Глава 20. ВОЛОСЫ
КОРОЛЕВЫ
Король
поднимался по лестнице, не выпуская руку мадмуазель де Таверне. Дойдя до площадки,
он стал с ней столь галантно и так долго раскланиваться, что Ришелье успел
заметить поклоны, восхитился их изяществом и спросил себя, какая счастливица их
удостоилась.
В
неведении он находился недолго. Людовик XV взял за руку ее высочество, она все
видела и, разумеется, узнала Андре.
– Дочь
моя, – сказал он принцессе, – я без церемоний зашел к вам поужинать.
Я прошел через весь парк, по дороге встретил мадмуазель де Таверне и попросил
меня проводить.
– Мадмуазель
де Таверне! – прошептал Ришелье, растерявшись от неожиданности. –
Клянусь честью, мне повезло!
– Я
не только не стану бранить мадмуазель за опоздание, – любезно отвечала ее
высочество, – я хочу поблагодарить ее за то, что она привела к нам ваше
величество.
Красная,
как вишня, Андре молча поклонилась.
«Дьявольщина!
Да она в самом деле хороша собой, – сказал себе Ришелье, – старый
дурак Таверне не преувеличивал».
Король
уже сидел за столом, успев поздороваться с дофином. Обладая, как и его предшественник,
завидным аппетитом, монарх отдал должное тому, как проворно метрдотель подавал
ему блюда.
Король
сидел спиной к двери и, казалось, что-то или, вернее, кого-то искал.
Мадмуазель
де Таверне не пользовалась привилегиями, так как положение Андре при ее высочестве
еще не было определено, поэтому в столовую она не вошла. Низко присев в
реверансе в ответ на поклон короля, она прошла в комнату ее высочества – та
несколько раз просила ее почитать перед сном.
Ее
высочество поняла, что взгляд короля ищет ее прекрасную чтицу.
– Господин
де Куани! – обратилась она к молодому офицеру охраны, стоявшему за спиной
у короля. – Пригласите, пожалуйста, мадмуазель де Таверне. С позволения
госпожи де Ноай мы сегодня отступим от этикета.
Де Куани
вышел и спустя минуту ввел Андре, оглушенную сыпавшимися на нее милостями и
трепетавшую от волнения.
– Садитесь
здесь, мадмуазель, – сказала ее высочество, – рядом с герцогиней.
Андре
робко поднялась на возвышение; она была так смущена, что села на расстоянии
фута от фрейлины.
Герцогиня
бросила на нее такой испепеляющий взгляд, что бедное дитя будто прикоснулось к
Лейденской банке; девушка отлетела по меньшей мере фута на четыре.
Людовик
XV с улыбкой за ней наблюдал.
«Вот это
я понимаю! – воскликнул про себя де Ришелье. – Пожалуй, мне не
придется вмешиваться: все идет своим чередом».
Король
обернулся и заметил маршала, готового выдержать его взгляд.
– Здравствуйте,
герцог! – вымолвил Людовик XV. – Дружно ли вы живете с герцогиней де
Ноай?
– Сир! –
отвечал маршал. – Герцогиня всегда оказывает мне честь, обращаясь со мной,
как с ветреником.
– Разве
вы тоже ездили по дороге на Шателу?
– Я,
сир? Клянусь вам, нет. Я осыпан милостями вашего величества.
Король
не ожидал такого ответа, он собирался позубоскалить, но герцог его опередил.
– Что
же я сделал, герцог?
– Сир!
Ваше величество поручили командование рейтарами герцогу д'Эгийону, моему родственнику.
– Да,
вы правы, герцог.
– А
для такого шага нужны смелость и ловкость вашего величества, ведь это почти
государственный переворот.
Ужин
подходил к концу. Король выждал минуту и поднялся из-за стола.
Разговор
становился для него щекотливым, однако Ришелье решил не выпускать добычу из
рук. Когда король заговорил с герцогиней де Ноай, принцессой и мадмуазель де
Таверне, Ришелье ловко сумел вмешаться, а потом и вовсе овладел разговором и
направил его в нужное русло.
– Знает
ли ваше величество, что успехи придают смелости?
– Вы
хотите сказать, что чувствуете себя смелым, герцог?
– Да,
я хотел бы просить ваше величество о новой милости после той, какую вы соблаговолили
мне оказать. У одного из моих добрых друзей, старого слуги вашего величества,
сын служит в гвардии. Молодой человек обладает большими достоинствами, но
беден. Он получил из рук августейшей принцессы чин капитана, но у него нет
роты.
– Принцесса
– моя дочь? – спросил король, обратившись к ее высочеству.
– Да,
сир, – отвечал Ришелье, – а отца этого молодого человека зовут барон
де Таверне.
– Отец?.. –
невольно вырвалось у Андре. – Филипп?! Так вы, господин герцог, просите
роту для Филиппа?
Устыдившись
того, что нарушила этикет, Андре отступила, покраснев и умоляюще сложив руки.
Король,
обернувшись, залюбовался стыдливым румянцем красивой девушки; потом он подошел
к Ришелье с благожелательным взглядом, по которому придворный мог судить,
насколько его просьба приятна и уместна.
– В
самом деле, этот молодой человек очарователен, – подхватила ее
высочество, – и я обещала его осчастливить. Однако до чего несчастны
принцы крови! Когда Бог наделяет их благими намерениями, Он лишает их памяти
или разума. Ведь я должна была подумать о том, что молодой человек беден, что
недостаточно дать ему эполеты и что надо еще прибавить роту!
– Как
вы, ваше высочество, могли об этом знать?
– Я
знала! – с живостью возразила ее высочество, и Андре вспомнила нищенский
убогий родной дом, в котором она, однако, была так счастлива.
– Да,
я знала, но думала, что все сделала, добившись чина для Филиппа де Таверне.
Ведь его зовут Филипп?
– Да,
ваше высочество.
Король
обвел взглядом окружавшие его благородные открытые лица. Он остановился на
Ришелье – его лицо светилось великодушием под влиянием его августейшей соседки.
– Ах,
герцог! Я рискую поссориться с Люсьенн, – вполголоса сказал он ему.
С
живостью обернувшись к Андре, король проговорил:
– Скажите,
что это доставит вам удовольствие, мадмуазель!
– Сир,
я вас умоляю об этом! – воскликнула Андре, складывая руки.
– Согласен! –
отвечал Людовик XV. – Выберите роту получше этому бедному юноше, герцог, а
я обеспечу ее, если это необходимо.
Доброе
дело порадовало всех присутствовавших; Андре удостоила короля божественной
улыбкой, Ришелье получил благодарность из ее прелестных уст, от которых, будь
он моложе, герцог потребовал бы большего: ведь он был не только честолюбив, но
и жаден.
Стали
прибывать один за другим посетители, среди них – кардинал де Роан; он упорно ухаживал
за ее высочеством с того времени, как она поселилась в Трианоне.
Однако
король во весь вечер ласково разговаривал только с Ришелье. Он даже попросил герцога
проводить его, распрощавшись с ее высочеством и отправившись в свой Трианон.
Старый маршал последовал за королем, трепеща от радости.
Когда
его величество пошел в сопровождении герцога и двух офицеров по темным аллеям,
ведущим к его дворцу, ее высочество отпустила Андре.
– Вам,
должно быть, хочется написать в Париж и сообщить приятную новость, –
сказала принцесса. – Вы можете идти, мадмуазель.
Вслед за
лакеем, шедшим впереди с фонарем в руках, девушка преодолела пространство в сто
футов, отделявшее Трианон от служб.
А за ней
от куста к кусту перебегала чья-то тень, следившая за каждым движением девушки
горящим взором. Это был Жильбер.
Когда
Андре подошла к крыльцу и стала подниматься по каменным ступенькам, лакей возвратился
в переднюю Трианона.
Жильбер
тоже проскользнул в вестибюль, прошел оттуда н» конюший двор и по крутой узкой
лестнице вскарабкался в свою мансарду, выходившую окнами на окна спальни Андре.
Он
услышал, что Андре позвала камеристку герцогини де Ноай, жившую неподалеку.
Когда служанка вошла к Андре, шторы упали на окно подобно непроницаемой пелене
между страстными желаниями юноши и предметом, занимавшим все его мысли.
Во
дворце остался только кардинал де Роан, с удвоенным рвением любезничавший с ее
высочеством; принцесса была с ним холодна.
В конце
концов прелат испугался, что его поведение может быть дурно истолковано, тем более
что дофин удалился. Он откланялся с выражениями глубокого почтения.
Когда он
садился в карету, к нему подошла одна из камеристок ее высочества и вслед за
ним почти втиснулась в карету.
– Вот! –
прошептала она.
Она
вложила ему в руку небольшой гладкий листок; его прикосновение заставило
кардинала вздрогнуть.
– Вот! –
с живостью отвечал он, вложив в руку женщины тяжелый кошелек, который, даже
будь он пустым, представлял бы собою солидное вознаграждение.
Не теряя
времени, кардинал приказал кучеру гнать в Париж и спросить новых указаний у городских
ворот.
Дорогой
он в темноте ощупал и поцеловал, подобно опьяненному любовью юноше, то, что
было завернуто в бумагу.
Когда
карета была у городских ворот, он приказал:
– Улица
Сен-Клод!
Вскоре
он уже шагал по таинственному двору и входил в малую гостиную, где ожидал Фриц,
вышколенный лакей барона де Бальзаме Хозяин не появлялся четверть часа. Наконец
он вошел в гостиную и объяснил задержку поздним временем; он полагал, что время
визитов истекло.
Было в
самом деле около одиннадцати вечера.
– Вы
правы, господин барон, – проговорил кардинал, – прошу прощения за
беспокойство. Но, помните, однажды вы мне сказали, что можно было бы узнать
одну тайну?..
– Для
этого мне были нужны волосы того лица, о котором мы в тот день говорили, –
перебил Бальзамо, успевший заметить бумажку в руках наивного прелата.
– Совершенно
верно, господин барон.
– Вы
принесли мне эти волосы, ваше высокопреосвященство? Прекрасно!
– Вот
они. Могу ли я получить их назад после опыта?
– Да,
если не придется прибегнуть к огню… В этом случае…
– Разумеется,
разумеется! – согласился кардинал. – Да я себе еще достану. Могу ли я
узнать разгадку?
– Сегодня?
– Я
нетерпелив, как вам известно.
– Я
должен сначала попробовать, ваше высокопреосвященство.
Бальзамо
взял волосы и поспешил к Лоренце.
«Итак,
сейчас я узнаю секрет этой монархии, – рассуждал он сам с собою
дорогой, – сейчас мне откроется Божья воля, скрытая от простых смертных».
Прежде
чем отворить таинственную дверь, он через стену усыпил Лоренцу. Молодая женщина
встретила его нежным поцелуем.
Бальзамо
с трудом вырвался из ее объятий. Трудно было сказать, что было мучительнее для
бедного барона: упреки прекрасной итальянки во время ее пробуждений или ее
ласки, когда она засыпала.
Наконец
ему удалось разъединить кольцом обвившие его шею прекрасные руки молодой
женщины.
– Лоренца,
дорогая моя! – обратился он к ней, вкладывая ей в руку бумажку. –
Скажи мне: чьи это волосы?
Лоренца
прижала их к груди, потом ко лбу. Несмотря на то, что глаза ее оставались раскрыты,
она видела во время сна внутренним взором.
– О!
Эти волосы тайком сострижены с головы, принадлежащей именитой особе! –
сообщила она.
– Правда?
А эта особа счастлива? Ответь!
– Она
могла бы быть счастлива.
– Смотри
внимательно, Лоренца.
– Да,
она могла бы быть счастлива, ее жизнь еще ничем не омрачена.
– Однако
она замужем…
– О! –
только и могла ответить Лоренца с нежной улыбкой.
– Ну
что? Что хочет сказать моя Лоренца?
– Она
замужем, дорогой Бальзамо, – повторила молодая женщина, – однако…
– Однако?..
– Однако…
Лоренца
опять улыбнулась.
– Я
тоже замужем, – прибавила она.
– Разумеется.
– Однако…
Бальзамо
с удивлением взглянул на Лоренцу; несмотря на сон, лицо молодой женщины залила
краска смущения.
– Однако?.. –
повторил Бальзамо. – Договаривай! Она вновь обвила руками шею возлюбленного
и, спрятав лицо у него на груди, прошептала:
– Однако
я еще девственница.
– И
эта женщина, эта принцесса, эта королева, – вскричал Бальзамо, – будучи
замужем, тоже?
– Она
женщина, эта принцесса, эта королева, – повторила Лоренца, – так же
чиста и девственна, как я; даже еще чище и девственнее, потому что она не любит
так, как я.
– Это
судьба! – пробормотал Бальзамо. – Благодарю тебя, Лоренца, это все,
что я хотел узнать.
Он
поцеловал ее, бережно спрятал волосы в карман, потом отстриг у Лоренцы
небольшую прядь черных волос, сжег их над свечкой, а пепел собрал на бумажку, в
которую были завернуты волосы ее высочества.
Он
спустился вниз, на ходу приказав молодой женщине пробудиться.
Теряя
терпение, взволнованный прелат ожидал его в гостиной.
– Ну
как, граф? – с сомнением спросил он.
– Все
хорошо, ваше высокопреосвященство.
– Что
оракул?
– Оракул
сказал, что вы можете надеяться.
– Он
так сказал? – восторженно воскликнул принц.
– Вы
можете судить, как вам заблагорассудится, ваше высокопреосвященство: оракул
сказал, что эта женщина не любит своего супруга.
– О! –
вне себя от счастья воскликнул де Роан.
– А
волосы мне пришлось сжечь, добиваясь истины. Вот пепел, я аккуратно собрал его
для вас, словно каждая частица стоит целого миллиона, и с удовольствием
возвращаю.
– Благодарю
вас, сударь, благодарю, – я ваш вечный должник.
– Не
будем об этом говорить, ваше высокопреосвященство. Позвольте дать вам один
совет, – продолжал Бальзамо. – Не подмешивайте этот пепел себе в
вино, как делают некоторые влюбленные. Это очень опасный опыт: ваша любовь
может стать неизлечимой, а возлюбленная к вам охладеет.
– Да,
я от этого воздержусь, – в страхе проговорил прелат. – Прощайте,
господин граф, прощайте!
Спустя
двадцать минут карета его высокопреосвященства налетела на углу улицы Пти-Шан
на экипаж де Ришелье, едва не опрокинув его в одну из глубоких ям, вырытых для
постройки дома.
Оба
господина узнали друг друга.
– А-а,
это вы, принц! – с улыбкой прокричал Ришелье.
– А-а,
герцог! – отвечал Людовик де Роан, прижав к губам палец.
И кареты
разъехались в разные стороны.
|
