Маньяк
I
Доктор
тщательно осматривал пациента средних лет, истощенного продолжительной, тяжелой
болезнью. Приговор ясно был виден в плотно сжатых губах доктора, но он, как
добросовестный лжец, терпеливо и аккуратно производил исследование: щупал,
выстукивал, смотрел веки, оттягивал кожу рук и, наконец окончательно убедился,
что больной безнадежен. Это привело его в легкое раздражение; как медик, он мог
теперь только лгать, прописывая ненужные дорогие лекарства, не смея и не имея
права сказать прямо: позовите нотариуса.
На него
смотрели всегда как на человека, обязанного вылечить. Наука, которая воспитала
его и, вручив докторский диплом, оставила беспомощным его в пяти случаях из
десяти, создалась веками трудов, ошибок, исканий и дерзновений, ореол
человеческого разума окружал ее, и было обидно и тяжело сказать запросто:
«Бросьте лечиться, идите домой и проводите последние дни жизни так хорошо, как
только можете». Больной стонал, охал, жаловался и дрожащим, хриплым голосом
просил здоровья. Сосредоточенное, серьезное лицо доктора, с крутыми дугами
бровей, металлическим блеском глаз и квадратным, выбритым подбородком,
казалось, тщательно хранило секрет спасения, но стоило обещать много денег – и
этот, ретиво охраняемый, секрет доктора снова превратит этот скелет в здоровое
тело. Но у доктора никакого секрета не было. Он повозился еще с минуту, вымыл
руки и сел к столу.
– Доктор, –
хрипя, как дырявый кузнечный мех, сказал пациент, – вылечите меня, пожалуйста.
Я человек богатый, никакие гонорары мне не в диковинку.
– Я
ни копейки не возьму за то, чтобы вас вылечить, – устало сказал
доктор. – Ваше звание?
– Негоциант.
– Имя?
– Грингмат.
– У
кого вы лечились раньше?
– У
всех, – натягивая дрожащими руками рубашку, сказал больной. – Право,
я думаю, что мало на свете докторов, у которых я не был. И все без толку.
Деньги берут, а пользы нет.
– Вот
поэтому-то, – спокойно сказал доктор, поблескивая очками, – я и не
возьму с вас денег. Так вот: поезжайте на юг, зайдите в первую попавшуюся
аптеку и спросите травы гречавки. Эту траву вы будете пить три раза в день, как
пьют чай, и, по возможности, больше.
Разочарованное
лицо больного выразило сдержанную иронию. Он ждал пространного, обстоятельного
рецепта, внушающего уважение и щедрость. Трава гречавка! Черт бы побрал этого
доктора!
– Я
выздоровею? – спросил Грингмат.
– Выздоровеете, –
уверенно солгал доктор. – А бумажку возьмите с собой. – И он протянул
купцу брошенную на письменный стол крупную, слежавшуюся в бумажнике,
ассигнацию. Больной нерешительно взял деньги и пристально посмотрел на доктора.
Но доктор спокойно блестел очками, и было очевидно, что настаивать невозможно.
– Хорошо, –
в раздумье произнес Грингмат, – но почему вы прописали мне только эту траву?
– Чтобы
как-нибудь удовлетворить вас, – раздраженно сказал доктор. – Чахотка
в той стадии, как у вас, лекарствами не излечивается. Режим и воздух –
единственные лекарства. Но вы битый час мучили меня требованиями что-нибудь
прописать – получите!
– Гречавка? –
робко спросил купец.
– Да,
гречавка… запомните. До свидания. Будьте здоровы! – Доктор посмотрел на
удаляющуюся искривленную спину и мысленно произнес: протянет… с месяц.
II
Два
человека расстались, и бесшумное колесо времени уничтожило в памяти доктора всякие
следы визита купца Грингмата. Прошел год. Доктор переменил резиденцию и уехал в
один из южных городов Франции. Ему приходилось теперь возиться с
апоплексическими провинциальными дамами, отставными сержантами, патерами,
мнительными, как женщины, и скупыми, как Гарпагоны, с дюжими фермерами с
оливковой кожей и тысячами застарелых недугов. По-прежнему он излечивал и
советовал, ездил и писал рецепты. И все это было медицинскими буднями,
оканчивавшимися потрясающей драмой. Был вечер, доктор окончил прием и не спеша
сбрасывал полотняный халат. В передней раздался звонок. Вошедший лакей сказал:
– Вас
хочет видеть господин Грингмат.
– Больной? –
спросил доктор.
– Он
говорит, что пришел поблагодарить вас.
– За
что?
Лакей не
успел ответить, потому что в гостиной раздался голос:
– К
вам можно, доктор?
Доктор
открыл дверь. Перед ним стоял плотный, смеющийся, загорелый человек и дружески
протягивал руку.
– Вы
не узнаете меня?
– Нет, –
коротко сказал доктор. – Вы Грингмат?
– Да.
Неужели не помните?
Доктор
потер лоб. Что-то знакомое всплывало в его сознании и, не успев разгореться, гасло.
– Пройдите
в кабинет, – сказал он.
Они
подошли к докторскому столу, и Грингмат сел. Сел и доктор.
– Спасибо,
огромнейшее спасибо, – сказал купец. – Вы меня спасли, а ведь я
умирал. Помните – год назад?
– Год
назад, – задумчиво произнес доктор. – А не можете ли сказать точно,
когда это было?
– Первого
июля. Этот день отмечен у меня в календаре крупными буквами. Я пил гречавку.
– Постойте, –
сказал доктор, и очки его заблестели ярче обыкновенного. – Сию
минуту. – Он взял книгу записи пациентов, раскрыл ее и несколько минут
водил вздрагивающим указательным пальцем по черным линейкам. И ему бросилась в
глаза коротенькая отметка: «Грингмат, 44 лет, чахотка. Безнадежен».
Холодная
струйка пробежала по спине доктора. Он бросил книгу и с минуту просидел в
глубоком раздумье, опустив голову на руки. Потом встал, отодвинул ящик стола,
взял револьвер и быстро, почти не целясь, выстрелил в Грингмата. Купец дернул
головой в сторону, открыл рот и беспомощно повис в кресле. Он был мертв. Пуля
пробила череп. Пороховой дым наполнял еще кабинет сизым туманом, а доктор с
лихорадочной быстротой возился вокруг мертвого, двигаясь, как во сне. Утро
застало его бодрствующим, он вскрывал легкие, исследуя невероятное, почти
чудесное излечение незначительной аптечной травой.
III
В
медицинском обществе, к которому принадлежал доктор, и в местной полиции были
на другой день получены два пакета. Пакет, адресованный медицинскому обществу,
заключал в себе точное описание зарубцевавшихся легких Грингмата, состояние
плевры, бронх, кровеносных сосудов и указание, что эти результаты достигнуты
благодаря «гречавке». А в полиции прочитали следующее: «Общество осудит меня,
но если то, что я видел сегодня своими глазами, – не простая случайность,
моя совесть спокойна. Смерть Грингмата – ничто по сравнению с пользой, которую
она может принести человечеству.
Решить
же, была это случайность или нет – предоставляю науке».
Он был
арестован немедленно.
|