Глава 23. ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ
– СОН
Бальзамо
живо отступил назад, руки Лоренцы объяли пустоту и, скрестившись, легли на
грудь.
– Лоренца, –
заговорил Бальзамо, – не хочешь ли ты поговорить со своим другом?
– Да
– отвечала она. – Ты почаще говори со мной: я так люблю твой голос!
– Лоренца,
ты мне частенько говорила, что была бы счастлива, если бы могла жить со мной вдвоем,
вдали от света.
– Да,
это было бы счастье!
– Так
вот я исполнил твое желание, Лоренца. В этой комнате никто не будет нас преследовать,
никто нас здесь не достанет. Мы одни, совсем одни.
– Вот
и прекрасно!
– Скажи,
по вкусу ли тебе пришлась эта комната?
– Прикажи
мне увидеть ее!
– Смотри!
– Какая
прелестная комната! – воскликнула она.
– Так
она тебе нравится? – нежно спросил граф.
– Да!
Вот мои любимые цветы: ванильные гелиотропы, пурпурные розы, китайский жасмин.
Благодарю тебя, мой заботливый Джузеппе. Ты такой добрый!
– Я
делаю все, чтобы тебе нравиться, Лоренца.
– Это
в сто раз больше, чем я того заслуживаю.
– Так
ты согласна?
– Да.
– Признаешь,
что была не права?
– Да,
конечно! Но ты меня прощаешь, правда?
– Я
прощу тебя, если ты мне объяснишь эту странность, с которой я воюю с тех пор,
как тебя узнал.
– Знаешь,
Бальзамо, во мне словно живут две разные Лоренцы: одна тебя любит, другая –
ненавидит; я будто веду двойную жизнь: то я чувствую себя на седьмом небе от
счастья, то испытываю адские муки.
– Иными
словами, одна жизнь проходит словно во сне, другая – наяву, не так ли?
– Да.
– И
ты любишь меня, когда спишь, и ненавидишь, пробуждаясь?
– Да.
– Отчего
так происходит?
– Не
знаю.
– Ты
должна это знать.
– Нет.
– Ну,
поищи хорошенько, загляни себе в душу, спроси свое сердце.
– Да,
да… Теперь понимаю!
– Говори
же!
– Когда
Лоренца бодрствует, она – римлянка, благочестивая дочь Италии. Она полагает,
что знание – это преступление, а любовь – великий грех. Вот почему она боится
ученого Бальзамо, страшится прекрасного Джузеппе. Ее исповедник сказал ей, что
если она будет тебя любить, она погубит свою душу, вот почему она готова
убежать от тебя хоть на край света.
– А
когда Лоренца спит?
– Совсем
другое дело! Она больше не благочестивая римлянка, она – женщина. Она читает
мысли Бальзамо, она проникает в его сердце; она видит, что он – гений,
стремящийся к возвышенной цели; вот когда она понимает, что сама она – ничто в
сравнении с ним. Она хотела бы всю жизнь быть с ним рядом, чтобы в будущем хоть
кто-нибудь ненароком вспомнил имя Лоренцы, говоря о великом… Калиостро!
– Так
мне суждено прославиться под этим именем?
– Да,
да!
– Дорогая
Лоренца! Тебе нравится твое новое жилище?
– Оно
роскошнее предыдущих, но меня радует другое.
– Что
же?
– Что
ты обещаешь жить рядом со мной.
– Стало
быть, когда ты спишь, ты знаешь, как страстно я тебя люблю?
Молодая
женщина подтянула к груди колени; на губах ее заиграла бледная улыбка.
– Да,
я вижу, – проговорила она, – хотя.., хотя, – со вздохом сказала
она, – есть нечто такое, что ты любишь больше, чем Лоренцу.
– О
чем ты говоришь? – вздрогнув, спросил Бальзамо.
– О
твоей мечте.
– Что
это за мечта?
– Твое
честолюбие.
– Скажи
лучше: слава!
– О
Господи!
Сердце
ее не выдержало, и тихие слезы покатились из-под опущенных ресниц.
– Что
ты там увидела? – спросил Бальзамо, потрясенный ее ясновидением, которое
временами пугало его самого.
– Я
вижу блуждающих в темноте призраков; некоторые из них держат в руках свои
головы, увенчанные коронами; а ты.., ты стоишь в самом центре, словно генерал
на поле боя. Ты словно наделен безграничной властью: ты повелеваешь, и все тебе
покоряются.
– Разве
ты мною не гордишься? – радостно воскликнул Бальзамо.
– О,
твоя доброта не позволяет тебе стать великим!.. Кстати, я ищу себя в окружающей
тебя толпе, но не вижу. Меня уже нет… Меня уже не будет, – с грустью
прошептала она.
– Где
же ты будешь?
– Я
умру.
Бальзаме
содрогнулся.
– Ты
умрешь, Лоренца? – вскричал он. – Да нет же, мы будем вместе и будем
любить друг друга!
– Ты
меня не любишь.
– Да
что ты!
– Недостаточно
сильно! – воскликнула она, обхватив голову Джузеппе. – Недостаточно
сильно, – повторила она, прижавшись пылавшими губами к его лбу и осыпая
его поцелуями.
– В
чем же ты меня упрекаешь?
– Ты
слишком холоден. Вот и сейчас ты отступаешь. Ты что, боишься, что я обожгу тебя
поцелуями? Почему ты избегаешь моих губ? Верни мне былой покой, монастырь в
Субиако, ночное одиночество моей кельи. Верни мне поцелуи, которые ты мне
посылал на крыльях загадочного ветра; я видела, как они прилетали ко мне,
подобно золотокрылым сильфам, и душа моя ликовала.
– Лоренца!
Лоренца!
– Не
ускользай от меня, Бальзаме, не ускользай, молю тебя! Дай я пожму твою руку,
поцелую твои глаза: ведь я жена тебе!
– Да,
да, Лоренца, любимая! Да, ты моя жена!
– Зачем
же я живу на свете, если ты страдаешь? У тебя есть нетронутый одинокий цветок,
его аромат взывает к тебе, а ты его отталкиваешь! Я чувствую, что ничего для
тебя не значу.
– Ты
для меня все, Лоренца! В тебе моя сила, моя власть, мой гений, без тебя я был
бы ни на что не способен. Перестань пылать ко мне безумной страстью, не дающей
по ночам покоя женщинам твоей страны. Люби меня так же, как люблю тебя я.
– Но
это не любовь, нет!
– Это,
по крайней мере, все, что я у тебя прошу, потому что ты даешь мне все, чего я
хочу. Для счастья мне довольно обладания твоей душой.
– Счастье? –
презрительно воскликнула Лоренца. – Это ты называешь счастьем?
– Да,
потому что для меня счастье – быть великим. Лоренца протяжно вздохнула.
– Ах,
если бы ты знала, милая Лоренца, что значит читать в людских сердцах, побеждать
их, зная все их слабости!
– Да,
я знаю, что только за этим я вам нужна!
– Не
только! Твоими глазами я читаю в книге будущего. То, чего я не мог бы узнать и
в двадцать лет ценой неимоверного труда и лишений, я узнаю от тебя, невинная
голубка. Ты освещаешь мне подстерегающие меня на каждом шагу ловушки,
расставленные моими врагами; ты сообщаешь остроту моему разуму, от которого
зависят и жизнь, и состояние, и свобода. Когда ты отворачиваешься от
окружающего мира, закрывая свои прекрасные глаза, ты проникаешь внутренним
нечеловеческим взором в тайные глубины бытия! Ты охраняешь мой покой. Ты
делаешь меня свободным, богатым, всесильным!
– А
взамен ты делаешь меня несчастной! – вскричала Лоренца, сгорая от любви.
Она с
жадностью набросилась на Бальзамо и заключила его в объятия; поддавшись ее чувству,
он почти не сопротивлялся.
– Лоренца!
Лоренца! Сжалься надо мной, – прошептал он, пытаясь освободиться.
– Я
тебе жена, а не дочь! Люби меня, как супруг, а не так, как любил меня отец.
– Лоренца! –
пробормотал Бальзамо, затрепетав от желания. – Умоляю, не требуй от меня
другой любви, кроме той, какую я могу тебе дать.
– Но
это не любовь! – вскричала молодая женщина, в отчаянии воздев руки. –
Нет, это не любовь!
– Да
нет же, я люблю тебя.., но непорочно и чисто, как любят святую.
Молодая
женщина отшатнулась так резко, что ее длинные черные волосы рассыпались по
плечам. Она почти угрожающе подняла белоснежную нервную руку.
– Что
это значит? – отрывисто спросила она. – Зачем ты заставил меня
покинуть родину, забыть имя, отречься от семьи, даже от Бога? Ведь ты молишься
другому богу. Зачем ты завладел мною настолько, что сделал из меня рабыню,
лишил мое существование смысла, обескровил? Слышишь? – в отчаянии
продолжала она. – Зачем ты все это сделал? Чтобы называть меня святой
Лоренцой?
Бальзамо
в ответ вздохнул, подавленный безграничным страданием молодой женщины.
– Увы,
в этом твоя вина, вернее, вина Господа. Зачем он создал тебя ангелом с непогрешимым
взглядом, который должен мне помочь подчинить вселенную? Почему ты умеешь
читать в сердцах людей сквозь материальную оболочку, словно книгу через стекло?
Да потому, что ты – ангел чистоты, Лоренца! Ты – прозрачный алмаз, ничто не
омрачает твоего разума; и вот, видя такое незапятнанное, чистое, лучезарное существо,
подобное Деве Марии, Господь желает, чтобы оно сошло на землю по моему зову во
имя спасения созданных им людей; ты – его Святой Дух, витающий обыкновенно над
простыми смертными, не находя среди них места, где можно было бы преклонить
голову.
Пока ты
святая – ты зрячая, Лоренца! Став женщиной, ты потеряешь свой дар.
– Тебе
не нужна моя любовь, – вскричала Лоренца, яростно ударив в ладоши, отчего
они покраснели, – тебе дороже твои недостижимые мечты, твои химеры? Ты
обрекаешь меня на монашеское целомудрие, искушая своим присутствием, чем
неизбежно обрекаешь меня на страдания? Ах, Джузеппе, Джузеппе, ты совершаешь
преступление, вот что я тебе скажу!
– Не
кощунствуй, Лоренца! – воскликнул Бальзамо. – Я страдаю не меньше
тебя. Ну, загляни в мое сердце. Я приказываю! Попробуй сказать, что я тебя не
люблю.
– Зачем
же ты борешься с собой?
– Я
хочу вместе с тобой взойти на трон мирового господства!
– Сможет
ли твое честолюбие дать тебе то, что готова подарить моя любовь? –
прошептала молодая женщина.
Бальзамо
в растерянности уронил голову Лоренце на грудь.
– Да,
да! – вскричала она. – Вот теперь я вижу, что ты меня любишь больше,
чем свое честолюбие, больше, чем власть, больше, чем мечту. Наконец-то ты
любишь меня так же, как я тебя!
Бальзамо
попытался развеять пелену, застилавшую ему разум. Но его усилие оказалось
тщетным.
– Если
ты так меня любишь, пощади меня! Лоренца его не слушала. Она обвила его шею руками,
словно стальными оковами.
– Я
люблю тебя так, как ты хочешь, – проговорила она, – как сестра или
как жена, как святая или как женщина, по поцелуй меня, ну хоть разочек!
Бальзамо
был покорен, побежден ее страстной любовью. Не имея сил сражаться, он прижался
к Лоренце, как железо, притянутое магнитом; взор его горел, грудь яростно
вздымалась, голова запрокинулась.
Губы его
искали губ молодой женщины.
Вдруг
разум вернулся к нему.
Он
взмахнул руками, словно прогоняя дурман.
– Лоренца! –
воскликнул он. – Проснитесь, я приказываю!
В тот же
миг оковы, которые он никак не мог разорвать, спали; обнимавшие его руки опустились;
жаркая улыбка, блуждавшая на пересохших от возбуждения устах Лоренцы, угасла,
словно жизнь, истекавшая с последним вздохом; глаза ее раскрылись, она с силой
взмахнула руками и устало рухнула на софу, вновь смежив веки.
Бальзамо
сел в трех шагах от нее и глубоко вздохнул. – Прощай, мечта! –
прошептал он. – Прощай, счастье!
|
