Глава 42. МАЗАРИНИ
СТАНОВИТСЯ МОТОМ
Пока Мазарини
старался оправиться от охватившей его внезапно тревоги, Атос и Рауль успели
обменяться несколькими словами в углу комнаты.
– Ты
давно в Париже, Рауль? – спросил граф.
– С
тех пор, как вернулся принц.
– Здесь
я не могу говорить с тобой, за нами наблюдают. Но я сейчас еду домой и там жду
тебя: приезжай, как только освободишься.
Рауль
поклонился.
К ним
подошел принц. У него был ясный и глубокий взгляд, как у благородных хищных
птиц. Чертами лица он тоже напоминал птицу. Орлиный нос принца Конде был прямым
продолжением его плоского лба; придворные насмешники, безжалостные даже к
гению, уверяли, что у наследника знаменитого дома Конде не человеческий нос, а
орлиный клюв.
Его
проницательный взгляд и повелительное выражение лица обыкновенно смущали тех, с
кем он разговаривал, больше, чем величественная осанка или красота, если бы ими
обладал победитель при Рокруа. Огонь так быстро вспыхивал в его выпуклых
глазах, что всякое одушевление походило у него на гнев.
Все при
дворе уважали принца; многие трепетали перед ним.
Людовик
Конде подошел к Раулю и графу де Ла Фер с явным намерением заговорить с первым
и получить поклон от второго.
Никто не
умел кланяться с таким благородным изяществом, как граф де Ла Фер. В его поклоне
не было и следа угодливости, обычной в поклонах придворных. Зная себе цену,
Атос кланялся принцам, как равным, искупая неизъяснимой приветливостью
независимость манер, оскорбительную для их гордости.
Принц
хотел заговорить с Раулем. Атос опередил его.
– Если
бы виконт де Бражелон, – сказал он, – не был покорнейшим слугою
вашего высочества, я просил бы его представить меня вам…
– Я
имею честь говорить с графом де Ла Фер? – спросил принц.
– С
моим отцом, – прибавил Рауль, покраснев.
– Одним
из честнейших людей Франции, – продолжал принц, – одним из первых
дворян, нашего государства… Я так много слышал о вас хорошего, что часто желал
видеть вас в числе своих друзей.
– Такую
честь, – отвечал Атос, – может оправдать лишь мое уважение и
преданность вашему высочеству.
– Виконт
де Бражелон отличный офицер, – сказал принц. – Видно, что он прошел
хорошую школу. Ах, граф, какие в ваше время у полководцев были солдаты!..
– Ваше
высочество совершенно правы, – но теперь солдаты могут похвастаться
полководцами.
Этот
комплимент, не похожий на лесть, очень понравился человеку, которого вся Европа
считала героем и который пресытился похвалами.
– Очень
жаль, граф, что вы оставили службу, – произнес принц Конде. Скоро королю
придется вести войну с. Голландией или с Англией. Представится много случаев
отличиться такому человеку, как вы, знающему Англию, как Францию.
– Могу
сказать вашему высочеству, что я, кажется, не ошибся, оставив службу, –
отвечал Атос с улыбкой. – Франция и Англия будут отныне жить в мире, как
две сестры, если верить моему предчувствию.
– Вашему
предчувствию?
– Да,
прислушайтесь к тому, о чем говорят за столом кардинала.
В это
время кардинал приподнялся на постели и подозвал знаком брата короля.
– Ваше
высочество, – сказал Мазарини, – прикажите взять это золото.
И он
указал на огромную кучу тусклых и блестящих монет, которую выиграл граф де Гиш.
– Оно
мое? – вскричал герцог Анжуйский.
– Здесь
пятьдесят тысяч экю… Они ваши…
– Вы
дарите их мне?
– Я
играл для вашего высочества, – отвечал кардинал все более и более
слабеющим голосом, как будто усилие, которое он сделал, чтобы подарить деньги,
истощило все его силы, телесные и умственные.
– Боже
мой! – прошептал Филипп вне себя от радости. – Какой счастливый день!
Он
проворно сгреб деньги со стола и положил в кармины… Более трети кучки осталось
еще на столе.
– Шевалье, –
обратился Филипп к своему любимцу де Лоррену, – поди сюда.
Тот
подошел.
– Возьми, –
приказал герцог, указывая на оставшиеся деньги.
Эту
необычную сцену все присутствующие приняли как трогательный семейный праздник.
Кардинал вел себя как отец французских принцев: оба принца выросли под его
крылом. Никто не счел щедрости первого министра гордостью или даже дерзостью,
как нашли бы в наше время.
Придворные
только завидовали… Король отвернулся.
– Никогда
еще не было у меня таких денег, – весело сказал Филипп, проходя со своим любимцем
к выходу, чтобы уехать. – Никогда! Какие они тяжелые, эти сто пятьдесят
тысяч ливров!
– Но
почему господин кардинал подарил вдруг герцогу столько денег? шепотом спросил
принц Конде у графа де Ла Фер. – Верно, он очень болен?
– Да,
ваше высочество, болен. У него, как вы могли заметить, скверный вид.
– Но
ведь он умрет от этого! Сто пятьдесят тысяч ливров! Непостижимо!
Скажите,
граф, почему он их подарил? Найдите причину.
– Прошу
ваше высочество не спешить с выводами. Вот герцог Анжуйский идет к нам вместе с
шевалье де Лорреном. Послушайте, о чем они говорят.
Шевалье
говорил герцогу вполголоса:
– Неестественно,
что кардинал подарил столько денег вашему высочеству… Осторожнее, ваше
высочество, не растеряйте… Чего же хочет от вас кардинал?
– Слышите? –
сказал Атос на ухо принцу. – Вот ответ на ваш вопрос.
– Скажите
же, ваше высочество, – нетерпеливо спрашивал де Лоррен, стараясь угадать
по тяжести денег, оттягивающих его карман, какая сумма досталась на его долю.
– Это
свадебный подарок, любезный шевалье!
– Как?
– Да,
я женюсь, – продолжал герцог Анжуйский, не замечая, что он в эту минуту
проходил мимо принца и Атоса, которые низко поклонились ему.
Де
Лоррен бросил на молодого герцога такой странный и полный ненависти взгляд, что
граф де Ла Фер вздрогнул.
– Вы
женитесь? Вы! – повторил де Лоррен. – Это невозможно! Неужели вы
решитесь на такую глупость?
– Не
я решаюсь на эту глупость, а меня принуждают к ней, – отвечал герцог
Анжуйский. – Но пойдем скорей, повеселимся на эти деньги.
Провожаемый
поклонами придворных, он вышел со своим приятелем, радостно улыбаясь.
– Так
вот в чем секрет! – тихо сказал принц Атосу. – Он женится на сестре
Карла Второго?
– По-видимому,
да.
Принц
Конде задумался на минуту, глаза его блеснули.
– Вот
оно что, – медленно произнес он, словно разговаривая с самим собою, –
значит, шпаги долго еще но будут выниматься из ножен!..
И он
вздохнул.
Один
Атос слышал этот вздох и угадал все, что он в себе таил: подавленные
честолюбивые стремления, разрушенные мечты, обманутые надежды…
Принц
вскоре стал прощаться. Король тоже собрался уходить. Атос сделал Раулю знак, подтверждавший
его прежнее приглашение.
Мало-помалу
спальня опустела. Мазарини остался один, терзаемый своими страданиями, которых
уже не скрывал.
– Бернуин! –
произнес он слабым голосом.
– Что
угодно, монсеньер?
– Позвать
Гено!.. Поскорее!.. Мне кажется, я умираю, – сказал кардинал.
Испуганный
Бернуин побежал в переднюю, отдал приказ, и верховой, поскакавший за доктором,
обогнал карету короля Людовика XIV на улице Сент-Оноре.
|
