21
Родофиникин
жал Грибоедову руки с чувством. Лицо у него было доброе.
– Я
проект ваш, Александр Сергеевич, читал не токмо с удовольствием, а прямо с
удивлением. Сигары? – указал он на сигары. – Чаю? – спросил он
проникновенно и вдруг напомнил старого зоркого кухмейстера.
Он
позвонил в серебряный колокольчик. Вошел длинный холодный лакей.
– Чаю, –
сказал Родофиникин надменно.
К чаю
лакей подал в бумажных кружевах печенье, сахарные фрукты.
– Планы
ваши, могу сказать, м-м, – Родофиникин жевал фрукты и поглядывал на
Грибоедова, – более чем остроумны. Прошу отведать финики. Люблю их, верно
по фамилии своей. Что поделаешь– грек по деду.
Грибоедов
не улыбнулся. Родофиникин смотрел на него подозрительно. Появилась морщинка.
– Хе-хе.
Чиновничьи
плоскости: финик с Родоса.
– Да-с, –
сказал Родофиникин, как бы покончив с чем-то, – намерения ваши, любезный
Александр Сергеевич, меня поразили. Откровенно скажу, вы открыли новый мир.
Он
развернул листы. Они уже были подчеркнуты кое-где вдоль рыхлыми синими
чернилами, а на полях появились крестики и красные птички.
Родофиникин
бежал глазами и пальцами и наконец ткнул.
– «До
сих пор русский заезжий чиновник мечтал только о повышении чина и не заботился
о том, что было прежде его, что будет после в том краю, который словно был для
него завоеван…»
– Вот, –
он потер гладкие желтые руки и покачал головой, – вы это верно усмотрели,
у нас мало людей с интересом к службе, есть только честолюбие служебное. Очень
справедливо.
Грибоедов
посмотрел пронзительно на младшего руководителя.
– Да,
там ведь все люди мелкие, – сказал он медленно, – выходцы из России,
«кавказские майоры», которых уже есть целое кладбище под Тифлисом. Водворяют
безнравственность, берут взятки, а между тем преуспевают. Их там гражданскими
кровопийцами зовут. Ждите, Константин Константинович, не мелких бунтов, но
газавата.
«Получай,
пикуло-человекуло».
– Газавата?
– Священной
войны.
Родофиникин
проглотил финик.
– Газавата?
– Восстания
туземного.
Тогда он
спросил, как торговец спрашивает о чужих векселях, ему предлагаемых:
– И
вы говорите, что Компания…
–…вовлечет
всех туземцев, торгашей даже, нынче не приносящих пользы казне, и даже
оставшихся без земель землепашцев.
– Без
земель?
– Но
ведь, как известно вам, Константин Константинович, есть намерение перевести из
Персии десять тысяч человек грузинских армян, торгашей по большей части, и
обратить их на земли татар. Стало быть, татар выгнать.
«И еще
получай…»
Родофиникин
был серьезно озадачен. Он перебирал пальцами и, казалось, забыл о Грибоедове.
Потом пожевал губами и вздохнул.
– Чем
более вхожу в ваш проект, Александр Сергеевич, тем более убеждаюсь, что это
мысль важная. Ведь правда, нельзя же все оружием и оружием. Может получиться…
газават.
Он ткнул
два раза плоским пальцем, как тупым палашом.
– Земледелие, –
начал он пересчитывать, – мореходство, мануфактура… А скажите, – добавил
он, – эээ, но ведь есть там… мм… выгодные… предприятия мануфактурные… и
без всяких компаний?
– Разумеется, –
протянул Грибоедов, – а шелковые плантации? Кастеллас, как известно вашему
превосходительству, близ Тифлиса построил город шелковый.
– Да,
ведь вот, Кастеллас, – сказал грек и хитро прищурился, – и без
компаний, самолично.
– Только
что Кастеллас, – ровно сказал Грибоедов, – на краю разорения и все за
бесценок готов бы продать. Да и город-то этот более на бумаге существует.
Глаза у Родофиникина
сощурились, стали узкими, черными как уголь щелками. Он часто дышал.
– Вы
говорите… за бесценок? У меня еще нет донесений.
– Да, –
сказал Грибоедов, – но…
– Но?..
– Но
каждому частному владельцу угрожает то же. Главная причина: неумение разматывать
шелк.
Грек
забарабанил пальцами.
– А
при Компании? – спросил он со страхом и любопытством и раскрыл рот.
– Компания
выпишет из чужих краев рабочих и мастеровых опытных: шелкомотов, прядильщиков…
Родофиникин
не слушал его.
– Но
какой же род управления изберем мы… изберете вы, любезный Александр Сергеевич,
для Компании?
– Во-первых,
государь издает акт, вроде закона, о привилегиях – для хозяйственных заведений,
для колонизации землепашцев, устроения фабрик, для…
– Само
собой разумеется, – почтительно кивнул Родофиникин.
– Засим
складываются капиталы. Родофиникин сложил ладони.
– Выписываются
из чужих краев рабочие и мастеровые… Родофиникин, округлив ладони, повторял:
– Мастеровые.
– Капиталы
ни минуты без движения…
– Ни
минуты, – похлопал руками Родофиникин.
– А
по окончании привилегии, многолетней… – Грибоедов подчеркнул.
– Да,
да, – спросил жадно Родофиникин, – по окончании что же?
– Каждый
член Компании отдельно уже вступит в права ее.
– Да…
это, это Американские Штаты, – улыбался Родофиникин. – Но если,
конечно, вы говорите, капиталы…
Он
задохнулся.
– Вернее,
Восточная Индия, – сказал равнодушно Грибоедов.
– Ммм, –
промычал, рассеянно соглашаясь, Родофиникин и посмотрел на Грибоедова.
Он вдруг
очнулся и поерзал.
– Но
вот управление, все-таки там будет управление, на каких оно, если можно узнать,
условиях…
– Условия? –
спросил Грибоедов и выпрямился в креслах.
– Условия,
да, – задохнулся Родофиникин. Оттянуть? Оглядеться? Но здесь одна десятая
минуты. Он сказал просто, не понижая голоса:
– Должен
быть комитет.
– Комитет? –
наклонил голову Родофиникин.
– Директор
комитета. Помолчали.
– И…
круг действий… директора? – спросил тихо Родофиникин.
– Власть? –
переспросил Грибоедов.
– Мммм, –
замычал Родофиникин.
– Построение
крепостей, – сказал Грибоедов.
– Разумеется, –
согласился Родофиникин.
– Дипломатические
сношения с соседними державами.
Родофиникин
перебирал пальцами.
– Право, –
сказал, вдруг повышая голос и дыша необыкновенно ровно, Грибоедов, – объявлять
войну и двигать войска…
Родофиникин
склонил голову перед ним. Он думал. Глаза его бегали. Вот как все легко оказалось
в простом и деловом разговоре. В тяжелом кабинете, с унылыми шкафами красного
дерева. Что Нессельрод скажет? Но он скажет то, что скажет грек. Император… Но
император выпятит грудь, как он выпячивал ее, объявляя войны, которых он боялся
и втайне не понимал, зачем их ведет. Паскевич будет членом Компании.
– Его
превосходительство главнокомандующий, – спросил сипло Родофиникин, –
будет принимать участие в комитете?
– Он
будет членом его, – ответил Грибоедов.
Родофиникин
опять склонил голову. Может быть, и хорошо, что не директором. И тогда
Паскевич… Но тогда конец Паскевичу… Хорошо. Директор? Родофиникин не спрашивал,
кто будет директором. Он только поглядел на Грибоедова исподлобья.
– Это
очень ново, – сказал он.
Он
встал. Встал и Грибоедов. И вдруг Родофиникин – не похлопал, о нет –
прикоснулся покровительственно к борту сюртука.
– Я
буду говорить с Карлом Васильевичем, – сказал он важно. – А когда ж
это именно стало ясно, разорение Кастелласа-то? – наморщил он лоб.
– Для
меня – с самого начала, Константин Константинович.
И
Грибоедов откланялся.
Спустя
полчаса постучался к Родофиникину надменный лакей. Он протянул ему карточку.
Карточка была английская: доктор Макниль, член английской миссии в Тебризе.
– Проси, –
сказал рассеянно Родофиникин.
|
