ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
1
Разве
знает Хозрев, что российский успех не пойдет ему впрок, что он слишком вскружит
ему голову и что через пять лет, во время борьбы за престол, ему выколют глаза
и он проживет жизнь свою слепым?
И знают
ли почетные караулы, расставленные у Тифлиса для отдания последних почестей
телу Грибоедова, медленно движущемуся к Тифлису, знают ли они, кого они
встречают?
2
Ночью
были посланы люди к дому российского посольства, которое зияло дырами.
В руках
у них были фонари и заступы.
Начальствовал
ими Хосров-хан, шахский евнух.
Русское
правительство требовало выдачи тела Вазир-Мухтара.
Хосров-хан
велел копать ров. Вскоре обнаружились черные, полусгнившие тела и части тел. Их
выбрасывали на поверхность рва, и они лежали рядом, похожие друг на друга, как
будто под одним нумером изготовила их одна фабрика. Только у одних не хватало
рук, у других ног, а были и вовсе безымянные, не имевшие названия предметы.
Хосров-хан
знал, как приступить к этому делу. Он не полагался на себя: он слишком мало
видел Вазир-Мухтара, чтобы узнать его. Поэтому он прихватил с собою несколько
знакомых армян-купцов, которые утверждали, что узнают Вазир-Мухтара. Они часто
видели его в Тифлисе.
Когда
они говорили так, то воображали человека среднего роста, желтоватое лицо, синевыбритое,
вытянутые вперед губы музыканта, глаза в очках.
Но когда
Хосров-хан и купцы наклонились над не имевшими названия предметами, когда
фонарь осветил их цвет и состояние, они отшатнулись и поняли: ничего не узнать.
Хосров-хан
растерялся.
Он велел
рыть дальше, перейти на улицу и вскопать канаву.
Предметы
прибывали. В канаве нашли наконец руку не совсем обычную. Когда фонарь
наклонился над нею, она ударила в него светящейся точкой. Хосров-хан вгляделся
и увидел бриллиантовый перстень. Он велел отложить руку в сторону.
– Аветис
Кузинян, – сказал он старому купцу, – узнай теперь, пожалуйста,
Вазир-Мухтара.
Старый
купец взял еще раз фонарь и снова обошел мертвецов. Вместе с ним ходили и
другие купцы.
– Невозможно
узнать, – сказал один из них наконец, и все остановились.
– Что
же нам делать? – спросил Хосров-хан и сильно побледнел.
Аветис
Кузинян все еще ходил с фонарем и всматривался. Потом он подошел к Хосров-хану.
Он был старый купец из Тифлиса, знавший, что такое товар и как его продают.
– Тебе
поручил шах отыскать Грибоеда? – спросил он евнуха по-армянски.
И в
первый раз прозвучало имя: Грибоед.
– Так,
значит, – продолжал старый Аветис Кузинян, – дело не в человеке, а
дело в имени.
Хосров-хан
еще не понимал.
– Не
все ли равно, – сказал тогда старик, – не все ли равно, кто будет
лежать здесь и кто там? Там должно лежать его имя, и ты возьми здесь то, что
более всего подходит к этому имени. Этот однорукий, – он указал куда-то
пальцем, – лучше всего сохранился, и его меньше всего били. Цвета его
волос разобрать нельзя. Возьми его и прибавь руку с перстнем, и тогда у тебя
получится Грибоед.
Однорукого
взяли, руку приложили. Получился Грибоед.
Грибоеда
положили в простой дощатый ящик. Его отвезли в армянскую церковь, там его отпели,
и там он лежал неделю. Потом взяли тахтреван, наполнили два мешка соломой и
установили ящик между двумя мешками, потому что нельзя вьючить ни лошадь, ни
осла, ни вола только мертвым.
И
тахтреван тронулся. Повез его старый Аветис Кузинян и несколько других армян.
Вазир-Мухтар
был ныне другой: граф Симонич, старый, подслеповатый генерал на пенсионе, был
извлечен из отставки и назначен Вазир-Мухтаром.
Грибоедов
снился по ночам людям. Нине он снился таким, каким сидел с нею на окошке ахвердовского
дома.
В
шлиссельбургском каземате снился он другу молодости Вильгельму Кюхельбекеру, не
знавшему о его смерти. Они ни о чем не говорили, и Грибоедов был весел.
Катя
вдруг задумалась в Петербурге, найдя его записку.
Грибоед
на арбе, между двумя мешками соломы, медленно и терпеливо ехал к Тифлису.
|
