Дочь Альбиона
К дому помещика Грябова подкатила прекрасная коляска с
каучуковыми шинами, толстым кучером и бархатным сиденьем. Из коляски выскочил
уездный предводитель дворянства Федор Андреич Отцов. В передней встретил его
сонный лакей.
— Господа дома? — спросил предводитель.
— Никак нет-с. Барыня с детями в гости поехали, а барин
с мамзелью-гувернанткой рыбу ловят-с. С самого утра-с.
Отцов постоял, подумал и пошел к реке искать Грябова. Нашел
он его версты за две от дома, подойдя к реке. Поглядев вниз с крутого берега и
увидев Грябова, Отцов прыснул… Грябов, большой, толстый человек с очень большой
головой, сидел на песочке, поджав под себя по-турецки ноги, и удил. Шляпа у
него была на затылке, галстук сполз набок. Возле него стояла высокая, тонкая
англичанка с выпуклыми рачьими глазами и большим птичьим носом, похожим скорей
на крючок, чем на нос. Одета она была в белое кисейное платье, сквозь которое
сильно просвечивали тощие, желтые плечи. На золотом поясе висели золотые
часики. Она тоже удила. Вокруг обоих царила гробовая тишина. Оба были
неподвижны, как река, на которой плавали их поплавки.
— Охота смертная, да участь горькая! — засмеялся
Отцов. — Здравствуй, Иван Кузьмич!
— А… это ты? — спросил Грябов, не отрывая глаз от
воды. — Приехал?
— Как видишь… А ты всё еще своей ерундой занимаешься!
Не отвык еще?
— Кой чёрт… Весь день ловлю, с утра… Плохо что-то
сегодня ловится. Ничего не поймал ни я, ни эта кикимора. Сидим, сидим и хоть бы
один чёрт! Просто хоть караул кричи.
— А ты наплюй. Пойдем водку пить!
— Постой… Может быть, что-нибудь да поймаем. Под вечер
рыба клюет лучше… Сижу, брат, здесь с самого утра! Такая скучища, что и
выразить тебе не могу. Дернул же меня чёрт привыкнуть к этой ловле! Знаю, что
чепуха, а сижу! Сижу, как подлец какой-нибудь, как каторжный, и на воду гляжу,
как дурак какой-нибудь! На покос надо ехать, а я рыбу ловлю. Вчера в Хапоньеве
преосвященный служил, а я не поехал, здесь просидел вот с этой стерлядью… с
чертовкой с этой…
— Но… ты с ума сошел? — спросил Отцов, конфузливо
косясь на англичанку. — Бранишься при даме… и ее же…
— Да чёрт с ней! Всё одно, ни бельмеса по-русски не
смыслит. Ты ее хоть хвали, хоть брани — ей всё равно! Ты на нос посмотри! От
одного носа в обморок упадешь! Сидим по целым дням вместе, и хоть бы одно
слово! Стоит, как чучело, и бельмы на воду таращит.
Англичанка зевнула, переменила червячка и закинула удочку.
— Удивляюсь, брат, я немало! — продолжал
Грябов, — Живет дурища в России десять лет, и хоть бы одно слово
по-русски!.. Наш какой-нибудь аристократишка поедет к ним и живо по-ихнему
брехать научится, а они… чёрт их знает! Ты посмотри на нос! На нос ты посмотри!
— Ну, перестань… Неловко… Что напал на женщину?
— Она не женщина, а девица… О женихах, небось, мечтает,
чёртова кукла. И пахнет от нее какою-то гнилью… Возненавидел, брат, ее! Видеть
равнодушно не могу! Как взглянет на меня своими глазищами, так меня и покоробит
всего, словно я локтем о перила ударился. Тоже любит рыбу ловить. Погляди:
ловит и священнодействует! С презрением на всё смотрит… Стоит, каналья, и
сознает, что она человек и что, стало быть, она царь природы. А знаешь, как ее
зовут? Уилька Чарльзовна Тфайс! Тьфу!.. и не выговоришь!
Англичанка, услышав свое имя, медленно повела нос в сторону
Грябова и измерила его презрительным взглядом. С Грябова подняла она глаза на
Отцова и его облила презрением. И всё это молча, важно и медленно.
— Видал? — спросил Грябов, хохоча. — Нате,
мол, вам! Ах ты, кикимора! Для детей только и держу этого тритона. Не будь
детей, я бы ее и за десять верст к своему имению не подпустил… Нос точно у
ястреба… А талия? Эта кукла напоминает мне длинный гвоздь. Так, знаешь, взял бы
и в землю вбил. Постой… У меня, кажется, клюет…
Грябов вскочил и поднял удилище. Леска натянулась… Грябов
дернул еще раз и не вытащил крючка.
— Зацепилась! — сказал он и поморщился. — За
камень, должно быть… Чёрт возьми…
На лице у Грябова выразилось страдание. Вздыхая, беспокойно
двигаясь и бормоча проклятья, он начал дергать за лесу. Дерганье ни к чему не
привело. Грябов побледнел.
— Экая жалость! В воду лезть надо.
— Да ты брось!
— Нельзя… Под вечер хорошо ловится… Ведь этакая
комиссия, прости господи! Придется лезть в воду. Придется! А если бы ты знал,
как мне не хочется раздеваться! Англичанку-то турнуть надо… При ней неловко раздеваться.
Все-таки ведь дама!
Грябов сбросил шляпу и галстук.
— Мисс… эээ… — обратился он к англичанке. — Мисс
Тфайс! Же ву при…[65] Ну,
как ей сказать? Ну, как тебе сказать, чтобы ты поняла? Послушайте… туда! Туда
уходите! Слышишь?
Мисс Тфайс облила Грябова презрением и издала носовой звук.
— Что-с? Не понимаете? Ступай, тебе говорят, отсюда!
Мне раздеваться нужно, чёртова кукла! Туда ступай! Туда!
Грябов дернул мисс за рукав, указал ей на кусты и присел:
ступай, мол, за кусты и спрячься там… Англичанка, энергически двигая бровями,
быстро проговорила длинную английскую фразу. Помещики прыснули.
— Первый раз в жизни ее голос слышу… Нечего сказать,
голосок! Не понимает! Ну, что мне делать с ней?
— Плюнь! Пойдем водки выпьем!
— Нельзя, теперь ловиться должно… Вечер… Ну, что ты
прикажешь делать? Вот комиссия! Придется при ней раздеваться…
Грябов сбросил сюртук и жилет и сел на песок снимать сапоги.
— Послушай, Иван Кузьмич, — сказал предводитель,
хохоча в кулак. — Это уж, друг мой, глумление, издевательство.
— Ее никто не просит не понимать! Это наука им,
иностранцам!
Грябов снял сапоги, панталоны, сбросил с себя белье и
очутился в костюме Адама. Отцов ухватился за живот. Он покраснел и от смеха и
от конфуза. Англичанка задвигала бровями и замигала глазами… По желтому лицу ее
пробежала надменная, презрительная улыбка.
— Надо остынуть, — сказал Грябов, хлопая себя по
бедрам. — Скажи на милость, Федор Андреич, отчего это у меня каждое лето
сыпь на груди бывает?
— Да полезай скорей в воду или прикройся чем-нибудь!
Скотина!
— И хоть бы сконфузилась, подлая! — сказал Грябов,
полезая в воду и крестясь. — Брр… холодная вода… Посмотри, как бровями
двигает! Не уходит… Выше толпы стоит! Хе-хе-хе… И за людей нас не считает!
Войдя по колена в воду и вытянувшись во весь свой громадный
рост, он мигнул глазом и сказал:
— Это, брат, ей не Англия!
Мисс Тфайс хладнокровно переменила червячка, зевнула и
закинула удочку. Отцов отвернулся. Грябов отцепил крючок, окунулся и с сопеньем
вылез из воды. Через две минуты он сидел уже на песочке и опять удил рыбу.
|
