Глава 37. ПРИГОТОВЛЕНИЯ
РУССО
Когда де
Куани уехал, Руссо, отвлекшись благодаря его визиту от мрачных мыслей, опустился
с тяжелым вздохом в небольшое кресло и устало проговорил:
– Ах,
какая скука! Как мне надоели люди! Входившая в эту минуту в комнату Тереза
подхватила его слова и, встав напротив Руссо, бросила ему:
– До
чего же вы спесивы!
– Я? –
удивленно воскликнул Руссо.
– Да,
вы тщеславны и лицемерны!
– Я?
– Вы…
Да вы без памяти от того, что поедете ко двору, и пытаетесь скрыть свою
радость, притворяясь равнодушным.
– Вот
тебе раз! – пожав плечами, проговорил Руссо, чувствуя унижение оттого, что
его без труда разгадали.
– Уж
не собираетесь ли вы убеждать меня в том, что чувствуете себя несчастным
оттого, что король услышит ваши арии, которые вы, бездельник, нацарапали вот
тут, на своем спинете?
Руссо
взглянул на жену, не скрывая раздражения.
– Вы
просто глупы, – сказал он. – Что за честь для такого человека, как я,
предстать перед королем? Чему король обязан тем, что сидит на троне? Капризу
природы, из-за которого именно он стал сыном королевы. А вот я удостоен чести
развлекать короля и обязан этим своему труду и таланту, развитому благодаря
трудолюбию.
Тереза
была не из тех, кого можно было легко переубедить.
– Хотела
бы я, чтобы вас услышал де Сартин. Уж для вас нашлись бы одиночка в Бисетре или
клетка в Шарентоне.
– Это
потому, – подхватил Руссо, – что де Сартин – тиран на службе у
другого тирана, а человек беззащитен против тиранов, обладая лишь
гениальностью; впрочем, если де Сартину вздумалось бы меня преследовать…
– То
что же? – спросила Тереза.
– Да,
я знаю, – вздохнул Руссо, – мои враги были бы довольны, да!..
– А
почему у вас есть враги? – спросила Тереза. – Да потому, что вы –
злой человек и нападаете на целый свет. Вот Вольтер окружен друзьями, дай Бог
ему счастья!
– Это
верно, – отвечал Руссо со смиренной улыбкой.
– Еще
бы!
Ведь
Вольтер – дворянин, король Пруссии – его близкий друг; у него есть свои лошади,
он богат, у него замок в Ферне… И все это он вполне заслужил… Зато когда его
приглашают ко двору, он не заставляет себя упрашивать, он чувствует себя там,
как дома.
– А
вы полагаете, – спросил Руссо, – что я не буду себя там чувствовать
свободно? Вы думаете, я не знаю, откуда берется золото, которое тратит двор, и
не понимаю, почему хозяину оказывают почести? Эх, милая, вы обо всем судите
вкривь и вкось. Подумайте лучше, почему я заставляю себя упрашивать. Поймите,
что если я гнушаюсь роскошью придворных, то это оттого, что они ее украли.
– Украли? –
возмущенно переспросила Тереза. – Да, украли у вас, у меня, у всех. Все
золото, которое они носят на себе, должно быть роздано несчастным, умирающим с
голоду. Вот почему я, помня обо всем атом, не без отвращения отправляюсь ко
двору.
– Я
не говорю, что народ счастлив, – заметила Тереза, – но, что ни
говори, король есть король.
– Вот
я ему и повинуюсь, так чего ж ему еще?
– Да
вы повинуетесь, потому что боитесь. Вы говорите, что идете к королю по его
приказанию, и при этом считаете себя смелым человеком. Я на это могу ответить,
что вы – лицемер и вам самому это нравится.
– Ничего
я не боюсь, – высокомерно произнес Руссо.
– Отлично!
Так подите к королю и скажите ему хотя бы часть того, что вы здесь только что
наговорили.
– Я
так и поступлю, если сердце мне подскажет.
– Вы?
– Да,
я. Когда это я отступал?
– Да
вы не посмеете отобрать у кошки кость, которую она обгладывает, потому что побоитесь,
как бы она вас не оцарапала… Что же с вами будет в окружении вооруженных
шпагами офицеров охраны?.. Ведь я вас знаю лучше, чем родного сына… Сейчас вы
побежите бриться, потом надушитесь и вырядитесь; вы станете красоваться,
подмигивая и прищуриваясь, потому что у вас маленькие круглые глазки, и если вы
их раскроете, как все, то окружающие их увидят. А постоянно щурясь, вы даете
понять, что они у вас огромные, словно блюдца. Потом вы потребуете у меня свои
шелковые чулки, наденете сюртук шоколадного цвета со стальными пуговицами, новый
парик, кликнете фиакр, и вот уж мой философ поехал очаровывать прелестных дам…
А завтра… Ах, завтра вы будете в полном восторге, вы вернетесь влюбленным, вы
со вздохами приметесь за свою писанину, роняя слезы в кофе. Ах, до чего же
хорошо я вас знаю!..
– Вы
ошибаетесь, дорогая, – отвечал Руссо. – Повторяю, что меня вынуждают
явиться ко двору. И я туда пойду, потому что боюсь скандала, как любой честный
гражданин должен его бояться. Кстати: я не из тех, кто отказывается признать
превосходство одного гражданина над другим. Но когда дело доходит до того,
чтобы обхаживать короля, чтобы пачкать мой новый сюртук блестками этих господ
из «Бычьего Глаза» – нет, ни за что! Я никогда этого не сделаю, и если вы меня
застанете за подобным занятием, можете тогда вволю надо мною посмеяться.
– Таи
что же, вы не будете одеваться? – насмешливо спросила Тереза.
– Нет.
– Не
станете надевать новый парик?
– Нет.
– И
не будете щурить свои маленькие глазки?
– Говорят
вам, что я собираюсь отправиться туда, как свободный человек, без притворства и
без страха. Я пойду ко двору, как пошел бы в театр. И мне безразлично, что
подумают обо мне актеры.
– Побрейтесь
хотя бы, – посоветовала Тереза, – у вас щетина в полфута длиной.
– Я
вам уже сказал, что ничего не собираюсь менять в своей наружности.
Тереза
так громко рассмеялась, что Руссо стало не по себе, и он вышел в соседнюю
комнату.
Хозяйка
еще не исчерпала всех своих возможностей и решила продолжать мучения.
Она
достала из шкафа парадный сюртук Руссо, свежее белье и тщательно вычищенные и
натертые яйцом туфли. Она разложила все эти красивые вещи на постели и стульях
Руссо.
Однако
он, казалось, не обратил на них ни малейшего внимания.
Тогда
Тереза ему сказала:
– Ну,
вам пора одеваться… Туалет занимает много времени, когда собираешься ко двору…
Иначе вы не успеете прийти в Версаль к назначенному часу.
– Я
вам уже сказал, Тереза, – возразил Руссо, – я полагаю, что и так
прекрасно выгляжу. На мне костюм, в котором я ежедневно предстаю перед своими
согражданами. Король – не что иное, как гражданин, такой же, как вы или я.
– Ну,
ну, не упрямьтесь, Жак, – проговорила Тереза, желая его подразнить, –
не делайте глупостей… Вот ваша одежда.., ваша бритва готова; я послала
предупредить брадобрея, и если вы сегодня раздражены…
– Благодарю
вас, дорогая, – отвечал Руссо, – я только вычищу свой сюртук щеткой и
надену туфли, потому что ходить в шлепанцах не принято.
«Неужели
у него хватит силы воли?» – удивилась про себя Тереза.
И она
продолжала дразнить его то из кокетства, то по убеждению, то шутя. Однако Руссо
хорошо ее знал. Он видел ловушку и чувствовал, что, стоит ему уступить ей, как
он немедленно и беспощадно будет поднят на смех и одурачен. И потому он не
захотел уступать и даже не посмотрел на чудесную одежду, которая подчеркивала,
как он говорил, его благородное лицо.
Тереза
была начеку. У нее оставалась теперь только одна надежда: она надеялась, что
Руссо, прежде чем выйти, взглянет по своему обыкновению в зеркало, потому что
философ был чрезмерно чистоплотен, если только слово «чрезмерно» подходит к
чистоплотности.
Однако
Руссо не терял бдительности; перехватив озабоченный взгляд Терезы, он
повернулся к зеркалу спиной. Приближался назначенный час. Философ проговаривал
про себя все те неприятные поучения, с которыми мог бы обратиться к королю.
Он
процитировал несколько отрывков, застегивая пряжки на туфлях, потом сунул шляпу
под мышку, взялся за трость и, пользуясь тем, что Тереза в ту минуту не могла
его видеть, он одернул сюртук обеими руками, разглаживая складки.
Тереза
вернулась и протянула ему носовой платок; он засунул его в глубокий карман.
Тереза проводила его до лестницы.
– Жак,
будьте благоразумны, – сказала она, – вы ужасно выглядите и похожи в
этом наряде на фальшивомонетчика.
– Прощайте, –
сказал Руссо.
– Вы
похожи на мошенника, сударь, – продолжала Тереза, – имейте это в
виду!
– Будьте
осторожны с огнем, – заметил Руссо, – и не трогайте моих бумаг.
– Вы
выглядите так, словно вы доносчик, уверяю вас, – потеряв последнюю
надежду, пробормотала Тереза.
Руссо
ничего не ответил. Он спускался по лестнице, напевая что-то себе под нос и,
пользуясь темнотой, стряхнул рукавом пыль со шляпы, поправил левой рукой
дешевые кружева и, таким образом, закончил скорый, но необходимый туалет. Внизу
он смело ступил в грязь, покрывавшую улицу Платриер, и на цыпочках дошел до
Елисейских полей, где стояли чудесные экипажи, которые мы из чувства
справедливости назовем таратайками; еще лет двенадцать назад их можно было
встретить по дороге из Парижа в Версаль; они не столько перевозили, сколько
избивали вынужденных экономить бедных путешественников.
|