Глава 12. БОРЬБА
Сердце
Бальзамо болезненно сжалось. Он страдал, но жажда мщения в нем утихла.
После
его разговора с Альтотасом, со всей очевидностью показавшего ему всю глубину человеческой
подлости, гнев его словно улетучился. Он вспомнил, что существовал один
древнегреческий философ, который повторял про себя от начала до конца весь алфавит,
прежде чем прислушаться к голосу мрачной богоизбранной советницы Ахилла С
минуту он молча и равнодушно разглядывал лежавшую на диване Лоренцу.
«Мне
сейчас невесело, – подумал он, – но я спокоен и ясно вижу положение,
в котором я оказался. Лоренца меня ненавидит. Лоренца пообещала, что предаст
меня, и привела свою угрозу в исполнение. Моя тайна принадлежит теперь не
только мне, она стала доступной этой женщине, но та пустила ее по ветру. Я
похож на лисицу, попавшею в капкан: я выдернул из стальных зубов одну кость от
нот а кожа и мясо остались там, и охотник завтра скажет:
«Здесь
вчера была лисица, теперь я найду ее, живую или мертвую».
Это –
неслыханное несчастье, недоступное пониманию Альтотаса, вот почему я ничего ему
не стал об этом говорить. Это несчастье лишает меня надежды на успех в этой
стране, а значит – и во всем этом мире: ведь Франция – душа этого мира. И
обязан я всем вот этой спящей женщине, этой прекрасной статуе с нежной улыбкой
Я обязан этому ангелу бесчестьем и разорением, а впереди меня ждут пленение,
изгнание, смерть.
Итак, –
оживляясь, продолжал он, – чаша весов, на которой лежит причиненное мне
Лоренцой зло, перевешивает все то доброе, что она для меня совершила. Лоренца
погубила меня.
Ах ты,
змея! До чего грациозно ты свиваешься в кольца, из которых я не могу вырваться!
До чего очарователен твой ротик, но он полон яда! Так спи же, иначе я буду
вынужден тебя убить, как только ты проснешься!
Со
злобной улыбкой Бальзамо медленно приблизился к молодой женщине, в изнеможении
смежившей веки; однако по мере того, как он к ней подходил, глаза ее
раскрывались, подобно лепесткам подсолнечника или вьюнка, встречающим первые
лучи восходящего солнца.
– Как
жаль, что я должен навсегда закрыть эти прекрасные глаза, которые так нежно
смотрят на меня в эту минуту! Как только в этих глазах гаснет любовь, они
начинают метать молнии.
Лоренца
ласково улыбнулась, показав два ряда превосходных жемчужных зубов.
– Если
я убью ту, которой я ненавистен, – продолжал Бальзамо, в отчаянии ломая
руки, – вместе с ней я погублю и ту, что любит меня!
И тут на
него нахлынула грусть, в глубине которой sa-рождалось удивившее его самого вожделение.
– Нет, –
прошептал он, – нет, напрасны мои клятвы, напрасны все мои угрозы; нет,
никогда у меня не достанет мужества ее убить. Она будет жить, но пробудиться ей
не суждено; она будет жить этой неестественной жизнью, которая станет для нее
счастьем, а другая – настоящая жизнь – будет вызывать в ней отвращение. Лишь бы
я сумел ее осчастливить! Все остальное не имеет значения. У нее теперь будет
только один способ существования – во сне, когда она любит меня; она навсегда
останется в теперешнем своем состоянии Он с нежностью во взоре обратился к
Лоренце, не сводившей с него влюбленных глаз, и медленно провел рукой по ее
волосам.
Лоренца,
которая, казалось, читала мысли Бальзамо, в эту минуту тяжело вздохнула, привстала,
как во сне, подняла белоснежные руки и плавно опустила их на плечи Бальзамо; он
ощутил на своих губах ее дыхание.
– Нет,
нет! – вскричал Бальзамо и, словно ослепленный ее красотой, закрыл рукой
свое пылавшее лицо.
– Нет,
такая жизнь – безумие; нет, я не смогу долго оказывать сопротивление этой искусительнице,
этой сирене; я рискую потерять славу, могущество, бессмертие. Нет, нет, пусть
проснется, я так хочу, это необходимо!
Совсем
потеряв голову, Бальзамо с силой оттолкнул Лоренцу. Оторвавшись от него, она подобно
легкому покрывалу, или тени, или снежинке, начала медленно опускаться на софу.
Самая
изощренная кокетка не могла бы выбрать более соблазнительную позу, чтобы привлечь
внимание своего возлюбленного.
Бальзамо
собрался с силами и сделал несколько шагов по направлению к выходу, но как Орфей,
он обернулся: как Орфей, он был обречен.
«Если я
ее разбужу, – подумал он, – снова начнется борьба; если я ее разбужу,
она убьет себя или меня, а то еще вынудит меня убить ее Я в безвыходном
положении!
Да,
судьба этой женщины предначертана, у меня перед глазами так и пылают слова:
смерть! любовь!.. Лоренца! Лоренца! Ты предназначена для любви и для смерти.
Лоренца! Лоренца! Твоя жизнь, как и твоя любовь, находятся в моих руках!»
Вместо
ответа чаровница привстала, шагнула к Бальзамо, повалилась ему в ноги и подняла
к нему полные сладострастной неги глаза; она взяла его за руку и прижала ее к
своей груди – Смерть! – едва слышно прошептала она, шевельнув блестевшими,
словно влажный коралл, губами. – Пусть смерть, но и любовь!
Бальзаме
отступил на два шага, запрокинув голову и закрыв рукою глаза.
Лоренца,
задыхаясь, поползла за ним на коленях.
– Смерть! –
повторила она чарующим голосом. – Но и любовь! Любовь! Любовь!
Бальзамо
не мог больше сопротивляться – его будто окутало огненное облако.
– Это
выше моих сил! – воскликнул он. – Я сопротивлялся, сколько мог. Кто
бы ты ни был – ангел, или сатана, – ты должен быть мною доволен: самолюбие
и гордыня долго заставляли меня подавлять клокотавшие в моей душе страсти. Нет,
нет, я не вправе восставать против единственного человеческого чувства,
зародившегося в моем сердце. Я люблю эту женщину, я люблю ее, и эта страстная
любовь губит ее больше, чем самая сильная ненависть. Эта любовь приведет ее к
смерти. Господи, что же я за малодушный человек, что за жестокий безумец! Я
даже не могу справиться со своими желаниями. Еще бы! Когда я предстану перед
Богом, я, обманщик, лжепророк; когда я сброшу личину лицемерия перед Высшим
Судией, то окажется, что я не совершил ни одного благородного поступка, и ни
одно воспоминание о содеянном добре не облегчит моих вечных мук!
Нет,
нет, Лоренца! Я отлично знаю, что, полюбив тебя, я потеряю будущее; я знаю, что
мой ангел-хранитель оставит меня и вернется на небеса в то самое мгновение,
когда женщина окажется в моих объятиях.
Но ты
этого хочешь, Лоренца, ты этого хочешь!
– Любимый
мой! – выдохнула она.
– И
ты готова принять такое существование вместо действительной жизни?
– Я
на коленях молю тебя об этом, умоляю, умоляю! Такая жизнь – счастье: ведь в ней
есть любовь!
– И
ты готова стать мне женой? Ведь я страстно тебя люблю!
– Да,
я знаю, потому что умею читать в твоем сердце.
– И
ты никогда не будешь обвинять меня ни перед Богом, ни перед людьми в том, что я
тебя склонил к такой жизни против твоей воли, что обманул твое сердце?
– Никогда!
Никогда! Напротив, и перед Богом, и перед людьми я буду тебе признательна за
то, что ты подарил мне любовь – единственное благо, единственную жемчужину,
единственный брильянт на этом свете.
– И
ты никогда не пожалеешь о своих крылышках, бедная голубка? Ты должна знать, что
отныне не сможешь отправиться для меня в светлый мир Иеговы на поиски луча
света, которым он когда-то одарял своих пророков. Если я захочу узнать будущее,
если захочу повелевать смертными, – увы! – твой голос мне не поможет,
как это было раньше. Когда-то ты была для меня любимой женщиной и помощницей;
теперь же у меня будет только возлюбленная, да еще…
– Ага!
Ты сомневаешься, сомневаешься! – вскричала Лоренца. – Я вижу, как
сомнение темным пятном растекается в твоем сердце.
– Ты
всегда будешь меня любить, Лоренца?
– Всегда!
Всегда! Бальзамо вытер рукой лоб.
– Хорошо,
пусть будет по-твоему, – сказал он. – И потом…
Он призадумался.
– И
потом, почему для тех целей мне непременно нужна эта женщина? – продолжал
он. – Разве она незаменима? Нет, нет. Зато только она способна меня
осчастливить, а другая вместо нее поможет мне стать богатым и могущественным.
Андре так же предназначена мне судьбой, так же хорошо умеет предвидеть, как и
ты, Лоренца. Андре молода, чиста, невинна, и я не люблю Андре. Но когда она
спит, Андре подчиняется мне так же, как ты. В лице Андре я имею жертву, готовую
тебя заменить, а для меня она – безделица, необходимая для моих опытов Андре
способна унестись внутренним взором в область неизведанного так же далеко, и
даже еще дальше. Андре! Андре! Я выбираю тебя для того, чтобы ты помогла моему
возвеличению. Лоренца! Иди ко мне, ты будешь моей возлюбленной, моей
любовницей. С Андре я всесилен, с Лоренцой – счастлив Только с этой минуты я
по-настоящему счастлив, и, не считая бессмертия, я осуществил мечту Альтотаса:
не считая бессмертия, я стал богоравным!
Подхватив
Лоренцу на руки, он рванул на вздымавшейся груди рубашку, и Лоренца прижалась к
нему гак же тесно, как плющ обвивается вокруг дуба.
|
