Александр Дюма «Джузеппе Бальзамо»

Глава 27. ГЛАВА, В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ВСТРЕТИТСЯ С ОДНОЙ ИЗ СВОИХ СТАРЫХ ЗНАКОМЫХ, СЧИТАВШЕЙСЯ ПОТЕРЯННОЙ, И, ВОЗМОЖНО, НЕ ПОЖАЛЕЕТ ОБ ЭТОМ

Читатель нас, без сомнения, спросит, почему Флажо, собирающийся сыграть столь величественную роль, был нами назван прокурором, а не адвокатом. И читатель был бы прав; мы сейчас ответим на этот вопрос.

Парламент с недавнего времени был распущен на каникулы, и у адвокатов было так мало работы, что не стоило о ней и говорить.

Предвидя наступление времени, когда защищать и во все будет некого, Флажо переговорил с прокурором Гильду; тот уступил ему и контору, и клиентуру за двадцать пять тысяч ливров, выплаченных единовременно. Вот как Флажо оказался прокурором. Если нас спросят, где он взял двадцать пять тысяч ливров, мы можем ответить, что он женился на мадмуазель Маргарите и эта сумма досталась ей в приданое. Это произошло в конце тысяча семьсот семидесятого года, то есть за три месяца до изгнания де Шуазеля.

Флажо уже давно выказал себя ярым сторонником оппозиции. Став прокурором, он оказался еще неистовее и благодаря этой горячности приобрел некоторую известность. Эта известность вкупе с опубликованием зажигательной статьи о столкновении герцога д'Эгийона с г-ном де ла Шалоте привлекла к нему внимание Рафте, которому было необходимо быть в курсе парламентских событий.

Однако, несмотря на новое звание и возросшую известность, Флажо остался жить на улице Пти-Лион-Сен-Совер. Было бы слишком жестоко не дать мадмуазель Маргарите порадоваться тому, что прежние соседки называют ее г-жой Флажо, и не дать ей насладиться почтительностью клерков Гильду, перешедших на службу к новому прокурору.

Нетрудно догадаться, как страдал де Ришелье, проезжая через зловонный в этой части Париж, добираясь до вонючей дыры, которую парижская служба путей сообщения нарекла улицей.

Перед дверью Флажо карета де Ришелье столкнулась с другой каретой.

Маршал заметил в экипаже высокую прическу, и так как, несмотря на семидесятипятилетний возраст, он оставался галантным кавалером, то поспешил ступить ногой в грязь, чтобы предложить руку даме, выходившей без чьей-либо помощи из кареты.

Однако в этот день маршалу не везло: на подножку ступила сухая бугорчатая нога старухи. Морщинистое лицо, темно-коричневое из-за толстого слоя румян, окончательно убедило его в том, что это даже не пожилая дама, а дряхлая старуха.

Впрочем, отступать было некуда; маршал сделал движение, и движение было замечено. Де Ришелье и сам был немолод. Однако сутяга – а какая еще женщина могла бы прибыть в карете на эту улицу, если не сутяга? – в отличие от герцога, не колеблясь и с улыбкой, от которой становилось жутко, оперлась на руку Ришелье.

«Где-то я уже видел это лицо», – подумал герцог, а вслух прибавил:

– Сударыня тоже желает подняться к мэтру Флажо?

– Да, герцог, – отвечала старуха.

– Я имею честь быть вам знакомым, сударыня? – вскричал неприятно удивленный герцог и остановился в начале грязного подъезда.

– Кто же не знает господина маршала, герцога де Ришелье? – ответила старуха. – Для этого нужно было бы забыть, что я женщина.

«Неужели эта мартышка считает себя женщиной?» – подумал победитель Маона и склонился в изящнейшем поклоне.

– Осмелюсь задать вопрос, с кем имею честь говорить?

– Графиня Де Беарн, к вашим услугам, – отвечала старуха, приседая в реверансе на грязной дощатой мостовой в трех вершках от откинутой крышки погреба, в котором, как злорадно надеялся про себя маршал, старуха должна была вот-вот исчезнуть после третьего приседания.

– Очень приятно, сударыня, я в восторге, – проговорил он, – благодарю судьбу за счастливый случай. – Так у вас тоже процессы, графиня?

– Ах, герцог, у меня всего один процесс, но какой! Не может быть, чтобы вы о нем не слыхали!

– Разумеется, разумеется, этот большой процесс… Вы правы, простите. Ах, черт, забыл только, с кем вы судитесь…

– С Салюсами.

– Да, да, с Салюсами, графиня. Об этом процессе еще сочинили куплет…

– Куплет?.. – раздраженно спросила старуха. – Какой еще куплет?

– Осторожно, графиня, не упадите, – проговорил герцог, с огорчением отметив, что старуха так и не свалилась в яму. – Держитесь за перила, вернее, за веревку.

Старуха первой стала подниматься по ступенькам. Герцог последовал за ней.

– Да, довольно смешной куплет, – продолжал он.

– Смешной куплет о моем процессе?..

– Бог мой, вы сами можете оценить!.. Да вы, может быть, его знаете?..

– Ничего я не знаю.

– Поется на мотив «Прекрасной Бурбонки»:

Мадам! Я в затрудненье ныне, Любезность оказав, графиня, Вы помогли бы мне вполне.

– Вы понимаете, что это говорит графиня Дю Барри.

– Как это нагло с ее стороны!..

– Что вы хотите! Эти куплетисты… Для них нет ничего святого. Боже, до чего засалена веревка! А вы на это отвечаете:

Стара я и упряма стала, От долгой тяжбы я устала, Кто выиграть помог бы мне?

– Это ужасно! – вскричала графиня. – Нельзя так оскорблять благородную женщину!

– Прошу прощения, графиня, если я спел фальшиво: я задыхаюсь на лестнице… Ну, вот мы и пришли. Позвольте, я подергаю за ручку двери.

Старуха с ворчанием пропустила герцога вперед.

Маршал позвонил. Хотя г-жа Флажо стала прокуроршей, в ее обязанности по-прежнему входило отворять дверь и готовить еду. Она впустила посетителей и проводила их в кабинет Флажо.

Сутяги обнаружили здесь разгневанного хозяина, изощрявшегося с пером в зубах, диктуя ужасный обличительный текст своему первому клерку.

– Боже мой! Мэтр Флажо! Что же это творится? – вскричала графиня.

Прокурор обернулся на ее голос.

– А-а, графиня! Ваш покорный слуга! Стул графине де Беарн! Этот господин с вами, графиня?.. Э-э, герцог де Ришелье, если не ошибаюсь? У меня?.. Еще стул, Бернаде, давай сюда еще один стул – Мэтр Флажо! – заговорила графиня. – Прошу вас сказать, в каком состоянии мой процесс?!

– Ах, графиня! Я как раз только что занимался вами.

– Прекрасно, мэтр Флажо, прекрасно!

– Думаю, графиня, что он наделает много шуму, я на это надеюсь.

– Хм! Будьте осторожны…

– Что вы, графиня, теперь нечего опасаться.

– Если вы занимаетесь моим делом, то можете сначала дать аудиенцию господину герцогу.

– Господин герцог, простите меня, – молвил Флажо, – однако вы слишком галантны, чтобы не понять…

– Понимаю, мэтр Флажо, понимаю.

– Теперь я весь к вашим услугам.

– Будьте покойны, я у вас много времени не отниму: вы знаете, что меня к вам привело.

– Бумаги, которые передал мне третьего дня господин Рафте.

– Да, некоторые документы, касающиеся моего процесса с.., моего процесса о… А черт! Должны же вы знать, какой процесс я имею в виду, мэтр Флажо.

– Ваш процесс о землях в Шапна.

– Не спорю. Могу ли я надеяться с вашей помощью на успех? Это было бы весьма любезно с вашей стороны.

– Господин герцог! Это дело отложено на неопределенный срок.

– Почему же?

– Дело будет слушаться не раньше, чем через год, самое раннее.

– На каком основании, скажите на милость?

– Обстоятельства, господин герцог, обстоятельства… Вы знаете об отмене приговора его величеством?..

– Думаю, что знаю… О каком именно вы говорите? Его величество часто отменяет приговоры.

– Я имею в виду тот указ, который отменяет наш приговор.

– Прекрасно! Ну и что же?

– А то, господин герцог, что мы в ответ готовы сжечь все корабли.

– Сжечь все корабли, дорогой мой? Вы сожжете корабли Парламента? Вот это не совсем ясно; я и не знал, что у Парламента есть корабли.

– Может быть, первая палата отказывается регистрировать? – спросила графиня де Беарн; процесс герцога де Ришелье не мог отвлечь ее от тяжбы, какую вела она.

– Это еще что!

– И вторая тоже?

– Это бы ничего… Обе палаты приняли решение ничего больше не рассматривать, прежде чем король не уберет герцога д'Эгийона.

– Ба! – всплеснув руками, вскричал маршал.

– Больше не рассматривать.., чего? – в волнении спросила графиня.

– Да.., процессы, графиня!

– И мой процесс будет отложен? – вскричала графиня де Беарн в ужасе, который она даже не пыталась скрыть.

– И ваш, и процесс господина герцога – тоже.

– Но это беззаконие! Это неповиновение его величеству!

– Сударыня! – с пафосом отвечал прокурор. – Король забылся… Мы тоже готовы забыть о приличиях.

– Господин Флажо, вы доиграетесь до того, что вас засадят в Бастилию, это говорю вам я!

– Я отправлюсь туда с пением, сударыня, и, уж если я туда пойду, все мои собратья последуют за мной с пальмовыми ветвями в руках.

– Он взбесился! – проговорила графиня, обратившись к Ришелье.

– Мы, все До одного, готовы сражаться до конца! – продолжал прокурор.

– Ого! – обронил маршал. – Это становится интересно.

– Сударь! Да ведь вы сами только что мне сказали, что занимаетесь мною, – снова заговорила графиня де Беарн.

– Я так сказал, и это правда… Вас, сударыня, я привожу в качестве первого примера в своем выступлении. Вот абзац, имеющий к вам отношение.

Он вырвал из рук клерка начатую обличительную речь, нацепил на нос очки и с выражением прочитал:

«Потеряв состояние, заложив имение, наплевав на обязательства.., его величество поймет, как они должны страдать… Итак, докладчик имел в своем распоряжении важное дело, от которого зависит имущество одного из старейших домов королевства; его стараниями, благодаря его предприимчивости, таланту, да позволено будет ему так сказать, это дело шло прекрасно, и право знатной и могущественной дамы Анжелики-Шарлотты-Вероники графини де Беарн, было бы признано, объявлено, как вдруг небольшая размолвка.., погубив…»

– На этом месте я остановился, сударыня, – сообщил прокурор, выпятив грудь колесом, – я надеюсь, что портрет получится великолепный.

– Господин Флажо, – заговорила графиня де Беарн, – сорок лет назад я впервые обратилась к вашему отцу – нотариусу, достойному человеку; после его смерти я передала свои дела в ваши руки; на моих делах вы заработали около двенадцати тысяч ливров; возможно, вы заработали бы еще больше…

– Записывайте, все записывайте, – с живостью приказал Флажо клерку, – это будет свидетельство, доказательство: мы внесем его в речь.

– Так вот я забираю у вас свои бумаги, – перебила его графиня, – с этой минуты вы утратили мое доверие.

Растерявшись от внезапной немилости, словно громом пораженный, Флажо застыл в недоумении. Оправившись от удара, он почувствовал себя мучеником, пострадавшим за веру.

– Пусть так! Бернаде, верните бумаги графине и отметьте, что докладчик предпочел совесть состоянию.

– Прошу прощения, графиня, – шепнул маршал на ухо графине де Беарн, – однако вы поступаете необдуманно, как мне представляется.

– О чем я не подумала, господин герцог?

– Вы забираете свои бумаги у этого храброго бунтовщика, но что вы собираетесь с ними делать?

– Отнесу их другому прокурору, другому адвокату! – вскричала графиня.

Флажо поднял глаза к небу с мрачной улыбкой самоотречения и стоического смирения.

– Но ведь раз принято решение, – шепотом продолжал маршал, – что палаты не будут больше проводить судебных заседаний, дорогая графиня, следовательно, никакой другой прокурор не станет вами заниматься, кроме мэтра Флажо…

– Это что же, заговор?

– Неужели вы, черт побери, считаете мэтра Флажо таким глупцом, чтобы он протестовал в одиночку, риску, я потерять свою контору? Должно быть, собратья поддерживают его?

– Что же намереваетесь делать вы?

– Я заявляю, что мэтр Флажо – честный прокурор, и мои бумаги будут у него в целости и сохранности… Я оставляю их у него и продолжаю, разумеется, платить, как если бы он и дальше занимался моим делом.

– Вы по праву считаетесь умным человеком и либералом, господин маршал! – воскликнул Флажо. – Я буду распространять это суждение, господин герцог!

– Вы слишком добры ко мне, дорогой прокурор! – с поклоном отвечал Ришелье.

– Бернаде! – крикнул вдохновленный прокурор своему клерку. – Включите похвалу господина маршала де Ришелье в заключительную часть!

– Нет, нет, не стоит, мэтр Флажо! Я вас умоляю… – с живостью возразил маршал. – Ах, черт побери, что вы там собираетесь делать? Я предпочитаю тайну в том, что принято называть делом… Не огорчайте меня, мэтр Флажо. Я буду отрицать, опровергать: видите ли, я очень скромен… Ну, графиня, что вы на это скажете?

– Я скажу так: мой процесс будет слушаться… Мне нужно судебное разбирательство, и оно состоится!

– А я вам скажу: чтобы ваш процесс состоялся, королю придется послать швейцарцев, рейтаров и двадцать пушек в зал заседаний, – с воинственным видом отвечал Флажо, и это привело старуху в полное отчаяние.

– Вы, значит, не верите, что его величество на это способен? – шепнул Ришелье, обращаясь к Флажо.

– Это невозможно, господин маршал! Это просто неслыханно! Это означало бы, что во Франции нет больше справедливости, как уже нет хлеба.

– Вы полагаете?

– Вы сами в этом убедитесь.

– Однако король разгневается, – Мы готовы на все!

– Даже на изгнание?

– На смерть, господин маршал! Оттого, что на нас мантия, мы не стали трусливее!

Флажо ударил себя кулаком в грудь.

– Теперь я уверен, – сказал Ришелье своей спутнице, – что кабинету министров не поздоровится!

– О да! – после некоторого молчания заметила графиня. – И это весьма для меня прискорбно, потому что я никогда не вмешиваюсь в происходящее, а теперь вот оказываюсь втянутой в этот конфликт.

– Я совершенно убежден, – отвечал маршал, – что есть одно лицо, которое может вам помочь в этом деле, человек могущественный… Но захочет ли он?

– Надеюсь, не будет с моей стороны слишком нескромным полюбопытствовать, господин герцог, кто это могущественное лицо?

– Ваша крестница, – отвечал герцог.

– Графиня Дю Барри?

– Она самая.

– А ведь, пожалуй, вы правы… Вы подали мне прекрасную мысль!

Герцог прикусил губу.

– Так вы поедете в Люсьенн? – спросил он.

– Без малейшего колебания.

– Однако графине Дю Барри не осилить оппозиции Парламента.

– Я скажу ей, что хочу, чтобы мое дело было рассмотрено в суде. Она ни в чем не сможет мне отказать после того, что я для нее сделала. Она скажет королю, что ей этого хочется. Его величество поговорит с канцлером, а у канцлера – большие возможности, господин герцог… Мэтр Флажо, будьте любезны, хорошенько изучите мое дело. Оно будет слушаться раньше, чем вы предполагаете, это говорю вам я!

Мэтр Флажо недоверчиво покачал головой, однако графиня была непоколебима.

Выйдя из задумчивости, герцог проговорил:

– Раз вы отправляетесь в Люсьенн, графиня, передайте, пожалуйста, от меня нижайший поклон.

– С большим удовольствием, герцог.

– Мы с вами – друзья по несчастью: ваш процесс приостановлен, мой – тоже. Когда вы будете просить за себя, то вы тем самым ускорите рассмотрение и моего дела.. Кроме того, вы можете засвидетельствовать там мое неудовольствие, которое нам причиняют эти упрямцы в Парламенте. Прибавьте к этому, пожалуйста, что именно я посоветовал вам прибегнуть к помощи божественной хозяйки Люсьенн.

– Не премину, герцог. Прощайте, господа!

– Имею честь предложить вам свою руку и проводить вас до кареты. Еще раз прощайте, мэтр Флажо, не буду вам мешать заниматься делами…

Маршал проводил графиню до кареты.

«Рафте прав, – подумал он, – такие, как Флажо, способны произвести революцию. Слава Богу, я подкреплен с обеих сторон. Я придворный и в то же время член Парламента. Графиня Дю Барри попытается вмешаться в политику и падет одна. Если она устоит, я ей подложу мину в лице мадмуазель де Таверне. Да, этот чертов Рафте в самом деле мой ученик. Я его поставлю во главе кабинета, когда стану премьер-министром».