Циклон в Равнине Дождей
I
– На
запад, на запад, Энох! Смотрите на запад! – прокричал Кволль, стремительно
проносясь мимо. Его белый парусиновый пиджак вздувался на спине пузырем от
ветра, с ровным, унылым гудением стлавшегося по полю. Дрожки Кволля
подпрыгивали, как угорелые, и чуть не опрокинулись, зацепившись за глубокую
колею.
Почти в
тот же момент Кволль, дрожки и лошадь скрылись в облаках едкой, красноватой
пыли, поднятой копытами. Энох вытер рукавом пот и поднял голову; то же, но
быстрее его, сделали два сына его, работавшие с ним.
– Жип, –
сказал фермер, – кто кувыркался тут по дороге и кричал, что надо смотреть
на запад?
– Кволль,
отец, – ответил Жип, бросая лопату. – И он прав, в другой раз за
деньги не увидишь того, что теперь делается. О-ох! – вскричал он, –
да, это плохие шутки!
Три пары
широко раскрытых глаз устремились к закату, и три вздоха соединились в один.
Солнце
стало неярким. Низко над горизонтом, тускло и мрачно смотрело оно на желтую
кукурузу Эноха; невидимая тяжесть ложилась от его красного диска на струящееся
море стеблей, и низкие, как отколовшиеся пласты неба, облака приняли красный
оттенок меди. Западная часть неба покраснела и стала мутной, словно за сто миль
обрушились миллионы возов кирпичного щебня. Свет исчез: прямой, лучистый свет
солнца превратился в прозрачную, красноватую муть, мгновенно лишая красок яркую
зелень придорожных канав, ставших вдруг серыми, словно их облили купоросом.
Затих ветер, земля, пропитанная удушьем, молчала. Отчаянно голося, хохлатый
удод взлетел вверх, забил крыльями и пустился наперерез поля.
– Риоль! –
сказал младшему брату Жип, – я как будто рассматриваю тебя сквозь красное
стекло.
Энох,
покрытый смертельной бледностью, с проклятием поднял руки и взмахнул сжатыми
кулаками. Все кончено! Труды целого лета, постоянное беспокойство, мечты о
прикупке земли – все превратится в вороха смятой соломы и обломки изгородей.
Ну-ну! Он не ожидал этого.
Закат
неудержимо притягивал его гневные, испуганные глаза. Отвратительный, красный
пожар неба напоминал чью-то огромную, поднятую для удара ладонь.
Риоль
тяжело вздыхал, судорожно почесывая затылок. Ноздри у Жипа бешено раздувались,
он пристально посмотрел на отца и коротко рассмеялся. Фермер побагровел.
– Идиот! –
заревел он. – Улыбнись-ка еще!
Жип
стиснул зубы. Трепет, похожий на зуд и смех, проникал во все его существо. Его
горе, мучившее его бессонницей и тяжелыми ночными слезами, казалось, нашло себе
выход в притаившемся неистовстве атмосферы. Он не боялся, а наоборот, замер в
бессознательном ожидании немедленного и грозного разрешения.
– Марш
домой! – проворчал старик. – С богом плохие шутки. Это за грехи,
слышишь, Риоль?
Охваченный
отчаянием, он сразу осунулся и медленно шагал с непокрытой головой по дороге,
изредка останавливаясь, чтобы бросить на запад взгляд, полный тоски и
страдания. Риоль шел следом, испуганный, молчаливый; Жип замыкал шествие.
В полях,
заворачивая и свивая метелками верхушки кукурузных стеблей, уже крутились
маленькие, сухие вихри. Восток тонул в ранних сумерках, и сумрачно скрипели
деревья, кланяясь обреченным полям.
– Риоль, –
сказал Жип, – ты, конечно, поспешишь к Мери? Передай ей, что я озабочен ее
участью не менее, чем своей. Всем нам грозит смерть.
Юноша с
тоской посмотрел на брата.
– Ее
не тронет, – убежденно проговорил он. – Мы – другое дело. Мы, может
быть, заслуживаем наказания. А она?
– Риоль, –
быстро проговорил Жип, – ты знаешь – мне весело.
Риоль
вспыхнул. Поведение брата казалось ему предосудительным.
– Веселись, –
сдержанно сказал он, прибавляя шагу, потому что налетевший порыв ветра толкнул
его в спину. – Мне жалко людей. Жип, – что будет с ними?
– Ничего
особенного. Поотрывает головы, снесет крыши.
– Жип!
Безбожник! – закричал Энох, оборачиваясь и потрясая заступом: – Я
проломлю тебе череп и наплюю на то, что ты мне сын! Какой черт вселился в тебя?
– Бежим! –
простонал Риоль. – Бежим. Слышите, слышите?!
Далекий
ревущий гул обнял землю. Энох остановился, ноги его подкосились и задрожали.
Ему казалось, что тысячи поездов летят изо всех точек горизонта к центру,
которым был он.
– Бежим! –
подхватил он.
И все
трое пустились стремглав к видневшейся невдалеке крыше фермы, дыша, как загнанные,
очумелые лошади.
II
Первый
удар циклона со стоном и лязгом рванул землю, замутив воздух тучами земляных
комьев, сорванными колосьями и градом мелкого щебня. Ревущая ночь слепила,
валила с ног, била в лицо. Жип лег на землю ничком и некоторое время пытался
сообразить, в каком направлении лежит ферма. Затем, сдвинув на лицо шляпу,
решил, что лучше и безопаснее остаться пока здесь, в поле, где нет стен и
твердых предметов.
– Отец!
Риоль! – вскричал он, пытаясь рассмотреть что-нибудь.
Разноголосый
вой бешено прихлопнул его слова, точно это был не крик человека, а стон мухи.
Крутящаяся тьма неслась над спиной Жипа. Он встал, повинуясь безумию воздуха и
чувствуя, что неудержимое возбуждение организма толкает его двигаться, кричать,
что-то делать. Но в тот же момент, как подстреленный, хлопнулся в дорожную пыль
и покатился волчком, инстинктивно защищая лицо. Идти было немыслимо. Он лег
поперек дороги, упираясь то ногами, то руками, в то время, как вихрь
перебрасывал его по направлению к ферме.
Так
прошло несколько минут, после которых все тело Жипа заныло от ссадин и ударов о
почву. Временами он думал, что наступает конец мира, все умерли и только он,
Жип, еще борется с безумием воздуха. Попав в канаву, Жип заметил, что циклон
несколько ослабел. Быть может, то был случайный, ничего не значащий перерыв –
трагедии, но ветер дул ровно, с силой, не угрожающей пешеходу смертью или
полетом в воздухе.
Жип
сделал попытку – встал и, с усилием, но устоял на ногах. Вихрь гнал его вперед,
не давая остановиться. Он пробежал несколько саженей и с размаха ударился
локтем о что-то твердое. Быстрее молнии другая рука Жипа обвилась вокруг
невидимого предмета: это был столб или дерево.
– Улица, –
сказал Жип, задыхаясь от вихря.
Теперь
его самым мучительным желанием было отыскать Мери живую или лечь рядом с ее
трупом. Жип побежал в сторону, тыкаясь о разрушенные стены; непонятная, почти ликующая
ярость руководила его движениями. Это было временное безумие, восторг ужаса, но
все совершающееся вокруг казалось Жипу давно ожидаемым и почему-то необходимым.
– Мери! –
кричал он, падая и вскакивая, – Мери! Риоль!
III
Катастрофы
полны неожиданностей, и крутящая сумятица ощущений в сердцах людей не дает им
времени вспомнить впоследствии фактическую цепь событий, потому что все – земля
и небо, и ум, потрясенный бешенством окружающего, – одно.
Тьма
бледнела. Вся мелочь, весь земной мусор, труды людей, превращенные в грязный
сор, пронеслись и очистили воздух, ставший теперь серым, как лицо больного
перед лицом смерти. Прежняя сила воздуха густела над опустошенной равниной, и
облака, не поспевая за ветром, рвались в клочки, как паруса воздушного корабля,
гибнущего на высоте.
Жип
перешагнул кучу бревен; помутившиеся глаза его остановились на лице Мери. Она
сидела на корточках, прижавшись к уцелевшей части стены, Риоль сидел возле нее,
прижавшись к коленям девушки, как зверь, ищущий защиты.
– Остатки
людей, остатки имуществ! – прокричал Жип, нагибаясь к Риолю. – Все
кончено, не так ли, Мери? Все кончено.
– Все
кончено! – как эхо отозвалась девушка.
– Мери, –
продолжал Жип, – уйдем отсюда! Я пьян сегодня, пьян воздухом и не знаю,
слышишь ли ты меня, потому что мой голос слабее бури! Брось этого размазню
Риоля! Мы построим новый дом на новой земле.
– Ты
– сумасшедший! – сказал Риоль, расслышав некоторые слова Жипа. –
Пошел прочь!
– Мери! –
продолжал Жип. – Я не знаю, что делается со мною, но я нисколько не стыжусь
братца. Я при нем говорю тебе: когда он еще не целовал твоих рук, я любил тебя!
– Жип! –
тихо сказала Мери, и Жип почти прижался щекой к ее губам, чтобы расслышать, что
говорит девушка. – Жип, время ли теперь заводить ссору? Мы можем умереть
все. Все разорены, Жип!
Жип
прислонился к стене. Из груди его вырывалось хриплое, отрывистое дыхание; разбитый,
осунувшийся, с кровавыми подтеками на лице, он был страшен. Но в душе его
совершалось странное торжество: обойденный любовью, этот угрюмый парень радовался
разрушению. В отношении его была явлена справедливость, – он понимал это.
– Кволли,
Томасы, Дриббы и им подобные! – кричал он, приставляя руку ко рту: –
Да, я давно знал, что пора это сделать по отношению ко всей этой дряни! Кто
смеялся на похоронах Рантэя? Кто ограбил мать Лемма? Кто сделал подложные
свидетельства на аренду Бутса и выудил у него процессами все денежки? Кто довел
до чахотки Реджа? Послушайте, есть справедливость в ветре! Я рад, что смело
всех, рад и радуюсь!
Он
продолжал бесноваться, притопывая ногой в такт словам. Девушка плакала.
Риоль
вынул револьвер.
– Жип, –
сказал он, – уйди. Ты враг нам. Уйди или я застрелю тебя. Сегодня нет
братьев – или друзья, или враги. Уйди же!
– Жип!
Риоль! – воскликнула Мери.
Новая
туча каменного града, сухих веток и стеблей кукурузы обрушилась на головы трех
людей. Жип вынул револьвер, в свою очередь.
– Если
это правда, – прокричал он, – то я ведь никогда не был
неповоротливым! Сегодня все можно, Риоль, потому что нет ничего, и все стали,
как звери! Прочь от этой девушки!
Мери
встала, белая, как молоко.
– Убей
и меня, Жип, – сказала она.
– О
– ах! – вскричал Жип: – Люби мертвого!
И он
выстрелил в грудь Риолю. Юноша повернулся на месте, затрясся и медленно упал боком.
В тот же момент худенькая рука Мери с силой ударила Жипа по лицу, и он взвыл от
ярости.
– Пусти
же, подлец! – сказала девушка.
Но он
уже ломал ее руки, притягивая к себе, приведенный в неистовство кровью, лязгом
циклона и беззащитным девичьим телом. И вдруг, как разбежавшийся тапир,
сраженный ядом стрелы, – упал вихрь. В воздухе еще кружилась солома, пыль,
щепки, но все это падало вниз подобно дождю. Настала гнетущая тишина.
Жип
вздрогнул и выпустил девушку. Это было ощущение чужой руки, опущенной на плечо.
Закачавшись, с внезапной слабостью во всем теле Жип выбежал на дорогу.
Он
увидел взлохмаченные, исковерканные, обезображенные поля, снесенные крыши, жилища,
развалившиеся по швам, как ветошь; домашнюю утварь, разбросанную в канавах,
сломанные деревья; одинокие фигуры живых.
И только
что пережитое хлынуло в его душу тоскливой жалобой небу, земле и людям.
|