Увеличить |
Ящик с мылом
Ленур,
вахтенный, стоявший на баке, исчез неизвестным образом, между четырьмя и шестью
часами утра. Отсутствие его, при общей тревоге, длилось двое суток. «Фрегат»
под парусами шел к мысу Доброй Надежды.
Замечательное
появление Ленура после его таинственного исчезновения заслуживает отдельного
описания. Матросы обедали, разговаривая и делая предположения, не свалился ли Ленур
в воду, как вдруг хорошо всем известная долговязая фигура появилась среди
обедающих, высекая на ходу огонь с помощью обшарпанного кремня и старой
железной ложки. В этот момент боцман подавился куском хлеба, и четверо из
матросов пролили суп на палубу.
Предупреждая
испуганные возгласы и тысячу нелепых вопросов, потому что бессмысленно
спрашивать там, где все в конце концов получит свое должное объяснение, Ленур
сказал:
– Слышал
я, ребята, от одного милого молодого человека, что в хорошем обществе не принято
чему-нибудь удивляться. Если, говорит, на вас упадет целый материк, да еще в
придачу полсотни хороших островов, вы должны, дескать, лишь неодобрительно
хмыкнуть носом, почиститься – и кончен бал.
– Ленур, –
при глубоком молчании окружающих сказал боцман, – где мог пропадать ты эти
четыре дня?
Ленур
тяжело вздохнул. Здесь все заметили, что он сильно похудел и выглядит таким усталым,
как будто прошел с буйволом на плечах сто миль.
– Если
б я знал это! – возразил он, пожав плечами. – Уверяю вас, до того
момента, как мне захотелось курить, – я не помню, что со мной было. Я
сообразил, что стою на палубе возле вас лишь тогда, когда вытащил трубку.
Верьте или нет, как хотите.
Он
пристально посмотрел в множество изумленных глаз, окружавших его, и продолжал,
машинально ударяя железом о кремень:
– В
ту ночь, когда я вышел на вахту, – вы помните, – был сильный туман. Я
простоял с полчаса, пяля глаза изо всей мочи, но в такую погоду, как известно,
не только огней не видно, а даже своих собственных рук. Качки не было, но вдруг
чувствую, что я стал как бы легче. Такое чувство, ребята, как если бы
какой-нибудь сильный человек подложил вам под пятки свои ладони и стал вас
легонечко подымать и опускать.
Вообще,
я испытывал какие-то странные вещи: туман клубился, разрывался, свертывался,
надвигался на меня и вновь отходил в сторону, как будто множество парусов
бежало передо мной. Я стал немного обалдевать, пошатываясь. Понимаете – я плохо
сознавал уже, где я, собственно, и кто я. И вот тут-то произошла странная
история – туман полегоньку незаметно растаял, небо вызвездилось, я мог
различать под форштевнем пену воды. Тогда, не дальше как в двух ярдах слева, я
увидел бушприт трехмачтовой шхуны; корабль шел прямо на нас, носом в бакборт.
Ленур
остановился и посмотрел на слушателей. Было так тихо, что ясно слышался бегущий
с кормы шепот лага.
– Я
хотел крикнуть, ударить в баковый колокол, но язык мой слушался меня как черт –
ангела. Тем временем наше судно и неизвестный корабль почти прикасались друг к
другу; скованный непонятной силой, я цепенел от ужаса. «Почему помощник
капитана не видит с мостика этого корабля?» – подумал я. Глаза мои были прикованы
к освещенной палубе чужой шхуны, на ней, казалось, не было ни души. И в этот
момент, ребята, когда я терял сознание, на носу шхуны у самого бушприта
появился высокий человек, он нагнулся ко мне и протянул руку. Я тотчас схватил
ее, она была холодна как лед. Более я ничего не помню. То есть, если хотите, я
опамятовался, когда увидел, что подхожу к вам с трубкой в зубах.
Ленур
был по-настоящему взволнован, рассказывая это; глаза его, казалось, еще хранили
след недавнего испуга. Он вытер рукавом блузы пот, выступивший на висках, и
поймал угрюмый, пристальный взгляд боцмана.
– Эти
вещи бывают! – убежденно заявил корабельный плотник. – Корабль
мертвого негра, Ленур, это был он, клянусь, чем хотите!
– Ленур, –
сказал боцман, подходя к матросу вплотную, – что бы там ни было, а ты посидишь
в карцере, потому что, может, ты бессовестно врешь.
– Я
поджидаю тебя вторые сутки, – сказал Ленур юнге, когда тот принес ему в
темное помещение карцера обед и кувшин с водой. – Сядь, потолкуем. Прежде
всего, что слышно?
– Ничего. –
Мальчик присел на корточки и уставился на матроса круглыми от любопытства
глазами. – Ленур, правда, что тебя уносил мертвый негр?
– Послушай,
малыш, – вместо ответа сказал Ленур, – тебе представляется удобный
случай показать себя взрослым человеком. Прежде всего исследуем твою
наблюдательность. Ты заметил, что капитан не пришел ко мне ни одного раза?
– Да.
– А
почему? Как твое мнение?
– Я
думаю, – сказал сиплым баском мальчик, польщенный серьезным тоном
Ленура, – что он о тебе забыл. У него какие-то дела с боцманом, они
проводят вместе почти целые дни и постоянно навеселе.
– Навеселе?
Роб, они не навеселе, а настороже. Я им все наврал. Слушай хорошенько, юнец,
так как это дело серьезное. На вахте мне захотелось жрать, я полез в кубрик,
разыскал кусок сыра, а потом вспомнил, что дрогнуть в сырую погоду нехорошо.
Нужно было достать клеенчатый плащ. Я спустился в подшкиперскую. Спичек у меня
не было. Но вижу я, что в подшкиперской нет этакой настоящей темноты, а
какая-то смутная мгла, вроде как ночью в комнате, когда с улицы фонарь светит.
Я обернулся, – узкая, как стекло, полоса света падала мне в лицо из
небольшой щели меж досками, отделяющими подшкиперскую от грот-трюма.
Кто и
зачем мог очутиться там в это время? Перестав дышать, я подполз, Роб, к этому ночному
лучу и стал смотреть в щель. Видно мне было очень мало: на одном из ящиков
горела свеча; спиной ко мне, держа в руках какой-то инструмент, стоял человек,
одетый по-городски. Скоро он повернулся, его лицо, не виданное мной никогда и
нигде, было вполне спокойно. Он походил немного по маленькому, свободному от
груза месту, потягиваясь и разминая члены, как будто спал трое суток, затем
встал на колени и принялся рассматривать дерево корабля между тинберсами. Пока,
взволнованный, я ломал голову, в трюме послышался глухой шум, и из него вышел
еще один. Кто бы, ты думал, Роб? Капитан. Он был, по-видимому, озабочен и долго
прислушивался, прежде чем заговорил с незнакомцем.
– Ну,
как вы живете здесь? – спросил он. – Потерпите еще немного.
– Я
терплю, – возразил таинственный человек. – Правда, я похудел, но за
хорошие деньги мог бы похудеть еще втрое больше.
– Необходимо
сделать большую дыру, – сказал капитан. – Вы это устроите
приблизительно на восьмой день. Впрочем, я вас еще навещу. Как вы это сделаете?
– Очень
просто, – говорит тот человек, – доски я пропилю с трех сторон и
забью маленький динамитный патрон. Четвертая сторона разлетится от взрыва,
когда я буду уже на палубе.
– Хорошо, –
сказал капитан, – надеюсь на вашу сообразительность. – Он потоптался
еще немного и ушел, а я, Роб, трясся от бешенства, хотя еще не понимал хорошо,
для чего все это устраивается. И вот я поднялся в кубрик, вытащил у боцмана
из-под подушки ключи, влез на палубу, отпер грот-трюм, положил ключи на старое
место, открыл люк и спустился в тьму.
Все это
я мог проделать свободно, потому что туман был гуще хороших сливок.
Он не
испугался, когда я подошел к его углу, освещенному сальным огарком, а смотрел
на меня так, как будто ожидал встретить во мне единомышленника. Но я сразу
спросил:
– Что
вы здесь делаете?
Тут он
стал белым и некоторое время молчал. Потом начал быстро шарить в карманах и
ткнул меня в грудь дулом револьвера в тот самый момент, когда я приставил к его
лбу дуло своего. Так мы стояли с минуту, затем он сказал:
– Вы
можете получить хорошие деньги, стоит вам только молчать об этом.
– Так, –
возразил я. – Вы будете топить судно с мошенником капитаном, а я – хлопать
глазами.
– Фирма
получит большую страховую премию, – говорит он. – И на вашу долю
перепадет куш.
– А
пассажиры? Команда?
– Что
делать? Жизнь – борьба, – тут он так нагло пожал плечами, что мне
захотелось плюнуть в его серые рачьи глаза. – Мне нужно много денег, и я
добываю их.
Вся эта
махинация, Роб, так меня ошеломила, что я некоторое время стоял дураком. А он,
видя, что я хлопаю глазами, приободрился.
– Ну
что же, – говорит, – вы, конечно, боитесь бога, греха. Прав сильный и
хитрый.
– Сеньор
мошенник, – отвечаю я ему, – насчет этого помолчим. Всякий мыслит
по-своему. Некрасиво то, что вы затеваете, и даже могу сказать – безобразно!
– Почему
же? – спрашивает. А от его дула у меня спирает под ложечкой, да и у него
красное кольцо над бровью.
– А
потому, – говорю, – что все на свете имеет свое течение. И жизнь
человеческая тоже. Хорошо живет человек или плохо, а песню свою ему допеть
нужно до конца. Или, например, пассажир, – он стремится к своей цели и вас
не трогает.
– Так,
так, – тихо говорит он, нажимая собачку. Чикнуло – попался плохой патрон,
бедняк. Впрочем, он не успел и пожалеть об этом, потому что я спустил курок.
После
этого, Роб, я возился с час, пока устранил все следы этой неприятной истории.
Жил этот неудачник в большом деревянном ящике с отверстиями для воздуха, и
посмотрел бы ты, как все было хорошо приспособлено – мы погрузили его под видом
туалетного мыла. Недолго думая, я распорол большой тюк, выбросил оттуда товар и
запаковал мертвеца наглухо.
– Кто-то
идет, Ленур, – сказал мальчик, вскакивая и забирая пустую посуду. –
Прощай! Но я не хочу тонуть, Ленур, слышишь?
– Тсс!
Молчи! – Ленур продолжал скороговоркой: – Я не мог выбраться оттуда двое
суток, потому что капитан и боцман (гвоздь им в голову!) перерыли весь товар,
разыскивая приятеля. Лежал я под хлопковой кипой, а питался конфетами и сухой
вермишелью. Молчи, пока я все устрою. Беги!
Когда на
горизонте показались очертания берега, Ленур, выпущенный из карцера, стоял у
руля, внимательно следя одним глазом за компасом, другим – за непроницаемым
лицом капитана, расхаживавшего по мостику. Судно благополучно совершило
плавание и готовилось войти в гавань.
– Капитан, –
сказал вдруг Ленур, – не кажется ли вам, что из грот-трюма немного припахивает
трупом?
Пожилой
человек с седеющими бровями даже не обернулся. Прикрыв глаза рукой, он смотрел
вдаль, потом резко подошел к вахтенному, глаза их встретились. Теперь по
особенному, вызывающе напряженному взгляду матроса капитан понял, что Ленур все
знает.
– По
прибытии ты получишь расчет, – сказал капитан.
– Расчет?
А ящик с мылом в грот-трюме?
– Потому
ты и сидел в карцере. Попробуй – найди хоть какие-нибудь следы там, где ты
упражнялся в стрельбе.
– Так!
Мы, значит, понимаем друг друга! – с изумлением проговорил Ленур. –
Ловко! Но это мне нравится, клянусь погибшим идиотом, – там, в трюме. Это
вышло красиво!
|