с вами
приходит беспорядок!.. Просто столпотворение вавилонское!.. Ах, такие несносные
мальчишки!
Достопочтенный
Базен стал раздавать направо и налево затрещины, от которых ученики его
принялись кривить еще громче, только другими голосами.
– А
где епархия Арамиса? – спросил Д'Артаньян.
– Его
преосвященство Рене состоит епископом в Ванне.
– Кто
выхлопотал ему это место?
– Наш
сосед, господин суперинтендант финансов.
– Кто?
Господин Фуке?
– Конечно,
он.
– Так
Арамис с ним в дружбе?
– Господин
епископ каждое воскресенье говорил проповедь в капелле господина суперинтенданта
в Во; и потом они вместе ходили на охоту.
– Вот
как!
– И
господин епископ часто работал над своими нотациями… то есть я хотел
сказать – над своими проповедями, вместе с суперинтендантом.
– Так
он стихами, что ли, проповедует, сей достойный епископ?
– Сударь,
не шутите над религией, ради бога!
– Ладно,
Базен, ладно. Так что Арамис в Ванне?
– В
Ванне, в Бретани.
– Ты
скрытен, Базен, это неправда.
– Но,
сударь, ведь священнический дом пустует.
– Он
прав, – промолвил Д'Артаньян, глядя на дом, вид которого говорил об
отсутствии хозяина.
– Но
монсеньер должен был написать вам о своем посвящении.
– А
давно он посвящен?
– Уже
месяц.
– Ну,
так времени прошло немного. Я не мог еще понадобиться Арамису.
А почему
ты не поехал с ним, Базен?
– Нельзя,
сударь, у меня здесь дело.
– Азбука?
– И
мои прихожане.
– Как!
Ты исповедуешь, ты аббат?
– Почти.
Таково мое призвание.
– А
ты прошел предварительные ступени?
– О, –
сказал Базен с апломбом, – теперь, когда мой господин назначен епископом,
мне в этом нет надобности.
И он
самодовольно потер руки.
«Решительно, –
подумал д'Артаньян, – с этим человеком ничего не поделаешь».
– Вели
дать мне поесть, Базен.
– С
удовольствием, сударь.
– Цыпленка,
бульон и бутылку вина.
– Сегодня
суббота, день постный, – заме! ил Базен.
– Мне
разрешено, – возразил д'Артаньян.
Базен
посмотрел на него с сомнением.
– Ах
ты, лицемер! – закричал д'Артаньян. – Так ты, слуга Арамиса,
надеешься получить позволение совершать злодеяния, не пройдя предварительных
ступеней, а мне, его другу, не разрешено даже поесть скоромного в субботу?
Базен, будь со мною любезен, или, клянусь богом, я пожалуюсь королю, и ты
навсегда лишишься права исповедовать. Ты знаешь, что король утверждает
епископов? Король на моей стороне; значит, я сильнее вас.
Базен
двусмысленно улыбнулся.
– О,
на нашей стороне господин суперинтендант!
– Так
ты издеваешься над королем?
Базен
ничего не ответил, но улыбка его была довольно красноречива.
– Давай
ужинать! – попросил д'Артаньян. – Скоро семь часов.
Базен
обернулся и приказал старшему ученику пойти к кухарке. Тем временем д'Артаньян
занялся осмотром дома.
– Ну, –
сказал он пренебрежительно, – господин епископ живет неважно.
– У
него есть замок в Во, – молвил Базен.
– Который,
может быть, стоит Лувра? – спросил мушкетер с насмешкой.
– Он
гораздо лучше, – ответил Базен хладнокровно.
– Вот
как? – ответил д'Артаньян.
Может
быть, он стал бы спорить и отстаивать превосходство Лувра. Но тут он заметил,
что лошадь его все еще стоит на привязи у ворот.
– Черт
возьми! – сказал он. – Вели-ка позаботиться о моей лошади. У твоего
господина, верно, нет такого коня.
Базен искоса
взглянул на лошадь и произнес:
– Господин
суперинтендант пожаловал нам четырех лошадей из своей конюшни, и каждая из них
стоит четырех таких, как ваша.
Кровь
бросилась в лицо д'Артаньяну. У него зачесались руки. Он посмотрел на голову
Базена, обдумывая, куда хватить кулаком Но вспышка эта тотчас же прошла,
д'Артаньян успокоился и усмехнулся:
– Черт
возьми! Я хорошо сделал, что оставил королевскую службу. А скажи-ка мне, любезный
Базен, сколько мушкетеров у господина суперинтенданта?
– На
свои деньги он купит всех, сколько их есть во Франции, – отвечал Базен,
закрывая книгу и выпроваживая учеников из залы ударами линейки.
– Черт
возьми! – сказал д'Артаньян в последний раз.
Тут ему
доложили, что ужин готов. Он пошел за кухаркой, которая провела его в столовую,
где ожидал накрытый стол.
Д'Артаньян
сел за стол и решительно атаковал жаркое. «Мне кажется, думал он, запуская зубы
в цыпленка, которого, видимо, забыли откормить, – что я напрасно не
поступил в свое время на службу к этому господину.
Суперинтендант,
должно быть, могущественный вельможа. Право же, живя при дворе, мы ровно ничего
не знаем. Лучи солнца мешают нам видеть крупные звезды; а они такие же солнца,
только немного подальше от земли, вот и вся разница».
Д'Артаньян
любил, для своего удовольствия и пользы, заставлять людей говорить о предметах,
занимавших его. Поэтому он всячески стал тормошить Базена, но тщетно: от
державшегося настороженно Базена ничего не удалось добиться, кроме однообразных
и преувеличенных похвал суперинтенданту финансов. С досады д'Артаньян тотчас по
окончании ужина попросил, чтобы ему указали место для ночлега.
Базен
ввел д'Артаньяна в неуютную комнату, где он увидел скверную постель. Но
мушкетер был нетребователен. Базен заявил ему, что Арамис взял с собою ключи от
остальных комнат. Это нисколько не удивило д'Артаньяна, так как он знал, что
Арамис часто прячет у себя вещи, которые никто не должен видеть. Поэтому
д'Артаньян так же решительно атаковал жесткую постель, как раньше жесткого
цыпленка. Ему не меньше хотелось спать, чем прежде есть, и потому он заснул так
же быстро, как обглодал цыплячьи косточки.
Выйдя в
отставку, д'Артаньян дал себе слово, что будет теперь спать так же крепко, как
прежде чутко; хотя он дал себе это обещание от души и с твердым намерением
неукоснительно исполнить его, однако же вскоре после полуночи его разбудил стук
экипажей и топот коней… Внезапно свет проник в его комнату. В одной рубашке он
соскочил с постели и подбежал к окну.
«Неужели
король решил вернуться? – подумал он, протирая глаза. – Такая свита
может сопровождать только короля…»
– Да
здравствует господин суперинтендант! – кричал или, лучше сказать, вопил
кто-то в окне нижнего этажа.
Д'Артаньян
узнал голос Базена. Базен орал изо всех сил, одной рукой размахивая платком, в
другой держа свечу.
Перед
глазами д'Артаньяна в окне первой кареты промелькнуло лицо блестящего вельможи.
В то же время в карете раздался громкий хохот, вероятно, относившийся к
странной фигуре Базена. Свита тоже хохотала.
– Я
должен был догадаться, что это не король, – сказал д'Артаньян. Никто так
от души не смеется, когда проезжает его величество.
– Эй,
Базен! – закричал он своему соседу, который высунулся из окна, чтобы
подольше видеть карету. – Кто это такой?
– Господин
Фуке, – отвечал Базен важно.
– А
все эти люди?
– Двор
господина Фуке.
– Ого! –
пробормотал д'Артаньян. – Что сказал бы Мазарини, если б слышал это?
И он
снова лег в раздумье, спрашивая себя, каким образом случается, что Арамису
всегда покровительствует самый могущественный в королевстве вельможа.
«Неужели
он счастливее меня? Или я глупее его?.. Эх!..»
Словом
«эх» д'Артаньян, научившись мудрости, оканчивал теперь каждую свою мысль и
фразу. Прежде он говаривал: «черт возьми!», похожее на удар шпор. Теперь он
состарился и шептал только философское «эх», служившее уздой для всех страстей.
|
