Глава 42. ПОХИЩЕНИЕ
Во время
спасительного сна, следующего за сильными потрясениями, разум словно обретает
двойную силу: способность верно оценить положение и возможность вернуть силы
организму, оказавшемуся в состоянии, близком к смерти.
Словно
вернувшись к жизни из небытия, Андре раскрыла глаза и увидела неподалеку от
себя спящую в кресле служанку. Она услышала, как весело потрескивают в очаге
дрова, и с наслаждением стала вслушиваться в тишину комнаты, где все отдыхало
вместе с ней…
Ее
состояние нельзя было назвать бодрствованием, однако это был и не сон. Андре
получала удовольствие от того, что растягивала ощущение неопределенности
Дремотной неги; мысли мелькали одна за другой в ее утомленной голове, однако
Андре не останавливалась ни на одной из них, словно боясь окончательно
проснуться.
Вдруг
издалека до нее донесся слабый, едва уловимый детский плач сквозь стену.
Этот
крик вызвал у Андре дрожь, от которой она еще недавно так страдала. Она
почувствовала, как в ней всколыхнулась ненависть, та самая, которая вот уже
несколько месяцев смущала ее невинную душу и от которой она подурнела. Это было
похоже на то, как от внезапного толчка колышется мутная вода в сосуде, поднимая
со дна осадок.
С этой
минуты Андре лишилась сна и покоя; она вспоминала, и ее опять захлестнула ненависть.
Однако
душевные силы зависят обыкновенно от физического состояния. На сей раз Андре не
почувствовала в себе прежней ненависти.
Крик
ребенка сначала отозвался в ней болью, потом стал ее смущать… Она спрашивала себя:
не явился ли Филипп, очень деликатный по натуре, исполнителем чьей-то отчасти
жестокой воли, удалив от нее ребенка?
Мысленное
пожелание кому-либо зла имеет мало общего с тем, когда это зло совершается на
глазах того, кто его пожелал. Андре, заранее ненавидевшая еще не родившегося
ребенка, желавшая ему смерти, теперь страдала, слыша, как плачет несчастное
создание.
«Ему
больно, – подумала она и сейчас же ответила себе:
– почему
меня должны волновать его страдания?.. Ведь я сама – несчастнейшее из живущих
на земле?»
Младенец
закричал еще громче, еще жалобнее.
Андре с
удивлением отметила, как у нее в душе зашевелилось беспокойство, словно невидимая
нить связывала ее со всеми покинутым попискивавшим существом.
Происходило
то, что она заранее сама себе предсказала. Природа приготовила ее: перенесенная
физическая боль подчинила сердце матери, в котором теперь отзывалось малейшее
движение ребенка; мать и дитя были отныне накрепко соединены друг с другом.
«Бедный
сиротка не должен плакать, – подумала Андре, – он словно жалуется на
меня Богу. Господь наделяет крохотные существа, едва появившиеся на свет, самым
красноречивым из языков… Их можно убить, освободив тем самым от страданий, но
нельзя подвергать их мучению… Если бы люди имели такое право. Бог не позволил
бы детям так жалобно плакать».
Андре
приподняла голову, собираясь окликнуть служанку, однако ее слабый голосок не
мог разбудить девушку, спавшую крепким здоровым сном, а детские крики стихли.
«Верно,
пришла кормилица, – подумала Андре. – Хлопнула входная дверь… Да,
кто-то идет в соседнюю комнату.., и малыш больше не плачет.., над ним уже
простерлась чья-то заботливая десница и успокоила его. Значит, пока для него
мать – это тот, кто о нем заботится?.. За несколько экю.., ребенок, плоть от
плоти мое дитя, может обрести мать. А позже, проходя мимо меня, столько ради
него выстрадавшей и давшей ему жизнь, это дитя даже не взглянет на меня и
назовет матерью наемную кормилицу, более щедрую по отношению к нему в своей
платной любви, нежели я в своей справедливой ненависти… Нет, этого не будет… Я
своими страданиями заплатила за право смотреть малышу в глаза… Я имею право
заставить его любить себя в обмен на свои заботы о нем, заставить его себя
уважать за мою жертву и мою боль! Она рванулась, собралась с силами и позвала:
– Маргарита!
Маргарита!
Служанка
с трудом пробудилась, но еще продолжала сидеть в кресле, приходя в себя.
– Вы
слышите меня? – спросила Андре.
– Да,
госпожа, да! – отвечала Маргарита, наконец опамятовавшись.
Она
подошла к постели.
– Прикажете
подать воды?
– Нет…
– Госпоже
угодно узнать, может быть, который час?
– Нет..,
нет…
Она не
сводила глаз с двери в соседнюю комнату.
– А-а,
понимаю… Госпоже угодно знать, вернулся ли ее брат?
Видно
было, как Андре борется всей своей ослабевшей, но обуреваемой гордыней душой с
желанием горячего, но щедрого на любовь сердца.
– Я
хочу, – выговорила она наконец, – я хочу… Отворите эту дверь,
Маргарита.
– Да,
госпожа… Ох, как дует оттуда… Сквозняк, госпожа! Да еще какой!..
В самом
деле: порыв ветра влетел в комнату Андре; и пламя от свечки в ночнике заколыхалось.
– Должно
быть, кормилица оставила открытыми дверь или окно. Посмотрите, Маргарита,
посмотрите… Ребенок может озябнуть…
Маргарита
направилась в соседнюю комнату.
– Я
его укрою, госпожа, – пообещала она.
– Нет..,
нет! – отрывисто пробормотала Андре. – Принесите его сюда.
Маргарита
застыла посреди комнаты.
– Господин
Филипп велел положить ребенка там… – мягко возразила она. – Верно, он боялся,
что маленький может вам помешать или что вы разволнуетесь.
– Принесите
мне моего ребенка! – приказала молодая мать, готовая взорваться: на ее
глазах, остававшихся сухими даже во время родов, заблистали слезы, от которых,
наверное, улыбнулись на небесах добрые ангелы – хранители маленьких детей.
Маргарита
бросилась исполнять приказание. Андре сидела в кровати, закрыв лицо руками.
Служанка
вернулась с выражением недоумения на лице.
– Что
такое? – спросила Андре.
– Госпожа!..
Кто-то туда заходил?
– Что
значит «кто-то»?.. Кто?
– Ребенка
там нет, госпожа!
– Я
слышала недавно шум, шаги… Должно быть, пока вы спали, приходила кормилица…
Наверное, она не хотела вас будить… А где мой брат? Сходите к нему в комнату.
Маргарита
поспешила в комнату Филиппа. И там никого!
– Странно! –
заметила Андре; сердце ее сильно билось. – Неужели брат мог уйти, не
заходя ко мне?..
– Госпожа!.. –
вскрикнула служанка.
– Что
такое?
– Входная
дверь отворяется!
– Бегите
скорее, посмотрите, кто там?
– Это
вернулся господин Филипп… Входите, сударь, входите!
Это
действительно вернулся Филипп. Из-за его спины выглядывала крестьянка,
закутанная в длинную накидку из грубой шерсти в полоску. Она улыбалась любезно,
как всегда нанимаемая прислуга улыбается новым хозяевам.
– А
вот и я, сестричка! – сказал Филипп, входя в комнату.
– Бедный
мой брат!.. Сколько я тебе причиняю хлопот, огорчений! А-а, вот и кормилица… Я
так боялась, что она ушла.
– Ушла?..
Да она только что приехала.
– Ты
хотел сказать «вернулась»? Да нет, я ясно слышала, как она недавно входила,
несмотря на то, что она шла тихонько…
– Я
не понимаю, о чем ты, сестра. Никто…
– Спасибо,
Филипп, – перебила его Андре, притягивая брата к себе и старательно
выговаривая каждое слово. – Спасибо тебе за то, что ты так
предусмотрителен и не захотел отдавать кормилице ребенка, не дав мне на него
посмотреть.., поцеловать!.. Филипп, ты знаешь мое сердце… Да, да, можешь быть
спокоен, я буду любить своего малыша.
Филипп
схватил руку Андре и осыпал ее поцелуями.
– Прикажи
кормилице дать мне ребенка… – прибавила молодая мать.
– Сударь! –
возразила служанка. – Вы отлично знаете, что ребенка здесь нет.
– Что?
Что вы говорите? – молвил Филипп, Андре в ужасе посмотрела на брата.
Молодой
человек бросился к кровати служанки; никого на ней не обнаружив, он издал душераздирающий
крик.
Андре
следила за братом в зеркале. Она увидела, как он побледнел и уронил руки, и
почти догадалась, что произошло. Словно отвечая на его крик, она глубоко
вздохнула и упала без чувств на подушку. Филипп не ожидал ни нового несчастья,
ни такого неизбывного горя. Он призвал на помощь все свои силы и ласками,
утешениями, слезами вернул Андре к жизни.
– Мое
дитя! – шептала Андре. – Мое дитя… «Надо спасать мать», – сказал
себе Филипп. – Сестра, сестричка, мы все, кажется, сошли с ума; мы совсем
забыли, что наш милый доктор унес ребенка с собой.
– Доктор? –
с сомнением и душевной болью проговорила Андре, но в ее сердце зашевелилась
надежда.
– Ну
да, ну да… Ах, здесь немудрено потерять голову!
– Филипп,
ты можешь поклясться?..
– Дорогая
сестра, ты не более благоразумна, нежели я… Как ты думаешь, этот ребенок.., мог
исчезнуть?
И он
рассмеялся, окончательно убедив кормилицу и служанку.
Андре
оживилась.
– Однако
я слышала… – промолвила она.
– Что?
– Шаги…
Филипп вздрогнул.
– Это
невозможно! Ты спала.
– Нет,
нет! Я уже проснулась, я слышала!.. Я слышала!..
– Ну,
значит, ты слышала, как приходил наш милый доктор, он вернулся после моего
ухода, потому что здоровье маленького вызывало у него беспокойство, вот он,
должно быть, и решил забрать его с собой… Он, кстати, говорил об этом.
– Ты
меня успокоил.
– Ну
еще бы! Все это так просто объясняется!
– В
таком случае, что здесь делаю я? – поинтересовалась кормилица.
– Верно…
Доктор ждет вас в вашем доме…
– О!
– Значит,
у себя дома. Ну вот.., а Маргарита так крепко спала, что не слышала ничего из того,
что говорил ей доктор.., или доктор не пожелал ей ничего говорить.
Оправившись
после страшного потрясения, Андре легла в постель.
Филипп
проводил кормилицу и дал указания служанке.
Потом он
взял лампу и тщательно осмотрел входную дверь, затем обнаружил, что садовая калитка
незаперта, и увидел на снегу свежие следы, которые вели от дома к калитке.
– Мужские
следы!.. – вскричал он. – Ребенок похищен… Беда! Беда!
|
