Глава 9. ЗАГОВОР
ВОЗОБНОВЛЯЕТСЯ
Пока его
величество прогуливался в саду Трианона в ожидании охоты, а заодно и, не теряя
времени даром, старался успокоить де Шуазеля, Люсьенн превратился в место сбора
испуганных заговорщиков, слетавшихся к графине Дю Барри подобно птицам,
учуявшим порох охотника.
Обменявшись
продолжительными взглядами, в которых сквозило нескрываемое раздражение, Жан и
маршал де Ришелье вспорхнули первыми.
За ними
последовали рядовые фавориты, привлеченные немилостью, в которую едва не впали
Шуазели; однако, напуганные возвращенной ему королевской милостью и лишенные
поддержки министра, они все же возвращались в Люсьенн, чтобы посмотреть,
довольно ли еще крепко дерево и можно ли за него уцепиться, как раньше.
Утомленная
своими дипломатическими ухищрениями и лаврами обманчивого триумфа, графиня Дю
Барри отдыхала после обеда. Вдруг раздался страшный грохот, и во двор, словно
ураган, влетела карета Ришелье.
– Хозяйка
Дю Барри спит, – невозмутимо проговорил Замор.
Жан с
такой силой отшвырнул его ногой, что дворецкий в расшитом костюме покатился по
ковру.
Замор
пронзительно, закричал.
Прибежала
Шон.
– Как
вам не стыдно обижать мальчика, грубиян! – воскликнула она.
– Я
и вас вышвырну вон, если вы немедленно не разбудите графиню! – пригрозил
он.
Но
графиню не нужно было будить: услыхав крик Замора и громовые раскаты голоса
Жана, она почувствовала неладное и, накинув пеньюар, бросилась в приемную.
– Что
случилось? – спросила она, с ужасом глядя на то, как Жан развалился на
софе, чтобы прийти в себя от раздражения, а маршал даже не притронулся к ее
руке.
– Дело
в том.., в том., черт подери! Дело в том, что Шуазель остался на своем месте.
– Как?!
– Да,
и сидит на нем тверже, чем когда бы то ни было, тысяча чертей!
– Что
вы хотите этим сказать?
– Граф
Дю Барри прав, – подтвердил Ришелье, – герцог де Шуазель силен, как
никогда!
Графиня
выхватила спрятанную на груди записку короля.
– А
это что? – с улыбкой спросила она.
– Вы
хорошо прочитали, графиня? – спросил маршал.
– Но..,
я умею читать, – отвечала графиня.
– В
этом я не сомневаюсь, однако позвольте мне тоже взглянуть…
– Ну
разумеется! Читайте!
Герцог
взял бумагу, развернул ее и медленно прочел:
«Завтра
я поблагодарю де Шуазеля за его услуги. Можете в этом не сомневаться.
Людовик».
– Ведь
все ясно, не правда ли? – спросила графиня.
– Яснее
быть не может, – поморщившись, отвечал маршал.
– Ну
так что же? – спросил Жан.
– Да
ничего особенного: победа ожидает нас завтра, ничто еще не потеряно.
– Как
завтра? Но король написал это вчера. Значит «завтра» – это сегодня.
– Прошу
прощения, сударыня, – заметил герцог, – так как письмо не датировано,
«завтра» навсегда останется днем, следующим за тем, в который вы пожелаете
увидеть свержение де Шуазеля. На улице Гранж-Бательер, в ста шагах от моего
дома, есть кабаре, а на нем – вывеска, на которой красными буквами написано: «У
нас будут отпускать в кредит завтра». «Завтра» – значит «никогда».
– Король
над нами посмеялся! – воскликнул разгневанный Жан.
– Этого
не может быть, – прошептала ошеломленная графиня, – не может быть:
такое мошенничество недостойно…
– Ах,
графиня, его величество – любитель пошутить! – сказал Ришелье.
– Герцог
мне за это заплатит, – продолжала графиня в приступе ярости.
– Не
стоит за это сердиться на короля, графиня, не следует обвинять его величество в
подлоге или в надувательстве, нет, король исполнил, что обещал.
– Что
за чепуха! – обронил Жан, удивленно пожав плечами.
– Что
обещал? – вскричала графиня. – Поблагодарить Шуазеля?
– Вот
именно, графиня. Я сам слышал, как его величество благодарил герцога за услуги.
Знаете, ведь это можно понять по-разному: в дипломатии каждый понимает так, как
ему нравится. Вы поняли так, а король – иначе. Таким образом, даже «завтра» уже
не вызывает споров; по-вашему, именно сегодня король должен был выполнить свое
обещание: он его выполнил. Я сам слышал, как он благодарил де Шуазеля.
– Герцог!
Мне кажется, сейчас не время шутить.
– Уж
не думаете ли вы, графиня, что я шучу? Спросите у графа Жана.
– Нет,
черт возьми, нам не до смеха! Нынче утром король обнял Шуазеля, приласкал, угостил
его, а сию минуту они вдвоем гуляют под ручку по Трианону.
– Под
ручку! – повторила Шон, проскользнув в кабинет и воздев руки к небу,
подобно новоявленной отчаявшейся Ниобее.
– Да,
меня провели! – проговорила графиня. – Однако мы еще посмотрим… Шон,
прикажи расседлать лошадей: я не еду на охоту.
– Прекрасно! –
воскликнул Жан.
– Одну
минуту! – остановил его Ришелье. – Не надо поспешных решений, не надо
капризов… Ах, простите, графиня; я, кажется, позволил себе давать вам советы.
Прошу прощения.
– Продолжайте,
герцог, не стесняйтесь. Мне кажется, я потеряла голову. Вот что получается: я
не хочу заниматься политикой, а когда наконец решаюсь вмешаться, получаю удар
по самолюбию. Так что вы говорите?
– Я
говорю, что сейчас не время капризничать. Послушайте, графиня: положение
трудное. Если король дорожит Шуазелями, если на него оказывает влияние супруга
дофина, если он так резко рвет отношения, значит…
– Что
«значит»?
– Значит,
надо стать еще любезнее, графиня. Я знаю, что это невозможно, однако невозможное
становится в нашем положении необходимостью: так сделайте невозможное!
Графиня
задумалась.
– Потому
что иначе, – продолжал герцог, – король может усвоить немецкие нравы!
– Как
бы он не стал добродетельным! – в ужасе вскричал Жан.
– Кто
знает, графиня? – вымолвил Ришелье. – Новое всегда так притягательно!
– Ну,
в это я не верю! – возразила графиня, отказываясь понимать герцога.
– Случались
на свете вещи и более невероятные, графиня; недаром существует выражение: волк
в овечьей шкуре… Одним словом, не надо капризничать.
– Не
следовало бы, – поддакнул Жан.
– Но
я задыхаюсь от гнева!
– Еще
бы, черт побери! Задыхайтесь, графиня, но так, чтобы король, а вместе с ним и
господин де Шуазель ничего не заметили. Задыхайтесь, когда вы с нами, но
дышите, когда вас видят они!
– И
мне следует ехать на охоту?
– Это
было бы весьма кстати!
– А
вы, герцог?
– Если
бы мне пришлось бежать за охотой на четвереньках, я бы и то за ней последовал.
– Тогда
в моей карете! – вскричала графиня, чтобы посмотреть, какое выражение лица
будет у ее союзника.
– Графиня, –
отвечал герцог с жеманством, скрывавшим его досаду, – эта честь для меня
столь велика, что…
– Что
вы отказываетесь, не так ли?
– Боже
сохрани!
– Будьте
осторожны: вы бросаете на себя тень.
– Мне
бы этого не хотелось.
– Он
сознался. Он имеет смелость в этом сознаться! – вскричала Дю Барри.
– Графиня!
Графиня! Де Шуазель никогда мне этого не простит!
– А
вы уже в хороших отношениях с де Шуазелем?
– Графиня!
Графиня! Разрыв поссорил бы меня с супругой дофина.
– Вы
предпочитаете, чтобы мы вели войну порознь и не деля трофеев? Еще есть время.
Вы не запятнаны, и вы еще можете выйти из заговора.
– Вы
меня не знаете, графиня, – отвечал герцог, целуя ей ручку. – Вы
заметили, чтобы я колебался в день вашего представления ко двору, когда нужно
было найти платье, парикмахера, карету? Вот так же и сегодня я не стану
колебаться. Я смелее, чем вы думаете, графиня.
– Ну,
значит, мы уговорились. Мы вместе отправимся на охоту, и под этим предлогом мне
не придется ни с кем встречаться, никого выслушивать, ни с кем разговаривать.
– Даже
с королем?
– Напротив,
я хочу с ним пококетничать и довести его этим до отчаяния.
– Браво!
Вот прекрасная война!
– А
вы, Жан, что делаете? Да покажитесь же из-за подушек, вы погребаете себя живым,
друг мой!
– Что
я делаю? Вам хочется это знать?
– Ну
да, может, нам это пригодится.
– Я
размышляю…
– О
чем?
– Я
думаю, что в этот час все куплетисты города и окрестностей высмеивают нас на
все лады; что «Нувель а ла Мен» нас разрезают, словно пирог; что «Газетье
кирассе» знает наше самое больное место; что «Журналь дез Обсерватер» видит нас
насквозь; что, наконец, завтра мы окажемся в таком плачевном состоянии, что
даже Шуазель нас пожалеет.
– Что
вы предлагаете?
– Я
собираюсь в Париж, хочу купить немного корпии и побольше целебной мази, чтобы было
что наложить на наши раны. Дайте мне денег, сестричка.
– Сколько? –
спросила графиня.
– Самую
малость: две-три сотни.
– Видите,
герцог, – проговорила графиня, обратившись к Ришелье, – я уже
оплачиваю военные расходы.
– Это
только начало кампании, графиня: что посеете сегодня, то пожнете завтра.
Пожав
плечами, графиня встала, подошла к шкафу, отворила его, достала оттуда пачку банковских
билетов и, не считая, передала их Жану. Он, также не считая, с тяжелым вздохом
засунул их в карман.
Потом он
встал, потянулся так, что кости затрещали, словно он падал от усталости, и прошелся
по комнате.
– Вы-то
будете развлекаться на охоте, – с упреком в голосе произнес он, указывая
на герцога и графиню, – а я должен скакать в Париж. Они будут любоваться
нарядными кавалерами и дамами, а мне придется смотреть на отвратительных писак.
Решительно, я приживальщик.
– Обратите
внимание, герцог, – проговорила графиня, – что он не будет мною
заниматься. Половину моих денег он отдаст какой-нибудь потаскушке, а другую
проиграет в кабаке. Вот что он сделает! И он еще стонет, несчастный!
Послушайте, Жан, ступайте вон, вы мне надоели.
Жан
опустошил три бонбоньерки, ссыпав их содержимое в карманы, стащил с этажерки китайскую
статуэтку с брильянтиками вместо глаз и величественной поступью вышел,
подгоняемый раздраженными криками графини.
– Загляденье! –
заметил Ришелье тоном, каким обыкновенно льстец говорит о страшилище, которому
про себя желает, чтобы тот свернул себе шею. – Он дорого вам обходится… Не
правда ли, графиня?
– Как
вы верно заметили, герцог, он окружил меня своей заботой, и она ему приносит
три-четыре сотни тысяч ливров в год.
Зазвонили
часы.
– Половина
первого, графиня, – сказал герцог. – К счастью, вы почти готовы.
Покажитесь на минутку своим придворным – они уж, верно, подумали, что наступило
затмение, и пойдемте в карету. Вы знаете, как будет проходить охота?
– Мы
с его величеством обсудили это вчера: он отправится в лес Марли, а меня
захватит по пути.
– Я
уверен, что король ничего не изменит в распорядке.
– Теперь
расскажите о своем плане, герцог. Настала ваша очередь.
– Вчера
я написал своему племяннику, который, кстати сказать, должен быть уже в дороге,
если верить моим предчувствиям.
– Вы
говорите о д'Эгийоне?
– Да.
Я был бы удивлен, если бы узнал, что завтра мое письмо не встретит его в пути.
Думаю, что завтра или, самое позднее, послезавтра, он будет здесь.
– Вы
на него рассчитываете?
– Да,
графиня, у него светлая голова.
– Зато
мы больны! Король, может быть, и уступил было у него панический страх перед
необходимостью заниматься делами.
– До
такой степени, что…
– До
такой степени, что я трепещу при мысли, что он никогда не согласится принести в
жертву де Шуазеля.
– Могу
ли я быть с вами откровенным, графиня?
– Разумеется.
– Знаете,
я тоже в это не верю. Король способен хоть сто раз повторить вчерашнюю шутку,
ведь его величество так остроумен! Вам же, графиня, не стоит рисковать любовью
и слишком упрямиться.
– Над
этим стоит подумать.
– Вы
сами видите, графиня, что де Шуазель будет сидеть на своем месте вечно. Чтобы
его сдвинуть, должно произойти по меньшей мере чудо.
– Да,
именно чудо, – повторила Жанна.
– К
несчастью, люди разучились творить чудеса, – отвечал герцог.
– А
я знаю такого человека, который еще способен на чудо, – возразила Дю
Барри.
– Вы
знаете человека, который умеет творить чудеса, графиня?
– Да,
могу поклясться!
– Вы
никогда мне об этом не говорили.
– Я
вспомнила о нем сию минуту, герцог.
– Вы
полагаете, что он может нас выручить?
– Я
его считаю способным на все.
– Ого!
А что он такого сделал? Расскажите, графиня, приведите пример.
– Герцог! –
обратилась к нему графиня Дю Барри, приблизившись и невольно понизив голос. –
Этот человек десять лет тому назад повстречался мне на площади Людовика
Пятнадцатого и сказал, что мне суждено стать королевой Франции.
– Да,
это действительно необычно. Этот человек мог бы мне предсказать, умру ли я
премьер-министром.
– Вот
видите!
– Я
ничуть не сомневаюсь. Как его зовут?
– Его
имя ничего вам не скажет.
– Где
он сейчас?
– Этого
я не знаю.
– Он
не дал вам своего адреса?
– Нет,
он сам должен был явиться за вознаграждением.
– Что
вы ему обещали?
– Все,
чего он потребует.
– И
он не пришел?
– Нет.
– Графиня!
Это – большее чудо, чем даже его предсказание. Решительно, нам нужен этот человек.
– Да,
но что нам делать?
– Его
имя, графиня, имя!
– У
него их два.
– Начнем
по Порядку: первое?
– Граф
Феникс.
– Тот
самый господин, которого вы мне показали в день вашего представления?
– Совершенно
верно.
– Этот
пруссак?
– Да.
– Что-то
мне не верится! У всех известных мне колдунов имена оканчивались на «и» или «о».
– Какое
совпадение, герцог! Другое его имя оканчивается так, как вам хочется.
– Как
же его зовут?
– Джузеппе
Бальзамо.
– Неужели
у вас нет никакого средства его разыскать?
– Я
подумаю, герцог. Мне кажется, среди моих знакомых есть такие, кто его знает.
– Отлично!
Однако следует поторопиться, графиня. Уже без четверти час.
– Я
готова. Карету!
Спустя
десять минут графиня Дю Барри и герцог де Ришелье уехали на охоту.
|