Глава 29. Д'АРТАНЬЯН
НАЧИНАЕТ БОЯТЬСЯ, ЧТО ДЕНЬГИ ЕГО И ПЛАНШЕ ПОГИБЛИ БЕЗ ВОЗВРАТА
Король
не мог прийти в себя от изумления: он смотрел то на мушкетера, то в темное окно.
Прежде чем он успел опомниться, восемь матросов д'Артаньяна (двое остались
стеречь фелуку) внесли в дом продолговатый предмет, в котором в эту минуту
заключалась судьба Англии. Парри открыл им дверь.
Перед
отъездом из Кале д'Артаньян заказал там ящик вроде гроба, достаточно
просторный, чтобы человек мог свободно поворачиваться в нем. Низ и бока, мягко
обитые, служили удобной постелью, лежа на которой человек оставался бы
невредимым при боковой качке. Маленькая решетка, о которой д'Артаньян говорил
королю, походила на забрало шлема и была сделана на том месте, где находилось
лицо пленника. Ее устроили так, что при малейшем крике можно было, надавив ее,
заглушить крик и даже задушить кричащего.
Д'Артаньян
очень хорошо знал и свой экипаж, я своего пленника – и во время дороги
боялся только двух вещей: что генерал предпочтет смерть этому необычайному
плену и заставит задушить себя, пытаясь говорить, или что сторожа соблазнятся
обещаниями пленника я посадят его, д'Артаньяна, в ящик вместо Монка.
Поэтому
д'Артаньян просидел два дня и две ночи подле ящика, наедине с генералом, предлагая
ему вино и пищу, от которых тот, однако, упорно отказывался, и стараясь
успокоить его и уверить, что с ним не случится ничего дурного от этого
своеобразного плена. Два пистолета, лежавшие перед д'Артаньяном, и обнаженная
шпага охраняли его от нескромности матросов.
Прибыв в
Шевенинген, он перестал тревожиться. Его матросы очень боялись иметь дело с
прибрежными жителями, Притом же он привлек на свою сторону Менвиля, ставшего
его лейтенантом. Это был человек с незаурядным умом и более чистой совестью,
чем остальные. Он надеялся, что служба у д'Артаньяна обеспечит его будущее, и
потому скорее пошел бы на смерть, чем нарушил бы приказание начальника.
Добравшись до берега, д'Артаньян поручил ящик и жизнь генерала ему. Ему же
приказано было доставить ящик с помощью семи человек, как только он услышит
троекратный свист. Мы видели, что лейтенант исполнил это приказание.
Когда
ящик внесли в дом короля, д'Артаньян с приветливой улыбкой отпустил своих
людей, сказав им».
– Господа,
вы оказали важную услугу его величеству Карлу Второму, который через полтора
месяца будет английским королем. Вы получите двойную плату. Ступайте и ждите
меня у лодки.
Все
тотчас разошлись в таком шумном восторге, что испугали даже собаку.
Д'Артаньян
приказал внести ящик в переднюю короля, запер с величайшей тщательностью двери,
открыл ящик и сказал генералу:
– Генерал,
я должен тысячу раз извиниться перед вами, я обошелся с вами не так, как следовало
бы с таким достойным человеком. Я это знаю; но мне надо было, чтобы вы приняли
меня за простого рыбака. Притом же в Англии очень неудобно возить грузы.
Надеюсь, что вы примете все это во внимание. Но здесь, генерал, – прибавил
д'Артаньян, – вы можете встать и идти.
Он развязал
руки генералу. Монк поднялся и сел с видом человека, ожидающего смерти.
Д'Артаньян отворил дверь в кабинет Карла Второго и произнес:
– Ваше
величество, здесь ваш враг, генерал Монк; я поклялся оказать вам эту услугу.
Дело сделано, теперь извольте приказывать. Сударь, прибавил он, оборачиваясь к
генералу, – вы перед его величеством, королем Карлом Вторым, монархом
Великобритании.
Монк
поднял на принца свой стоический, холодный взгляд и сказал:
– Я
не знаю никакого английского короля. Здесь нет даже никого, кто был бы достоин
носить имя благородного дворянина, потому что во имя Карла Второго посланец,
которого я принял за честного человека, устроил мне позорную западню. Я попался
в нее – тем хуже для меня. Теперь вы, подстрекатель (это относилось к
королю), и вы, исполнитель (Монк обернулся к д'Артаньяну), не забудьте того,
что я вам скажу. В вашей власти мое тело, вы можете убить меня; я даже советую
вам это сделать, потому что вы никогда не завладеете ни моей душой, ни моей
волей. А больше не ждите от меня ни слова, потому что с этой минуты я не
раскрою рта, даже чтобы крикнуть. Вот и все.
Он
произнес это с суровою и непреклонною решимостью закоренелого пуританина; д'Артаньян
посмотрел на своего пленника, как человек, знающий цену каждому слову и
определяющий ее по голосу, которым снова произносятся.
– В
самом деле, – тихо сказал он королю, – генерал человек твердый.
Он не
съел кусочка хлеба, не выпил капли вина в продолжение двух суток.
С этой
минуты, ваше величество, извольте распоряжаться его участью; Я умываю руки, как
сказал Пилат.
Бледный
и покорный судьбе Монк стоял, скрестив руки, и ждал.
Д'Артаньян
повернулся к нему.
– Вы
очень хорошо понимаете, – сказал он генералу, – что ваше заявление,
может быть, и превосходное, не удовлетворит никого, даже вас самих.
Его
величество хотел переговорить с вами; вы отказывали ему в свидании.
Почему
же теперь, когда вы встретились с королем лицом к лицу, когда к этому принудила
вас сила, не зависящая от вас, почему вы толкаете нас на поступки, которые я
считаю бесполезными и нелепыми? Говорите, черт побери! Скажите хоть «нет»!
Монк, не
произнеся ни слова, не взглянув на короля, задумчиво поглаживал усы с видом человека,
понимающего, что дела обстоят плохо.
Между
тем Карл II погрузился в глубокое раздумье. Впервые он встретился с
Монком – своим главным противником, которого так хотел видеть, и теперь
проницательным взором пытался измерить глубину его сердца.
Он
убедился, что Монк решил скорее умереть, чем заговорить. В этом не было ничего
необыкновенного со стороны такого замечательного человека, получившего столь
тяжкое оскорбление. Карл II в ту же секунду принял одно из решений, которые
ставят на карту для простых людей – жизнь, для генерала – удачу, для
короля – его королевство.
– Сударь, –
обратился он к Монку, – в некотором смысле вы совершенно правы. Не прошу
вас отвечать мне, прошу только выслушать меня.
На
минуту воцарилось молчание. Король смотрел на Монка, который оставался бесстрастным.
– Вы
только что упрекнули меня, сударь, – заговорил опять король. Вы уверены,
что я подослал к вам в Ньюкасл человека, который заманил вас в западню; этого
(скажу мимоходом) вовсе не учел господин д'Артаньян, которому, впрочем, я
обязан искренней благодарностью за его безмерную великодушную преданность.
Д'Артаньян
почтительно поклонился. Монк не шевельнулся.
– Господин
Д'Артаньян, – заметьте, господин Монк, что я вовсе не намерен извиняться
перед вами, – господин Д'Артаньян отправился в Англию по собственному
побуждению, без всякой корысти, без приказа, без надежды, как истинный дворянин,
с целью оказать услугу несчастному королю и прибавить к множеству совершенных
им великих деяний этот новый замечательный подвиг.
Д'Артаньян
слегка покраснел и кашлянул, стараясь скрыть смущение.
Монк
по-прежнему не шевелился.
– Вы
не верите моим словам, господин Монк, – продолжал король. – Я понимаю
ваше недоверие: подобные доказательства преданности так редки, что естественно
не верить им.
– Генерал
не прав, если не верит вашему величеству! – воскликнул Д'Артаньян. –
Вы сказали правду, столь истинную правду, что, должно быть, я поступил
неправильно, захватив генерала: это, кажется, некстати, Если это так, клянусь,
я в отчаянии!
– Шевалье
Д'Артаньян, – сказал король, беря за руку мушкетера. – Вы обязали
меня более, чем если бы доставили мне победу: вы указали неизвестного мне
друга, которому я вечно буду благодарен и которого вечно буду любить…
Король
дружески пожал ему руку и, поклонившись Монку, добавил:
– И
врага, которого отныне я буду ценить по заслугам.
В глазах
пуританина сверкнула молния; но она тотчас же погасла, и к нему вновь вернулось
прежнее мрачное бесстрастие.
– Вот
каков был мой план, господин Д'Артаньян, – продолжал король. Граф де Ла
Фер, которого вы, кажется, знаете, отправился в Ньюкасл…
– Атос! –
воскликнул Д'Артаньян.
– Да,
кажется, таково его боевое прозвище… Граф де Ла Фер отправился в Ньюкасл и,
может быть, склонил бы генерала к переговорам со мной или с кем-нибудь из моих
приверженцев. Но тут вы насильственно вмешались в это дело.
– Черт
побери! – сказал Д'Артаньян. – Должно быть, это он входил в лагерь в
тот самый вечер, когда я пробрался туда с рыбаками!
Едва
заметное движение бровей Монка показало д'Артаньяну, что он не ошибся.
– Да,
да, – продолжал он, – мне показалось, что это его фигура, его голос.
Ах, какая досада! Ваше величество, простите меня, я думал, что делаю все к
лучшему.
– Не
случилось ничего плохого, – ответил король, – кроме того, что генерал
обвиняет меня в предательстве, в чем я вовсе не повинен. Нет, генерал, не таким
оружием хочу я сражаться с вами. Вы скоро это увидите.
А до тех
пор верьте мне, я клянусь вам честью дворянина! Теперь, господин Д'Артаньян,
дозвольте сказать вам одно слово.
– Я
слушаю, ваше величество.
– Вы
преданы мне? Не так ли?
– Ваше
величество видели, что безмерно предан.
– Хорошо.
Довольно одного слова такого человека, как вы. Впрочем, за словом всегда следует
дело. Генерал, прошу вас пройти за мною, И вы идите с нами, господин
Д'Артаньян.
Д'Артаньян
повиновался, слегка озадаченный. Карл II вышел, за ним Монк, за Монком Д'Артаньян.
Карл направился по той самой дороге, по которой к нему приехал Д'Артаньян, и
вскоре морской ветер повеял в лицо трем ночным путешественникам. Карл отпер
калитку, и едва прошли они шагов пятьдесят, как увидели океан, который перестал
бушевать и покоился у берега, как усталое чудовище.
Карл II
шел в раздумье, опустив голову и поглаживая рукой подбородок.
Монк
следовал за ним, беспокойно оглядываясь. Сзади шел д'Артаньян, положив руку на
эфес шлаги.
– Где
шлюпка, которая привезла вас сюда? – спросил Карл у мушкетера.
– Вон
там; в ней ждут меня семь человек солдат и офицер.
– А,
вижу! Шлюпка вытащена на берег. Но вы, верно, не на ней прибыли из Ньюкасла?
– О,
нет! Я на свой счет нанял фелуку, которая бросила якорь на расстоянии пушечного
выстрела от берега.
– Сударь, –
сказал король Монку, – вы свободны.
При всей
своей твердости Монк не мог не вскрикнуть. Король утвердительно кивнул головою
и продолжал:
– Мы
разбудим одного из здешних рыбаков. Он спустит судно этой же ночью и отвезет
вас, куда вы ему прикажете. Господин д'Артаньян проводит вас. Я поручаю
господина д'Артаньяна вашей чести, господин Монк.
Монк
издал возглас удивления, а д'Артаньян глубоко вздохнул. Король, сделав вид, что
ничего не замечает, постучал в дощатый забор, который окружал домик рыбака,
жившего на берегу.
– Эй,
Кейзер! – крикнул он. – Вставай!
– Кто
там? – спросил рыбак.
– Я,
король Карл.
– Ах,
милорд! – вскричал Кейзер, вылезая совсем одетый из паруса, завернувшись в
который он спал, как в колыбели. – Что вам угодно?
– Кейзер, –
сказал король, – ты сейчас выйдешь в море. Вот этот путешественник
нанимает твою барку; он тебе хорошо заплатит. Служи ему как следует.
И король
отступил на несколько шагов, чтобы Монк мог свободно переговорить с рыбаком.
– Я
хочу переправиться в Англию, – с трудом сказал Монк по-голландски.
– Что
же, – отвечал рыбак, – я могу перевезти.
– Мы
скоро можем отчалить?
– Через
полчаса, милорд. Мой старший сын уже поднимает якорь; мы должны были выехать на
ловлю в три часа утра.
– Ну
как, сговорились? – спросил Карл, приблизившись.
– Обо
всем, кроме платы, ваше величество, – ответил рыбак.
– Плату
получишь от меня, – произнес король. – Это мой друг.
Услышав
слова Карла, Монк вздрогнул и посмотрел на короля.
– Хорошо,
милорд, – согласился Кейзер.
В эту
минуту на берегу старший сын Кейзера затрубил в рожок.
– В
путь, господа! – сказал король.
– Ваше
величество, уделите мне еще несколько секунд, – отвечал д'Артаньян. –
Я нанял людей. Так как я еду без них, я должен их предупредить.
– Свистните
им, – улыбнулся Карл.
Д'Артаньян
свистнул: тотчас явились четыре человека под предводительством Менвиля.
– Вот
вам в счет платы, – начал д'Артаньян, отдавая им кошелек, в котором было
две тысячи пятьсот ливров золотом. – Ступайте и ждите меня в Кале. Вы
знаете где.
И
д'Артаньян с глубоким вздохом опустил кошелек в руку Менвиля.
– Как!
Вы расстаетесь с нами? – вскричали матросы.
– На
самое короткое время, – а может быть, и надолго. Кто знает? Вы получили
уже две тысячи пятьсот ливров. Сейчас я уплатил вам еще столько же. Значит, мы
в расчете. Прощайте, дети мои!
Д'Артаньян
вернулся к Монку и произнес:
– Жду
ваших приказаний, потому что мы отправляемся вместе, если вам не тягостно мое
общество.
– Нисколько,
сударь, – отвечал Монк.
– Пора
садиться! – крикнул сын Кейзера.
Карл с
достоинством поклонился генералу и сказал ему:
– Вы,
надеюсь, простите причиненную вам неприятность, когда убедитесь, что я в ней
неповинен.
Монк, не
отвечая, низко поклонился. Карл нарочно не сказал ни слова отдельно
д'Артаньяну, но прибавил вслух:
– Благодарю
еще раз, шевалье, благодарю вас за вашу службу. Господь воздаст вам за нее, а
испытания и горести, надеюсь, оставит лишь на мою долю.
Монк
направился к лодке. Д'Артаньян, идя за ним, пробормотал:
– Ах,
мой бедный Планше! Мне кажется, что мы затеяли очень неудачную спекуляцию!
|
