11
Может
быть, именно оттого, что он был плохой стратег.
Он так
колебался, он был до того нерешителен и вдруг отчаянно смел, так часто менял
план одного и того же движения, что путал все неприятельские планы. Карл
Австрийский писал по окончании кампании Паскевичу, что он с редким умением
путал стратегические принципы. Умения большого, может быть, здесь не было,
нерешительность и внезапность были подлинные, – но они пригодились и
привели к удаче.
За
Паскевича побеждала необходимость.
У него
было много денег и мало войска. Война была объявлена сразу же, без отдыха,
вслед за персидской кампанией, и нельзя было подготовить обозы в достаточном
количестве. И вот вместо тяжеловесных магазинов брали у жителей легкие арбы,
которые были способны передвигаться по каким угодно крутизнам.
Население
кавказское ждало случая, чтобы восстать. Тыл был не обеспечен. И поэтому в
первый раз в русском военном деле главными были не пули, а деньги.
За
исключением курдов, у которых просто брали, за всякую реквизицию платили.
И в
первый раз – потому что было мало войск и много денег и артиллерии – родилась
колонна, и было оставлено каре в действиях против турецкой кавалерии.
Миних во
время императрицы Анны строил войска сплошным прямоугольником: кавалерия в
центре каре и с фриза, артиллерия – по углам, пехота – штыками во все стороны.
Так было
легко защищаться и трудно нападать.
Румянцев
убрал поэтому лошадей с фриза и разбил армию на несколько каре: при Ларге было
пять каре и главное – на главной линии; при Кагуле пять каре в одну линию, с
кавалерией в интервалах.
Суворов
нашел, что такой строй не способен маневрировать. При Рымнике было шесть каре,
по два батальона в каждом, с кавалерией на третьей линии.
В своих
«Беседах с солдатами» Кутузов писал:
«Каре
против мусульман, ни одной колонны. Но при перевесе врага – каре должны соединяться
в колонны».
Такой
порядок был гибче, но все в нем зависело от храбрости пехоты.
Артиллерия,
разбросанная по углам, теряла три четверти своего огня.
Паскевич
не доверял храбрости пехоты, он полагался на деньги и на ядра.
Поэтому
он разделил войска на колонны по трем линиям: в первых двух – пехотные колонны
с артиллерией в центре, в третьей – кавалерия, тоже с артиллерией в центре.
Турецкие
бешеные атаки встречали глубокие колонны; пока они врубались в них, артиллерия
без помехи их решетила.
Это не
было планом, это было необходимостью. А необходимость эту понял не Паскевич.
Ее понял
человек, о котором Паскевич просто-напросто молчал: полковник Иван Григорьевич
Бурцов, «из стаи славной».
Случайность
и необходимость рождали новую войну, дурные качества полководца делали
Паскевича полководцем нового типа.
Бурцов
был его главным артиллеристом и, будучи начальником траншей, взял Карс. Ему помогал
солдат Михаил Пущин, военный инженер. Миклашевский командовал прикрытием.
Победу довершил полковник Леман. Коновницын был квартирмейстером.
Обер-квартирмейстером всего Кавказского корпуса был Вольховский. Всю
корреспонденцию безграмотного графа вел сотник Сухоруков. Все были ссыльные.
Паскевич
был полководцем, которым руководили политические преступники.
Большим
его военным качеством было то, что он умел ими пользоваться. Выбросив ермоловских
людей на улицу, окружив себя международным обществом хищников, он пользовался политическими
преступниками. Его любимец испанец Эспехо потребовал за исправление дороги на
Карс через Мокрую Гору – сто тысяч рублей. Паскевич не доверял ни солдатам, ни
полковникам, ни даже Елизе. Он боялся всех и всего.
Он
послал солдата Пущина проверить полковника Эспехо. Солдат Пущин нашел в три дня
другую дорогу. За это Паскевич ругал его полковнику Эспехо и обещался отдать
под суд.
Доверяя
им военные дела, он доносил на них в С.-Петербург.
«Journal
des de`bats», который Сипягин послал графу, был прав: в удаче повинны были люди
декабря.
Так
побеждал граф Эриванский.
|
