22
Голову
ломит с похмелья так, что ноги не держат.
«Заболею», –
думает Грибоедов.
Стоят
они на снегу, на поле, вдвоем с чужим офицером.
«Якубович,
нелегкая принесла. Ведь он на каторге».
А двое
стоят поодаль, в снегу, в одних сюртуках, и им холодно. Белобрысый – это Вася,
смешная персона.
«И зачем
я их вытащил сюда, когда я болен».
И все
они целятся без конца, тоска такая.
«Стреляйте
же!»
Ни
выстрела, ни дыма, но Вася упал. «Хорошо».
Хорошо,
потому что можно будет сейчас домой, напиться горячего чаю – и лечь– и спать.
Тут его
Якубович толкнул в локоть.
И как
пуля выскочил Александр Сергеевич.
Белобрысый
лежит смирно, а он пляшет над ним, поет ему песню. Песня старая, как Москва,
песня старорусских блудников на кружале. Он приплясывает:
– Эх
ты, репка, ты матушка моя.
– Вот
тебе, Вася, и репка.
Он поет,
он безобразничает и зорко в то же время смотрит на студень глаз: куда его припрятать?
– В
прорубь, – говорит он тихо и деловито.
– В
лес? – говорит он белобрысому мертвецу. – А, Вася?
Он
волочит его за рукава, в которых болтаются руки. И белобрысый смотрит на него.
– Ай, –
говорит вдруг бесстыдно белобрысый (не ай, а: ать), – мне щекотно. Куда ты
меня, дурак, тащишь?
Он
жеманничает.
Грибоедов
прячет его неумело, и все видят.
– Вот
так так! Вот так так!
– Проюрдонил!
Проюлил!
– Недосмотр
какой!
– Слово
и дело! Вяжите меня! Пардону прошу! Только в постель уложите, только чаем
напойте, только его схороните, белобрысого Васю, треклятого.
– А
я увернусь, – сказал вдруг громко Грибоедов. Он хотел перекреститься –
рука не шла.
В ноябре
1817 года состоялась дуэль Васи Шереметева с графом Завадовским и должна была
состояться дуэль Якубовича с Грибоедовым. Шереметев был убит. Дуэль была из-за
танцовщицы Истоминой. В Петербурге говорили, что стравил всех Грибоедов,
который сосводничал Завадовскому Истомину. После этого он уехал в Грузию.
Дуэль
Якубовича с Грибоедовым состоялась уже позже, на Кавказе, и Якубович прострелил
ему руку.
|