Глава 34. ФЕЙЕРВЕРК
Едва
Андре и ее брат устроились на скамейке, как в воздух взвились первые ракеты, и
над толпой пронесся оглушительный крик; с этой минуты все, как один, не сводили
глаз с площади.
Начало
фейерверка было великолепным и достойным великого Руджиери. Украшения храма
Гименея постепенно загорались, и вскоре весь его фасад пылал. Послышались
рукоплескания, и вскоре они переросли в неистовые крики «браво», когда лицо
дофина и вазы с цветами брызнули разноцветными огнями.
Андре
была потрясена при виде этого зрелища, не имевшего себе равных во всем мире,
она и не пыталась скрыть свое удивление среди семисоттысячной толпы ревевших от
восторга людей.
А всего
в трех шагах от нее, спрятавшись за широкоплечим грузчиком, поднимавшим над
головой своего сынишку, Жильбер смотрел на Андре и только на нее, не обращая
внимания на фейерверк.
Жильбер
видел Андре в профиль; при каждом очередном залпе ее прекрасное лицо освещалось,
молодого человека охватывала дрожь: ему казалось, что всеобщее восхищение
вызывает обожаемая им девушка, божественное создание, которому он поклонялся.
Андре
никогда раньше не видела ни Парижа, ни толпы, ни больших праздников: ее
оглушало разнообразие впечатлений.
Неожиданно
вспыхнул яркий огонь и стал приближаться со стороны реки. Это была с треском
рвавшаяся бомба, Андре продолжала любоваться ее разноцветными искрами.
– Взгляните,
Филипп, как красиво! – проговорила она. Молодой человек встревожился.
– Боже
мой! – вскричал он. – Эта ракета неправильно летит: она, должно быть,
отклонилась от курса: вместо того, чтобы описать параболу, она несется почти
горизонтально.
Едва
Филипп выразил беспокойство, как толпа зашевелилась. Вдруг столб огня вырвался
со стороны бастиона, где были сосредоточены ракеты для заключительного залпа и
резерв пиротехнических средств. Невообразимый грохот сотряс всю площадь, огонь
будто изрыгнул разрывную картечь и привел в полное замешательство близко расположенных
зевак: они почувствовали, как жаркое пламя опаляет их лица.
– Заключительный
залп! Так скоро?! – кричали далеко стоявшие зрители.
– Слишком
рано!
– Как,
это все? – повторила за ними Андре. – Слишком рано!
– Нет, –
возразил Филипп, – нет, это не заключительный залп! Это несчастье, и через
минуту вся эта пока спокойная толпа придет в страшное волнение, словно бушующее
море. Идемте, Андре, пойдемте в карету, скорее!
– Давайте
еще немножко посмотрим, Филипп. Как красиво!
– Андре,
не стоит терять ни минуты, идите за мной. Это несчастье, которое я и предсказывал…
Сорвавшаяся ракета угодила в бастион и подожгла его. Там уже началась давка.
Слышите крики? Это кричат не от радости, а от горя. Скорее, скорее в карету!..
Господа, господа, позвольте пройти!
Обхватив
рукой сестру за талию, Филипп потащил ее к карете, где ждал их обеспокоенный
отец, понявший по доносившимся крикам, что им грозит опасность. Он еще не знал,
что произошло, и выглянул из кареты, ища глазами детей.
Однако
было уже слишком поздно, предсказание Филиппа сбывалось. Заключительный залп,
состоявший из пятнадцати тысяч ракет, воспламенился и разорвался, пронзая
любопытных огненными стрелами, какие мечут на арене в быков, вызывая их на бой.
Поначалу
удивленные, зрители пришли затем в ужас и отхлынули в едином порыве; под
напором стотысячной толпы другие сто тысяч, задыхаясь, тоже отступили, нажимая
на тех, кто стоял сзади. Теперь полыхал весь остов, кричали дети; женщины,
задыхаясь, поднимали руки; лучники раздавали удары налево и направо, полагая,
что так можно заставить крикунов замолчать и восстановить порядок силой. Все
это привело к тому, что, как и предполагал Филипп, поднявшаяся волна, подобно
смерчу, обрушилась на угол площади, где находились молодые люди. Филипп не
успел добраться до кареты барона, как он рассчитывал: его подхватил людской
поток, силу которого невозможно описать: сила эта удесятерялась из-за страха и
боли, в сотни раз увеличивалась из-за всеобщего безумия.
В ту
минуту, когда Филипп потащил за собой Андре, Жильбер отдался на волю подхватившего
их потока, однако шагов через двадцать другой поток заставил его свернуть
налево на улицу Мадлен; Жильбер взвыл от бессилия, боясь разлуки с Андре.
Повиснув
на руке Филиппа, Андре оказалась в мечущейся толпе, пытавшейся избежать встречи
с каретой, запряженной парой обезумевших лошадей. Филипп увидел надвигавшуюся
опасность казалось, лошадиные глаза мечут огненные стрелы, из ноздрей вылетала
пена. Он нечеловеческим усилием попытался свернуть с их пути. Но все оказалось
тщетно, он увидел, как за его спиной расступилась толпа, и почувствовал возле
себя горячее дыхание обезумевших коней. Они взвились на дыбы подобно мраморным
коням у входа в Тюильри с пытающимся их обуздать рабом. Филипп выпустил руку
Андре и оттолкнул ее как можно дальше от опасного прохода, а сам повис на
удилах ближайшей к нему лошади. Конь вновь поднялся на дыбы. Андре видела, как
брат рухнул наземь и исчез. Протянув руки, она закричала; ее оттолкнули,
повернули, в следующее мгновение она уже была одна; она шаталась; ее, словно
перышко, подхватило потоком; она больше не могла сопротивляться.
Оглушительные
крики, еще более пугающие, чем во время сражения; громкое конское ржание;
страшный грохот колес, переезжавших трупы; догоравшие синеватые огни; зловещий
блеск сабель в руках обезумевших солдат, а над всем этим кровавым хаосом –
бронзовая статуя в багровых отблесках, словно возглавлявшая резню. Этого было
более, чем достаточно, чтобы помутить разум Андре и лишить ее последних сил.
Впрочем, и Титан оказался бы бессильным в подобном сражении, в битве одного
против всех, да еще против смерти.
Андре
пронзительно закричала. В это время солдат стал прокладывать себе путь в толпе
шпагой.
Сталь
сверкнула у нее над головой.
Она
сложила на груди руки подобно терпящему бедствие, над которым смыкается
последняя волна, крикнула:
«Господи
Боже мой!» – и упала.
Как
только человек падает в толпе, он сейчас же оказывается мертвым.
Впрочем,
ее необыкновенный, нечеловеческий крик услышали. Жильбер узнал ее голос и,
несмотря на то, что он оказался в этот миг далеко от нее, он изо всех сил
бросился на помощь Андре и скоро был около нее. Нырнув в волну, поглотившую
Андре, он вновь поднялся, прыгнул на угрожавшую девушке шпагу и, вцепившись
солдату в глотку, опрокинул его; возле солдата лежала девушка в белом; он
схватил ее и легко поднял.
Когда он
прижал ее к себе, столь прекрасную и, возможно, уже бездыханную, лицо его засветилось
гордостью: он – он! – оказался на высоте, он был самым сильным и отважным!
Он бросился в людские волны, поток подхватил его вместе с ношей; он шел, вернее
плыл несколько минут. Вдруг движение прекратилось, словно волна разбилась о
какое-то препятствие. Ноги Жильбера коснулись земли. Только тогда он ощутил вес
Андре, поднял голову, пытаясь понять, что послужило причиной остановки, и
увидел, что находится в трех шагах от особняка Гардмебль: каменная глыба
остановила людскую массу.
В минуту
вынужденной остановки он успел разглядеть Андре, уснувшую крепким сном, походившим
на смерть: сердце ее не билось, глаза были закрыты, в лице появился мертвенный
оттенок, как у увядающей розы.
Жильбер
решил, что она мертва. Он закричал, прижался губами сначала к ее платью, потом
к руке и, осмелев, стал осыпать поцелуями ее холодное лицо и прикрытые веками
глаза. Краска бросилась ему в лицо, он зарыдал, потом завыл, изо всех сил
пытаясь вдохнуть свою душу в бездыханную грудь Андре, и дивясь тому, что его
поцелуи, способные, казалось, оживить мрамор, оказались бессильными перед
смертью.
Вдруг
Жильбер почувствовал, что сердце ее затрепетало под его рукой.
– Она
жива! – вскричал он, глядя на разбегавшиеся темные и окровавленные фигуры
и слыша проклятия, ругань, стоны умиравших. – Она жива! Я спас ее!
Прислонившись
спиной к стене и устремив взгляд на мост, несчастный юноша не посмотрел
направо; там стояли кареты, долгое время сдерживаемые толпой. И вот теперь,
почувствовав, что капор ослабел, они двинулись наконец вперед. И коней, и
кучеров словно охватило безумие: кареты, увлекаемые пущенными вскачь лошадьми,
понеслись на несчастных, двадцать тысяч человек было искалечено и раздавлено.
Люди
инстинктивно жались к стенам, где их и настигала смерть.
Эта
масса увлекала за собой или давила всех, кто, достигнув особняка Гардмебль, уже
считал себя в безопасности. Новый град ударов и мертвых тел обрушился на
Жильбера. Он оказался около решетки и приник к ней.
Стена
затрещала под натиском толпы.
Задыхаясь,
Жильбер почувствовал, что готов прекратить сопротивление; однако ему удалось,
собрав все силы, в последнем порыве обхватить Андре руками, прижавшись головой
к ее груд». Можно было подумать, что он собирается зад) шить ту, которую он
взялся защищать.
– Прощай!
Прощай! – прошептал он, скорее кусая, нежели целуя ее платье. –
Прощай!
Он
поднял глаза, вымаливая последний взгляд. Его глазам представилось странное зрелище.
Какой-то человек взобрался на каменную тумбу и уцепился правой рукой за
вделанное в стену кольцо. Левой рукой он будто пытался остановить бегущих.
Глядя на бушевавшее у его ног море, он то бросал в толпу слово, то взмахивал
рукой. И вот, благодаря его речам и движениям из толпы стали выделяться
отдельные люди; они останавливались, преодолевали сопротивление и приближались
к этому человеку. Собравшись вокруг него, люди словно узнавали друг в друге
братьев; они помогали другим вырваться из потока, поднимали их, поддерживали,
увлекали за собой. И вот уже из них образовалось ядро, которое, подобно пилону
моста, рассекало толпу и противостояло массе бегущих.
С каждой
минутой все новые борцы словно выходили из-под земли, подчиняясь его необычным
словам, повторявшимся движениям, и смыкались плотными рядами вокруг необычного
человека.
Жильбер
приподнялся в последнем порыве: он чувствовал, что в этом человеке его
спасение, потому что от него исходили спокойствие и сила. Последний отблеск
угасавшего пламени осветил лицо этого человека. Жильбер вскрикнул от удивления.
– Пусть
я умру, пусть я умру, – прошептал он, – только бы она была жива! Этот
человек способе» ее спасти.
В порыве
самоотречения он поднял девушку над головой.
– Господин
барон де Бальзаме! – прокричал он. – Спасите мадмуазель Андре де
Таверне!
Бальзаме
услыхал его голос, напоминавший библейский глас, доносившийся из самых глубин
толпы. Он увидал над всепоглощающими волнами белую массу. Его свита расчистила
ему дорогу, и он выхватил Андре аз слабеющих рук Жильбера, поднял ее и,
подталкиваемый движениями едва сдерживаемой толпы, унес, не успев даже
оглянуться.
Жильбер
пытался что-то сказать, желая, вероятно, вымолить защиту у этого странного человека
для Андре, а может быть, в для себя самого. Но ему хватило сил только на то,
чтобы прижаться губами к руке девушка и оторвать клочок платья этой новой
Эвридики, которую вырывала из его рук сама преисподняя.
После
этого поцелуя, после этого прощания молодому человеку оставалась лишь умереть.
Он и не пытался дольше сопротивляться. Он закрыл глаза и, умирая, вал на груду
мертвых тел.
|
