Глава 18. РАЗОЧАРОВАНИЕ
Жан был
так взбешен выходкой барона, что сделал было два шага вслед за ним, потом пожал
плечами и возвратился к маршалу.
– И
вы таких у себя принимаете?
– Что
вы, дорогой мой, вы ошибаетесь. Напротив, я таких гоню прочь.
– А
вы знаете, что это за господин?
– Знаю!
– Да
нет, вы, должно быть, недостаточно хорошо с ним знакомы.
– Это
Таверне.
– Этот
господин хочет подложить свою дочь в постель к королю…
– Да
что вы!..
– Этот
господин хочет нас выжить и готов ради этого на все… Да! Но Жан – здесь, Жан
все видит.
– Вы
полагаете, что он собирается…
– Это
не сразу заметишь, не правда ли? Партия дофина, дорогой мой… У них есть свой
убийца…
– Ба!
– У
них есть молодой человек, выдрессированный для того, чтобы хватать людей за
пятки, тот самый бретер, что готов проткнуть плечо шпагой Жану… Бедный Жан!
– Вам?
Так это ваш личный враг, дорогой виконт? – спросил Ришелье, изобразив
удивление.
– Да,
это мой противник в истории с почтовыми лошадьми, вам небезызвестной.
– Любопытно!
Я этого не знал, но отказал ему в просьбе. Вот только я не просто выпроводил бы
его, а выгнал, если бы мог предполагать… Впрочем, будьте покойны, виконт:
теперь этот бретер у меня в руках, и скоро у него будет возможность в этом
убедиться.
– Да,
вы можете отбить ему охоту нападать на большой дороге… О, я, кажется, еще не поздравил
вас…
– Вероятно,
виконт, это уже решено.
– Да,
это вопрос решенный. Позвольте мне обнять вас!
– Благодарю
вас от всего сердца.
– Клянусь
честью, это было непросто, но все это – пустое, когда победа у вас в руках. Вы
довольны, не правда ли?
– Если
позволите, я буду с вами откровенен. Да, доволен, так как полагаю, что смогу
быть полезен.
– Можете
в этом не сомневаться. Это мощный удар, кое-кто еще взвоет.
– Разве
меня не любят в народе?
– Вас?..
У вас есть и сторонники, и противники. А вот его просто ненавидят.
– Его?.. –
удивленно переспросил Ришелье. – Кого – его?..
– Понятно
– кого! – перебил его Жан. – Парламент встанет на дыбы, нас ожидает
встряска не хуже той, что была при Людовике Четырнадцатом; ведь они оплеваны,
герцог, попросту оплеваны!
– Прошу
вас мне объяснить…
– Само
собой разумеется, что члены Парламента ненавидят того, кому они обязаны своими
мучениями.
– Так
вы полагаете, что…
– Я
в этом совершенно уверен, как и вся Франция. Но это все равно, герцог. Вы
прекрасно поступили, выдвинув его не мешкая.
– Кого?..
О ком вы говорите, виконт? Я как на иголках, я не понимаю ни слова из того, о
чем вы говорите.
– Я
говорю о д'Эгийоне, о вашем племяннике.
– А
при чем здесь он?
– Как
при чем? Вы хорошо сделали, что выдвинули его.
– А-а,
ну да! Ну да! Вы хотите сказать, что он мне поможет?
– Он
поможет всем нам… Вам известно, что он в прекрасных отношениях с Жаннеттой?
– Неужели?
– Да,
в превосходных. Они уже побеседовали и сумели договориться, могу поклясться!
– Вам
это точно известно?
– Да
об этом нетрудно догадаться. Жаннетта – большая любительница поспать.
– Ха!
– И
она не встает раньше девяти, десяти или одиннадцати часов.
– Ну
так что же?..
– Так
вот сегодня, в шесть часов утра, самое позднее, я увидал, как из Люсьенн
выезжает карета д'Эгийона.
– В
шесть часов? – с улыбкой воскликнул Ришелье.
– Да.
– Сегодня
утром?
– Сегодня
утром. Судите сами: раз она поднялась так рано чтобы дать аудиенцию вашему
дорогому племяннику, значит, она от него без ума.
– Да,
да, – согласился Ришелье, потирая руки, – в шесть часов! Браво,
д'Эгийон!
– Должно
быть, аудиенция началась часов в пять… Ночью! Это просто невероятно!..
– Невероятно!.. –
повторил маршал. – Да, это в самом деле невероятно, дорогой мой Жан.
– И
вот теперь вы будете втроем, как Орест, Пилад и еще один Пилад.
В ту
минуту, когда маршал удовлетворенно потирал руки, в гостиную вошел д'Эгийон.
Племянник
поклонился дядюшке с выражением соболезнования; этого оказалось довольно, чтобы
Ришелье понял если не все, то почти все.
Он
побледнел так, словно получил смертельную рану: он подумал, что при дворе не
бывает ни друзей, ни родственников, каждый думает только о себе.
«Какой
же я был дурак!» – подумал он.
– Ну
что, д'Эгийон? – произнес он, подавив тяжелый вздох.
– Ну
что, господин маршал?
– Это
тяжелый удар для Парламента, – повторил Ришелье слова Жана.
Д'Эгийон
покраснел.
– Вы
же знаете? – спросил он.
– Господин
виконт обо всем мне рассказал, – отвечал Ришелье, – даже о вашем
визите в Люсьенн сегодня на рассвете. Ваше назначение – большой успех для моей
семьи.
– Поверьте,
господин маршал, я очень сожалею, что так вышло.
– Что
за чушь он несет? – с удивлением сказал Жан, скрестив на груди руки.
– Мы
друг друга понимаем, – перебил его Ришелье, – мы прекрасно друг друга
понимаем.
– Ну
и отлично А вот я совсем вас не понимаю… Какие-то сожаления… А, ну да!.. Это потому,
что он не сразу будет назначен министром. Да, да.., очень хорошо.
– Так
он будет временно исполнять обязанности премьер-министра? – спросил
маршал, почувствовав, как в его сердце зашевелилась надежда – вечный спутник
честолюбца и любовника.
– Да,
я буду временно исполнять обязанности премьер-министра, господин маршал.
– А
пока ему и так неплохо заплатили… – вскричал Жан. – Самое блестящее
назначение в Версале!
– Да? –
уронил Ришелье, снова почувствовав боль. – Есть назначение?
– Очевидно,
господин Дю Барри несколько преувеличивает, – возразил д'Эгийон.
– Какое
же назначение?
– Командование
королевскими рейтарами. Ришелье почувствовал, как бледность вновь залила его
морщинистые щеки.
– О
да! – проговорил он с непередаваемой улыб кой. – Это и правда
безделица для такого очаровательного господина. Что вы хотите, герцог! Самая
красивая девка на свете может дать только то, что у нее есть, будь она
любовницей короля.
Наступил
черед д'Эгийона побледнеть.
Жан в
это время рассматривал прекрасные полотна кисти Мурильо.
Ришелье
похлопал племянника по плечу.
– Хорошо
еще, что вам пообещали продвижение в будущем, – сказал он. – Примите
мои поздравления, герцог… Самые искренние поздравления… Ваша ловкость в
переговорах не уступает вашей удачливости… Прощайте, у меня дела. Прошу не
обойти меня своими милостями, дорогой премьер-министр.
Д'Эгийон
произнес в ответ:
– Вы
– это я, господин маршал, а я – это вы. Поклонившись дядюшке, он вышел, не
теряя врожденного чувства собственного достоинства и тем самым избавляясь от
труднейших объяснений, когда-либо выпадавших ему за всю его жизнь.
– Вот
что хорошо, восхитительно в д'Эгийоне, так это его наивность, – поспешил
заговорить Ришелье после его ухода; Жан не знал, как отнестись к обмену
любезностями между племянником и дядюшкой. – Он – умный и добрый, –
продолжал маршал, – он знает двор и честен, как девушка.
– И
кроме того, он вас любит.
– Как
агнец.
– Да, –
согласился Жан, – скорее ваш сын – д'Эгийон, а не де Фронзак.
– Могу
поклясться, что вы правы… Да, виконт.., да. Ришелье нервно расхаживал вокруг
кресла, словно подыскивая и не находя нужных выражений.
– Ну,
графиня, – бормотал он, – вы мне за это еще заплатите!
– Маршал!
Мы сможем олицетворять вчетвером знаменитый античный пучок. Знаете, тот,
который никто но мог переломить? – лукаво проговорил Жан.
– Вчетвером?
Дорогой господин виконт, как вы это себе представляете?
– Моя
сестра – это мощь, д'Эгийон – влиятельность, ты – разум, а я –
наблюдательность.
– Отлично!
Отлично!
– И
тогда пусть попробуют одолеть мою сестру. Плевать я хотел на всех и на вся!
– Черт
побери! – проговорил Ришелье; голова у него горела.
– Пусть
попробуют противопоставить соперниц! – вскричал Жан, упоенный своими замыслами.
– О! –
воскликнул Ришелье, ударив себя по лбу.
– Что
такое, дорогой маршал? Что с вами?
– Ничего.
Просто считаю вашу идею объединения восхитительной.
– Правда?
– И
я всемерно готов ее поддержать.
– Браво!
– Скажите:
Таверне живет в Трианоне вместе с дочерью?
– Нет,
он проживает в Париже.
– Девчонка
очень красива, дорогой виконт.
– Будь
она так же красива, как Клеопатра или как.., моя сестра, я ее больше не
боюсь.., раз мы заодно.
– Так,
говорите, Таверне живет в Париже на улице Сент-Оноре?
– Я
не говорил, что на улице Сент-Оноре, он проживает на улице Кок-Эрон. Уж не
появилась ли у вас мысль, как избавиться от Таверне?
– Пожалуй,
да, виконт; мне кажется, у меня возникла одна идея.
– Вы
– бесподобный человек. Я вас покидаю и исчезаю: мне хочется узнать, что говорят
в городе.
– Прощайте,
виконт… Кстати, вы мне не сказали, кто вошел в новый кабинет министров.
– Да
так, перелетные пташки: Тере, Бертен.., не знаю, право, кто еще… Одним словом,
монетный двор временного министра д'Эгийона.
«Который,
вполне вероятно, будет им вечно», – подумал маршал, посылая Жану одну из самых
любезных улыбок, подобную прощальному поцелую.
Жан
удалился. Вошел Рафте. Он все слышал и знал, как к этому отнестись; все его
опасения оправдались. Он ни слова не сказал, потому что слишком хорошо знал
маршала.
Рафте не
стал звать камердинера: он сам его раздел и проводил до постели. Старый маршал
лег, дрожа, как в лихорадке; он принял таблетку по настоянию секретаря.
Рафте
задернул шторы и вышел. Приемная уже была полна озабоченными, насторожившимися
лакеями. Рафте взял за руку первого подвернувшегося ему камердинера.
– Хорошенько
следи за господином маршалом, – сказал он, – ему плохо. Утром у него
произошла большая неприятность: он оказал неповиновение королю…
– Оказал
неповиновение королю? – в испуге переспросил камердинер.
– Да.
Его величество прислал его светлости портфель министра; маршал узнал, что все
это произошло благодаря вмешательству Дю Барри и отказался! Это превосходно, и
парижане должны были бы соорудить в его честь триумфальную арку. Однако
потрясение было столь сильным, что наш хозяин занемог. Так смотри же за ним!
Рафте
знал заранее, как быстро эти слова облетят весь город, и потому спокойно
удалился к себе в кабинет.
Спустя
четверть часа Версаль уже знал о благородном поступке и истинном патриотизме
маршала. А тот спал глубоким сном, не подозревая об авторитете, который ему
создал секретарь.
|