Глава восьмая.
Император задает вопрос проводнику Лакосту
Итак, утром в день битвы под Ватерлоо Наполеон был доволен.
Он имел для этого все основания: разработанный им план
сражения, как мы уже отмечали, был действительно великолепен.
И вот сражение началось; однако все его разнообразнейшие
перипетии – упорное сопротивление Гугомона и стойкость Ге – Сента; гибель
Бодюэна; Фуа, выбывший из строя; непредвиденное препятствие в виде стены, о
которую разбилась бригада Суа; роковое легкомыслие Гильемино, не запасшегося ни
петардами, ни пороховницами; увязшие в грязи батареи; пятнадцать орудий без
прикрытия, сброшенные Угсбриджем на пролегавшую внизу дорогу; слабое действие
бомб, которые, попадая в место расположения англичан, зарывались в размытую
ливнем землю, вздымая грязевые вулканы и превращая картечь в брызги грязи;
бесполезный маневр Пире при Брен – л'Але, почти полностью уничтоженные
пятнадцать эскадронов его кавалерии; сорвавшаяся атака против правого
английского крыла, неудавшийся прорыв левого; странная ошибка Нея,
сосредоточившего в одной колонне четыре дивизии первого корпуса, вместо того
чтобы построить их эшелонами, уплотненность их двадцати семи рядов по двести
человек каждый, обреченных в тесном строю стоять под огнем картечи, страшные
бреши, произведенные ядрами в этих плотных рядах; разъединение штурмовых
колонн; внезапная демаскировка фланговой, расположенной наискосок батареи;
замешательство Буржуа, Донзело, Дюрюта; отброшенный назад Кио; ранение
лейтенанта Вье – этого геркулеса, воспитанника Политехнической школы – как раз
в тот момент, когда он, под навесным огнем с баррикады противника, преграждавшей
дорогу из Женапа на повороте ее к Брюсселю, ударами топора взламывал ворота Ге
– Сента; дивизия Марконье, зажатая между пехотой и кавалерией, в упор
расстрелянная во ржи Бестом и Пакком и изрубленная Понсонби, заклепанные семь
орудий его батареи; принц Саксен-Веймарский, взявший и, несмотря на усилия
графа д'Эрлона, удерживавший Фришмон и Смоэн; захваченные знамена 105-го и
45-го полков; тревожное сообщение черного гусара-пруссака, пойманного
разведчиками летучей колонны из трехсот стрелков, разъезжавших между Вавром и
Плансенуа; опоздание Груши; тысяча пятьсот человек, убитых в гугомонском
фруктовом саду менее чем за час; тысяча восемьсот человек, павших в еще более
короткий срок вокруг Ге-Сента, – все эти бурные события, словно грозовые
облака, проносившиеся перед Наполеоном в урагане сражения, почти не затуманили
его взор и нисколько не омрачили царственно-спокойное чело. Наполеон привык
смотреть войне прямо в глаза. Он никогда не занимался подсчетом прискорбных
подробностей; цифры слагаемых были ему безразличны, лишь бы они составили
нужную ему сумму – победу. Пусть начало оказалось неудачным – это его нисколько
не тревожило, ибо он мнил себя господином и владыкой исхода битвы; он умел, не
теряя веры в свои силы, выжидать и стоял перед судьбой, как равный перед
равным. «Ты не посмеешь!» – казалось, говорил он року.
Сочетая в себе свет и тьму, Наполеон, творя добро,
чувствовал покровительство высшей силы, а творя зло – ее терпимость. Он имел –
или верил в то, что имеет, – на своей стороне потворство, можно сказать,
почти сообщничество обстоятельств, равноценное древней неуязвимости.
Однако тому, у кого позади были Березина, Лейпциг и
Фонтенебло, казалось, не следовало бы доверять Ватерлоо. Над его головой уже
зловеще хмурилось небо.
В тот момент, когда Веллингтон двинул войска назад, Наполеон
вздрогнул. Он вдруг заметил, что плато Мон – Сен – Жан как бы облысело и что
фронт английской армии исчезает. Стягиваясь, она скрывалась. Император привстал
на стременах. Победа молнией сверкнула перед его глазами.
Загнать Веллингтона в Суанский лес и там разгромить – вот
что было бы окончательной победой французов над англичанами. Это явилось бы
мщением за Креси, Пуатье, Мальплаке, Рамильи. Победитель при Маренго зачеркивал
Азенкур.
Обдумывая эту грозную развязку, император в последний раз
оглядел в подзорную трубу поле битвы. Его гвардия, стоя позади него с ружьями к
ноге, с благоговением взирала на него снизу вверх. Он размышлял; он изучал
откосы, отмечал склоны, внимательно вглядывался в купы деревьев, в квадраты ржи,
в тропинки; казалось, он считал каждый куст. Особенно пристально всматривался
он в английские баррикады на обеих дорогах, в эти широкие засеки из сваленных
деревьев – одну на женапской, повыше Ге-Сента, снабженную двумя пушками,
единственными во всей английской артиллерии, которые могли простреливать
насквозь все поле битвы, а другую – на нивельской дороге, где поблескивали
штыки голландской бригады Шассе. Около этой баррикады Наполеон заметил старую,
выкрашенную в белый цвет часовню Святителя Николая, что на повороте дороги в
Брен-л'Алле. Наклонившись, он о чем-то вполголоса спросил проводника Лакоста.
Тот отрицательно покачал головой, по всей вероятности тая коварный умысел.
Император выпрямился и погрузился в раздумье.
Веллингтон отступил.
Это отступление оставалось лишь довершить полным разгромом.
Внезапно обернувшись, Наполеон отправил в Париж нарочного с
эстафетой, извещавшей, что битва выиграна.
Наполеон был одним из гениев-громовержцев.
И вот теперь молния ударила в него самого.
Он отдал приказ кирасирам Мило взять плато Мон – Сен – Жан.
|