14
Первая
комната – его спальня. Еще была не убрана постель, Сашка так и не прибрал ее.
Девять
казаков поместились у окон. Грибоедов заглянул в окно.
На
дворике теперь их было много. Они были белые от известки в полутемном дворике.
Он отошел от окна и стал ходить. Ногою он отодвинул чемодан, чтобы было больше
места.
– Где
кяфир? Где Вазир-Мухтар? – Они не знали, кто жил на третьем дворе.
Все
выстроились по боковым стенам. Небольшой камень попал Грибоедову в голову, он
не заметил боли. Запустив руку в волосы, он почувствовал, что она мокрая, и
увидел кровь.
– Фетх-Али-шах
пришлет помощь, – хрипло сказал Рустам-бек. – Еще десять минут…
– Фетх-Али-шах…
его мать, – сказал Грибоедов, смотря с отвращением на свою красную липкую
руку.
Камни
летели реже.
– Надо
отступать в гостиную, – сказал доктор Аделунг. Он прислушивался, подняв
глаза к потолку. Ему почудились шаги на крыше. Вдруг потолок затрещал под
сотнею ног. Послышались острые удары – били топорами. Они перешли в гостиную.
15
Доктор,
втянув голову в плечи, смотрел вперед, в дверь гостиной. Лицо его было похоже
на бульдожью морду. Он был почти спокоен. Сверху, на крыше, топали, словно
танцевали. Трещало – отрывали дрань.
– Они
занимают лестницу, – сказал доктор, вглядевшись. Дверь со двора в спальню
была густо забита людьми, в нее ломились сразу сотни, и ни один не пролезал.
Не
смотря ни на кого, доктор Аделунг отступил на шажок и вытащил шпажонку из
ножен.
Грибоедов
ходил по комнате, сложив с усилием руки на груди. Доктор, со шпагою в руке,
выбежал в спальную. Грибоедов стал смотреть.
Он
видел, как доктор добежал до двери, сунулся в нее и сделал выпад. Потом сразу
подался назад. Что-то там случилось. Дверь яснела – отхлынули.
– Молодец.
Доктор
рвал в спальной оконную занавеску. Левой руки у него не было, вместо нее был обрубок.
Он быстро замотал обрубок тряпкой. Потом вскочил в окно и прыгнул. Грибоедов
видел короткое движение: доктор Аделунг сделал выпад шпажонкой в воздухе.
– Молодец, –
сказал Грибоедов, – какой человек! Не было ни Сашки, ни доктора Аделунга.
Известка
посыпалась ему на голову. Балки рухнули, он едва успел отскочить. Люди прыгнули
сверху. Какой-то сарбаз ударил его кривой саблей в грудь, раз и два. Он услышал
еще, как завизжал Рустам-бек, которого резали.
16
У ворот
посольства появился отряд сарбазов. Их было сто человек, и начальствовал над ними
майор Хади-бек, высланный Зилли-султаном. Сарбазы постояли, посмотрели и
смешались столпой. Прошло уже три часа с тех пор, как впервые появилась здесь
толпа. Улица теперь была шире, чем раньше, развалины расширяли ее. Так как
приказано было влиять на толпу красноречием, у сарбазов не было ружей.
17
Пол и
стены ходили, время стояло.
Постепенно
он начал распознавать характеры шумов. Были разные грохоты, разные шумы: лай
фальконетов, яркий треск отдираемой драни, музыкальный гул бросаемых балок.
Самыми
опасными были человеческие звуки. Рисунок на ковре, от которого он не
отрывался, соразмерял звуки, как метроном. Стоило оторваться – и голова
кружилась.
При этом
он сжался таким образом, что все время грудью ощущал ассигнации, сунутые в боковой
карман. Ассигнации были единственно надежным из всего, что еще оставалось на
дворе и в комнате.
МОЛИТВА МАЛЬЦОВА
– Я
не виноват, я не виноват, Господи. Это он виноват. Я молод. Только бы без
мучений, только без мучений умереть! О, я хитрю, я обманываю Тебя, Господи, не
слушай меня: я жить хочу. Опять они кричат. Неужели к моей двери? Пусть все
погибнут, если так нужно, Господи, все пусть погибнут. Только спаси, сохрани, помилуй
меня. У меня жизнь впереди. Я поеду в Петербург, я никогда сюда больше не
вернусь, обещаю Тебе, Господи. Только бы выбраться, я на все согласен. Я раздам
все свое состояние бедным, только выведи меня.
В
грохоте явились промежутки, и он прекратился наконец. Тогда раздались звуки
самые непонятные.
Что-то
тащили по земле, и у самого окна – зашлепало. Были рабочие мерные крики,
которые он помнил у персидских грузчиков, когда они выгружали кладь.
Раскачивались, вскрикивали и бросали, а потом шлепало. Свист раздался у самого
окна, словно от тонких досок. Но, опускаясь, доски не стучали, они мягко
ложились. Тут же, за окном, неподалеку, рядом; люди ухали, когда доски
ложились.
Он
подтянулся к окну, отогнул занавес, и ему показалось, что со двора его все видят.
Все же он не мог противиться: доски свистали. Еще подтянулся он и стал смотреть
одним глазом.
Черные
балки висели. Он смотрел довольно долго и понял: балки висели с крыши его и Аделунговой
квартиры, с противоположной стороны, не так уж близко, через двор, и на уровне
второго этажа. Мягкий звук не прекращался у самого носа, а он ничего не видел,
кроме балок. Он приподнялся еще, на руках.
Бежал
персиянин, обхватывая толстые вязки дел, кружились листки, тащили громадное зеркало,
мальчик бежал с охапкой форменного платья, в охапке белел рукав рубашки.
Мальчик остановился и стал шарить глазами по земле: что-то вывалилось из
платья.
Тогда он
закосил вниз, смотрел с минуту и без шума, мешком упал на пол.
Все были
голые. Желтоватая спина была на уровне его ног. Была большая пирамида из голых.
Старик с ножом, очень близко от него, возился с мертвецами. Трое сарбазов били
досками, уравнивая кучу.
Они
лежали, обнимая друг друга, непристойно.
Без роду
без племени лежал человек на ковре, час, другой, третий. Спать он не спал, но и
не бодрствовал. Он был как сонная рыба.
Потом, в
неизвестный час, у двери завозились, ее отомкнули, кто-то заговорил в соседней
комнате. И сразу же, как автомат, Мальцов встал. Он еще раз ощупал ассигнации.
Незнакомый
серхенг вошел в комнату, не замечая его. Он заметил его и попятился.
И сразу
Мальцов понял: хорошо сделал, что встал. Нельзя было показаться серхенгу лежачим.
Лежачего можно по ошибке стукнуть палашом по голове.
Он
сказал серхенгу по-французски:
– Я
прошу немедля…
Но
серхенг стоял и прислушивался. Тогда Мальцов заворочал сухим языком и со всех
сил крикнул:
– Я
прошу немедля сообщить его высочеству принцу Зилли-султану…
Голос
был сиплый, еле слышный. Он не кричал, а шептал. Серхенг запер его на ключ и
ушел. Наступила ночь. Мальцов услышал военные шаги: маршировали солдаты. В
комнату вошел тот же серхенг с узлом в руках. Он бросил его Мальцову:
– Одевайтесь.
И сам
вышел.
В узле
была старая, затрепанная одежда сарбаза. Переодевшись, Мальцов сунул в карманы
широких, висящих по бокам штанов ассигнации. В комнату вошли несколько сарбазов
и окружили его. Его повели. Земля была избита. Воздух был свежий, большой.
|
