Четыре гинеи
В
американский город Сан-Франциско прибыл корабль «Юг» из Англии. На том корабле
служил матрос Гарт, пьяница и игрок. Все свое жалованье он тратил на попойки и
игру в карты.
За
несколько дней до отправления корабля обратно в Англию Гарт тяжело заболел. Его
положили в больницу, и доктор объявил матросу, что жить тому осталось не более
трех дней.
Тогда
Гарт послал за своим приятелем Смитом, который тоже был матросом «Юга», и сказал
ему:
– Я
жил как свинья и часто ссорился с тобой из-за пустяков. Надеюсь, ты меня
простишь и окажешь мне большую услугу?
– Ты
был добрый парень, – сказал Смит, утирая огромным кулаком слезу,
катившуюся по его небритой щеке, – это я должен просить у тебя прощения за
то, что не всегда ценил такого джентльмена, как твоя милость, хотя мы и дрались
с тобой раз восемь…
– Я
думаю, раз двадцать, дорогой Смит…
– Я
считаю только те разы, когда ты меня бивал.
– Твое
счастье, что я не могу встать, – ответил, подумав, Гарт. – За такую
дерзость я наложил бы тебе еще разика два. Однако не будем ссориться. Мы
плавали с тобой вместе шесть лет, видели много хорошего и плохого, а потому,
будь добр, передай моей жене Марте мой сундук с вещами и мое последнее
жалованье, четыре гинеи. Стыдно сказать, но за четыре года отсутствия я не
послал ей ни одного фартинга. Как знаешь, я писать не умею. У меня есть еще сын
семи лет, так ты ему скажи, что его отец всегда помнил о нем. А Марте скажи,
что, если бы не простуда, от которой я теперь умираю, я наверняка бросил бы
пить и играть.
Смит
обещал сделать все, как хотел Гарт; взял деньги, сундук, сердечно распрощался с
умирающим и ушел, а Гарт умер на другой день, и его похоронили.
Между
тем капитан корабля «Юг» получил приказ от хозяина судна грузить хинную кору и
плыть в Китай. Смиту это было очень досадно. Он давно не был дома, в Англии.
Узнав, что другой корабль – «Жемчуг» – отплывает в английский город Ливерпуль,
где жила вдова Гарта, Смит взял расчет и нанялся на «Жемчуг».
Все
время он бережно хранил деньги Гарта и даже держал их отдельно от своих денег.
Дорогой
матросы заметили, что у Смита два сундука и что один сундук он никогда не отпирает.
Они стали его расспрашивать. Смит рассказал им историю сундука, а через три дня
после этого поднялась ужасная буря. Вся команда была на ногах и работала днем и
ночью; никто не успевал ни поспать, ни поесть; сломалась стеньга грот-мачты, в
расшатанном волнами корабле появилась течь, и «Жумчугу» грозила гибель. Стали
помпами откачивать воду из трюмов. Буря все усиливалась; тогда повар сказал
матросам: «Смит везет сундук мертвеца. Если мы не заставим его бросить сундук в
море, мы все погибнем».
Матросы
поверили повару, притащили Смита к грот-мачте и стали требовать, чтобы он немедленно
расстался с сундуком мертвеца. Смит рассердился и отказался, но капитан, видя
что команда готова взбунтоваться, приказал ему выбросить сундук.
– Нет, –
возразил Смит, – этому не бывать. Я дал Гарту слово, что передам сундук
Марте. Если хотите, выбросьте меня вместе с сундуком, но, пока я жив, я своему
слову не изменю.
Видя,
что Смит не сдается, а матросы так обозлились, что готовы его убить, капитан
решил пожертвовать шлюпкой, чтобы только избавиться от упрямого Смита.
Ему дали
мешок сухарей, бочонок пресной воды и спустили на шлюпке в открытое море, но от
этого буря, конечно, не прекратилась, а продолжалась еще пять дней, после чего
наполовину разбитый, с оборванными снастями «Жемчуг» выбросило на рифы вблизи
острова Мейч. Проходивший мимо пароход «Кратер» заметил аварию и спас всех
потерпевших крушение.
Между
тем Смит носился в шлюпке среди пустынного океана; волнение было так сильно,
что он не мог грести; весла служили ему только для того, чтобы держать нос
шлюпки в разрез волны, иначе шлюпка могла перевернуться.
Сухари и
вода были ему единственной пищей; пять ночей он не спал – иногда только дремал,
сидя на скамейке, и так измучился, что впал в отчаяние. Со злобой посматривал
он на сундук Гарта и думал: «Из-за этого дурацкого сундука я должен погибнуть!
Надо было бросить его в море, и я остался бы на корабле. Все равно сундук
пропадет вместе со мной».
Однажды
напала на него такая ненависть к сундуку, что Смит уже поднял его швырнуть в
воду, как вдруг в сундуке что-то прокатилось и зазвенело.
«Неужели
Гарт накопил денег?» – подумал Смит.
Он вынул
ключ, открыл сундук и увидел, что в сундуке катались не деньги, а старые медные
пуговицы. Все имущество Гарта состояло из горсти пуговиц, двух пар штанов,
узелка с грязным бельем, колоды карт, сапогов да чашки, вырезанной из кокосовой
скорлупы.
Смит
повертел эти вещи в руках и заплакал. Вся трудная жизнь матроса припомнилась
ему, когда он смотрел на жалкое имущество своего умершего приятеля. «Если даже
Марте такая дрянь не понадобится, то хоть будет у нее о тебе память», –
сказал Смит; снова уложил вещи, запер сундук и прожил среди открытого моря еще
два дня. К тому времени буря стихла; рано утром военное испанское судно увидело
шлюпку Смита. Испанцы спустили катер и взяли моряка к себе.
Когда он
рассказал свою историю, команда пожалела его, ему дали новую одежду, собрали
немного денег, и Смит, наевшись до отвала, проспал двое суток. Скоро военное
судно пришло в Каракас; там Смит распрощался с испанцами и поступил на пароход
«Робинзон», отправляющийся в Англию. Через две недели высадился он в родном
городе Ливерпуле, где жила также жена Гарта, и пошел ее искать, но по дороге
увидел кабачок и решил, что по случаю благополучного прибытия не грех выпить
один-единственный стакан водки. Он сел за стол, позвал слугу и получил стакан
водки. День был жаркий. Смит сильно устал и охмелел; стало ему весело. Затолкав
сундук Гарта дальше под стол, Смит важно развалился на стуле и, увидев бродячих
музыкантов, приказал им играть, а сам потребовал вина, пива, пирогов, разной
закуски; развеселясь окончательно, начал он угощать всех, кто был в кабаке.
Составилась
большая компания, все перепились, а Смит даже ничего не помнил; он пришел в
чувство уже поздно ночью, и потому, что его растолкал хозяин заведения.
– Забирай
свой сундук и уходи! – сказал хозяин. – Я запираю трактир. Все твои
приятели давно ушли.
Смит
выругался, сел, почесал голову, поднял сундук, вышел на улицу и стал шарить в
карманах. Оказалось, что он прогулял свои деньги и деньги Гарта, только одна
гинея уцелела. Стало ему так стыдно, что он долго стонал и вздыхал, однако
усталость одолела его. Он переночевал на пристани в будке сторожа, умылся,
побрился и пришел на окраину города, где жила Марта.
Марта
была молодая женщина, рассудительная и спокойная. Так как Гарт ничего ей не посылал,
она жила поденной работой.
Узнав от
Смита, что Гарт умер, Марта заплакала, затем вытерла слезы и стала расспрашивать
матроса о покойном муже. Смит передал прощальные слова Гарта и спросил:
– Где
же его сын?
– Он
ушел в школу. Не прислал ли ему отец хоть какой-нибудь подарок?
Смит
покраснел, вынул и положил гинею на стол.
– Только
всего, – сказал Смит, – одна гинея да вот этот сундук.
Марта
задумчиво посмотрела на матроса, взяла гинею и сказала:
– И
то хорошо; можно теперь будет уплатить долг хозяйке за комнату да купить моему
Джеку чернил и тетради.
Потом
она, вздохнув, открыла сундук, выложила вещи Гарта и, стараясь улыбаться, сказала:
– Из
отцовских сапог я сошью сапоги Джеку, да еще мне выйдут из них туфли – ходить
на работу. Кокосовая чашка? – вещь нужная в хозяйстве. Сам сундук еще
крепок, его можно продать; дадут два-три шиллинга. Прямо мы разбогатели!
Марта
засмеялась сквозь слезы. И так она понравилась Смиту, что он снова покраснел и
затосковал, вспомнив свою растрату.
Смит
умел работать по парусному делу. Распрощавшись с Мартой, он отправился в док и
нанялся в мастерскую, где стал чинить и шить паруса. Он твердо решил заработать
три гинеи, чтобы отдать вдове.
«Хорошо,
если бы она вышла за меня замуж!» – мечтал Смит.
Однажды
он соскучился, пришел к ней, сел и начал рассказывать маленькому Джеку разные
морские истории. Незаметно для себя Смит дошел в своих рассказах до истории с
сундуком. Выслушав, как он несколько дней носился в шлюпке среди волн, Марта,
которая до сих пор еще ничего не знала об этом, очень удивилась; ей стало
приятно это, но она не выдала себя и сказала:
– Все
эти хлопоты твои ничего не стоят.
– Почему? –
спросил огорченный Смит.
– Догадайся
сам.
Смит
задумался, посидел еще немного и ушел. Через неделю он пришел к вдове и сказал
ей: – Марта, я тебя полюбил. Будь моей женой.
– Я
буду твоей женой, – ответила Марта, – если ты сделаешь то, что
должен.
Снова
Смит ушел с горьким стыдом в душе. «Да, она знает, что было четыре гинеи, а не
одна», – размышлял он и, как только накопил эти деньги, явился к Марте и
положил на стол три золотые монеты.
– Прости
меня, – сказал Смит, – Гарт послал тебе четыре гинеи, а не одну. Я
три гинеи случайно прогулял здесь в день приезда.
– Отчего
же ты не сказал это сразу?
– Мне
было стыдно. Я хотел сначала вернуть тебе деньги, а потом признаться.
– Сознаться
никогда не стыдно, – заметила Марта, – надо было сказать немедленно.
Ведь я все равно поняла, что ты деньги растратил.
– Да
как же ты догадалась?
– Ничего
нет проще: во-первых, ты покраснел, когда дал мне гинею, а во-вторых, ты пришел
ко мне в восемь часов утра; приехал же ты – ты сам сказал – накануне вечером.
Значит, ты целую ночь где-то путался; глаза у тебя были красные, руки дрожали.
Уж если ты из-за сундука позволил высадить себя с корабля, то, приехав,
наверное, поспешил бы отдать деньги и сундук мне. Что же этому помешало? А то,
что зашел ты в трактир.
– Верно.
Я виноват, – сказал Смит, опустив голову.
– И
я виновата, – засмеялась Марта, беря его за руку, – пока тебя мучила
совесть, я вышила тебе мешочек для трубки.
И она
подала Смиту прехорошенький мешочек из зеленого шелка, на котором были вышиты
желтыми нитками слова:
«Четыре
гинеи».
|
