Глава 39. ИГРА МАЗАРИНИ
В тот
самый вечер, когда наши друзья приехали в Париж, в одной из комнат Пале-Рояля,
обтянутой темным бархатом и украшенной великолепными картинами в золоченых
рамах, весь двор собрался перед постелью Мазарини, который пригласил короля и
королеву на карточную игру.
В
комнате стояли три стола, разделенные небольшими ширмами. За одним из столов
сидели король и обе королевы. Король Людовик XIV занял место против своей
молодой супруги и улыбался ей с выражением непритворного счастья. Анна
Австрийская играла с кардиналом, и невестка помогала ей, когда не улыбалась
мужу. Кардинал лежал в постели, похудевший, истомленный. За него играла графиня
де Суасон, и он беспрестанно заглядывал ей в карты; глаза его выражали
любопытство и жадность.
Мазарини
приказал Бернуину нарумянить себя; но румянец, ярко выделяясь на щеках, еще
более подчеркивал болезненную бледность остальной части лица и желтизну
лоснившегося лба. Только глаза кардинала блестели, и на эти глаза больного
человека король, королевы и придворные поглядывали с беспокойством.
В
действительности же глаза синьора Мазарини были звездами, более или менее
блестящими, по которым Франция XVII века читала свою судьбу каждый вечер и
каждое утро.
Монсеньер
не выигрывал и не проигрывал; он не был, следовательно, ни весел, ни грустен.
Это был застой, в каком не захотела оставить его Анна Австрийская, полная
сострадания к нему; но, чтобы привлечь внимание больного к какому-нибудь
громкому делу, надо было выиграть или проиграть. Выиграть было опасно, потому
что Мазарини сменил бы свое безразличие на уродливое лицемерие; проиграть было
опасно, потому что пришлось бы плутовать, а принцесса, следя за игрою своей
свекрови, наверняка пожаловалась бы на нее за доброе расположение к Мазарини.
Пользуясь
затишьем, придворные болтали между собою. Мазарини, когда не был в дурном
настроении, был добродушным человеком, и он, никому не мешавший никого
оговаривать, поскольку люди платили, не был настолько тираном, чтобы запретить
разговаривать, поскольку при этом тратили деньги.
Так что
придворные болтали между собою.
За
другим столом младший брат короля, Филипп, герцог Анжуйский, любовался в зеркальной
крышке табакерки своим прекрасным лицом. Любимец его, шевалье де Лоррен,
опершись о кресло герцога, слушал с тайной завистью графа де Гиша, другого
любимца Филиппа. Граф высокопарным слогом повествовал о разных похождениях
отважного короля Карла II. Точно волшебную сказку, он рассказывал историю его
тайных скитаний по Шотландии и говорил об опасностях, окружавших короля, когда
враги преследовали его по пятам: Карл проводил ночи в дуплах деревьев, а днем
голодал и сражался.
Мало-помалу
судьба несчастного короля так захватила внимание слушателей, что игра приостановилась
даже за королевским столом, и молодой король, притворяясь рассеянным, задумчиво
слушал эту одиссею, живо, во всех подробностях передаваемую графом де Гишем.
Графиня
де Суасон прервала де Гиша.
– Признайтесь,
граф, – улыбнулась она, – что вы немножко приукрашиваете ваш рассказ.
– Графиня,
я, как попугай, передаю то, что сообщили мне англичане. К стыду своему должен
признаться, что я точен, как копия.
– Карл
Второй умер бы, если б перенес все это.
Людовик
XIV поднял свою гордую голову.
– Графиня, –
сказал он серьезным голосом, в котором сквозила еще юношеская застенчивость, –
кардинал может подтвердить, что во время моего несовершеннолетня дела Франции
шли очень плохо… И если б в то время я был бы постарше и мог взяться за оружие,
мне часто приходилось бы воевать, чтобы добыть себе ужин.
– По
счастью, – проговорил кардинал, первый раз нарушивший молчание, – вы
преувеличиваете, ваше величество, и ужин всегда был готов вовремя для вас и для
ваших слуг.
Король
покраснел.
– О, –
некстати вскричал Филипп со своего места, продолжая глядеться в зеркало, –
я помню, что раз в Мелюне ни для кого не было ужина; король скушал две трети
куска хлеба, а мне отдал остатки.
Все
гости, увидев, что Мазарини улыбнулся, засмеялись. Королям льстят так же
напоминанием минувших бедствий, как и надеждою на будущее счастье.
– И
все же французская корона всегда крепко держалась на головах королей, –
поспешно прибавила Анна Австрийская, – а английская корона упала с головы
Карла Первого. И когда возмущение угрожало французскому трону, когда он
колебался, – иногда ведь бывает, что трон колеблется, так же как случаются
землетрясения, – всякий раз славная победа возвращала нам спокойствие.
– С
новыми лаврами для короны, – добавил Мазарини.
Граф де
Гиш умолк. Король принял равнодушный вид, а Мазарини обменялся взглядом с королевой
Анной Австрийской, как бы благодаря ее за помощь.
– Все
равно, – сказал Филипп, приглаживая волосы, – мой кузен Карл не хорош
лицом, но очень храбр и дрался, как немецкий рейтар. И если еще будет так же
драться, то непременно выиграет сражение… как при Рокруа…
– Но
у него нет войска, – заметил шевалье де Лоррен.
– Союзник
его, король голландский, даст ему войско. О, я послал бы ему солдат, если бы
был королем Франции.
Людовик
XIV вспыхнул. Мазарини притворился, что поглощен игрою.
– Теперь, –
продолжал граф де Гиш, – судьба несчастного принца свершилась. Он погиб, если
Монк обманул его. Тюрьма, может быть смерть, довершит его несчастья, начавшиеся
с изгнания, битв и лишений.
Мазарини
нахмурил брови.
– Правда
ли, что его величество Карл Второй покинул Гаагу? – спросил Людовик XIV.
– Совершенная
правда, ваше величество, – отвечал граф. – Отец мой получил письмо, в
котором его уведомляют об этом отъезде со всеми подробностями. Известно даже,
что король сошел на берег в Дувре. Рыбаки вилели, как он направился в порт. Но
все дальнейшее – пока тайна.
– Как
бы я хотел знать, что было дальше! – с жаром вскричал Филипп
Анжуйский. – Вы, верно, знаете, братец?
Людовик
XIV опять покраснел – в третий раз в продолжение часа.
– Спросите
у кардинала, – отвечал он таким голосом, что Мазарини, Анна Австрийская и
все гости посмотрели на него.
– Это
значит, сын мой, – сказала Филиппу с улыбкой Анна Австрийская, – что
король не любит говорить о государственных делах вне совета.
Филипп
покорно выслушал замечание и, улыбаясь, низко поклонился брату, потом матери.
Но
Мазарини заметил, что в дальнем углу комнаты составляется группа и что герцог
Анжуйский, граф де Гиш и шевалье де Лоррен, лишенные возможности рассуждать
громко, могут потихоньку сказать больше, чем нужно. Он бросал на них
недоверчивые и беспокойные взгляды, намекая Анне Австрийской, что надо прервать
это тайное совещание, как вдруг Бернуин вошел в дверь, за кроватью кардинала, и
шепнул ему на ухо:
– Посол
от его величества английского короля.
Мазарини
не мог скрыть своего удивления, которое тотчас же заметил король. Не желая быть
нескромным и в то же время показаться лишним, Людовик XIV немедленно встал и,
подойдя к кардиналу, простился с ним.
Гости
поднялись; послышался шум отодвигаемых стульев и столов.
– Устроите
так, чтобы все постепенно разошлись, – сказал Мазарини тихо Людовику
XIV, – и соблаговолите остаться у меня еще несколько минут.
Я кончаю
дело, о котором теперь же, сегодня вечером, желал бы переговорить с вашим величеством.
– И
с королевами? – спросил Людовик.
– Да,
и с герцогом, – отвечал кардинал.
С этими
словами он приподнялся на своей постели, и полог, спустившись, закрыл ее. Кардинал,
однако, не забыл о заговорщиках, которые стояли в углу комнаты.
– Граф
де Гиш, – позвал он слабым голосом, в то время как за опущенным пологом
Бернуин подавал ему халат.
– Я
здесь, – отвечал граф, подходя.
– Сыграйте
за меня, вы очень счастливы. Выиграйте мне побольше у этих господ.
– Извольте,
монсеньер.
Молодой
человек сел за столом, откуда король перешел к королевам и заговорил с ними.
Между
графом и несколькими придворными завязалась крупная игра.
Филипп
Анжуйский разговаривал о модах с шевалье де Лорреном, а за пологом кровати уже
не было слышно шелеста шелковой одежды кардинала.
Мазарини
вслед за Бернуином вышел в соседнюю комнату
|
