Глава 3. БОТАНИКИ
События,
о которых мы только что рассказали, произошли в пятницу вечером; через два дня
в лесу Люсьенн должна была состояться прогулка, к которой, как к празднику,
готовился Руссо.
Жильбер
ко всему был равнодушен с тех пор, как узнал о предстоящем отъезде Андре в Трианон.
Он целый день не отходил от окошка. Окно Андре оставалось отворено, раза два
девушка подходила к нему, еще слабая и бледная, подышать воздухом. Когда
Жильбер видел ее, ему казалось, что он ничего не просил бы у Бога, знай он, что
Андре суждено жить в этом павильоне вечно, а у него была бы только эта
мансарда, откуда он мог бы дважды в день, как теперь, мельком видеть девушку.
Наконец
настало желанное воскресенье. Руссо приготовился к нему еще накануне: его туфли
сверкали; серый сюртук, теплый и в то же время легкий, был извлечен из шкафа к
большому огорчению Терезы, полагавшей, что для подобного занятия было бы вполне
довольно полотняной блузы. Ничего ей не отвечая, Руссо делал так, как считал
нужным. Он тщательно осмотрел не только свою одежду, но и костюм Жильбера,
прибавив к нему целые чулки и подарив молодому человеку новые туфли.
Гербарий
также был приведен в порядок. Руссо не забыл о том, что особое внимание заслуживала
его коллекция мхов.
Руссо,
словно ребенок, не мог усидеть на месте от нетерпения: он раз двадцать подбегал
к окну посмотреть, не едет ли карета де Жюсье. Наконец он увидел лакированный
экипаж, запряженный лошадьми в богатой сбруе; огромный напомаженный кучер
остановился перед дверью. Руссо бросился к Терезе:
– Вот
и он! Вот и он!
Потом он
обратился к Жильберу:
– Скорее,
Жильбер, скорее! Нас ждет карета.
– Раз
вы так любите разъезжать в карете, – ядовито заметила Тереза, –
отчего же вы не заработаете на нее, как господин де Вольтер?
– Ну,
ну! – проворчал Руссо.
– Конечно!
Вы любите повторять, что так же талантливы, как и он.
– Я
этого никогда не говорил, слышите? – крикнул Руссо, разозлившись на
жену. – Я говорю, что… Ничего я не говорю!
Радость
его в ту же минуту исчезла, как бывало всякий раз, когда он слышал имя своего
врага.
К
счастью, в эту минуту вошел де Жюсье.
Он был
напомажен, напудрен, свеж, словно сама весна. На нем был восхитительный костюм
толстого индийского атласа в рубчик цвета льна, куртка из светло-лиловой тафты,
белоснежные шелковые чулки, а золотые сверкавшие пряжки довершали его нелепый
наряд.
Когда он
вошел к Руссо, комната наполнилась таким благоуханием, что Тереза вдыхала воздух,
не скрывая восхищения.
– До
чего вы нарядны! – проговорил Руссо, предостерегающе взглянув на Терезу и
сравнивая свой скромный туалет с элегантным костюмом ботаника де Жюсье и его
огромным экипажем.
– Да
нет, просто я боюсь жары, – отвечал разряженный ботаник.
– А
как же роса в лесу? И что будет с вашими чулками, если мы будем собирать травы
в болоте?..
– Ну
что вы, зачем? Мы выберем другое место.
– А
как же болотные мхи? Мы, стало быть, не сможем ими сегодня заняться?
– Не
будем об этом думать, дорогой собрат.
– Можно
подумать, что вы собрались на бал или к дамам.
– Отчего
не оказать почтение и не надеть шелковые чулки ради дамы по имени
Природа? – несколько смутившись, отвечал де Жюсье. – Ведь это
любовница, которая стоит того, чтобы ради нее понести убытки, не так ли?
Руссо не
стал спорить. Как только де Жюсье упомянул о природе, Руссо сейчас же согласился,
что оказать ей слишком много чести просто невозможно.
А
Жильбер, несмотря на свой стоицизм, смотрел на де Жюсье не без зависти. С тех
пор как он увидел так много элегантных юношей, врожденное превосходство которых
еще более подчеркивал их туалет, он понял преимущество элегантности. Он говорил
себе, что атлас, батист, кружева только усилили бы очарование его молодости.
Если бы вместо своего теперешнего костюма он надел бы такой, как у де Жюсье,
Андре, вне всякого сомнения, обратила бы на него внимание.
Пара
отличных датских лошадей бежала рысью. Спустя час после отъезда ботаники уже
спускались к Буживалю и поворачивали налево на дорогу Шатенье.
Эта
прогулка в наши дни была бы просто восхитительна; в те времена она была по
крайней мере так же хороша, потому что часть склона, открывшаяся взору наших
путешественников, была засажена лесом еще при Людовике XIV и оставалась
предметом неусыпных забот государя с тех пор, как он полюбил бывать в Марли.
Каштаны
фантастических очертаний, шероховатой корой и огромными ветвями, напоминали то
змею, кольцами обвившую ствол, то опрокинутого мясником на стол быка, из пасти
которого текла теплая кровь. Яблони стояли будто в белой пене. Огромные кусты
орешника были желтовато-зелеными, но скоро листья их должны были стать
зеленовато-голубыми. Местность безлюдна, живописный косогор уходит под тенистые
деревья и вновь показывается под матовой голубизной неба. Мощная, но в то же
время привлекательная и меланхоличная природа привела Руссо в состояние
неизъяснимого восхищения.
А
Жильбер был спокоен, но строг. Вся его жизнь заключалась в одной-единственной
фразе:
«Андре
переезжает из садового павильона в Трианон».
На
вершине склона, по которому ботаники поднимались пешком, возвышались стены
замка Люсьенн.
Вид
замка, из которого он сбежал, изменил течение мыслей Жильбера. Он вернулся к
более приятным воспоминаниям, в которых не было места страхам. Ведь он шагал
сзади, а впереди него шли два его покровителя, и поэтому он чувствовал себя
вполне уверенно. Он смотрел на Люсьенн, как потерпевший крушение разглядывает с
берега песчаную отмель, на которой разбилось его судно.
Руссо
шел с небольшой лопатой в руке. Он начал поглядывать под ноги, де Жюсье – тоже.
Правда, первый искал растения, а второй берег чулки от росы.
– Восхитительный
lepopodium! – сказал Руссо.
– Очаровательный, –
согласился де Жюсье, – однако давайте пойдем дальше, хорошо?
– А
вот lyrimachia fenella! Ее вполне можно было бы взять. Взгляните!
– Берите,
если вам так нравится.
– Вот
как! Мы разве не за этим пришли сюда?
– Вы
правы… Однако я полагаю, что вон там, на плоскогорье, мы найдем еще лучше.
– Как
вам будет угодно… Идемте.
– Который
теперь час? – спросил де Жюсье. – Я так торопился, что забыл часы.
Руссо
достал из жилетного кармана большие серебряные часы.
– Девять, –
ответил он.
– Не
отдохнуть ли нам немного? Вы ничего не имеете против? – спросил де Жюсье.
– Вы
не привыкли много ходить! Вот что значит собирать травы в изящных туфлях и шелковых
чулках.
– Я,
знаете ли, проголодался.
– Ну
что ж, давайте позавтракаем… Деревня всего в четверти мили отсюда.
– Да
нет, что вы!
– Почему
же нет? Или у вас есть чем позавтракать в карете?
– Взгляните
вон туда, в лесную чащу, – предложил де Жюсье, указывая рукой вдаль.
Руссо
приподнялся на цыпочки и приставил козырьком руку к глазам.
– Ничего
не вижу, – обронил он.
– Как,
неужто вы не видите крышу небольшого деревенского домика? На крыше флюгер, а
соломенные стены выкрашены в белый и красный цвет, наподобие шале.
– Да,
теперь вижу: небольшой новый домик.
– Ну
да, вроде беседки.
– Так
что же?
– А
то, что нас там ожидает обещанный мною скромный завтрак.
– Ну
хорошо, – сдался Руссо. – Вы хотите есть, Жильбер?
Жильбер
оставался безразличен во время их спора. Машинально сорвав цветок вереска, он
отвечал:
– Как
вам будет угодно, сударь.
– В
таком случае идемте, – подхватил де Жюсье, – Кстати, нам ничто не
мешает собирать по пути растения.
– Ваш
племянник, – заметил Руссо, – охотнее, чем вы, занимается ботаникой.
Я собирал вместе с ним растения в лесах Монморанси. Мы были вдвоем. Он быстро
отыскивает то, что нужно; правильно собирает, отлично объясняет.
– Послушайте:
он молод, ему еще нужно составить себе имя.
– Разве
у него не то же имя, что у вас, уже вполне известное? Ах, дорогой собрат, вы
собираете растения, как любитель!
– Не
будем ссориться, дорогой философ. Взгляните, какой прекрасный plantago
nonanthos. Разве у вас есть такие в вашем Монморанси?
– Нет! –
воскликнул Руссо. – Я тщетно искал его, доверившись Турнефору… Да, в самом
деле, великолепный экземпляр.
– Какой
очаровательный павильон! – заметил Жильбер, переходя из арьергарда в
авангард.
– Жильбер
проголодался, – заметил де Жюсье.
– Ах,
сударь, прошу меня извинить! Я с удовольствием подожду, пока вы закончите.
– Тем
более, что заниматься ботаникой после еды вредно для пищеварения. И потом, глаз
теряет остроту, наклоняться – лень. Давайте еще немного поработаем, –
предложил Руссо. – А как называется этот павильон?
– «Мышеловка», –
отвечал де Жюсье, вспомнив словечко, которое придумал де Сартин.
– Странное
название!
– Знаете,
за городом в голову приходят разные фантазии…
– А
кому принадлежат эти земли, эти чудесные тенистые леса?
– Точно
не знаю.
– Должны
же вы знать владельца, если собираетесь здесь завтракать? –
настораживаясь, заметил Руссо; в душе у него зашевелились сомнения.
– Это
неважно… Вернее, я здесь знаком со всеми; сторожа здешних охотничьих угодий сто
раз меня видели и отлично знают, что доставят своим хозяевам удовольствие, если
почтительно со мной поздороваются и предложат мне заячье рагу или сальми из
бекаса Люди всех здешних владений позволяют мне распоряжаться всем, как дома. Я
не знаю в точности, принадлежит ли этот павильон госпоже де Мирпуа или госпоже
д'Эгмон, или… Господи, да почем я знаю… Главное, дорогой философ, – я
уверен, что вы со мной согласитесь, – мы найдем хлеб, фрукты и пирожки.
Своим
добродушным тоном де Жюсье согнал тень с лица Руссо Философ отряхнул ноги, потер
руки, а де Жюсье первым ступил на поросшую мхом тропинку, извивавшуюся между
каштанами и ведущую к уединенному сельскому домику.
За ним
следовал Руссо, продолжая шарить глазами в траве.
Жильбер
вернулся на прежнее место и замыкал шествие, мечтая об Андре и размышляя о том,
как можно было бы ее увидеть, когда она будет в Трианоне.
|
