Глава 39. РЕПЕТИЦИЯ
Как
только началась репетиция, всеобщее внимание было захвачено зрелищем, и о Руссо
забыли. Теперь он мог оглядеться. Он слушал фальшивое пение господ, переодетых
пастухами, и рассматривал дам, кокетничавших, словно пастушки, переодетые в
костюмы придворных.
Принцесса
пела правильно, но была никудышной актрисой. Впрочем, у нее почти не было
голоса, и ее едва было слышно. Не желая никого смущать, король скрылся в темной
ложе и беседовал с дамами.
Дофин
был суфлером. Вся опера шла из рук вон плохо.
Руссо
решил больше не слушать, однако не слышать было нелегко. У него было только
одно утешение: среди пастушек он заметил одну, наделенную не только
очаровательной внешностью, но и прелестным голоском, выделявшимся из хора.
Руссо
сосредоточил на ней внимание и стал пристально рассматривать ее поверх своего
пюпитра, любуясь красивым лицом и в то же время наслаждаясь ее мелодичным
голосом.
Перехватив
взгляд автора, ее высочество скоро поняла по его улыбке, по блеску его глаз,
что он удовлетворен исполнением отдельных сцен и, желая услышать
комплимент, – ведь она была женщина! – она склонилась к пюпитру.
– Разве
это так уж плохо, господин Руссо? – спросила она.
Растерявшийся
и подавленный Руссо промолчал.
– Ну,
значит это было нашей ошибкой, – проговорила принцесса, – а господин
Руссо не решается нам это сказать. Прошу вас, господин Руссо!..
Руссо не
сводил взгляда с очаровательной девушки, которая даже не подозревала, что вызвала
его интерес.
– А-а,
это мадмуазель де Таверне! – сообщила принцесса, проследив глазами за
взглядом Руссо. – Она сфальшивила!..
Андре
покраснела; она заметила, что на нее устремлены взгляды всех присутствовавших.
– Нет,
нет! – крикнул Руссо. – Это не она! Мадмуазель поет, как ангел!
Графиня
Дю Барри метнула в философа гневный взгляд.
Барон де
Таверне, напротив, почувствовал, как сердце его наполняется счастьем, и послал
Руссо одну из самых своих любезных улыбок.
– Вы
тоже находите, что эта юная особа поет хорошо? – спросила Дю Барри у
короля, которого задели за живое слова Руссо.
– Я
не слышу.., в хоре… – отвечал Людовик XV. – Для этого надо быть
музыкантом…
В это
время Руссо оживился, заставив хор пропеть:
К своей
подружке возвращается Колен, Отпразднуем прекрасное событье!
Обернувшись,
он увидел де Жюсье, приветствовавшего его со своего места.
Для
женевского философа оказалось немалым удовольствием на виду у всех дирижировать
придворными, особенно на глазах у того, кто его обидел, дав почувствовать свое
превосходство.
Он
чопорно с ним раскланялся и вновь уставился на Андре: от похвалы она стала еще
красивее. Репетиция продолжалась; графиня Дю Барри помрачнела. Она дважды
пыталась отвлечь Людовика XV, заинтересовавшегося спектаклем, говоря ему
комплименты.
А
сердцем всего спектакля, как нарочно для ревнивицы, явилась Андре. Впрочем, это
нисколько не мешало ее высочеству выслушивать комплименты и пребывать в веселом
расположении духа.
Герцог
де Ришелье порхал вокруг нее с легкостью юноши; ему удалось собрать в глубине театра
кружок насмешников, центром которого была сама принцесса – это очень беспокоило
сторонников Дю Барри.
– Кажется,
у мадмуазель де Таверне красивый голос, – громко сказал Ришелье.
– Очаровательный! –
подхватила ее высочество. – Не будь я эгоисткой, я уступила бы ей роль
Колетты. Впрочем, я выбрала эту роль для себя ради развлечения и не отдам
никому.
– Мадмуазель
де Таверне спела бы ее не лучше, чем ваше высочество, – молвил
Ришелье, – и…
– Мадмуазель
– великолепная певица! – перебил его Руссо.
– Великолепная! –
согласилась ее высочество. – Я должна признаться, что она помогает мне
разучивать роль. А как восхитительно она танцует! Вот я совсем не умею
танцевать.
Нетрудно
себе представить, как подействовали эти разговоры на короля, на графиню Дю
Барри и на всех любопытных, сплетников, интриганов и завистников. Каждый из
присутствовавших наслаждался нанесенным ударом или страдал от боли и сгорал от
стыда, получая этот удар. Равнодушных не было, за исключением, пожалуй, самой
Андре.
Поощряемая
Ришелье, ее высочество заставила Андре пропеть романс:
Над
милым слугою утратила власть я, Со мной расстается Колен.
Все
видели, как король покачивал головой в такт с выражением удовольствия, отчего
все румяна осыпались с лица Дю Барри, подобно влажной штукатурке.
Злобный,
как женщина, Ришелье испытывал наслаждение от мести. Он подошел к
Таверне-старшему, и оба старика превратились в изваяния, олицетворяя собою союз
Лицемерия с Развратом.
Их
оживление возрастало по мере того, как все более хмурилась графиня Дю Барри. Не
выдержав, она резким движением поднялась с места, что было против всех правил
приличия, потому что король еще не вставал.
Подобно
муравьям, придворные почуяли бурю и поспешили укрыться вблизи наиболее сильных
из них. Таким образом, принцесса оказалась в окружении своих друзей, а графиню
Дю Барри атаковали ее приспешники.
Постепенно
интерес к репетиции у присутствовавших угас, их вниманием овладели другие
события. Дело теперь было не в Колетте и не в Колене. Многие думали о том, что
графине Дю Барри вскоре придется, вероятно, пропеть:
Над
милым слугою утратила власть я, Со мной расстается Колен.
– Ты
только посмотри, – прошептал Ришелье, обращаясь к Таверне, – какой
ошеломляющий успех у твоей дочери!
И он
потащил его за собой в коридор, толкнув застекленную дверь; при этом он сбил с
ног какого-то любопытного, заглядывавшего через стекло в зал.
– Чертов
болван! – проворчал герцог де Ришелье, поправляя рукав, смявшийся от
соприкосновения с дверью.
На
отскочившем от двери любопытном была надета дворцовая ливрея, в руках он держал
корзину с цветами.
Когда
удар дверью отбросил его в коридор, он едва не упал навзничь. Однако ему все-таки
чудом удалось удержаться на ногах, а вот корзина перевернулась.
– А-а,
я знаю этого дурака, – со злостью проговорил Таверне.
– Кто
же он? – спросил герцог.
– Что
ты здесь делаешь, шалопай? – спросил Таверне.
Жильбер, –
а это был он, о чем уже, наверное, догадался читатель, – с гордостью
ответил:
– Смотрю,
как видите.
– Вместо
того, чтобы работать!.. – проворчал Ришелье.
– Моя
работа окончена, – спокойно отвечал Жильбер, обращаясь к герцогу и даже не
глядя на Таверне.
– Знаете,
мой Жильбер – прекрасный работник и Прилежный ботаник, – послышался вдруг
ласковый голос.
Таверне
обернулся и увидел де Жюсье. Тот подошел и потрепал Жильбера за щеку.
Таверне
покраснел от злости и пошел дальше.
– Слуги
– здесь? – пробормотал он.
– Тише! –
шепнул ему Ришелье. – Николь тоже здесь… Взгляни. Вот у той двери,
наверху… Резвая девчонка! Она тоже не теряет времени даром!
Это в
самом деле была Николь. Вместе с другими слугами Трианона она с восхищением следила
за спектаклем. Казалось, ее широко раскрытые глаза видели больше других.
Заметив
ее, Жильбер пошел в противоположную сторону.
– Идем,
идем! – обратился Ришелье к Таверне. – Мне кажется, что король хочет
с тобой поговорить.., он ищет кого-то глазами.
Друзья
направились к королевской ложе.
Графиня
Дю Барри стоя разговаривала с герцогом д'Эгийоном. Тот следил глазами за каждым
движением дядюшки.
Оставшись
один, Руссо восхищался Андре. Он чувствовал, как в сердце его разгорается любовь.
Знатные
актеры отправились переодеваться, каждый в свою ложу, где Жильбер расставил свежие
цветы.
Ришелье
пошел к королю, а Таверне, сгорая от нетерпения, остался ждать его в коридоре.
Наконец герцог возвратился и прижал палец к губам.
Таверне
побледнел от радости и пошел навстречу другу. Тот повел его в королевскую ложу.
Там они
услышали нечто такое, что немногим дано было услышать.
Графиня
Дю Барри спросила короля:
– Ждать
ли мне ваше величество сегодня к ужину? Король ответил ей:
– Я
очень устал, графиня. Прошу меня простить! В ту же минуту явился дофин и, почти
наступая графине на ноги и словно не замечая ее, обратился к королю:
– Сир!
Будем ли мы иметь честь видеть ваше величество за ужином в Трианоне?
– Нет,
дитя мое. Я сказал графине, что очень устал. Рядом с вами, молодыми, я
чувствовал бы себя стариком… Я буду ужинать один.
Дофин
отвесил поклон и удалился. Графиня Дю Барри низко поклонилась и вышла, задохнувшись
от злобы.
Король
подал знак Ришелье.
– Герцог! –
сказал он. – Мне нужно поговорить с вами об одном касающемся вас деле.
– Сир…
– Я
был недоволен… Я желаю услышать от вас объяснения. Знаете… Я ужинаю один, составьте
мне компанию. Король взглянул на Таверне.
– Вы
знаете этого дворянина, герцог?
– Барона
де Таверне? Да, сир.
– А-а!
Отец очаровательной певицы!
– Да,
сир.
– Послушайте,
герцог…
Король
наклонился и зашептал Ришелье на ухо. Таверне до боли сжал кулаки, чтобы не выдать
своего волнения.
Ришелье
прошел перед Таверне, шепнув на ходу:
– Незаметно
следуй за мной.
– Куда?
– Сам
увидишь.
Герцог
вышел. Таверне пропустил его шагов на двадцать вперед и пошел следом. Так они
подошли к королевским апартаментам.
Герцог
вошел в комнату. Таверне остался в приемной.
|