 Увеличить |
Глава вторая.
Мадлен
Это был человек лет пятидесяти, с задумчивым взглядом и
добрым сердцем. Вот и все, что можно было о нем сказать.
Благодаря быстрым успехам той отрасли промышленности.
которую он так изумительно преобразовал, Монрейль – Приморский стал крупным
центром торговых операций. Испания, потреблявшая много черного гагата, ежегодно
давала на него огромные заказы. Монрейль – Приморский в этом промысле чуть ли
не соперничал теперь с Лондоном и Берлином. Дядюшка Мадлен получал такие
барыши, что уже на второй год ему удалось выстроить большую фабрику, где были
две обширные мастерские: одна для мужчин, другая для женщин. Всякий голодный
мог явиться туда в полной уверенности, что получит работу и кусок хлеба. От
мужчин Мадлен требовал усердия, от женщин – хорошего поведения, от тех и других
– честности. Он отделил мужские мастерские от женских для того, чтобы сохранить
среди девушек и женщин добрые нравы. Здесь он был непреклонен. Только в этом
вопросе он и проявлял своего рода нетерпимость. Его суровость имела тем больше
оснований, что Монрейль – Приморский, как гарнизонный город, был местом, полным
соблазнов. Словом, его приход туда был благодеянием, а сам он – даром
провидения. До дядюшки Мадлена весь край был погружен в спячку; теперь все
здесь жило здоровой трудовой жизнью. Могучий деловой подъем оживлял все и
проникал повсюду. Безработица и нищета были теперь забыты. Не было ни одного
самого ветхого кармана, где бы не завелось хоть немного денег; не было такого
бедного жилища, где бы не появилось хоть немного радости.
Дядюшка Мадлен принимал на работу всех. Он требовал одного:
«Будь честным человеком! Будь честной женщиной!»
Как мы уже сказали, среди всей этой кипучей деятельности,
источником и главным двигателем которой был дядюшка Мадлен, он богател и сам,
но, как ни странно это для простого коммерсанта, он, видимо, не считал наживу
своей основной заботой. Казалось, он больше думал о других, чем о себе. К 1820
году – это все знали – у Лафита на его имя было помещено шестьсот тридцать
тысяч франков, но, прежде чем отложить для себя эти шестьсот тридцать тысяч
франков, он израсходовал более миллиона на нужды города и на бедных.
Больница нуждалась в средствах. Он содержал в ней за свой
счет десять коек. Монрейль – Приморский делится на верхний и нижний город. В
нижнем городе, где жил дядюшка Мадлен, была только одна школа – жалкая лачуга,
грозившая развалиться; он построил две новые – одну для девочек, другую для
мальчиков. Он из собственных средств назначил двум учителям пособие,
превышающее вдвое их скудное казенное жалованье; и когда однажды кто-то выразил
удивление по этому поводу, он сказал: «Самые важные должностные лица в
государстве – это кормилица и школьный учитель». Он на свой счет основал
детский приют – учреждение, почти неизвестное в то время во Франции, и кассу
вспомоществования для престарелых и увечных рабочих. Так как его фабрика
сделалась рабочим центром, вокруг нее очень быстро вырос новый квартал, где
поселилось немало нуждающихся семей; он открыл там бесплатную аптеку.
В первое время, когда он только начинал свою деятельность,
добрые люди говорили. «Это хитрец, который хочет разбогатеть». Когда он занялся
обогащением края, прежде чем разбогатеть самому, те же добрые люди сказали:
«Это честолюбец». Последнее казалось тем более вероятным, что человек этот был
религиозен и даже соблюдал некоторые обряды, что в ту пору считалось очень
похвальным. Каждое воскресенье он ходил к ранней обедне. Его набожность не
замедлила встревожить местного депутата, которому всюду чудились конкуренты.
Этот депутат, заседавший во времена Империи в Законодательном собрании,
разделял религиозные воззрения одного из членов конгрегации, известного под
именем Фуше – герцога Отрантского, который был его другом и покровителем. При
закрытых дверях он слегка подсмеивался над богом. Однако, узнав, что
состоятельный фабрикант Мадлен ходит в семь часов утра к ранней обедне, он
увидел в нем возможного кандидата на свое место и решил превзойти его; он взял
себе в духовники иезуита и стал ходить и к обедне и к вечерне. В те времена
честолюбцы добивались у бога земных благ земными поклонами. От этого страха
перед соперником выиграл не только бог, но и бедняки, ибо почтенный депутат
тоже взял на себя содержание двух больничных коек – всего их стало двенадцать.
Но вот, в 1819 году однажды утром в городе распространился
слух, что по представлению префекта за заслуги, оказанные краю, король
назначает дядюшку Мадлена мэром Монрейля – Приморского. Лица, называвшие
пришельца честолюбцем, с восторгом подхватили этот слух, дававший приятную для
каждого человека возможность кричать: «Ага! Что мы говорили?» Весь город пришел
в волнение. Слух оказался обоснованным Несколько дней спустя о назначении
сообщалось в Монитере. На следующий день Мадлен от него отказался.
В том же 1819 году изделия, выработанные по новому способу,
изобретенному Мадленом, попали на промышленную выставку; согласно заключению
испытательной комиссии, король пожаловал изобретателю орден Почетного легиона.
Новое волнение в городе. «Так вот чего он хотел! Ордена!» Дядюшка Мадлен
отказался и от орденского креста.
Решительно этот человек был загадкой. Добрые люди вышли из
затруднения, сказав: «В таком случае это авантюрист».
Как мы видели, край был обязан ему очень многим, а бедняки
были обязаны ему всем; он принес столько пользы, что нельзя было не
проникнуться к нему уважением, и был так приветлив, что нельзя было не полюбить
его; рабочие его фабрики преклонялись пред ним, и он принимал их преклонение с
какой-то печальной серьезностью. Когда его богатство стало общепризнанным
фактом, «люди из общества» начали раскланиваться с ним, и в городе его стали
называть «господин Мадлен»; рабочие и детвора по-прежнему звали его «дядюшка
Мадлен», и это обращение вызывало у него добродушную улыбку. Как только он
пошел в гору, приглашения посыпались на него дождем. «Общество» заявляло на
него свои права. Маленькие чопорные гостиные Монрейля – Приморского, которые,
разумеется, в свое время были закрыты, для ремесленника, широко распахнули
двери перед миллионером. Ему было сделано множество лестных предложений. Он
отклонил их.
Добрые люди и на этот раз не остались в долгу. «Это
невежественный и невоспитанный человек. Неизвестно еще, откуда он взялся. Он,
наверное. не сумел бы держать себя в порядочном обществе. Вполне возможно, что
он не знает даже и грамоте».
Когда он начал зарабатывать деньги, про него сказали –
«Торгаш». Когда он начал сорить деньгами, про него сказали «Честолюбец». Когда
он оттолкнул от себя почести, про него сказали. «Авантюрист». Когда он
оттолкнул от себя общество, про него стали говорить «Грубиян».
В 1820 году, через пять лет после его водворения в
Монрейле-Приморском, услуги, оказанные им краю, были так очевидны, воля всего
населения так единодушна, что король снова назначил его мэром города. Он снова
отказался, но префект не принял его отказа, все именитые лица города явились
просить его, народ, столпившийся на улице, умолял его согласиться, и мольбы эти
были так горячи, что в конце концов он уступил. Было замечено, что на его
решение, пожалуй, больше всего повлиял возглас какой-то старухи из
простонародья, которая сердито крикнула ему с порога своего домишки «От
хорошего мэра может быть большая польза. Как не совестно идти напопятную, если
выпал случай сделать добро?»
Это была третья фаза его восхождения. Дядюшка Мадлен
превратился в господина Мадлена; господин Мадлен превратился в господина мэра.
|
