 Увеличить |
Фантазеры
I
Человек
маленького роста, в коротких клетчатых брюках, таком же пиджаке, в малиновом
жилете и огненно-рыжем галстуке, скрывался в обширном лесу, спасаясь от
виселицы. Кого он задушил или зарезал – нас не касается. Но что-то такое было.
Маленький человек, засыпав глаза конвойным множеством понюшек крепкого табаку,
отправился в лесные дебри, пока что – пока вдохновение или счастливый случай не
поведут к тихой и сытой пристани. Приятели прозвали его Душка Гигант – за рот
бантиком и, обратную гигантизму, – величину туловища.
Душка
Гигант не ел двое суток. Его жилет сидел не так уже плотно, глаза ввалились и
рот бантиком принял вид раздавленного узла. Лес изобиловал цветами, солнцем,
певчими птицами и красивыми прогалинами, но в нем не было пустяков: хлеба и
мяса.
К вечеру
судьба сжалилась над Душкой Гигантом. Он разыскал гнездо тетерева. Тетерка
слетела, а в моховой ямке бродяга нашел девять пестрых яиц. Он жадно проглотил
их, лишь разозлив сначала, как показалось ему, голод, и лег в тени, вздыхая о
более плотной пище. Однако, поспав часа три, встал он крепким и бодрым.
Питательность проглоченного сказалась. Душка Гигант, вывернув все карманы,
нашел в них щепоть сигарной пыли, половину раздавленной папиросы и старую
записку; из этого он свернул нечто курительное. Потрудившись с полчаса, добыл
он и огня – способом первобытным, – трением двух кусков дерева. Покуривая,
бродяга мечтал о воровском замке с проваливающимися полами, потаенными
лестницами и кровавой прислугой.
II
Солнце
садилось, когда Душка Гигант отправился дальше. Дорогу ему пересек ручей, одно
расширение которого напоминало сказочные места. Обрывистый, глухо заросший
кустами и высокой травой берег напоминал глубокую рваную рану, в глубине
которой стояла черная кровь. Вода казалась черной, как антрацит, густая листва
скрывала ее от солнца и месяца. Посередине ручья, высоко выдаваясь вверх,
торчал остроконечный белый камень; та его сторона, что была обращена к бродяге,
казалась отполированной, так она была ровна и гладка.
Бродяге
нужно было попасть на ту сторону ручья. Перед тем как войти в воду, он присел,
смотря на камень, и думал, что трудно найти более подходящее место для
какой-нибудь таинственной, каверзной надписи, загадочного или угрожающего
характера. Делать надписи вообще вошло у него в привычку, в отхожих местах и на
древесной коре, – не стоит повторять всем известных этих надписей.
Войдя в
воду, он почувствовал жажду, напился и, стоя по колено в ручье, принялся высекать
на камне складным ножом следующее:
«Кто в этом месте воды попьет, –
Тот умрет.
Вода здесь весьма хороша,
А плата за нее – душа».
III
«Хо-хо-хо, –
думал он, – каждого будет корчить, кто прочитает; место здесь жуткое». Его
забавляло, что суеверные люди будут колебаться, пугаясь и отходя к другим
местам того же ручья.
Делать
неприятности нравилось Душке Гиганту. Он тщательно выцарапывал буквы и, кончив
работу, присел на берегу отдохнуть. Потом, чувствуя жажду, напился, но, вытирая
рот, вспомнил о надписи.
«Ну, это
ко мне не относится!» – решил он, вставая и переходя ручей. Он не услышал выстрела,
раздавшегося позади, с берега; пуля, поразив бродягу в затылочное отверстие,
мгновенно свалила его трупом. Тело, глухо плеснув в воде, упало под прикрытием
берега. Раздался крик торжества и, поспешно заряжая на ходу винтовку, к ручью
приблизился высокий бородатый охотник, отыскивая глазами жертву.
– Неужели
медведь убежал? – сказал он, оглядываясь. Издали злосчастный Душка Гигант,
когда был живой, показался ему, в неясности лесного света, медведем на водопое,
и он погубил его весьма метким выстрелом. Не слыша треска, храпения, не видя
следов крови, охотник, в полной уверенности, что медведь завалился поблизости и
больше не встанет, поторопился утолить несносную жажду, отложив поиски, и,
нагнувшись к ручью, пил теплую воду до пресыщения. Встав, он прошел несколько
шагов вверх, и здесь, побледнев, увидел распростертого в воде Душку Гиганта.
– Ах,
черт возьми! – вскричал охотник. – Вот так медведь! Это я его
треснул. Кто же мог знать?.. Ворочается темная туша… в лесу так много зарослей…
смеркается… Боже, прости меня!
IV
Он
вытащил мертвеца из воды, грустно покачал головой и сказал: «Костюм городской;
этот человек или заблудился, или бежал из города. Дикая судьба! Умереть от
такой ошибки!»
Он сел,
стараясь привести мысли в порядок. Рассеянный взгляд его остановился на камне и
крупных буквах.
«Какая
глупость!» – подумал он, ловя себя на суеверных мыслях, вызванных надписью.
Войдя в воду, он рассмотрел камень пристальнее, вспомнил, что сам пил из ручья,
и склонность к таинственному, общая у скитальцев разного рода, в соединении с
трагическим выстрелом и мрачным ручьем, подействовала на него угнетающе.
Путаясь в догадках относительно происхождения надписи, очевидно – свежей,
соображая также, что убитый, наверное, тоже пил воду, так как других ручьев
вблизи не было, – охотник задумался. Затем, закопав тело, дабы не тронули
его звери, он выкурил трубку и направился в селение, лежавшее за шесть верст от
ручья, донести полиции о роковом происшествии.
Но едва
сделал он несколько шагов в сторону и очутился во тьме наступившей ночи, как
суеверный страх, родившийся у ручья, против воли и доводов разума, совершенно
овладел им. Зловещая надпись останавливала дыхание. Досадуя и ужасаясь, смеясь
и задумываясь, вернулся он к ручью, решив, что переночует здесь и пойдет утром;
запалив костер, охотник лег возле него. Нестерпимо призрачны и фантастичны были
его мысли; предчувствия, страшные рассказы, образы потустороннего мира, –
все, пугающее людей таинственными опасностями, продумывалось теперь им,
попавшим в колею диких случайностей. Наконец он задремал… и более не проснулся.
V
Рассвет,
оживив лес, увидел нового хозяина потухавшего костра. Это был известный бандит
Клуст, привлеченный огнем; он долго подползал к костру, полз тихо, как кошка,
и, увидав на поясе спавшего охотника восемь бобровых шкур, двумя ударами ножа
покончил с их несчастным владельцем. Труп охотника, засунутый в кусты,
нисколько не беспокоил Клуста; он спокойно завтракал солониной и сухарями своей
жертвы. Окончив есть, бандит попил из ручья сколько хотел, поднял голову, и
розовый от зари камень прямо в глаза бросил ему неуклюжее четверостишие.
Если охотник,
поддаваясь суеверному чувству, боролся с ним, то в темной душе бандита,
наоборот, не вспыхнуло никаких сомнений. Он по-настоящему, сразу испугался,
потому что искренне верил во все чудеса зловредного характера. К тому же
доказательство справедливости страшной надписи было налицо: восемь бобровых
шкур и труп в кустарнике. Не медля принялся он обдумывать, как обмануть судьбу.
«Я пил воду, – рассуждал Клуст, – и этого не вернешь. Однако еще
посмотрим. Сегодня я хотел направиться громить ферму Дейтона, что к северу,
ясно, что мне следует изменить планы: по-видимому, смерть караулит меня у
Дейтона. И вообще я буду не то, что хочется, а наоборот». Несколько
успокоенный, он уничтожил следы костра, опустил охотника с огромными каменьями
на шее в самый глубокий, какой нашел, омут, и прошагал четыре версты к югу, без
всякого определенного намерения. Вскоре захотелось ему посетить тайное свое
убежище, в пещере лесного оврага, но, лукаво усмехнувшись, Клуст сказал: «Нет,
врешь, не заманишь. Уж верно, там ждет меня пакость какая-то».
Потом,
перебирая все направления, следуя которым мог бы совершить удачный грабеж или
вообще получить выгоду, заметил он, что неохотно думает о дороге в Дан, на
которой был притон Черного Вепря, бандита и скупщика. «Продам ему шкуры, –
решил Клуст, – раз мне к Вепрю идти не хочется, ясно, что там мне ничто не
грозит». Он пересек обширное болото, обогнул долину Коз и выбрался к хижине
Черного Вепря.
– Здесь
мы караулили тебя, Клуст, – сказал один из шести конных жандармов,
окруживших бандита. Они выскочили из леса. – Веревка давно скучает о тебе,
мошенник, – стой! Руки кверху! Так. – И он звякнул наручниками.
«Вот
гадость! – подумал Клуст, увидев свои руки закованными. – В этом мире
сам черт ноги сломает: отчего я не пошел правда к Дейтону?»
|
