Глава 9. ЯСНОВИДЯЩАЯ
Бальзамо
пошел навстречу девушке, вошедшей к нему уверенной поступью командора.
Ее
появление могло показаться странным, однако оно ничуть не удивило Бальзамо.
– Я
приказал вам уснуть, – обратился он к ней. – Вы спите?
Андре
вздохнула и ничего не ответила. Бальзамо подошел к девушке, подчиняя себе ее
волю.
– Ответьте
мне, – сказал он. Девушка вздрогнула.
– Вы
слышите меня? – спросил незнакомец. Андре кивнула.
– Отчего
же вы молчите?
Андре
поднесла руку к горлу, словно давая понять, что не может говорить.
– Ну
хорошо! Садитесь вот сюда, – приказал Бальзамо.
Он взял
ее за ту руку, которую недавно целовал Жильбер. На этот раз от одного прикосновения
Андре испытала сильнейшее потрясение, свидетелями которого мы с вами уже были,
когда приказ был послан ей сверху ее повелителем.
Под
властным взглядом Бальзамо она отступила шага на три и упала в кресло.
– Скажите, –
обратился он к ней, – вы что-нибудь видите?
Глаза
Андре округлились, словно она пыталась охватить взглядом все пространство комнаты,
освещенное яркими отблесками двух свечей.
– Я
не прошу вас увидеть глазами, – продолжал Бальзамо, – посмотрите
внутренним взором.
Выхватив
из-под вышитой куртки стальную палочку, он коснулся ею трепетавшей груди Андре.
Она
подскочила, будто огненное жало пронзило ее и прошло до самого сердца. Глаза у нее
закрылись.
– Прекрасно! –
воскликнул Бальзаме. – Вы прозрели, не так ли?
Она
кивнула.
– Вы
будете говорить?
– Да, –
отвечала Андре.
Она
поднесла руку ко лбу с выражением нечеловеческого страдания.
– Что
с вами? – спросил Бальзаме.
– О,
мне так больно!
– Почему
больно?
– Потому
что вы заставляете меня видеть и говорить. Бальзамо два-три раза взмахнул
руками над ее головой и тем словно ослабил слишком сильное для нее воздействие
гипноза.
– Вам
все еще больно? – спросил он.
– Сейчас
легче, – отвечала девушка, – Хорошо. Теперь скажите мне, где вы
находитесь. Глаза Андре по-прежнему оставались закрытыми. Она нахмурилась, лицо
выразило сильнейшее удивление.
– Я
в красной комнате, – пробормотала она.
– Кто
с вами рядом?
– Вы! –
вздрогнув, проговорила она.
– Что
вы сейчас испытываете?
– Мне
страшно! Мне стыдно!
– Отчего
же? Разве нас не связывает взаимная симпатия?
– Напротив.
– Разве
вам не известно, что я мог заставить вас сюда прийти из самых чистых
побуждений?
– Известно.
Лицо ее
просветлело, затем снова затуманилось.
– Вы
недостаточно откровенны со мной, – продолжал Бальзамо. – Не можете
меня простить?
– Я
вижу, что вы не хотите мне зла, однако готовы причинить страдания кому-то еще.
– Вполне
возможно, – прошептал Бальзамо. – Это не должно вас беспокоить, –
проговорил он жестко. Лицо Андре разгладилось.
– Все
ли в доме спят?
– Не
знаю, – отвечала она.
– Так
взгляните!
– Куда
я должна смотреть?
– Начнем
с вашего батюшки. Где он сейчас?
– В
своей комнате.
– Чем
занимается?
– Он
лег.
– Спит?
– Нет,
читает.
– Что
именно?
– Одну
из тех дурных книг, которые он и меня пытается заставить читать.
– А
вы их не читаете? – Нет, – проговорила она.
– Ну
хорошо. С этой стороны все спокойно. Теперь посмотрите, что делает в своей
комнате Николь.
– У
нее нет света.
– Разве
вам нужен свет?
– Нет,
если вы прикажете видеть в темноте.
– Да,
я вам это приказываю!
– Я
ее вижу.
– Что
она делает?
– Она
не одета… Осторожно толкнула дверь своей комнаты… Спускается по лестнице.
– Так…
Куда она направляется?
– Стоит
у входной двери. По-видимому, кого-то подкарауливает…
Бальзамо
усмехнулся:
– Не
вас ли она поджидает?
– Нет.
–Это
главное. Когда за девушкой не шпионят ни отец, ни камеристка, ей нечего
опасаться, если только…
– Нет, –
перебила она Бальзамо.
– Вы
читаете мои мысли?
– Да.
– Так
вы ни в кого не влюблены?
– Я? –
высокомерно спросила она.
– Отчего
же нет? Разве вы не можете быть влюблены? Из монастыря выходят не для того,
чтобы жить в заточении: вы должны быть свободны душой и телом.
Андре
покачала головой.
– Мое
сердце свободно, – с грустью ответила она. Душевная чистота и непорочность
осветили изнутри ее лицо. Бальзамо восторженно прошептал:
– Как
вы прекрасны, дорогая ясновидящая! Он прижал руки к груди в немой молитве,
затем обратился к Андре:
– Однако
если не любите вы, это вовсе не означает, что никто не любит вас, не так ли?
– Не
знаю, – мягко возразила она.
– Как
не знаете? – строго спросил Бальзамо. – Узнайте! Когда я спрашиваю,
надо отвечать!
Он в
другой раз прикоснулся стальной палочкой к ее груди.
Девушка
вздрогнула, но не так сильно, как в первый раз.
– Да,
теперь я вижу… Сжальтесь надо мной, вы меня погубите…
– Что
вы видите? – спросил Бальзамо.
– Это
невероятно! – воскликнула Андре.
– Что
там такое?
– Я
вижу молодого человека, который следит за мной, не сводит с меня глаз с тех
пор, как я вернулась из монастыря.
– Кто
этот юноша?
– Лица
не видно; судя по одежде, он простолюдин.
– Где
он сейчас?
– Внизу
у лестницы. Он страдает.., плачет!
– Почему
же вы не видите его лица?
– Он
закрыл лицо руками.
– Смотрите
сквозь ладони! Андре сделала над собой усилие.
– Жильбер! –
вскрикнула она. – Я же говорила, что это невозможно!
– Отчего
же невозможно?
– Он
не посмеет в меня влюбиться, – отвечала она в высшей степени презрительно.
Бальзамо
усмехнулся: он хорошо знал людей и понимал, что для любви нет преград.
– Что
он делает на лестнице? – продолжал он.
– Сейчас,
сейчас… Он поднял голову… Схватился за перила… Встал… Поднимается по лестнице!
– Куда
он направляется?
– Сюда…
Но это ничего, он не осмелится войти.
– Почему?
– Боится! –
презрительно усмехнувшись, отвечала Андре.
– Он
собирается подслушивать?
– Да,
он уже прижался ухом к двери… Он нас подслушивает!
– Вас
это смущает?
– Да,
потому что он может услышать, о чем мы говорим.
– Он
из тех, кто может этим воспользоваться даже во вред той, которую любит?
– Да,
забывшись в гневе или в порыве ревности… В такие минуты он способен на все!
– В
таком случае давайте от него избавимся! – предложил Бальзамо.
Он
решительно направился к двери, громко топая. Очевидно, Жильбер еще был не готов
к атаке: услышав шаги Бальзамо и опасаясь быть застигнутым врасплох, он
бросился к перилам и торопливо съехал вниз.
Андре в
ужасе вскрикнула.
– Не
смотрите туда, – подходя к Андре, приказал Бальзамо. – Расскажите
лучше о бароне де Таверне.
– Как
вам будет угодно, – вздохнув, отвечала Андре.
– Он
в самом деле беден?
– Очень!
– Настолько
беден, что не способен предоставить вам никаких развлечений?
– Да.
– Так
вы здесь скучаете?
– Смертельно!
– Быть
может, вы тщеславны?
– Нисколько.
– Вы
любите своего отца?
– Да…
– поколебавшись, ответила она.
– Вчера
мне показалось, что есть нечто, омрачающее вашу любовь к отцу, – продолжал
с усмешкой Бальзамо.
– Я
не могу ему простить, что он пустил по ветру состояние моей матери. Теперь
Мезон-Руж прозябает в гарнизоне и не может с достоинством носить имя своей
семьи.
– Кто
это Мезон-Руж?
– Мой
брат Филипп.
– Почему
вы зовете его Мезон-Ружем?
– Так
называется, вернее, когда-то называлось наше имение. Старший сын носил имя
Мезон-Руж вплоть до кончины своего отца, потом присоединил имя Таверне.
– Вы
любите брата?
– Очень.
– Больше
всех?
– Больше
всех на свете!
– А
как объяснить, что вы так горячо любите своего брата, а отца только терпите?
– У
брата благородное сердце, он жизнь готов за меня отдать!
– А
отец? Андре потупилась.
– Почему
вы молчите?
– Не
хочу отвечать.
Бальзамо
и не собирался принуждать ее к ответу. Вероятно, он и так уже знал о бароне
все, что хотел.
– Где
сейчас шевалье де Мезон-Руж?
– Вы
спрашиваете у меня, где Филипп?
– Да.
– В
своем гарнизоне в Страсбурге.
– Вы
его видите?
– Где?
– В
Страсбурге.
– Не
вижу.
– Вы
хорошо знаете Страсбург?
– Нет.
– Зато
я знаю. Давайте поищем вместе, вы ничего не имеете против?
– С
удовольствием!
– Он
в театре?
– Нет.
– Нет
ли его в кафе Ла-Пласс среди офицеров?
– Нет.
– Может
быть, он в своей комнате? Взгляните туда, где он живет.
– Я
ничего не вижу! Мне кажется, его нет в Страсбурге.
– Вам
знакома дорога?
– Нет.
– Неважно,
я знаю ее хорошо. Давайте проследим его возможный путь. Нет ли его в Саверне?
– Нет.
– Может,
он в Саарбрюкке?
– Нет.
– А
в Нанси?
– Погодите-ка!
Девушка
попыталась сосредоточиться; сердце ее отчаянно билось.
– Вижу,
вижу! – обрадовалась она. – Филипп, дорогой! Какое счастье!
– Что
такое?
– Дорогой
Филипп! – сияя, повторяла Андре.
– Где
он?
– Он
проезжает город, который хорошо мне знаком.
– Какой
же это город?
– Нанси!
Нанси! Там мой монастырь.
– Вы
уверены, что это ваш брат?
– Да,
конечно: его лицо хорошо видно при свете факелов.
– Каких
факелов? – удивился Бальзамо. – Откуда там факелы?
– Он
едет верхом, сопровождая чудесную золоченую карету!
– Ага! –
удовлетворенно воскликнул Бальзамо. – Кто в карете?
– Молодая
дама… О, как она величественна! Как грациозна! Боже, до чего хороша! Странно:
мне кажется, я ее где-то видела… Нет, нет, просто у нее есть что-то общее с
Николь.
– Николь
похожа на эту даму – столь гордую, величественную, красивую?
– Да,
но только отчасти – как жасмин похож на лилию – Так… Что сейчас происходит в
Нанси?
– Молодая
дама выглянула из кареты и знаком приказала Филиппу приблизиться… Он повиновался…
Вот он подъехал, почтительно склонился.
– Вы
слышите, о чем они говорят?
– Сейчас,
сейчас! – Андре жестом остановила Бальзамо, словно умоляя его замолчать и
не мешать ей.
– Я
слышу! – прошептала она.
– Что
говорит молодая дама?
– С
нежной улыбкой на устах приказывает пришпорить коней. Говорит, что эскорт
должен быть готов завтра к шести утра, так как днем она хотела бы сделать
остановку.
– Где?
– Об
этом как раз спрашивает мой брат… О Господи!
Она
собирается остановиться в Таверне! Хочет познакомиться с моим отцом… Столь знатная
особа остановится в нашем убогом доме?.. Что же нам делать? Нет ни столового
серебра, ни белья…
– Успокойтесь!
Я об этом позабочусь!
– Да
что вы…
Привстав,
девушка снова в изнеможении рухнула в кресло, тяжело дыша.
Бальзамо
бросился к ней и, несколько раз взмахнув руками, заставил ее крепко уснуть. Она
уронила прелестную головку на бурно вздымавшуюся грудь.
Вскоре
она успокоилась.
– Наберись
сил, – проговорил Бальзамо, пожирая ее восторженным взглядом. – Мне
еще понадобится твое ясновидение. О знание! – продолжал он в сильнейшем
возбуждении. – Ты одно никогда не подведешь! Человек всем готов жертвовать
ради тебя! Господи, до чего хороша эта женщина! Она – ангел чистоты! И ты
знаешь об этом, потому что именно ты способен создавать и женщин, и ангелов. Но
что значит для тебя красота? Чего стоит невинность? Что могут мне дать красота
и невинность сами по себе? Да пусть умрет эта женщина, столь чистая и такая
прекрасная, лишь бы уста ее продолжали вещать! Пусть исчезнут все наслаждения
бытия: любовь, страсть, восторг, лишь бы я мог продолжать свой путь к знанию! А
теперь, моя дорогая, благодаря силе моей воли несколько минут сна восстановили
твои силы так, словно ты спала двадцать лет! Проснись! Точнее, вернись к своему
ясновидению. Мне еще кое-что нужно от тебя узнать.
Простерев
руки над Андре, он приказал ей пробудиться.
Видя,
что она покорно ждет его приказаний, он достал из бумажника сложенный вчетверо
лист бумаги, в котором была завернута прядь иссиня-черных волос. Аромат
исходивший от волос, пропитал бумагу настолько, что она стала полупрозрачной.
Бальзамо
вложил прядь в руку Андре.
– Смотрите! –
приказал он.
– О,
опять эти мучения! – в тревоге воскликнула девушка. – Нет, нет,
оставьте меня в покое, мне больно! О Боже! Мне было так хорошо!..
– Смотрите! –
властно повторил Бальзамо и безжалостно прикоснулся стальной палочкой к ее
груди.
Андре
заломила руки: она пыталась освободиться из-под власти экспериментатора.
На губах
ее выступила пена, словно у древнегреческой пифии, сидевшей на священном треножнике.
– О,
я вижу, вижу! – вскричала она с обреченностью жертвы.
– Что
именно?
– Даму!
– Ага! –
злорадно пробормотал Бальзамо. – Выходит, знание далеко не так бесполезно,
как например, добродетель! Месмер победил Брутуса… Ну так опишите мне эту женщину,
дабы убедить меня в том, что вы правильно смотрите.
– Черноволосая,
смуглая, высокая, голубоглазая, у нее удивительные нервные руки…
– Что
она делает?
– Она
скачет.., нет – парит на взмыленном жеребце.
– Куда
она направляется?
– Туда,
туда, – махнула девушка рукой, указывая на запад.
– Она
скачет по дороге?
– Да.
– Это
дорога на Шалон?
– Да.
– Хорошо, –
одобрительно кивнул Бальзамо. – Она скачет по дороге, по которой
отправлюсь и я; она направляется в Париж – я тоже туда собираюсь: я найду ее в
Париже. Можете отдохнуть, – сказал он Андре, забирая у нее прядь волос,
которую она до тех пор сжимала в руке.
Руки
Андре безвольно повисли вдоль тела.
– А
теперь, – обратился к ней Бальзамо, – ступайте к клавесину!
Андре
шагнула к двери. Ноги у нее подкашивались от усталости, отказываясь идти. Она пошатнулась.
– Наберитесь
сил и идите! – приказал Бальзамо. Бедняжка напоминала породистого скакуна,
который из последних сил пытается исполнить волю, даже невыполнимую,
безжалостного наездника.
Она
двинулась вперед с закрытыми глазами. Бальзамо распахнул дверь, Андре стала медленно
спускаться по лестнице.
|