Глава четвертая.
Бочонок с порохом
Скрываясь за углом улицы Мондетур, Мариус, охваченный
трепетом и сомнением, присутствовал при начале боя. Однако он не мог долго
противиться тому таинственному и неодолимому безумию, которое можно было бы
назвать призывом бездны. Надвигавшаяся опасность, смерть Мабефа – эта скорбная
загадка, убитый Баорель, крик Курфейрака: «Ко мне!», ребенок на краю гибели,
друзья, взывавшие о помощи или отмщении, – все это рассеяло его
нерешительность, и он с пистолетами в руках бросился в свалку. Первым выстрелом
он спас Гавроша, вторым освободил Курфейрака.
Под грохот выстрелов и крики раненых гвардейцев осаждающие
взобрались на укрепление, на гребне которого теперь по пояс виднелись фигуры
смешавшихся в кучу муниципальных гвардейцев, кадровых солдат и национальных
гвардейцев предместья, с ружьями на изготовку. Они занимали уже более двух
третей заграждения, но за него не прыгали, точно боясь ловушки. Они смотрели
вниз, в темноту, словно в львиную пещеру. Свет факела озарял только их штыки,
меховые шапки и беспокойные, раздраженные лица.
У Мариуса не было больше оружия, он бросил свои разряженные
пистолеты, но в нижней зале, возле дверей, он заметил бочонок с порохом.
Когда, полуобернувшись, он смотрел в ту сторону, какой-то
солдат стал в него целиться. Солдат уже взял его на мушку, как вдруг чья-то
рука охватила конец дула и закрыла его. Это был бросившийся вперед молодой
рабочий в плисовых штанах. Раздался выстрел, пуля пробила руку и, быть может,
грудь рабочего, потому что он упал, но не задела Мариуса. Все это, казалось, скорее
могло померещиться в дыму, чем произойти в действительности. Мариус, входивший
в нижнюю валу, едва заметил это. Однако он смутно видел направленный на него
ствол ружья, руку, закрывшую дуло, и слышал выстрел. Но в такие минуты все, что
видит человек, проносится, мелькает перед ним, и он ни на чем не останавливает
внимания. Он лишь смутно чувствует, что этот вихрь увлекает eго в еще более
глубокий мрак и что вокруг него все в тумане.
Повстанцы, захваченные врасплох, но не устрашенные, вновь
стянули свои силы. Анжольрас крикнул:
– Подождите! Не стреляйте наугад!
Действительно, в первые минуты замешательства они могли
ранить друг друга. Большинство повстанцев поднялось во второй этаж и в
чердачные помещения, оттуда они могли из окон обстреливать осаждающих. Самые
решительные, в том числе Анжольрас, Курфейрак, Жан Прувер и Комбефер, отошли к
домам, поднимавшимся за кабачком, и гордо стали лицом к лицу с солдатами и
гвардейцами, занявшими гребень баррикады.
Все это было сделано неторопливо, с той особенной грозной
серьезностью, которая предшествует рукопашной схватке. Противники целились друг
в друга на таком близком расстоянии, что могли переговариваться. Достаточно
было одной искры, – чтобы вспыхнуло пламя. Офицер, в металлическом
нагруднике и густых эполетах, взмахнул шпагой и крикнул:
– Сдавайтесь!
– Огонь! – ответил Анжольрас.
Оба залпа раздались одновременно, и все исчезло в дыму.
Дым был едкий и удушливый, и в нем, слабо и глухо стеная,
ползли раненые и умирающие.
Когда дым рассеялся, стало видно, как поредели ряды
противников по обе стороны баррикады, но, оставаясь на своих местах, они молча
заряжали ружья.
Внезапно послышался громовой голос:
– Прочь, или я взорву баррикаду!
Все обернулись в ту сторону, откуда раздавался голос.
Мариус, войдя в нижнюю залу, взял бочонок с порохом, затем,
воспользовавшись дымом и мглой, застилавшими все огражденное пространство,
проскользнул вдоль баррикады до той каменной клетки, где был укреплен факел.
Вырвать факел, поставить на его место бочонок с порохом, подтолкнуть под него
кучу булыжника, причем дно бочонка с какой-то страшной податливостью тотчас же
продавилось, – все это отняло у Мариуса столько времени, сколько требуется
для того, чтобы наклониться и снова выпрямиться. И теперь все – национальные
гвардейцы, гвардейцы муниципальные, офицеры, солдаты, столпившиеся на другом
конце баррикады, остолбенев от ужаса, смотрели, как он, встав на булыжники с
факелом в руке, гордый, одушевленный роковым своим решением, наклонял пламя
факела к этой страшной груде, где виднелся разбитый бочонок с порохом.
– Убирайтесь прочь, или я взорву баррикаду! –
грозно воскликнул он.
Мариус, заступивший на этой баррикаде место
восьмидесятилетнего старца, казался видением юной революции после призрака
старой.
– Взорвешь баррикаду? – крикнул сержант. –
Значит, и себя вместе с ней!
– И себя вместе с ней! – ответил Мариус.
И приблизил факел к бочонку с порохом.
Но на баррикаде уже никого не было. Нападавшие, бросив своих
убитых и раненых, отхлынули к другому концу улицы и снова исчезли в ночи. Это
было паническое бегство.
Баррикада была освобождена.
|
