Рассказ о странной
судьбе
I
Молодой
человек, с деловым и сухим лицом, сказал:
– Мы
с вами беседуем целый час, а вы и не подозреваете, что я вас встречал раньше,
давно, несколько лет назад.
– А
где это было?
– В
Самаре. Посмотрите на меня.
Он
встал, жалостно опустил углы губ, взъерошил волосы, сунул под мышку салфетку и
согнулся, как кланяющийся театру виртуоз, опустив руки по-обезьяньи.
– Суп
с лапшой, – пробормотал он, бегая глазами, – на второе голубцы,
колдуны, чего изволите? Кисель с молоком.
– Ясно, –
сказал я. – Митька-свистун.
– Персонально. –
Он уселся и спокойно посмотрел на меня. От неожиданности я даже покраснел.
Трудно было теперь узнать в щегольски одетом, с сносными манерами господине бывшего
трактирного полового.
– Да,
хорош, хорош, – сказал я. – Пять лет назад я почти каждый день бывал
в «Порт-Артуре», где вы служили.
И он
заговорил о себе. Мне оставалось только удивляться, слушать и разводить руками.
Его звали Антипов.
II
– Вы
знаете, – сказал Антипов, – что у нас была революция. Ей я обязан
всем – моим положением, богатством и даже семейным счастьем.
Мне даже
удивительно вспоминать об этом. В трактире, где я служил, повар читал нелегальные
брошюрки и ходил по праздникам в лес на митинги.
– Митька, –
сказал он мне однажды вечером, – присоединись к общему делу. А дело это
вот такое-то и такое-то…
Я
слушал, затаив дыхание. Нельзя сказать чтобы он тронул или взволновал меня; я
был страшно заинтересован таинственными и опасными сторонами этого дела.
Смутный голос твердил мне, что нужно ухватиться за повара. Зачем? Не знаю. Это
было чутье охотника.
Я так
долго и голодно жил по мерзким каморкам кабаков, так долго выносил брань, так
устал от постоянной работы, что в словах и рассказах восторженного хилого
повара о прекрасных незнакомцах, жертвующих ради нашего брата всеми
преимуществами жизни, о полном благородства и достоинства обращении их, о том,
как они дают всем книжки и как всем говорят «вы», – мне почудилась для
умного человека возможность изменить свою собачью жизнь.
В
ближайшее воскресенье я умылся, подстригся и отправился с поваром. На краю
города, в низеньком мещанском домике, собралось шесть человек рабочих.
Скоро
пришел пропагандист и стал говорить нам о разных вещах. В самом патетическом
месте его речи я встал, хлопнул об пол шапкой и заплакал… Пропагандист пожал
мне руку и назвал меня «товарищем».
Прошла
неделя, и мне уже было поручено организовать новый кружок. Я составил их два.
Мне доверяли, и я не употреблял этого во зло. К тому времени я мог сам кое-что
объяснить фабричным мальчишкам, пользуясь прокламациями, брошюрками и
наставлениями пропагандистов. Повар поцеловал меня.
Весной
произошли аресты. Многих очень нужных рабочих арестовали, и я был выбран в
рабочий комитет. По делам мне часто приходилось сноситься с комитетом
партийным, и я быстро усвоил не только правила конспирации, но и всю
революционную психологию. Скоро арестовали и меня.
В тюрьме
был свободный режим. Сидело человек двадцать мужчин и женщин. С воли нам
приносили книги, цветы, мягкие булки, пироги, дичь, конфеты, чай, сахар, табак
и деньги. Я пополнел, отоспался и, пользуясь вынужденным досугом, обложился
книгами. Читал напролет дни и ночи. От природы у меня способность говорить
образно, красиво и энергично. Скоро я был в состоянии поражать на дискуссиях
наших партийных противников, а к концу года был выбран старостой.
По моему
делу можно было ожидать лет пять Восточной Сибири. Я стал внушать товарищам,
что решился выполнить одно очень трудное и важное дело. Мне организовали побег,
он не удался; люди, помогавшие этому «с воли», были арестованы, а один даже
подстрелен.
Тогда,
после бессонной ночи, я пришел к решению, что наступило время воспользоваться
жизнью, благо я был вооружен для нее известным опытом, знаниями и знакомствами.
Я заявил жандармскому полковнику, что имею отношение к делу партии в – ском
уезде.
Меня
перевезли для следствия в уездную тюрьму, и там, не опасаясь, что это станет известным,
я дал властям разные полезные сведения, но в меру, ровно столько, сколько это
было необходимо для моего освобождения, стараясь избегнуть лишних арестов и
щадя женщин.
III
На этом
месте Митька-свистун остановился, съел бутерброд со свежей икрой, запил его
стаканом отличного вина и выразительно пожал плечами, как бы говоря: «Так было,
что же я с этим поделаю?!» Я слушал.
Мне
предстояло сделаться агентом на недурном жалованье. Однако, зная хорошо, что среди
революционеров я могу устроиться лучше и выгоднее, я решил обождать с этим и,
будучи освобожден, выехал с фальшивым паспортом в Одессу. Явки и пароли были у
меня еще свежи в памяти; заявив по приезде, что хочу работать вовсю, я с
помощью некоторых уловок получил в свое. распоряжение несколько сот рублей и
сделался разъездным организатором.
Через
месяц начался роман с глупой, богатой и доброй девушкой, видевшей во мне по
меньшей мере Лассаля. Я убедил ее пожертвовать в пользу дела все ее личные
деньги – двадцать тысяч; взял их себе и уехал за границу.
Я
посетил все, чем интересовался, живя в России: Париж, Лондон, Рим, выдавая себя
за богатого фабриканта, но деньги тратя очень разумно. Это было как бы распутье
– я не знал, продолжать ли мне вращаться в радикальных кругах или покончить с
этим. Наконец я уехал в Москву, думая, что «там видно будет».
Так и
вышло. Мне помог случай.
Я
встретил в театре свою бывшую любовь, она просто посмотрела на меня, но после
этого взгляда я понял, что со старым покончено и опасно возвращаться к нему.
По
объявлению я отыскал сваху и, легализовавшись, то есть еще раз войдя в сношения
с охранкой, получил отпущение грехов. Сваха дала мне полупомешанную старуху и
наличными приданого семьдесят тысяч да незаложенный дом.
Вот и
все. Я удовлетворяю потребности сердца на стороне, конечно; у меня два трактира
и сырная лавка. Что вы на это скажете?
IV
Я уже не
слышал его. Простая убедительная речь умного человека увлекла меня, как всегда,
в мир грез, чуждых жизни и Митьке.
Я видел
в лунном свете глухую пустыню и много теней. Маленькие черные тени скользили,
припадая, за песчаными буграми, опущенные хвосты их вертелись меж задних ног, а
морды смотрели жадно и осторожно. Это пробирались шакалы.
Чей труп
привлекал их? Для этого надо было посмотреть с вершины горы, тогда у черной
впадины водопоев ясно был виден скорченный труп охотника и маленькие тени
вокруг.
Как
сказал Соломон: «Живому псу лучше, нежели мертвому льву».
|