Глава седьмая.
Козетта в темноте, бок о бок с незнакомцем
Козетта, как мы уже сказали, не испугалась.
Человек заговорил с ней. Голос его был тих и серьезен.
– Дитя мое! Твоя ноша слишком тяжела для тебя.
Козетта подняла голову и ответила:
– Да, сударь.
– Дай, я понесу, – сказал он.
Козетта выпустила дужку ведра. Человек пошел рядом с ней.
– Это действительно очень тяжело, – пробормотал он
и спросил: – Сколько тебе лет, малютка?
– Восемь лет, сударь.
– И ты идешь издалека?
– От ручья, который в лесу.
– А далеко тебе еще идти?
– Добрых четверть часа.
Путник помолчал немного, потом вдруг спросил:
– Значит, у тебя нет матери?
– Я не знаю, – ответила девочка и, прежде чем он
успел снова заговорить, добавила: – Думаю, что нет. У других есть. А у меня
нет. Наверно, никогда и не было, – помолчав, сказала она.
Человек остановился. Он поставил ведро на землю, наклонился
и положил обе руки на плечи девочки, стараясь в темноте разглядеть ее лицо.
Худенькое, жалкое личико Козетты смутно проступало в
белесовато-сером свете.
– Как тебя зовут?
– Козетта.
Прохожий вздрогнул, словно от электрического тока. Он снова
взглянул на нее, затем снял руки с плеч Козетты, схватил ведро и зашагал.
Спустя мгновение он опросил:
– Где ты живешь, малютка?
– В Монфермейле, – может, вы знаете, где это?
– Мы идем туда?
– Да, сударь.
Немного погодя он снова спросил:
– Кто же это послал тебя в такой поздний час за водой в
лес?
– Госпожа Тенардье.
– А чем эта твоя госпожа Тенардье занимается? –
спросил незнакомец; он старался говорить равнодушным тоном, но голос у него
как-то странно дрожал.
– Она моя хозяйка, – ответила девочка – Она
содержит постоялый двор.
– Постоялый двор? – переспросил путник – Хорошо,
там я и переночую сегодня. Проводи-ка меня.
– А ведь мы туда идем, – ответила девочка.
Человек шел довольно быстро. Козетта легко поспевала за ним.
Она больше не чувствовала усталости. Время от времени она посматривала на него
с каким-то удивительным спокойствием, с каким-то невыразимым доверием. Ее никто
никогда не учил молиться богу. Однако она испытывала нечто похожее на радость и
надежду, устремленную к небесам.
Прошло несколько минут. Незнакомец заговорил снова:
– Разве у госпожи Тенардье нет служанки?
– Нет, сударь.
– Разве ты у нее одна?
– Да, сударь.
Снова наступило молчание. Потом Козетта сказала:
– Правда, у нее есть еще две маленькие девочки.
– Какие маленькие девочки?
– Понина и Зельма.
Так упрощала Козетта романтические имена, столь любезные
сердцу трактирщицы.
– Кто же они, эти Понина и Зельма?
– Это барышни госпожи Тенардье. Ну, просто ее дочери.
– А что же они делают?
– О! – воскликнула Козетта – У них красивые куклы,
разные блестящие вещи, у них много всяких дел. Они играют, забавляются.
– Целый день?
– Да, сударь.
– А ты?
– А я работаю.
– Целый день?
Девочка подняла свои большие глаза, в которых угадывались
слезы, скрытые ночным мраком, и кротко ответила:
– Да, сударь.
Помолчав, Козетта добавила:
– Иногда, когда я кончу работу и когда мне позволят, я
тоже могу поиграть.
– Как же ты играешь?
– Как могу. Мне не мешают. Но у меня мало игрушек. Понина
и Зельма не хотят, чтобы я играла в их куклы. У меня есть только оловянная
сабелька, вот такая.
Девочка показала мизинчик.
– Ею ничего нельзя резать?
– Можно, сударь, – ответила девочка, –
например, салат и головы мухам.
Они дошли до села; Козетта повела незнакомца по улицам. Они
прошли мимо булочной, но Козетта не вспомнила о хлебе, который должна была
принести. Человек перестал расспрашивать ее – теперь он хранил мрачное
молчание. Когда они миновали церковь, незнакомец, видя все эти разбитые под
открытым небом лавчонки, спросил:
– Тут что же, ярмарка?
– Нет, сударь, это Рождество.
Когда они подходили к постоялому двору, Козетта робко
дотронулась до его руки.
– Сударь!
– Да, дитя мое?
– Вот мы уже совсем близко от дома.
– И что же?
– Можно мне теперь взять у вас ведро?
– Зачем?
– Если хозяйка увидит, что мне помогли его донести, она
меня прибьет.
Человек отдал ей ведро. Минуту спустя они были у дверей
харчевни.
|