Глава 32. РАЗОБЛАЧЕНИЕ
Бальзамо
запер входную дверь и появился на пороге комнаты, когда Филипп разглядывал
сестру с испугом, к которому примешивалось любопытство.
– Вы
готовы, шевалье? – спросил граф.
– Готов, –
пролепетал Филипп.
– Итак,
мы можем начать задавать вашей сестре вопросы?
– Да,
пожалуйста, – тяжело дыша, проговорил Филипп – Прежде чем начать, я прошу
вас внимательно посмотреть на вашу сестру.
– Я
и так не свожу с нее глаз.
– Вы
полагаете, она спит?
– Да.
– Следовательно,
она не понимает, что здесь происходит?
Филипп
ничего не ответил, он лишь с сомнением покачал головой.
Бальзамо
подошел к камину, зажег свечу и поднес ее к лицу Андре: она продолжала смотреть,
не мигая.
– Да,
да, она спит, это ясно, – подтвердил Филипп, – но что за странный
сон. Боже мой!
– Итак,
я сейчас начну задавать ей вопросы, – продолжал Бальзамо. – Впрочем,
нет: раз вы боитесь, что я могу позволить себе нескромный вопрос, то
расспрашивайте ее сами, шевалье.
– Да
я пытался только что с ней говорить и даже дотронулся до нее: она меня не
слышит и, кажется, ничего не чувствует.
– Это
потому, что между вами еще не установились необходимые для этого отношения. Сейчас
я вас сведу.
Бальзамо
взял Филиппа за руку и вложил ее в руку Андре.
Девушка
тотчас улыбнулась и прошептала:
– А-а,
это ты, брат?
– Вот
видите, теперь она вас узнает, – заметил Бальзамо.
– До
чего все это странно!
– Спрашивайте!
Теперь она будет вам отвечать.
– Ежели
она ничего не могла вспомнить после пробуждения, как же она вспомнит во сне?
– В
этом и состоит одно из таинств науки.
Вздохнув,
Бальзамо отошел в угол комнаты и сел в кресло.
Филипп
по-прежнему не двигался, держа Андре за руку. Он никак не решался начать
допрос, который должен был подтвердить его бесчестье и открыть имя виновного,
которому, возможно, Филипп не мог бы отомстить.
Андре
находилась в состоянии, близком к исступлению, хотя лицо ее было скорее безмятежно.
Трепеща
от волнения, Филипп повиновался выразительному взгляду Бальзамо и приготовился.
Однако
по мере того, как он думал о своем несчастье, по мере того, как лицо его
омрачалось, Андре тоже стала хмуриться и вдруг заговорила первой:
– Да,
ты прав, брат, это большое несчастье для всей семьи.
Андре
передала, таким образом, его мысль, прочитав ее в сердце брата.
Филипп
не ожидал такого начала и вздрогнул.
– Какое
несчастье? – спросил он, не зная, что на это ответить.
– Ты
прекрасно знаешь, брат, о чем я говорю.
– Заставьте
ее говорить, сударь, и она все скажет.
– Как
же я могу ее заставить?
– Стоит
вам только пожелать, и все произойдет само собой.
Филипп
посмотрел на сестру, продолжая сосредоточенно думать о своем. Андре покраснела.
– Ах,
Филипп, как это дурно с твоей стороны! Почему ты полагаешь, что Андре тебя обманула?
– Значит,
ты никого не любишь? – спросил Филипп.
– Никого.
– Стало
быть, мне предстоит наказать не соучастника, а преступника?
– Я
тебя не понимаю, брат.
Филипп
взглянул на графа, словно желая услышать его мнение.
– Поторопите
ее, – посоветовал Бальзаме.
– Поторопить?..
– Да,
спросите прямо!
– Я
не могу не щадить ее целомудрия – ведь это ребенок!
– Можете
быть спокойны; когда она проснется, она все забудет.
– Да
сможет ли она ответить на мои вопросы?
– Вы
хорошо видите? – спросил Бальзамо у Андре. Андре вздрогнула при звуке его
голоса и повернула в сторону Бальзамо голову, хотя глаза ее по-прежнему ничего
не выражали.
– Я
все вижу. Впрочем, я видела бы лучше, если бы меня спрашивали вы.
– Ну
что ж, сестра, если ты все видишь, расскажи мне в подробностях о той ночи,
когда ты лишилась чувств, – попросил Филипп.
– Почему
бы вам, сударь, не начать с тридцать первого мая? Мне кажется, у вас также были
сомнения относительно того дня. Сейчас самое время узнать все сразу.
– Нет,
граф, – отвечал Филипп, – в этом нет надобности: с некоторых пор я
вам верю. Тот, кто обладает властью, подобной вашей, не станет ее употреблять
ради достижения столь заурядной цели. Сестра! – повторил Филипп. –
Расскажи мне, что произошло в ту ночь, когда ты лишилась чувств.
– Не
помню, – отвечала Андре.
– Слышите,
граф?
– Она
должна вспомнить и рассказать. Прикажите ей!
– Но
если она спала, то?..
– Душа
все видела.
Он
поднялся, протянул руку и сдвинул брови, что свидетельствовало о напряжении
воли.
– Вспоминайте, –
молвил он, – я приказываю!
– Вспоминаю, –
отвечала Андре.
– Боже
мой! – воскликнул Филипп, вытирая со лба пот.
– Что
вам угодно знать?
– Все! –
выдохнул Филипп.
– С
чего начать?
– С
того, как ты легла в постель.
– Вы
себя видите? – спросил Бальзамо.
– Да,
я себя вижу: я держу в руке стакан с питьем, приготовленным Николь… О Господи!
– Что
такое? В чем дело?
– Ничтожная!
– Говори,
сестра, говори же!
– Она
что-то подмешала в воду. Если я ее выпью, я погибла!
– Что-то
подмешала? – вскричал Филипп. – Зачем?
– Погоди,
погоди…
– Сначала
расскажи, что ты сделала с этим питьем.
– Я
поднесла его к губам.., и в эту минуту…
– Что?
– Меня
позвал граф.
– Какой
граф?
– Вот
он! – проговорила Андре, указывая рукой на Бальзамо.
– Что
было потом?
– Я
отставила стакан и уснула.
– А
дальше? Что было дальше?
– Я
встала и пошла к нему.
– Где
был граф?
– Под
липами напротив моего окна.
– Скажи,
сестра: граф не заходил к тебе?, – Ни на мгновенье.
Бальзамо
взглянул на Филиппа с таким видом, который ясно говорил: «Теперь вы сами видите,
сударь, обманывал ли я вас».
– Так
ты говоришь, что пошла к графу?
– Да,
я ему повинуюсь, когда он меня зовет.
– Что
от тебя было угодно графу? Андре не знала, что ответить.
– Говорите,
говорите! – воскликнул Бальзамо. – Я не буду слушать.
Он упал
в кресло, обхватив голову руками, словно не хотел слышать, что скажет Андре.
– Что
от тебя было нужно графу? Отвечай.
– Он
хотел узнать у меня о…
Она
снова замолчала, словно боялась причинить графу боль.
– Продолжай,
сестра, продолжай, – попросил Филипп.
–..об
одной женщине, которая сбежала из его дома, а… – Андре понизила голос, –
сейчас она уже мертва.
Несмотря
на то, что Андре произнесла последние слова едва слышно, Бальзамо разобрал или,
вернее, угадал их. Он глухо застонал.
Филипп
замолчал. Наступила тишина.
– Продолжайте,
продолжайте, – молвил Бальзамо. – Ваш брат желает знать все,
мадмуазель; он должен все узнать. Что сделал тот господин после того, как
получил интересовавшие его сведения?
– Он
ускакал, – отвечала Андре.
– А
ты осталась в саду? – спросил Филипп.
– Да.
– Что
было с тобой потом?
– Когда
он начал удаляться, меня стали покидать силы, и я упала.
– Ты
потеряла сознание?
– Нет,
я по-прежнему спала, но очень крепко.
– Ты
можешь вспомнить, что с тобой случилось, пока ты спала?
– Попытаюсь.
– Что
же произошло? Говори!
– Из
кустов выскочил человек, поднял меня на руки и понес…
– Куда?
– Сюда,
в комнату.
– Ты
можешь сказать, кто был этот человек?
– Погодите..,
да.., да… О! – с отвращением и беспокойством воскликнула Андре. –
Опять этот ничтожный Жильбер!
– Жильбер?
– Да.
– Что
он сделал потом?
– Опустил
меня на софу.
– Что
было дальше?
– Погоди…
– Смотрите,
смотрите хорошенько, – приказал Бальзамо. – Я желаю, чтобы вы
увидели!
– Он
прислушивается… Идет в соседнюю комнату… В испуге отступает Заходит в комнату
Николь… Боже, Боже!
– Что?
– За
ним следом появляется еще кто-то… А я не могу даже встать, защитить себя,
крикнуть: я сплю!
– Кто
этот человек?
– Брат,
брат, где ты?
Глубокое
страдание исказило лицо Андре.
– Кто
этот человек? Говорите, я приказываю! – проговорил Бальзамо.
– Король!.. –
пробормотала Андре. – Это король! Филипп вздрогнул.
– А-а,
я так и думал, – прошептал Бальзамо.
– Он
подходит ко мне, – продолжала Андре, – он мне что-то говорит,
обнимает, целует… Брат! Брат!
Крупные
слезы навернулись Филиппу на глаза; он схватился рукой за эфес подаренной Бальзамо
шпаги.
– Говорите!
Говорите! – властным тоном приказал граф.
– Какое
счастье! Он смутился.., останавливается-смотрит на меня… Испугался чего-то..,
убегает… Андре спасена!
Филипп
задыхался, жадно ловя каждое слово сестры.
– Спасена!
Андре
спасена! – машинально вторил он ей.
– Подожди,
брат, подожди!
Словно
ища поддержки, девушка схватила Филиппа за руку.
– Дальше!
Что было дальше? – спросил Филипп.
– Не
понимаю…
– Как?
– Там,
там, в комнате Николь, с ножом в руке…
– С
ножом в руке?
– Я
вижу его, он смертельно побледнел.
– Кто?
– Жильбер.
Филипп
слушал, затаив дыхание.
– Он
крадется за королем, – продолжала Андре, – запирает дверь, наступает
на свечку, от которой едва не загорелся ковер; он подходит ко мне… О!..
Девушка
бросилась брату в объятья, так и затрепетав всем телом.
– Ничтожество! –
вымолвила она наконец и, обессилев, рухнула на софу.
– Боже
мой! – воскликнул Филипп, не имея сил прервать ее.
– Это
он! Он! – прошептала девушка. Она прильнула к уху брата и, сверкая
глазами, спросила его дрогнувшим голосом:
– Ты
его убьешь, правда, Филипп?
– О
да! – вскричал молодой человек, подскочив на месте.
Он задел
стоявший позади него круглый столик с фарфоровой посудой и опрокинул его.
Посуда
разбилась.
Вслед за
звоном разбитого фарфора стало слышно, как громко хлопнула дверь; потом истошный
крик Андре заглушил все другие звуки.
– Что
такое? – спросил Бальзамо. – Почему открылась дверь?
– Нас
подслушивали? – вскричал Филипп, хватаясь за шпагу.
– Это
был он, – проговорила Андре, – опять он!
– Кто
он?
– Жильбер,
все он же! Ведь ты убьешь его, правда, Филипп? Ты его убьешь?
– Да,
да, да! – воскликнул молодой человек. Он бросился в переднюю, не выпуская
из рук шпагу, Андре снова рухнула на софу.
Бальзамо
побежал за молодым человеком и схватил его за руку.
– Остановитесь,
сударь! – предупредил он. – Тайное станет явным. Уже утро, а слухи в
королевских домах распространяются быстро!
– Жильбер, –
шептал Филипп, – Жильбер спрятался и подслушивал нас! Ведь я еще раньше
мог его убить! Будь ты проклят, негодяй!
– Успокойтесь!
Вы еще встретитесь с ним. Сейчас вам необходимо позаботиться о сестре. Видите,
как она устала от пережитых волнений.
– Да,
я понимаю, она, должно быть, невыносимо страдает, мне самому очень тяжело.
Какое страшное, непоправимое горе! Я этого не вынесу!
– Вы
ради нее должны жить, шевалье, вы нужны ей, ведь у нее, кроме вас, никого нет:
любите ее, жалейте, берегите! А теперь, – продолжал он после некоторого
молчания, – я вам больше не нужен, не правда ли?
– Нет,
сударь! Простите мне мою подозрительность, мои оскорбления. Впрочем, все зло исходит
от вас.
– Я
и не пытаюсь оправдываться, шевалье. Однако, разве вы забыли, что сказала ваша
сестра?..
– А
что она сказала? У меня голова идет кругом.
– Если
бы я не пришел, она выпила бы воду с подмешанным Николь зельем, и тогда на
месте Жильбера оказался бы король. Разве, по-вашему, это было бы меньшее
несчастье?
– Нет,
сударь, все равно… Я вижу, что мы были обречены. Разбудите мою сестру.
– Она
меня увидит и, возможно, догадается, что здесь произошло. Будет лучше, если я
разбужу ее так же, как и усыпил: на расстоянии.
– Благодарю
вас, благодарю!
– Прощайте,
сударь.
– Еще
одно слово, граф. Надеюсь, вы – порядочный человек.
– Вы
имеете в виду молчание?
– Граф…
– Об
этом не стоит говорить. Во-первых, я – дворянин; во-вторых, я решил совсем
удалиться от людей, скоро я позабуду их вместе с их тайнами. Впрочем, если я
когда-нибудь вам понадоблюсь, вы всегда можете на меня рассчитывать. Да нет,
нет, я ни на что больше не способен, я ничего больше не значу на этой земле.
Прощайте, сударь, прощайте!
Поклонившись
Филиппу, Бальзамо еще раз взглянул на Андре: голова ее была запрокинута; по
всему было видно, что она очень утомлена и тяжко страдает.
– О
наука! – пробормотал он. – Сколько жертв ради ничтожной цели!
Он
исчез.
По мере
того, как он удалялся, Андре оживала. Она с трудом приподняла тяжелую, будто
свинцом налитую голову и с удивлением посмотрела на брата.
– Филипп! –
прошептала она. – Что здесь произошло?
Филипп
подавил душившие его слезы и через силу улыбнулся.
– Ничего,
сестренка, – отвечал он.
– Ничего?
– Да.
– А
мне показалось, что я сошла с ума и бредила!
– Бредила?
И что тебе пригрезилось в бреду, дорогая моя Андре?
– Я
видела во сне доктора Луи.
– Андре! –
воскликнул Филипп, пожимая ей руку. – Ты чиста, словно солнечный луч. Однако
все против тебя, все готово тебя погубить. Мы связаны с тобой ужасной тайной. Я
пойду к доктору Луи и попрошу его сказать ее высочеству, что ты больна оттого,
что очень скучаешь по родным местам и что тебе необходимо пожить в Таверне. А
потом мы уедем – либо в Таверне, либо еще куда-нибудь. Мы будем жить друг для
друга, любя и утешая один другого…
– Брат!
Если я чиста, как ты говоришь… – начала было Андре.
– Дорогая
Андре! Я объясню тебе все это потом, а пока готовься к отъезду.
– А
как же отец?
– Отец? –
мрачно переспросил Филипп. – Это мое дело, я сам его приготовлю.
– Так
он поедет с нами?
– Отец?
Нет, это совершенно невозможно! Нет, Андре, мы с тобой уедем одни, только ты и
я.
– Ты
меня пугаешь, друг мой! Мне страшно, брат! Ах, как я страдаю, Филипп.
– С
нами Бог, Андре, – проговорил молодой человек. – Ну, мужайся. Я бегу
к доктору, а ты, Андре, хорошенько запомни: ты заболела от тоски по Таверне и
скрывала это от ее высочества. Соберись с силами, сестричка! Это вопрос чести
для нас обоих!
Филипп
поцеловал сестру и торопливо отвернулся, он задыхался.
Потом он
подобрал оброненную шпагу, дрожащей рукой вложил ее в ножны и бросился к
лестнице.
Спустя
четверть часа он уже стучался в дверь доктора Луи; все время, пока двор
находился в Трианоне, доктор жил в Версале.
|
