Глава девятая.
Человек с бубенчиком
Он пошел прямо к человеку, которого заметил в саду.
Предварительно он вынул из жилетного кармана сверток с деньгами.
Человек стоял, наклонив голову, и не заметил его
приближения. В мгновение ока Жан Вальжан оказался около него.
– Сто франков! – крикнул он, обратившись к нему.
Человек подскочил и уставился на него.
– Вы получите сто франков, только приютите меня на
ночь!
Луна ярко освещала встревоженное лицо Жана Вальжана.
– Как! Это вы, дядюшка Мадлен? – воскликнул
человек.
Это имя, произнесенное в ночной час, в незнакомой местности,
незнакомым человеком, заставило Жана Вальжана отшатнуться.
Он был готов ко всему, только не к этому. Перед ним стоял
сгорбленный, хромой старик, одетый по-крестьянски. На левой ноге у него был
кожаный наколенник, к которому был привешен довольно большой колокольчик. Лицо
его находилось в тени, и разглядеть его было невозможно.
Старик снял шапку.
– Ax, боже мой! – воскликнул он, трепеща от
волнения. – Как вы очутились здесь, дядюшка Мадлен? Господи Иисусе, как вы
сюда вошли? Не упали ли вы с неба? Хотя ничего особенного в этом не было бы;
откуда же еще, как не с неба, попасть вам на землю? Но какой у вас вид! Вы без
шейного платка, без шляпы, без сюртука. Если не знать, кто вы, можно
испугаться. Без сюртука! Царь небесный! Неужто и святые нынче теряют рассудок?
Но как же вы сюда вошли?
Вопросы так и сыпались. Старик болтал с деревенской
словоохотливостью, в которой, однако, не было ничего угрожающего. Все это
говорилось тоном, выражавшим изумление и детское простодушие.
– Кто вы и что это за дом? – спросил Жан Вальжан.
– Черт возьми! Вот так история! – воскликнул
старик. – Да ведь я же тот самый, кого вы сюда определили, а этот дом –
тот самый, куда вы меня определили. Вы разве меня не узнаете?
– Нет, – ответил Жан Вальжан, – Но вы-то
откуда меня знаете?
– Вы спасли мне жизнь, – ответил старик.
Он повернулся, и луна ярко осветила его профиль. Жан Вальжан
узнал старика Фошлевана.
– Ах, это вы! Теперь я вас узнал.
– Слава богу! Наконец-то! – с упреком в голосе
проговорил старик.
– А что вы здесь делаете? – спросил Жан Вальжан.
– Как что делаю? Прикрываю дыни.
Действительно: в ту минуту, когда Жан Вальжан обратился к
старику Фошлевану, тот держал в руках конец рогожки, которой намеревался
прикрыть грядку с дынями. Он уже успел расстелить несколько таких рогожек за то
время, пока находился в саду. Это занятие и заставляло его делать те странные
движения, которые видел Жан Вальжан, сидя в сарае.
Старик продолжал:
– Я сказал себе: «Луна светит ярко, значит, ударят
заморозки. Наряжу-ка я мои дыни в теплое платье!» Да и вам, – добавил он,
глядя на Жана Вальжана с добродушной улыбкой, – право, не мешало бы
одеться. Но как же вы здесь очутились?
Жан Вальжан, удостоверившись, что этот человек знает его,
хотя и под фамилией Мадлен, говорил с ним уже с некоторой осторожностью. Он
стал сам задавать ему множество вопросов. Как ни странно, роли, казалось,
переменились. Спрашивал теперь он, непрошеный гость.
– А что это у вас за звонок висит?
– Этот? А для того, чтобы от меня убегали, –
ответил Фошлеван.
– То есть как, чтобы от вас убегали?
Старик Фошлеван подмигнул с загадочным видом.
– А вот так! В этом доме живут только женщины; много
молодых девушек. Они вообразили, что встретиться со мной опасно. Звоночек
предупреждает их, что я иду. Когда я прихожу, они уходят.
– А что это за дом?
– Вот тебе на! Вы хорошо знаете.
– Нет, не знаю.
– Но ведь это вы определили меня сюда садовником.
– Отвечайте мне так, будто я ничего не знаю.
– Ну, хорошо! Это монастырь Малый Пикпюс.
Жан Вальжан начал припоминать. Случай, вернее, провидение
забросило его в монастырь квартала Сент-Антуан, куда два года тому назад старик
Фошлеван, изувеченный придавившей его телегой, был по его рекомендации принят
садовником.
– Монастырь Малый Пикпюс! – повторил он про себя.
– Ну, а все-таки как же это вам, черт возьми, удалось
сюда попасть, дядюшка Мадлен? – снова спросил Фошлеван. – Хоть вы и
святой, а все-таки мужчина, а мужчин сюда не пускают.
– Но вы-то живете здесь?
– Только я один и живу.
– И все-таки мне необходимо здесь остаться, –
сказал Жан Вальжан.
– О господи! – воскликнул Фошлеван.
Жан Вальжан подошел к старику и многозначительно сказал ему:
– Дядюшка Фошлеван! Я спас вам жизнь.
– Я первый вспомнил об этом, – заметил старик.
– Так вот. Вы можете сегодня сделать для меня то, что
когда-то я сделал для вас.
Фошлеван схватил своими старыми, морщинистыми, дрожащими
реками могучие руки Жана Вальжана и несколько мгновений не в силах был
вымолвить ни слова. Наконец он проговорил.
– О, это было бы милостью божьей, если бы я хоть
чем-нибудь мог отплатить вам! Мне спасти вам жизнь! Располагайте мною, господин
мэр!
Радостное изумление словно преобразило старика, он просиял.
– Что я должен сделать? – спросил он.
– Я вам объясню. У вас есть комната?
– Я живу в отдельном домишке, вон там, за развалинами
старого монастыря, в закоулке, где его никто не видит. В нем три комнаты.
Действительно, домишко был так хорошо скрыт за развалинами и
так недоступен для взгляда, что Жан Вальжан не заметил его.
– Хорошо, – сказал он. – Теперь исполните две
мои просьбы.
– Какие, господин мэр?
– Во-первых, никому ничего обо мне не рассказывайте.
Во-вторых, не старайтесь узнать обо мне больше, чем знаете.
– Как вам угодно. Я уверен, что вы не можете сделать
ничего дурного, вы всегда были божьим человеком. К тому же вы сами меня
определили сюда. Значит, это дело ваше. Я весь ваш.
– Решено! Теперь идите за мной. Мы пойдем за ребенком.
– А-а! Тут, оказывается, еще и ребенок? –
пробормотал Фошлеван.
Он молча последовал за Жаном Вальжаном, как собака за хозяином.
Через полчаса Козетта, порозовевшая от жаркого огня, спала в
постели старого садовника. Жан Вальжан надел свой шейный платок и редингот.
Шляпа, переброшенная через стену, была найдена и подобрана. Пока Жан Вальжан
облачался, Фошлеван снял свой наколенник с колокольчиком; повешенный на гвоздь,
рядом с корзиной для носки земли, он украшал теперь стену. Мужчины
отогревались, облокотясь на стол, на который Фошлеван положил кусок сыру,
ситник, поставил бутылку вина и два стакана. Тронув Жана Вальжана за колено,
старик сказал:
– Ах, дядюшка Мадлен, вы сразу не узнали меня! Вы
спасаете людям жизнь и забываете о них! Это нехорошо. А они о вас помнят. Вы –
неблагодарный человек!
|
